— Что значит “не могу”, Пятый, я приказываю продолжать выполнение задания! — раздалось в наушниках.
      Я разглядел на экране две зеленые точки, помеченные “5” и “7”, и бросился туда. Славка стоял перед какой-то дымящейся кучей. Самое ужасное было в том, что куча шевелилась. Я подошел поближе, куча сплошь из серых скорченных тел, и они горели заживо. Одна из серых (я почему-то сразу понял, что это самка) с трудом поднялась на тонкие ножки и, подхватив совсем маленького серого детеныша, бросилась бежать…
      Блинный повел стволом, нажал на гашетку, и живой факел завертелся на месте.
      — Не надо, Слава! — тихо сказал я, заметив движение руки Пятого. Он медленно наводил ствол мини-базуки на нашего командира. Он не успел выстрелить… Блин, вернее, его “дубль-комбез” разлетелся вдребезги на наших глазах. Высокий серый марсианин, стоявший в проходе между домами-грибами, бросил разряженную базуку в красную пыль, сложил тонкие ручонки на груди и с ненавистью глянул на нас своими огромными глазищами. Я опустил ствол огнемета и, не сводя с серого глаз, доложил:
      — “Центральная”, докладывает Четвертый, группа-17. Седьмой выбыл из программы, какие будут указания?
      “Центральная” молчала, связи не было. Что ж, придется брать командование на себя как старшему по званию.
      — Внимание, группа-17! Четвертый принял командование группой! Приказываю прекратить огонь и выдвигаться к точке эвакуации.
      Шкала зарядки на моем экране тревожно светилась оранжевым. Я бросил огнемет вместе с ранцем в пыль, повернулся к серому спиной и, поддерживая под локоть продолжавшего хихикать Славку, двинулся из деревни.
      Я нажал иконку “Print”, еще раз прочитал уже на бумаге свой отчет об операции и поставил внизу свою подпись. Аллее, теперь можно и отдохнуть. Сцепив пальцы рук на затылке, я откинулся в кресле, возложил ноги на стол, едва не скинув “клаву” на пол, и замурлыкал: “Дембель в маю, все по…” ^ общем, без особого значения. Да, скоро май, все растаяло, птички орут оглашенно…
      И чего они так носятся с этой операцией? Замучили уже этими отчетами: что, да как, да почему Четвертый принял решение об отходе, а не закончил операцию… Да пошли они в жопу со своей операцией! Учили, что с “оранжевым” уровнем нужно немедленно выдвигаться к месту подзарядки? Учили. Вот я и выдвинулся…
      А справедливости ради стоит признать — классная программа эта атака на марсианскую деревню, и все так реально прорисовано, особенно трупы этих “серых”, обугленные. Вторую неделю по ночам снятся, в холодном поту просыпаюсь, жрать ничего не могу, тошнит.
      — Ребята! Ребята, скорее! — раздался истошный вопль за дверью. Ради шутки так не орут. Я сорвался с места, грохнув-таки “клаву” на пол, и ринулся в учебный класс.
      Славик, судорожно дергаясь, висел на брючном ремешке, каким-то образом привязанном к крюку плафона, его за ноги старался удержать Кешка. Это он так истошно орал. Я быстро вспрыгнул на стол, на ходу выдергивая штык-нож из ножен, и что есть силы заработал пилой по ремешку. Повалив Кешу, Славик свалился на пол, на шее его явно виделась узкая синюшная полоса. Он, как рыба, судорожно хватал воздух ртом.
      — Что ты, глупенький, — одним взмахом я вспорол ножом ворот комбеза, чтобы Славка мог вздохнуть, — что ты задумал-то, братан?
      — Они живые, — еле слышно всхлипнул Славик. — Они были живые…
      Я постучался, услышав “Войдите”, толкнул дверь. Блинный в парадном офицерском кителе на голое тело, в парадной же фуражке с высокой тульей и летными “крылышками” на кокарде сидел за столом с одинокой бутылкой водки и стаканом. Китель был с полковничьими погонами и массой разноцветных планок, означавших медали и ордена разных стран мира. По крайней мере Звезду Героя, Белого Орла, Пурпурное Сердце и орден Почетного Легиона я узнал сразу.
      — А, сержант Четвертый. — Блинный махнул рукой, мол, обойдемся без доклада, и указал рукой на стул. Я сел. Прапор, точнее — полковник, достал из ящика стола второй стакан и поставил передо мной.
      — Что, дембель, удивлен? — спросил он, наливая водку и кивая на свои погоны.
      — Нет, — спокойно ответил я.
      — А я и знал, что ты не удивишься, потому как прозорлив, собака! — Он опрокинул в глотку напиток, я подумал и последовал его примеру. Что и говорить, после долгого воздержания стакан водки сразу и без закуси — это слишком круто! Я закашлялся, на глазах у меня выступили слезы. Блинный спохватился, быстро распахнул дверцу сейфа и выставил на стол открытые банки с черной икрой и октопусами. Я закусил головоногим и наконец смог перевести дух.
      — А я вот один пью и без закуски, извини уж, — сказал он с каким-то сожалением в голосе. И непонятно было, о чем он сожалеет, то ли о том, что забыл достать закуску, то ли что приходится пить в одиночку. — А ты, как я понял, больше по пивку?
      Блин снова залез в сейф и достал две бутылки темного стекла. Пиво! Свежее, в заиндевевших от холода бутылках. Не иначе в сейфе у Блинного холодильник или наоборот?
      — В общем, так, Мамичев, не буду тянуть кота за хвост. Останешься контрактником?
      Я спокойно сковырнул пробку с пивной бутылки ногтем большого пальца, как когда-то сам Блинный в раздевалке сауны, и приложился к напитку. Живительная влага быстро охладила мою обожженную глотку.
      — Нет, товарищ пра… полковник, не останусь, — заявил я твердо, ставя бутылку на стол.
      — Причины? — спросил Блин, разливая остаток водки но стаканам.
      — Не люблю быть марионеткой. И убивать тоже не люблю.
      Блин усмехнулся:
      — Все мы марионетки, и все мы убиваем. Окучиваешь картошку — и убиваешь колорадского жука, идешь на рыбалку — убиваешь рыбу, на охоту — зверя.
      — Рыба — не человек, — сказал я, цепляя вилкой головку октопуса.
      — Какая разница, и то, и другое — живое. Люди всегда убивали себе подобных, Каина и Авеля вспомни.
      — Мне всегда не нравился Каин, — признался я.
      — Но солдат должен убивать. Помнишь фильм старый с Лановым: “Есть такая профессия — Родину защищать”.
      — Родину? — усмехнулся я. — Ну ладно, когда мы завалили этого Хаттаба — понятно, тот еще урод! Когда разнесли на молекулы Усаму — тоже, спасли мир от опасного террориста. Но для кого мы Саддама выкрали? Да еще накануне войны? Вот эти ордена импортные у вас тоже за защиту Родины нашей многострадальной? Да и хрен с ним, с Саддамом… А там, — я ткнул пальцем в потолок, — там от кого мы Родину защищаем?
      — Догадался-таки, — усмехнулся Блин. — И не ты один наверняка. Вот так всегда с этими “послевузовиками”, всем хороши, только догадливы чересчур. Во всем им надо обязательно разобраться, до всего докопаться. Жалко тебе этих серых человечков?
      — Представьте, жалко. Фантастики в детстве много читал, о братьях по разуму мечтал…
      — Глупости все это! Тут родные братья глотки друг другу режут за бутылку водки, а он марсиан жалеет. Не хочешь ты, Влад, думать глобально, стратегически. Хоть в стратегических игрушках и силен. Человечество слишком быстро плодится, все разговоры о снижении уровня рождаемости — враки. Сам посмотри, повсеместно в городах идет строительство жилья, многоэтажки как грибы растут, а жилья все равно не хватает, и цены на квадратные метры только в гору лезут. Я уже не говорю про Китай и остальных азиатов — плодятся как кролики. Что же нам теперь, блин лохматый, на головах друг у друга сидеть? Вот и приходится выход искать.
      — Значит, Марс давно колонизирован?
      — Давно, — махнул рукой Блинный, — еще немцы на своих “ФАУ” туда летали…
      Он замолчал, уставившись в одну точку, потом залез рукой под стол:
      — Еще по одной?
      Я отрицательно мотнул головой и взялся за свое пиво.
      — Как знаешь… Значит, отказываешься? Жаль…
      Опять непонятно было, что имеет в виду прапор Блин Лохматый с тремя большими звездами на погонах. Ему жаль, что я не составлю ему компанию по распиванию водки или что я не останусь контрактником? А Блинный продолжал:
      — Пойми, Влад, не ты, так другие. Это система! Кто-то должен делать и эту работу. Какое тебе дело до марсиан? Все, почти все на Земле уверены, что их нет, что марсиане — сказки. Вспомни себя полгода назад. Вот и относись к ним как к сказке, компьютерной выдумке. Мочи их, чем можешь, благо техника есть! Так получилось — либо мы, либо они. Марсиане должны исчезнуть. Жизнь жестока, и двум цивилизациям нет места в одной солнечной системе, на одной планете, это — аксиома, это не обсуждается. И сделать все надо тайно, чтобы вышедшее в космос человечество не мучилось потом от сознания собственной вины. Пусть космоархеологи потом находят на Марсе остатки великой цивилизации, а человечество будет скорбеть о “братьях по разуму”, уничтоживших себя в братоубийственной войне, и делать выводы… Понятно? А пока их надо мочить! Но кто это будет делать? В армию сейчас не идут, от военкоматов откупаются, справки у врачей покупают. Да и властители наши… страну развалили, армию тоже, чуть было до нас не добрались, прикинь, при Горбатом зарплату год не платили, блин лохматый…
      — И вы решили проблему финансирования путем выполнения заказов наших иностранных “друзей”? Сколько за Саддама-то от американского конгресса получили? Только интересно, а за Марс кто платит, неужто из нашего дырявого бюджета?
      — Оно тебе надо, блин лохматый, кто и за что платит?! Я повторяю, это работа, и ее надо делать. И ее будут делать! Не ты, так другие, не мытьем, так катаньем. Через год на рынки выйдет “Война миров-3” — наша разработка.
      — Постой, постой. — От возмущения я перешел на “ты”. — Ты хочешь сказать, что, врубая эту игрушку в он-лайне, земные детишки будут “мочить” реальных марсиан с помощью наших “дубль-комбезов”?
      — Не все, только лучшие из них и на чемпионатах, — ухмыльнулся Блин Лохматый, — чтобы все под контролем было. “Дубль-комбезы” слишком дорого стоят, одна доставка в копеечку влетает. Так что лучше, чтобы эту работу делали не детишки, а настоящие мастера, а ты — мастер!
      — Спасибо за комплимент, но не собираюсь здесь гнить заживо…
      Глаза Блинного расширились.
      — Так, может, ты насчет бытовухи переживаешь? Брось, Влад, останешься контрактником, тут тебе такой оклад положат! Квартира, машина, премиальные!
      — И в каком банке их хранить?
      — В любом, — не понял моего сарказма Блин. — У нас невыездных нет. Отпуск — на Канарах, выходные — в городе. Тут поблизости такой городок есть уютный, девки как на подбор — медуниверситет и институт культуры, не то что Люська с Шуркой. Казино, не хуже “Вегаса”, аквапарк с волнами, как в океане. Выслуга идет год за три, пенсия, как у генерала…
      — Похороны за госсчет?
      — Ну конечно! А еще… — Блинный осекся и зло посмотрел на меня. — Издеваешься?! Ну что ждет тебя там, на гражданке? Бездомный, по съемным квартирам мыкаешься, работа за гроши, единственная радость — в игрушки погонять в рабочее время да молодуху задрать. Так еще во время интима думать постоянно будешь, хватит у тебя денег на такси, чтобы до конуры своей добраться, или пехом двигать придется по ночному городу…
      Я подивился осведомленности Блина о моей гражданской жизни, но нашел, чем парировать:
      — Зато у меня не будет желания влезть в петлю, как Славик.
      — Дурак ты, — сказал Блинный устало. — Славик — слабак, мальчишка. Брал бы пример с Кеши, вот это вояка, хоть и пацан еще. Ладно, все ясно, вали отсюда, готовься к дембелю. Я думал, ты соображение имеешь, а ты такой же дебил, как этот очкастый Коля. Он тоже отказался, а остальные согласились…
      — Каждому свое, — сказал я тихо, вспоминая, как колеса Кешиного “Упыря” перемалывали в кашу маленьких серых человечков. — Вы нас… убьете?
      — Еще раз дурак! Зачем вас убивать? Потрем память, запишем новую, и будешь ты своим дурам на гражданке заливать, как служил в мотопехоте и бегал за самогоном в соседнюю деревню. Даже дембельский альбом для тебя приготовили для убедительности. Нам же тоже “запасники” нужны, а вдруг как война большая, тут-то тебе твоя память и пригодится.
      — Это вряд ли.
      — Не ты первый… Ладно, иди, и не советую дергаться, отсюда не сбежишь…
      Я и не дергался, я сидел в коридоре около дверей процедурного кабинета и слушал идиотский треп этого дембеля. Дембель с гнутой бляхой на яйцах взахлеб рассказывал, как они продали местному фермеру хозблоковский трактор “Беларусь” за бочку спирта, а потом пошли в деревню на танцы драться с местными.
      Я понимал, что мне сейчас сотрут память и напишут воспоминания этого идиота. Ну и пусть, это лучше, чем просыпаться ночью в холодном поту, вспомнив, как плевался раскаленными струями твой огнемет, как корчились в огне серые тщедушные фигурки. И Блина Лохматого забыть напрочь, как и не было его. Вот только ребят жалко, особо Кольку, сдружились мы с ним…
      Николай вышел из кабинета в обнимку с бритым здоровяком в ушитом до предела хэбэ, уселся на стул и тупо заржал.
      — Точно, точно, — поддакнул он дембелю, — этот рыжий тракторист тогда со страху чуть в штаны не наложил…
      Бедный Колян, неужели своим интеллигентным родителям он тоже будет рассказывать, как в армии “гонял молодых” и крал у местных кур, чтобы вернуть обратно за выкуп в виде четверти самогона?
      Доктор с марлевой маской на лице вышел в коридор и назвал наши фамилии. Мы с дембелем вошли и сели в “зубоврачебные” кресла.
      — Слышь, зема, а чё это с нами делать-то будут? — спросил меня дембель шепотом.
      — Кардиограмму снимем, блин лохматый, — ответил за меня доктор, мудря над компьютерными клавишами. Голос показался очень знакомым.
      Большой экран мигнул, внутри машины что-то загудело.
      — Еще не поздно передумать, Влад, — тихо сказал “доктор”, подходя ко мне со шлемом.
      — Расчет Четвертый, группа-17, — ответил я, как учили. — Ответ отрицательный.
      — Жаль, очень жаль, — сказал Блинный, надел мне на голову шлем, опустил забрало и запустил программу. Все смешалось перед моими глазами…
      Мы ехали домой, ехали в купейном вагоне, за окнами мелькали маленькие российские деревеньки и лесопосадки, колесные пары ритмично отбивали такт. Что ж, спасибо за отдельное купе.
      Я был наряжен в парадку с идиотскими вставками в погонах, с офицерскими пуговицами вместо уставных, даже с аксельбантами на груди. На ногах у меня были ботинки с ужасно высокими каблуками. При ходьбе по асфальту подковки каблуков громко цокали, высекая яркие искры. Видимо — титановые. Я листал “свой” дембельский альбом, пялился в незнакомые мне лица военнослужащих и на себя с этими самыми военнослужащими в обнимку. Вряд ли я был “там” примерным воином (больно уж озорными были некоторые фотографии), но не лохом — это точно, лохи до сержантов редко дослуживаются.
      Николай сидел за столом, глядел в окно и порою отхлебывал из стакана с чаем. Он меня не узнавал, видимо, по новой памяти мы “служили” с ним в разных частях. А знаете, когда нас привезли на вокзал к поезду, я тоже сделал вид, что не узнал его. “Не узнал” я и Люську. Она стояла на перроне с букетом цветов и грустно смотрела на меня. А я, скотина, обнимался с тем самым уродом, что диктовал нам письма домой. По новой памяти — он мой лучший армейский друг. В последний момент Люська таки подошла ко мне, сунула цветы в руки и поцеловала в щечку, а потом крепко в губы. Теперь я понял, что она имела в виду, когда говорила, что “ее любили до потери памяти”. А я все равно “не узнал” ее. Скорее всего за мной следили, а на хрена мне еще раз проходить эту процедуру по очистке памяти, далеко не безболезненную. Я часа три после того сеанса блевал и мучился головной болью. Теперь вроде ничего, но память мне почему-то не стерли. Вот так! И как-то получилось, что я помню весь срок, проведенный мною в команде-17, и одновременно могу день за днем рассказать о службе сержанта Мамичева в мотострелковой в.ч. 11310. Даже некоторые лица в этом альбоме я начинал “вспоминать”.
      Поезд въехал в тоннель, и я зажмурился от яркой вспышки. Когда стало снова светло, я с удивлением увидел, что Николай стоит в центре купе, держа в руках какой-то мудреный приборчик. Приборчик сверкал синими лучами наподобие того, как сверкает мощная вспышка в фотоаппарате.
      — Все! — сказал Николай. — Если здесь и были “жучки”, то все погорели на хрен. Можешь говорить свободно, привет, Влад.
      — Колян? — сказал я, ошарашенный. — Ты меня помнишь?
      — А то! — Он отложил свою сверкалку, нацепил очки и быстро начал чертить какой-то мудреный график в тетрадке, извлеченной из-под кителя.
      — Так тебе тоже не “промыли мозги”?
      — Попробовали бы они, — усмехнулся Николай. — Я, как Блин про контракт заговорил, прикинул, чем это все пахнет, написал программку для ребят нашей команды, кроме Славки, конечно, на хрен не нужны ему такие воспоминания, и запустил ее в головной компьютер базы. Жаль, что понадобилось только нам двоим…
      — Ну, Колян, ты мастер! — восхитился я.
      Николай скромно улыбнулся и снова принялся чертить свои графики.

Эпилог

      Мы с Коляном до сих пор переписываемся по “АСьКе” правда, в наших посланиях ни слова о прошлом. Просто ехали с армии в одном купе два дембеля-земляка, познакомились и подружились. Бывает такое… Николай сейчас в Москве, в какой-то крутой компьютерной конторе, технологиями будущего занимается, а заодно сочиняет добрые компьютерные игрушки, где никого не убивают. Зовет меня к себе, обещает приличное место, но я пока колеблюсь. “Война миров-3”, кстати, не вышла, несмотря на мощную рекламную кампанию. Думаю, это тоже Колян постарался.
      В “стрелялки” я больше не играю — ни на работе, ни дома. Ни по сети, ни так. Почему-то мне кажется, что, паля из бластера в космического монстра, я убиваю что-то живое, ведь у монстров тоже есть детеныши…
      И еще я повадился ходить в местный планетарий и глядеть в телескоп на звездное небо. А еще на Марс, на его каналы, на его горные хребты и полярную шапку. Иногда глаза мои увлажняются, и по щекам катятся слезы. Работники планетария считают меня чуть-чуть сумасшедшим, я на них не обижаюсь…
      А еще на днях я получил телеграмму: “В ИРАКЕ ЗАТЕВАЕТСЯ ЗАВАРУШКА тчк ХОЧЕШЬ ПОИГРАТЬ зпт ПОЗВОНИ тчк БЛИН ЛОХМАТЫЙ тчк”.
       © Ю.Манов, 2005

Александр Тюрин
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 2012 года, или Цветы техножизни
Повесть из цикла “Откровенный русский киберпанк”