В палате возникли три медсестры. Старшая, Анна Ивановна, могучая как чемпион по греко-римской борьбе, другая — статная дама неопределенного возраста по имени Надежда и по кличке Скорая Сексуальная Помощь, и третья, новенькая, тонкая и черноволосая, которая прикатила тележку с лекарствами и шприцами. У нее же к рукаву был пристегнут гибкий учетный терминал...
      Грамматиков почувствовал, как у него пересохло в горле, чуть ли не склеилось там все.
      Да, брюнетка была похожа и на прабабушку баронессу, и на ту самую Веру, которая чуть не изрезала его на куски. Наваждение, симптом болезни, а не смотреть на нее не получается.
      Анна Ивановна с тоской побежденного богатыря глянула искоса на плесень, затем втянула воздух, погоняла его в своих могучих ноздрях и осталась им недовольна. В отличие от непобедимой плесени, за испорченный воздух было кого карать и миловать.
      — Вот свиньи, — поставила свой диагноз пациентам старшая медсестра.
      — Мы как раз говорили о фэн-шуй, искусстве обретения гармонии, — спешно затараторил Сержант. — Мне кажется, что больного Мурашкина надо выкинуть за дверь, чтобы он не мешал поступлению в палату благотворной энергии ци, на месте того калоприемника неплохо бы поставить фаянсовую вазу, а стену надо бы украсить китайской пейзажной живописью, где все появляется и исчезает в бесконечности Дао...
      — А ну-ка "цыц",— громовой полубас Анны Ивановны раскатился под сводами палаты.— Кто тут мастер пачкать воздух? Кто нарушал режим, а? На раз-два признавайсь.
      — Анечка, — Сержант прокашлялся, — мы все очень любим режим. А вас еще больше, — игриво добавил он, поводив бровью туда-сюда.
      — Что ты там несешь? — уже без ненависти спросила женщина.
      — Любовь — не вздохи под скамейкой и не покупки при Луне, — неряшливо процитировал Сержант. — Лично я курю, пью и занимаюсь сексом только при помощи своего богатого воображения.
      Грамматиков отметил, как быстро сосед легли на волну, приятную самой важной больничной даме.
      — Твое счастье, солдафон, что ты невменяемый, — голос старшей сестры несколько смягчился. — Но если еще раз устроишь перекур, схлопочешь от меня в ухо и это окажется пострашнее любого психзаболевания. Я не хочу из-за тебя перед начальством краснеть, понял. А сейчас быстро приклей датчики на торец обратно.
      — Не извольте сумлеваться, ваше превосходительство моё, — отчеканил Сержант. — Не посрамлю, рад оправдать доверие, буду честно оздоравливать свой микроорганизм...
      — Умолкни, пупсик, а то клизму поставлю, сифонную. А вы, девочки, начинайте творить, чего его слушать, олигофрена.
      Сестра Надя меняла судно, кому надо, проводила экспресс-анализы крови и замеры температуры с помощью сканера глазной сетчатки. Не забывала и пощекотать пациента, если видела, что требуется. Сестра-брюнетка разносила таблетки, делала уколы и ставила капельницы. Руки новой медсестры работали быстро и сноровисто, почти как у робота, но она словно не замечала веселых взглядов, отстреливаемых палатой в ее сторону.
      — А почему эти самые прозрачные демоны смерти не боялись? — не желая терять даром время, спросил у больного Сержанта больной Мурашкин со своей койки у двери. Роболягушата смертельно ему надоели, так что он загнал их под подушку, откуда время от времени высовывались пупырчатые лапки.
      — С чего им боятся? Они ж уже не люди, а переформаты, — бойко ответил Сержант и попытался переключиться на брюнетку. — Сестра, а можно вам комбинашку подарить? У вас какие размеры?..
      — Что значит — переформаты? — не унимался Мурашкин.
      — Один дурень может столько вопросов задать, что сто мудрецов с докторской степенью не ответят, — скупо отозвался Сержант. — Переформаты, и все тут.
      — Но они настоящие или виртуальные?— попробовал щегольнуть знаниями Мурашкин.
      Чрезмерная наивность собеседника не понравилась сержанту.
      — Как же, виртуальные. Ноль очков, пастушок. Мясные, такие же как и мы. Только тело у них более приспособлено для войны.
      — Благодаря киберимплантам?
      — Это — вчерашний день. Их тело — обитель злых духов, приходящих из Бездны. Для них все атомы и молекулы, нуклеотиды и белки, из которых мы состоим — просто детский конструктор. Если вспороть демону брюхо штыком, то он издохнет и потеряет прозрачность, тогда увидишь, что внутри него ползают черви, длинные и тонкие. Это и есть те самые духи... Пациент Грамматиков, что вы кашляете как простуженный бультерьер?
      — А эрекция у демонов когда? — задал Мурашкин свой больной вопрос.
      — Эрекция для понта — всегда. Лежит труп демона, а у него кое-что колом стоит. И усами шевелит, ха-ха.
      Грамматиков почувствовал, что ему полегчало. Сержант наконец разменялся на полный бред, если бы еще черноволосая медсестра свалила и больше не появлялась...
      — Я тебе дам эрекция, — отозвалась старшая сестра по долгу службы. — С эрекцией быстро отправишься к главврачу. Он тебе пропишет ведро брома в задницу.
      — Тогда, друзья, я умолкаю, — нарочито испуганно произнес Грамматиков. — Никакая правда того не стоит, чтобы за нее страдать задницей. А ты, Мурашкин, дави свои прыщи и не занимайся провокациями.
      Брюнетка посмотрела на Грамматикова и внутри него словно проползла змейка. По счастью, долго смотреть новая медсестра не стала и ушла раньше, чем остальные сестры.
      — Больной Грамматиков, в десять часов явиться в процедурный кабинет. Ты ж рисовать умеешь. Покажешь, на что способен? — сказала Надежда напоследок и, крутанув боками, исчезла за дверью.
      Сержант проводил пытливым взором круглую надину попу.
      — Э, почему не я? Почему этот негодный маляр Грамматиков? Я ведь тоже талантище, умею выпиливать лобзиком.
      Больной Грамматиков заскрипел пружинами своей койки, демонстративно натягивая тощее одеяло до самого носа. Впрочем разговор превратился для него из неприятно проникающего в сознание в докучливый, остающийся где-то на периферии. И вдруг покой был снова нарушен.
      — А между прочим, брюнеточка — та самая баба-демон, которая оторвала нашему солдату гениталии, — сказал Сержант. — Не знаю, как этот пацифист Грамматиков, а я обратил внимание на ее ладные ручки. Сдобренная порохом мозолька проглядывает. Как у тех людей, который не столь давно постреливали в нас из автомата? Интересно, что ей здесь понадобилось?
 

2.

      Надо было что-то предпринять. Для начала Грамматиков решил переговорить со старшей медсестрой. Неужто нет способа перевести Сержанта в другую палату, к буйным, к Наполеонам и Гитлерам? Он же заражает всех остальных пациентов этим милитаристским бредом про бои с прозрачными демонами. Это вообще против устоев и законов нашего мирного терпимого свободного общества.
      Но старшая медсестра лишь высмеяла Грамматикова. В больнице института Бехтерева, существующей на остатки обязательного медстрахования, лишних палат нет. И наполеоны лежат вместе с простыми депрессантами.
      И вообще у Сержанта большой прогресс. Поступил апатичным, ни на что ни реагирующим, под себя гадил. Но благодаря применению психотропных наноинтерфейсов и игровым методикам доктора Краснопольского, больной стал снова напоминать человека. Ну, бредит он, бредит, поэтому и лежит пока что в психушке и никак не досаждает нашему мирному терпимому свободному обществу...
      Старшая сестра, явно желая поскорее закрыть скользкую тему, резво снялась с места и убежала по делам. Зато в сестринскую пришли Надя с брюнеточкой. Скорая Помощь активно вступила в разговор о том, о сем. Новенькая же, полуотвернувшись, копалась в шкафу с документацией. Она вообще никак не реагировала на его присутствие, но он сразу же почувствовал...
      Нежная тьма южной ночи, плоды, накапливающие сладость солнца, дурманящая прохлада источника в оазисе, аромат недолговечных цветов, и знак праматерей, Евы и Сары, лоно, рождающее волю и веру...
      Не смотря на бодрое тарахтение и призывные улыбки Надежды, Грамматиков стал пятиться к двери.
      Наконец он выскочил в коридор и поспешно закрыл дверь. Прислонился к стене, пытаясь понять, что произошло.
      Это не могло быть игрой художественного воображения пациента, страдающего от пролежней и неврозов. Присутствие брюнетки было слишком напрягающим. От нее как от паучихи исходила паутина тонких флюидов, проникающих под кожу, сладко входящих в кости, в ткани, властно оплетающих его мозг, легкие, желудок. Все также, как и год назад, когда Вера хотела выудить из него коды доступа.
      Сигналы от брюнетки проходили, не воздействуя на его органы чувств! Если отбросить измышления о сверхчувственном восприятии, остается последнее объяснение. Включились тайные нейроинтерфейсы, год проспавшие в его мозгу, они отобразили эти сигналы в виртуальном окне, превратив их в понятный разуму символ — в свет без тепла и цвета, пронзительный и емкий. Свет не солнца, а Бездны.
 

3.

      По счастью на территории больницы было где погулять. И даже посидеть, посмотреть на "алмазное небо" , показывающее рекламу над Сити. Впрочем рекламных надписей отсюда не видно, только сполохи, похожие на северное сияние, и обрывки фраз: "одно...нежное прикосновение... и вы забудете о геморрое..."
      Двор был изрядно запаршивевшим, влажным, облепленным плесенью, но это было лучше, чем палата.
      Грамматиков выбрал местечко, закрытое с одной стороны мусорными баками, с другой — разросшейся нанопластиковой колючкой, сел на ступеньки, ведущие к заколоченному входу на пятое отделение. Достал кибермольберт. Закрыл глаза. На секунду ему показалось, что он сидит в подвале, а вокруг бродят смертоносные невидимки. Тьфу, бред Сержанта заразным оказался.
      Тут кто-то пихнул его в затылок.
      Сзади стояло двое. Пациенты эти были в пестрых маечках, несмотря на холодный мартовский дождик. Один парень — бритый, с большим количеством дермальной фотоники, которая превращала его в живой экран для демонстрации порнофильмов. Другой — с приторной улыбкой извращенца и длинными белыми волосами, которые у него росли почему-то еще на плечах. Может, геночип оказался дефектным, а может так и было задумано.
      Прямо под кожей предплечий у обоих парней будто змейки ползали... Это ж, черт подери, олигофрены из лечебно-трудового профилактория.
      — Эй, балеринка, это наше место. — сказал "мохнатый", а его товарищ почему-то проверил содержимое своего носа без помощи платка.
      Грамматиков поднялся.
      — Да я не претендую. Вы тут отдыхайте, товарищи, а я пойду потихоньку на ужин.
      — На ужин далеко ходить не надо, птенчик. Мы тобой и здесь поужинаем. Ты ведь нам задолжал.
      В груди образовался и быстро разрастался провал страха, в мигом опустевшей голове рикошетила лишь одна нехитрая мысль. "Я пропал, я пропал, я пропал".
      Из-за мусорных баков появился Сержант и Грамматиков со стыдом убедился, что рад ему, как щенок.
      — Вас представить? — немедленно включился Сержант в "беседу". — В левом углу ринга — начинающий маляр. Я всё правильно сказал, Андрюха?... В правом углу, художники-импрессионисты, которые умеют профессионально рисовать незабудки на чужих лицах.
      Несмотря на положительную характеристику, "мохнатый" не согласился.
      — Эй, мужик, ты че, совсем оборзел? Какие мы тебе художники-сионисты? Мы — нормальные пацаны.
      — Ну да, нормальные пацаны. Как Ахилл и Патрокл. Да, волосатый качок — точно Ахилл, вернее Брэд Питт после успешной лоботомии... Грамматиков, у них силопроводы. Это такие синтетические мышцы из миозин-резины в контриммунной упаковке.
      — Э, кончай базар, и вали по быстрому отсюда, ты нам не должен, — противно акая, сказал "Ахилл" Сержанту.
      — Всему городу было известно, что психиатрическая больница для бедных — плохое место. Что городские власти маринуют тут изрядное количество обычных бандюг. Им разрешили порезвиться во дни воцарения свободы в самом городе, а теперь держат здесь, и тоже не случайно. Чтобы прессовать врагов демократии, вроде тебя, Андрюша, — негромко продолжил Сержант.
      — Хорошо, дядя, постой тут, мы найдем и для тебя занятие, — сказал Ахилл Сержанту и, подойдя вплотную к Грамматикову, задышал в ухо. — Или ты надаешь по рогам этому фраеру, или я займусь твой шоколадной дырочкой, красавчик.
      — Чем меньше способностей, тем больше потребностей, всё по Карлу Марксу, — прокомментировал Сержант. — Эй, молодежь, у меня есть кое-что для вас. Кто хочет закинуться на халяву? Готов поделиться. И не потому, что я такой щедрый — не будь у нас жадности, мы бы напоминали автомат по продаже попкорна. Это я, скорее, из уважения к Гомеру. "Слушай, богиня, налей Ахиллесу, Пелееву сыну."
      — Ну, чего там у тебя? — не без интереса отреагировал Ахилл.
      — Доза порнушного наноинтерфейса, прием оральный, всего лишь двадцать минут он добирается до твоих лимбов, а потом улет, стоны без конца, — с рекламным напором, но без надрыва предложил Сержант. Он улыбнулся облакам, как будто там его ждали более важные дела.
      Предложение Ахиллу не понравилось.
      — А двести двадцать не хочешь? Ошибся адресом, мы тебе не глюколовы и не онанисты. Мы — спортсмены, понял? И от того, что нас здесь маринуют, мы кислее не стали. Так что, труп, подожди пока мы вденем твоему красавчику в задний разъем. Потом мы и с тобой определимся.
      В знак чего-то молчаливый Патрокл снова запустил палец в свою ноздрю.
      — Ковыряющий в носу да отыщет. А вообще содомия стара как мир, и неплохо переживает все потопы, — дал историческую справку Сержант, рисуя что-то прутиком на земле. — Однако наблюдается прогресс и в этом деле, пидорасы-модернисты вшивают в член целое нанохозяйство — помпочки, процессоры, сервера...
      — Я весь в нетерпении, — Ахилл, сопя, подталкивал Грамматикова к дециметровым шипам забора. — Так ты девочка или все же пацан?
      — Вот так в подсознании людей выжил древний обряд инициации, — академическимм тоном сообщил Сержант. — Сделай какую-нибудь пакость и ты превратишься из мальчика в мужа. Иначе тебя опустят. Как много красивых старых обычаев сохранилось в уголовной среде. Наша современная либеральная культура позволяет им быть такими, какие они есть. Развратными, грязными, злыми.
      Приближающаяся физиономия Ахилла источала гниль изо всех щелей. Грамматиков подумал, как бы он мог нарисовать свое отвращение. Зеленовато-желтые потеки на сером фоне...
      — Так ты все-таки девочка? Сладкая моя, хочешь родить от меня маленького? Тут, на зоне, есть специалист, которые умеет превращать мужские половые клетки в яйцеклеточки...
      Грамматиков чувствовал, как снова вязнут его руки и ноги, теряют связь с мыслями, скачущими в голове.
      — Грамматиков, ты не девочка, ты ещё хуже, — взгляд у него Сержанта был ленивый и как будто безадресный. — Ты настоящая спящая царевна. Проснись, наконец. Надо драться. Надо обижать людей, хоть это совсем неинтеллигентно. Ты же говорил, что твоя мамуля была оперативником МВД и мочила бандитов в сортире.
      Спокойствие Сержанта неожиданно распространилось на Грамматикова. Даже ощущение такое появилось, будто его качает на своих волнах Бездна, из которой выплывают миры-левиафаны. И эти левиафаны для Бездны не более, чем едва заметные пузырьки.
      Волна вынесла Грамматикова на больничный двор, как на берег морской. Грамматиков почувствовал и легкость, и могущество, как капитан эсминца. Напор чужой воли, который до этого момента сминал его, вдруг исчез, превратившись в грязь под ногами.
      Перед ним был всего лишь тонкий мир, похожий на бензиновую пленочку, расплывшуюся по поверхности океана. И грозные враги стали тоже тонкими, худосочными...
      В следующее мгновение Грамматиков всадил правый локоть в мягкий от неожиданности живот Патрокла, стоящего позади, а тылом кисти заехал в нос Ахиллу.
      После этого Грамматиков обернулся. Ахилл еще постанывал и закрывал лицо руками. Он был ошеломлен, шокирован, оскорблен. Вместо весьма отработанного спектакля, приносящего "невинные" радости, он подвергся жестокому и вероломному нападению. Но Патрокл уже выходил из согнутого состояния и пытался принять боевую стойку. Даже сейчас дебиловатая улыбочка плыла у него по физиономии. Под толстой кожей его пальцев явно проглядывались расширяющиеся металлические кольца.
      — Упади, Андрюха, — шепнул Сержант, — и что-то потянул у себя изо рта.
      Грамматиков удивился, но послушался. Над ним что-то свистнуло и Патрокл, хрипя, расстелился в грязи. Ахилл попытался припечатать Грамматикова ногой, но тот, неожиданно для себя, впился в нее зубами, получив в ответ протяжный вой. От боли Ахилл даже забыл про приемы уличной драки, которые ему приходилось использовать на начальных этапах своей "трудовой" биографии, вплоть до достижения определенного статуса в уголовной среде.
      Ахилл, наконец, вырвал свою ногу, чтобы влепить ее в в живот тощего "педика", раздавить все там в говно, а потом ухватить это хилое горло и большим пальцем выдавить эти выпуклые рыбьи глаза.
      Но Грамматиков не дал осуществиться этим мечтам. Он перекинул себя вперед брейковским толчком от земли, а потом резко крутанувшись вбок, стригущим движением своих ног подсек Ахилла и проставил ему "штамп" на черепе каблуком ботинка. Потом ещё раз двинул Ахилла по голове — хорошо было слышно как лязгнули зубы пацана.
      Грамматиков попытался снова врезать противнику, но тут кто-то оттолкнул его.
      — Эк тебя колбасит. Остынь, выключи софиты, интервью окончено.
      — Я не знаю, как..., — сразу застеснялся Грамматиков.
      — А я знаю. Ты — консервированный берсеркер в собственном соку.
      Грамматиков сплюнул, но на языке остались как будто волосы с ноги. Хотя он понимал, что это всего лишь остатки ткани от вражеских штанов, его чуть не вытошнило. Ахилл и Патрокл тем временем ползли к дальней стене, полностью сосредоточившись на своих проблемах. А Cержант что-то прятал себе в рот, попутно проверяя прикус. Потом пояснил.
      — Вставная челюсть с расширенными возможностями. А натуральные зубы, друг мой, высадил мне прикладом один милый демон, мир его праху...
      Грамматиков прокашлялся, ситуация оставалась не слишком комфортной. Мучитель Сержант и вдруг в роли напарника.
      — Наверное, я пойду. Спасибо.
      Грамматиков повернулся, чтобы поскорее оставить поле битвы, но Сержант хлопнул его по плечу:
      — Пожалуйста. Тем более, что ты сегодня повел себя не как мальчик, но муж, достойный распевок акына Гомера.
      Сержант достал из кармана бумажку для самокрутки.
      — Может, забьем косячок? Я угощаю.
      — Нет, извините, это не в моем вкусе.
      — Ну, может позволишь дать тебе совет? Я ведь теперь на правах твоего нового друга. После того как нас не удалось поломать грубо физически, враги могут использовать новые более хитрые методы. Не принимай на ночь маленькую желтую таблетку, которую принесет медсестренка. И вообще будь внимательным, как будто уши и глаза у тебя выросли на всех местах.
 

4.

      — Эй, нарисуешь меня, ван-гог ты наш болезный? Или предпочтешь отрезать себе ухо и другие органы в придачу? — спросила Надежда, перехватив Грамматикова в больничном коридоре.
      — Конечно, Надя, о чем разговор. Через пару минут. Хотя я, скорее, не Ван Гог, а Малевич.
      В дальнем конце коридора появилась брюнетка и Грамматиков чуть ли не втолкнул Надежду в процедурный кабинет, сам влетел следом и поскорее закрыл дверь.
      — Не торопись, котик, — промурлыкала Надежда. — Без моего портрета ты далеко не уедешь.
      Медсестра воспользовалась сеансом позирования по полной программе. Занимала позы все более соблазнительные, пока Грамматиков не взмолился, чтобы она наконец угомонилась. "Угомонилась" Надя, лежа на диванчике с соблазнительно приоткрытыми ляжками. Один к одному Луизон с картины рококошного Франсуа Буше. Кое-что шевельнулось в душе больного, да и пониже, приглашение-то было недвусмысленным.
      Может у него и в самом деле все проблемы от сексуальной неудовлетворенности? Все-таки две ночи, проведенные с женщинами за всю жизнь, это явно недостаточно.
      — Алё, чего задумался? Полный вперед, — поторопила его Скорая Помощь.
      — У меня там... после операции заплатка...
      — Вот дурачок. Я же медсестра, сделаю всё сама.
      Она взаправду сделала почти всё сама. Едва ее руки оказались в области его гениталий, Грамматиков отреагировал с той же быстротой, что и тюбик, на который надавили ногой. Но опытная Надя-кудесница не угомонилась и, оседлав пациента, заставила его отреагировать еще раз, с большей пользой для себя...
      Сбросив портрет "Луизон" через радиопорт мольберта на терминал восхищенной медсестры — радуйся теперь без меня — Грамматиков вернулся в палату. Улегся в койку и почувствовал что-то вроде злобы.
      Вместо таинственной брюнетки, ему словно подсунули простую как копейка бабенку, придуманную в небесной канцелярии для услаждения примитивов типа Сержанта. Чего стоят одни только буфера, размером с приличную дыню, которые трясутся над тобой словно на пружинках. Однако, эта бабенка так нехило отбомбилась, что... хочется повторить, — с огорчением признался себе Грамматиков. Также как Сержанту и любому другому павиану.
 

5.

      Маленькую желтую таблетку принимать Грамматиков не стал. Посмотрел как извиваются ленточки с цепким нанопокрытием, предназначенным для мучительной казни мух, нарушительниц больничной границы, и задремал. Вернее, опустился в пустые глубины мира, где плавает лишь рыба-левиафан... Около полуночи Грамматиков проснулся от скрипа половиц.
      По палате шла сестра-брюнетка. Даже не шла, а почти что летела. Вначале ему показалось, что она направляется к нему, но потом взгляд его сфокусировался, привык к бледно-серому свету изношенных фотонических обоев и он понял, что ошибся. Медсестра была уже у койки, где с молодецким посвистом храпел Сержант.
      В руке медсестры был шприц. Почему укол, почему сейчас? Что там с Сержантом могло стрястись?
      Движения брюнетки были легки и точны как у потомственного вампира, нацелившегося на кровеносный сосуд потомственной жертвы.
      Но тут одеяло пациента откинулось и на медсестру посмотрело дуло здоровенного армейского пистолета сорок четвертого калибра.
      — Здравствуй, детка, — Сержант послал воздушный поцелуй. — Может быть, займемся любовью за шкафчиком? Ты Камасутру читала? Позу вешалки знаешь?
      — Ой,— тихонько пискнула брюнетка. Валькирии и демоницы так не пищат.
      — И как ты думаешь, где я прятал своего "Стечкина"? Все правильно, мое судно — моя крепость. Я еще не мочусь и не какаюсь под себя, как некоторые свободолюбцы. По этому поводу пророк абсолютно правильно сказал: "Поистине больше всего наказаний в могиле будет от мочи".
      Сержант полностью отбросил одеяло и сел на койке. На нем были бутсы, штаны и майка. Он оглянулся и заткнул пистолет за ремень.
      — Грамматиков, сдается мне, что ты не спишь, поэтому вставай и во всем слушайся меня... А ты, киска, положи свой шприц вот сюда. И учти, хороший сержант не уступает хорошему демону по скорости реакции.
      Девушка положила шприц на столик рядом с койкой, не отрывая взгляда от рукоятки пистолета, заткнутого за пояс Сержанта.
      — Теперь разворачивайся, — Сержант встал с койки, подхватил шприц и шлепнул послушно повернувшуюся медсестру пониже спины. А затем сделал ей укол прямо через ткань.
      — Надо отметить, господа, что при такой худобе у нее весьма спелая попка. Как персик, я бы сказал. Ну, красотка, давай, танцуй вперед, в ритме вальса, раз-два-три.
      — Вы не имеете права, — поднялся с койки и заторопился следом Грамматиков.
      Произошло. Включился страшный озлобленный маньяк, военный преступник-психопат, который до поры до времени дремал в мозгу Сержанта. Сейчас больной начнет колбасить, а потом убивать и ловить кайф от этого.
      — Значит, ты собрался следить за нарушениями прав вот этого полудемона-получеловека, — буркнул Сержант. — А я тебя, между прочим, за дисциплинированного соратника держу. Так что изволь исполнять приказы. Больничную чип-карту не забудь захватить. И туалетную бумагу.
      Около выхода из палаты стоял здоровенный небритый медбрат породы шкаф. "Вот сейчас-то все и закончится для Сержанта", — подумал Грамматиков и приятное ожидание повеяло как свежий ветерок. Но потом... все произошло быстро и, наверное, для Сержанта, даже весело.
      Он, используя Грамматикова, как опору, ударил медбрата два раза, ногой, в челюсть. А потом еще был третий удар — рукояткой пистолета по затылку.
      — Третий удар — контрольный, для надежности. А теперь затащи этого коллаборациониста в туалет, — велел Сержант Грамматикову. — Только не лишай его там невинности.
      И хотя пол был гладок и как будто годился для волочения большого тела, эта процедура заставила Грамматикова облиться потом.
      А затем он поплелся за Сержантом и медсестрой по коридоре и ощущение беспомощности заставляло его вибрировать. Орать "рятуйте, люди добры" — не по-мужски как-то, да и Сержант может психануть и открыть пальбу...
 

6.

      — Все очень просто, — сказал Сержант, подталкивая Грамматикова и девушку к лифту. — Вот наша трофейная медсестренка с пальчиками, подходящими для дактилосканеров на дверях, вот её смарт-карта, вот ты, раненый боец, пробитый вражескими шариками. То есть, учитывая изменившуюся международную обстановку, шарики уже теперь дружественные, несущие свободу и демократию. Но в любом случае, тебя нужно препроводить на хирургию в соседнем корпусе. Я — помогающая сила. Крепкий, но не буйный. По крайней мере, отсюда мы должны выйти... А ты, киска, давай прикладывай пальчики к сканирующей панели, и делай это безо всяких фокусов.
      Полуобвисшая девушка исполнила приказ в точности и дверь впустила их в лифт.
      В кабине не было панели с кнопками этажей, только сенсор карточного считывателя.
      — Это мне не шибко нравится, — пробормотал Сержант, проводя чип-картой медсестры перед сенсором. — Но, думаю, мы договоримся.
      В этот момент световая вспышка заставила его моргнуть и ругнуться.
      — Это всего лишь попытка опознания. Отпечатка вашей радужки в базе нет, возможно потому что вы — новенький. — Мелодичный бесполый голос исходил непонятно откуда, вернее от акустической решетки, вделанной в стенки лифта. — А что вы так удивились, больной? Я кибероболочка всего этого режимного лечебного заведения. Итак, почему вы не спите?
      — Медсестра ведет пациента Грамматикова на хирургическое отделение, — доложил Сержант. — Я — просто сопровождающий, поддерживаю парня, чтобы не упал. Он совсем плох.
      — Да, эта девушка — штатная медсестра, идентификационный номер Омега-Ноль-Два, опознание совершено по интракорпоральной радиометке.
      Лучик света ударил и в глаз Грамматикова, аж тот подпрыгнул.
      — Добрый день, Андрей Андреевич. Оптический анализ крови, протекающей через сосуды сетчатки глаза, показал, что у вас несколько повышенная температура. Обнаружены и маркеры, свидетельствующие о приеме болеутоляющих средств. Как вы себя чувствуете?
      Сержант пребольно пихнул Грамматикова и тот вяло подтвердил:
      — Мне нужен хирург.
      Кибероболочка, как будто поразмыслив еще немного, двинула лифт вверх и остановила на третьем этаже.
      — Вы должны вначале поставить в известность главного врача. Он до сих пор на работе.
      — Ладно, Грамматиков, выходим, главный так главный, — прошипел Сержант. — Бери красотку под руку и двигай с ней впереди меня в виде "сладкой парочки"...
      Сестра теперь висла на руке Грамматикова, то и дело норовя упасть. При столь тесном контакте, весила она уже не как субтильное создание, а как приличный мешок картошки. Зато никаких сигналов не источала, отчего Грамматиков ощущал постыдную радость.
      Мимо по коридору продефилировал какой-то врач, но, похоже, не обратил внимания на "сладкую парочку".
      — Грамматиков, ты видишь, сонные девушки не такая уж редкость в нашем медштабе. А теперь стоп. Мы оказались в точке бифуркации, — сказал Сержант у двери с надписью "Главный врач. Краснопольский А.М.".
      Дверь открылась и сержант втолкнул сестру и Грамматикова в кабинет. Затем шагнул сам и закрыл дверь.
      Доктор Краснопольский поднялся из-за стола. Хорошо упитанный мужчина немалого роста.
      — Милочка, что с тобой? — спросил он с забавным западнославянским акцентом.
      — Не что, а кто. Статуя командора уступила мне место в очереди, — Сержант выдвинулся из-за девушки и помахал стволом.
 

7.

      — Я знаю, пациент, что этот пистолет не настоящий, вы вырезали его из дерева на занятиях трудотерапией и покрыли микросхемной краской, имитирующей текстуру металла.
      — Конечно, док, — охотно согласился Сержант. — В нашем заведении принято дурачить друг друга.
      Через минуту после начала "приема" для доктора Краснопольского случилось непредвиденное. Его голова была зажата между полом и ногой Сержанта на манер сэндвича.
      Сестра обмякла на стуле, а Грамматиков почувствовал, что у него нет сил не то, что на драку, но даже и на крик. Наверное потому, что ему стало смешно. Ввиду немалых габаритов доктора казалось, что на полу лежит яйцо бронтозавтра.
      — Я достаточно крепок, как вы наверное уже заметили, поэтому могу надавить посильнее и причинить вам довольно неприятные ощущения,— сказал буйный псих Сержант. — Или, может, вы не чувствуете боль?... Кстати, Грамматиков, не вздумай рыпнуться, иначе я сверну доктору шею.
      — Что вы хотите?— проскрипел Краснопольский, явно страдающий от неудобства своего положения.
      — А ничего особенного. Просто вы позвоните сейчас на пост охраны внизу, распорядитесь, чтобы человека с моим именем выпустили наружу. Вы тут хозяин-барин, вас послушают. Это же обычный офисный этаж без особой охраны, а не отделение, набитое буйными антисоциальными психами.
      — Но у меня телефон в другом кабинете.
      — Звоните с мобильного, который у вас в кармане, потом пришлете мне счет.
      — Хорошо, только отпустите мою голову.
      Краснопольский уселся за стол, приглаживая волосы. Достал из кармана мобильник.
      — Даже не пробуйте включить видеокамеру у мобилы, — предупредил Сержант, заодно шаря в карманах доктора и поправляя ему воротник. — И чтоб я видел ваши руки. Сейчас у всех нормальных людей есть скин-коннекторы, не правда ли.