30

После обеда в пансионе Баркеров наступила тишина. Флойд и Сара устроились с книгами на диване в гостиной, Мишель, юная студентка колледжа, занималась в своей комнате, Сюзанна, молодой адвокат, уехала на встречу с возможным компаньоном.

Салли, чисто вымытая и сытно накормленная, полулежала в тепле и уюте под одним из стеганых одеял ручной работы, подложив под спину несколько больших подушек.

Впервые за много, много лет (их даже не сосчитать: примерно, двадцать пять, наконец прикинула она) Салли держала в руках тяжелую книгу, которую она винила во всех горестях мира, называла перехваленным сборником сказок, обвиняла в узости взглядов на мораль, осуждала как догматичную и авторитарную и игнорировала как груз устаревшего, косного знания, мешающий движению человеческого интеллекта вперед.

Это была одна из Библий Сары Баркер.

Салли нашла Псалтырь сразу же. Как раз посередине книги.

«Просто раскрой книгу посередине, — прозвучал голос из далекого прошлого. — Как раз там и находится Псалтырь».

Как звали ту женщину? Да, точно, миссис Гундерсон. Такая старая леди. Сколько Салли ее помнила, она всегда была старой — словно однажды достигла преклонного возраста и навсегда на нем остановилась. Каждое воскресное утро Салли вместе с другими семи-и восьмилетними ребятишками спускалась по лестнице в подвальное помещение церкви, где миссис Гундерсон проводила занятия в маленьком гулком классе с жесткими деревянными стульями и доской, сильно исцарапанной мелом за многие годы службы.

Потом миссис Гундерсон обычно рассказывала им историю из Библии, двигая бумажные фигурки, представляющие героев повествования, по неизменному фланелевому фону синего (небо) и зеленого (трава) цвета. Даже сейчас, лежа в кровати с Библией на поднятых коленях, Салли могла вспомнить эти истории: о маленьком человечке, который забирался на платан; о рыбаках, которые удили рыбу всю ночь, но ничего не поймали; об ученике — кажется, это был Петр, — который пошел по воде навстречу Иисусу; о человеке по имени Лазарь, которого Иисус воскресил из мертвых; о Моисее, Ное и, конечно, Ионе, которого проглотил кит.

Странно. Она выбросила все эти истории из головы еще в младших классах средней школы, но сейчас, в возрасте тридцати шести лет, помнила не только их, но и то глубокое религиозное и нравственное чувство, которое возникало у нее после каждого посещения воскресной школы: я хочу быть хорошей; я хочу делать добрые дела и любить Господа; я хочу носить Иисуса в своем сердце.

Такие старые воспоминания, такие давно забытые чувства! Но воспоминания были приятными, а чувства теплыми и отрадными. Это заставило Салли остановиться и задуматься. Много ли приятных воспоминаний есть у нее? Не очень. Возможно, эти, самые старые, являются самыми счастливыми.

Псалом сто восемнадцатый. Хм-м-м. Длинный. Она прочитала первый стих:

«Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем».

Этого оказалось достаточно, чтобы полностью завладеть вниманием Салли. Она продолжала читать.

Стих третий гласил: «Они не делают беззакония, ходят путями Его».

В стихах четвертом, пятом и шестом развивалась та же тема: «Ты заповедал повеления Твои хранить твердо. О, если бы направлялись пути мои к соблюдению уставов Твоих! Тогда я не постыдился бы, взирая на заповеди Твои».

Как пастор догадался? Она задала ему самый резкий вопрос, какой только могла, а он дал ей именно тот ответ, в котором она нуждалась — в своей ситуации, здесь и сейчас, — представляющий собой очередной шаг в цепи ее размышлений.

Она продолжала читать, и слова снова и снова говорили ей о некой истине, от которой она убегала многие годы, которую отрицала, опровергала и, в конце концов, утратила… но в которой, вероятно, нуждалась более всего.

Абсолютные утверждения. Истинное добро и истинное зло. Забор, точка отсчета, путь к некоему непреложному знанию.

Салли не хотела потерять эти мысли. Она соскочила с кровати и подбежала к стенному шкафу за спортивной сумкой. Свою одежду она отдала в прачечную, так что сумка значительно опустела и содержала сейчас только по-прежнему пугающее количество хрустящих банкнот, записную книжку, которая и нужна была Салли, и… списки из кабинета профессора Линча.

Салли стало дурно при одном виде этих книг — словно они излучали некое зло, словно в них таилась незримая, губительная сила, враждебная ей. Салли испугалась: она почувствовала такой тошнотворный страх и отвращение, с каким зритель полуночного фильма ужасов напряженно ожидает внезапного появления на экране какого-нибудь чудовища.

Все та же четверка бесов, чье присутствие оставалось незримым, но все же ощутимым для Салли, скрывалась поблизости, наблюдала и выжидала удобного момента для наступления. Они неотступно следовали за Салли повсюду и сумели проникнуть за выставленный ангелами заслон, поскольку ни на миг не отпускали ее. Духу отчаяния все меньше и меньше нравилась его работа; чем дальше продвигалась Салли в своем поиске, тем меньше ядовитых семян ему удавалось посеять в ее сознании. Бесу по имени Страх было где развернуться, и он получал страшное удовольствие от своей деятельности, радуясь наличию у Салли списков; но Смерть и Безумие постепенно погружались в разочарование. У Салли появилась какая-то новая цель; демон по имени Смерть больше не встречал радушного приема в ее мыслях, и мысли ее стали слишком ясными и рациональными, чтобы дух безумия мог в них проникнуть.

Все четверо тянули к ней свои когтистые лапы, но в данный момент им не за что было уцепиться.

Салли плотно закрыла сумку, спрятав списки подальше. «Не сейчас. Я разберусь с вами попозже. Я не хочу сейчас мучиться, не хочу бороться. Дайте мне передохнуть. Дайте время прийти в себя».

Бесы отступили и затаились в ожидании.

Салли схватила блокнот и ручку и прыгнула обратно в постель.

«Не покидайте меня, добрые чувства. Побудьте со мной немного, дайте мне изучить и понять вас, дайте мне все обдумать».

Она начала писать очередное письмо Тому Харрису.

Бес по имени Отчаяние шлепнулся на пол рядом с кроватью, держась за живот и жалобно скуля. Смерть и Безумие тоже чувствовали себя не лучшим образом, но свалили вину за все на Отчаяние.

— Ты теряешь ее, жалкая пиявка! Ты здесь за старшего! Сделай что-нибудь!

— Возможно, мне удастся что-нибудь придумать, чтобы напугать ее, — вызвался демон по имени Страх.

— Ты уже сделал это и только подтолкнул ее ближе к истине! — злобно прошипел дух отчаяния.

Наконец у Салли стали слипаться глаза. На данный момент она получила ответы на все свои вопросы, записала свои мысли и теперь могла отдохнуть. Она положила записную книжку на столик у кровати, отодвинула все подушки в сторону, кроме одной, и выключила лампу.

Лежа в темноте, она отметила свое небывало умиротворенное состояние. Впервые за долгое время она не испытывала страха. Вместо этого она чувствовала… что же? Надежду? Да! Должно быть, это надежда. Такое незнакомое чувство, такое непохожее на ее обычные состояния.

Она снова обратилась к далекому прошлому и вспомнила старые чувства и мысли, которые выносила из воскресной школы: Я хочу быть хорошей. Я хочу делать добрые дела и любить Бога. Я хочу носить Иисуса в своем сердце.

Салли взбила подушку и уронила на нее голову. Хм. Иисус. Какое отношение имеет Он ко всему этому?

Ранним воскресным утром Бен Коул стоял в калитке загона для коз у дома Салли Роу — отказываясь верить в происходящее, с тяжелым муторным чувством на душе — и медлил заходить внутрь. Этого не может быть. Такие вещи просто не случаются — во всяком случае здесь.

Он оглянулся на поле, лежащее между домом Поттеров и домиком Салли Роу. Посреди поля стояла миссис Поттер, которая наблюдала за ним, нервно ломая пальцы, но не осмеливалась подходить ближе.

Бен снова перевел взгляд на сарай. Два козленка, Буфф и Барт, были живы, но тряслись от страха и возбуждения. А что касается Бетти, козы…

Наконец Бен шагнул в загон, прикрыв за собой калитку, и осторожно двинулся по засыпанной соломой земле, взглядом выискивая какие-нибудь следы. Он подошел к изуродованному телу Бетти. Ее убили недавно. Должно быть, прошлой ночью.

Бен обернулся и крикнул миссис Ноттер:

— Вы не слышали никаких подозрительных звуков?

— Нет, — ответила она.

Бен осмотрел труп животного. Никаких улик. Никаких отпечатков ног вокруг. Однако земля в загоне имела такой вид, будто ее подмели и разровняли граблями, уничтожая все следы.

Миссис Поттер подошла поближе, но по-прежнему отво дила взгляд в сторону.

— Вы позвонили в полицию? — спросил Бен.

— Я позвонила вам.

Бен улыбнулся:

— Я больше не служу в полиции.

— Знаю. Но я хотела, чтобы приехали именно вы. Я не доверяю сержанту Маллигану. Не думаю, чтобы он захотел предпринять что-нибудь в связи с эти делом.

Бен отошел от тела Бетти и подошел к миссис Поттер, стоящей у забора. Он жалел, что у него нет фотокамеры, чтобы заснять все это.

— Ну что ж, — сказал он, — я собираюсь кое-что предпринять.

Бетти лежала на соломе с перерезанным горлом, у трупа была слита вся кровь до капельки, а все четыре ноги, чисто и умело отрезанные, пропали без следа.

Утренний воздух веял прохладой, но дрожь, пробегавшая по телу Бена, не имела никакого отношения к погоде. Глубоко в душе он чувствовал приближение какой-то большой беды.

«Что ж, наверное, стоит попробовать, — подумала Салли. — Это как раз то, чего я еще не пыталась сделать. Возможно, это поможет мне добыть дополнительную информацию, которая положит конец моим поискам. Возможно, тогда обретут ясность некоторые старые воспоминания, которые до сих пор остаются туманными. Интересно будет получить представление о религиозной культуре средних американцев. Возможно, это…»

— Только возьмите куртку, — сказала Сара Баркер. — Флойд уже разогревает двигатель.

Салли ответила несколько запоздало:

— Да, конечно поеду. Почему бы и нет?

Таким образом, прекрасным теплым утром в воскресенье она оказалась перед маленьким белым зданием аштонской церкви, расположенной на холме на улице Поплар. Люди уже собирались в церкви, они переговаривались, смеялись, обнимались друг с другом при встрече, как старые друзья, вели за руку маленьких детей, призывали стариков поторопиться: служение начиналось.

Сара не жалела сил, чтобы представить Салли всем до единого.

— Привет, Энди! Это Бетти Смит. Как дела, Эдит? Позволь представить тебе Бетти Смит, нашу новую постоялицу. Сесил, я страшно рада видеть тебя в добром здравии. Познакомься с Бетти Смит.

Салли улыбалась и пожимала протянутые ей руки, но несколько отвлеченно. Вид маленькой девочки в выходном платье, которая держалась за руку матери и прижимала к груди Библию, воскресил в памяти картины прошлого.

«Тридцать лет назад это была я».

Салли вспомнила себя в прелестном платьице и с яркой ленточкой в волосах, Она тоже прижимала к груди Библию — подарок женщины, которая тогда держала ее за руку, ее попечительницы. Мать Салли, пристрастившаяся к алкоголю, никогда не оказывала на нее благотворного влияния, и напротив, тетя Барбара всегда водила ее в воскресную школу. Тетя Барбара серьезно относилась к религии, и Салли в те дни уважала это. Тетя Барбара поступала хорошо, и, да, Caлли чувствовала, что это правильно.

— Пожалуй, нам стоит войти внутрь, — сказала Сара, и ее голос вернул Салли к действительности.

Они поднялись по ступенькам, прошли сквозь двойные двери и оказались в небольшом вестибюле, где прихожане, разбившиеся на несколько групп — в одной стоял Флойд, — все еще обсуждали разные события последней недели.

О, на стене здесь висел график посещаемости воскресной школы. Салли помнила такой график. И помнила еще, что всегда приносила пожертвования; в те дни это было для нее важно.

Ее окружали самые разные люди: некоторые в нарядной одежде, некоторые — просто в джинсах. Были здесь и старики, и много молодежи; множество маленьких детишек наводило на мысль о протестантском детском садике при церкви.

Салли сразу же пришлось признать, что — независимо от того, принадлежит она или нет к христианской церкви, — у нее нет никаких оснований чувствовать какое-либо неудобство. Основанием могло бы служить отсутствие подобающей одежды — Салли была в брюках и блузке, а куртку надеть не могла, поскольку та была распорота ножом, не говоря уже об отсутствии одного рукава — но теперь она поняла, что одежда здесь ни в малейшей степени не определяет отношение к человеку, равно как расовая принадлежность или социальное положение.

«Что ж… похоже, я не буду чувствовать себя здесь неловко».

Она проследовала за Флойдом и Сарой к деревянной скамье в заднем ряду и села. Когда она в последний раз сидела на такой скамье, ее ноги не доставали до пола. Это было, когда… Томми Кребс! Да, теперь она вспомнила этого противного мальчишку, стриженного «ежиком», с черным фломастером без колпачка. В конце концов, она немного поболтала с ним, и он ненадолго угомонился — пока не чиркнул фломастером по ее коленке. Да, все это произошло на точно такой же скамье, перед первым уроком в воскресной школе. О! Что за гимн обычно пела она вместе с другими ребятишками? «Иисус меня любит, я знаю. Так сказала мне Книга Святая». О да. Эта песня была одним из старейших хитов американского протестантизма. Удивительно, что она до сих пор помнит ее.

Салли попыталась расслабиться и поверх голов обвела взглядом маленький зал церкви. О, а вот и пастор — Ханк Как-его-там; он заканчивает разговор и занимает место за кафедрой. Сегодня, в костюме и при галстуке, он больше походил на пастора, но Салли знала, что никогда не забудет, как этот молодой парень возился с унитазом в пансионате.

Похоже, ей предстоит интересное переживание. Пока Салли ничуть не наскучило сидеть здесь: ведь ей нужно так много увидеть и запомнить, привести в порядок так много чувств. Нет, скорее она была поглощена происходящим.

«Но… что я, собственно, делаю здесь? — с удивлением подумала она. — Неужели я пришла сюда просто потому, что меня пригласила Сара?»

Нет, на самом деле нет. Приглашение явилось толчком, каким могло послужить любое другое обстоятельство, но никоим образом не истинной причиной. Салли хотела оказаться здесь, хотя осознала это только сейчас.

"Может, меня привело сюда любопытство?

Нет, нечто большее. Любопытство — это одно, страстное желание — совсем другое.

«Желание? Но какое желание — воскресить милые сердцу воспоминания? Ностальгия?»

Нет, нечто большее. Скорее неотступное, всепоглощающее чувство, что через тридцать лет она, пройдя по кругу, вернулась к исходной точке и вновь обрела — с прежней полнотой — истину, великое сокровище души, которым некогда обладала, но которое потеряла. Она не помнила, чтобы в далекие годы посещения воскресной школы ее жизнь была такой шаткой и ненадежной, какой стала впоследствии. Тогда в ней просто жила какая-то убежденность, твердая уверенность во всем.

Наверное, отчасти дело в этом. Вероятно, те давние чувства были последней твердой опорой под ногами Салли.

«Да, тогда все было совсем иначе».

Салли, Сара и Флойд немного потеснились, чтобы освободить место для девушки, которая села рядом с Салли.

— Привет, — сказала она, протягивая руку. — Я Бернис Крюгер.

— Э-э-э… Бетти Смит. — Салли постоянно приходилось следить за тем, чтобы назвать нужное имя,

— Это наша новая постоялица, — сказала Сара.

— О, замечательно, — сказала Бернис. — Вы недавно в нашем городе?

— Да.

— Приехали по какому-нибудь делу?

— О… просто путешествую.

— И как давно вы здесь?

— Э-э-э…. Я только вчера приехала. — Салли надеялась, что девушка не пустится в подробные расспросы. Она решила сама поменять тему. — А чем вы занимаетесь?

— Работаю в местной газете. Я журналист и заместитель главного редактора, а кроме того мою кофейные чашки и выношу корзины для мусора.

— О, это интересно. Бернис рассмеялась:

— Иногда действительно интересно. Что ж, добро пожаловать в наш город.

— Спасибо.

Наступила небольшая пауза. Бернис перевела взгляд на сцену, и Салли решила, что разговор закончен, но тут Бернис снова повернулась к Салли, словно ее осенила какая-то мысль.

— Если я могу что-нибудь сделать для вас, пожалуйста, дайте мне знать.

Это предложение прозвучало несколько неожиданно. "Интересно, о чем подумала эта Бернис Крюгер? Неужели я произвожу такое жалкое впечатление? Салли оценила сочувствие девушки, но знала, что никогда не сможет принять его.

— Спасибо. Я учту это.

Началось служение — и оно давало полное представление о фундаментализме среднего класса. Салли решила оставаться объективным наблюдателем и делать мысленные заметки.

Содержание песнопений показалось ей достойным внимания: во всяком случае, в них говорилось о любви к Господу и Иисусу Христу, о поклонении и преданном служении Отцу Небесному и Его Сыну, и было совершенно очевидно (иного Салли и не ожидала), что эти люди искренне верили в чувства, выраженные в гимнах, и с великой убежденностью руководствовались ими в жизни.

По ходу служения — когда от песнопений прихожане перешли к рассказам о личном духовном опыте — Салли вдруг поймала себя на том, что наблюдает за происходящим с неподдельным увлечением. Ей нравилась царящая здесь атмосфера. Эти люди были счастливы, и хотя форма богослужения казалась несколько странной и непривычной для человека постороннего, Салли понимала и ни на миг не забывала, что по сравнению с ее собственными занятиями йогой и медитацией происходящее здесь действо было безопасным, нормальным и даже поистине умиротворяющим.

Настало время молитвы, и пастор Буш стал выслушивать просьбы прихожан. Попросил о молитве пожилой мужчина с серьезным растяжением связок, а также молодая женщина, охваченная тревогой за своего мужа, который «не знает Господа», молодой отец семейства, оставшийся без работы, и женщина, сестра которой родила недоношенного ребенка.