17

Предложение шотландца вызвало всеобщее оживление и продолжительную дискуссию, но мнения разделились, и нас решили оставить в покое до возвращения Героя. Отвели в центр деревни и приказали сидеть смирно и ждать. Появление атамана рассеяло все сомнения касательно нашей участи.

Предводитель маронов оказался великолепно сложенным мужчиной почти двухметрового роста с темной, как тропическая ночь, кожей и литыми мускулами. Щеки его покрывали традиционные племенные шрамы и татуированные знаки. Из головной повязки поверх густых и жестких курчавых волос торчало длинное ярко-красное перо из хвоста попугая. Открытая, добродушная улыбка на губах Героя странно контрастировала с пылающим в глубине его зрачков огнем. Скудный наряд из перехваченных широким кожаным поясом рваных парусиновых штанов как-то не очень соответствовал облику вождя, но его мощная фигура с поистине королевской осанкой подавляла величием и внутренним достоинством прирожденного лидера. Заметив Томаса, он громко вскрикнул от удивления, а при виде Филлис бросился к ней, приветствуя радостным смехом и теплым рукопожатием.

— Добро пожаловать, сестра! Ты все-таки решилась присоединиться к нам, но почему так долго раздумывала?

Внимательно выслушав их рассказ, Герой отправился вместе с мужчинами обсуждать нашу дальнейшую судьбу. Пользуясь среди своих непререкаемым авторитетом, он все же не мог не считаться с мнением других, поскольку у маронов существует обычай: все важные проблемы решать на общем собрании. Мы снова остались одни на небольшой поляне посреди деревни. Какое-то время нам никто не докучал, но вскоре из окружающих прогалину хижин начали выбираться голые ребятишки всех возрастов, от годовалых младенцев до подростков, окружая нас и разглядывая с нескрываемым интересом. Вслед за ними высыпали на поляну матери. Разогнав детей по домам шлепками и угрозами, сами женщины остались снаружи, снедаемые, вероятно, тем же жгучим любопытством, что и их шустрые чада.

Двое из них узнали Филлис и обратились с приветствием на незнакомом языке их далекой и навсегда утраченной родины. Филлис отвечала им на том же гортанном наречии. Я не понимала ни слова, но речь, видимо, шла о каких-то серьезных вещах, потому что она то и дело кивала на меня и Минерву, а собеседницы хмурились, качали головой и сочувственно цокали языком. Затем они покинули нас и вернулись к остальным, обступившим их тесной толпой. Выслушав знакомых Филлис, женщины разбежались по своим хижинам, но тут же потянулись обратно, неся в руках кожаные бурдюки со свежей водой, кукурузные лепешки и глиняные горшки с кашей, щедро сдобренной тушеным мясом, овощами и бобами. Съестного оказалось так много, что Филлис пригласила всех присутствующих присоединиться к трапезе и незаметно подмигнула мне.

— Ну вот, моя милая, можешь больше ни о чем не беспокоиться. Что там надумают мужчины, уже не имеет значения. Все уже решено без них!

Слова ее оказались пророческими. Нам позволили остаться и приняли в общину. Я никогда прежде не видела Филлис такой довольной и счастливой. Она перестала смотреть на мир затравленным взглядом, морщины на ее лице разгладились, и оно приобрело спокойное, умиротворенное выражение. Герой и его жена приютили нас на первое время, но нам хотелось как можно скорее обзавестись собственным домом. Строили его всей деревней. Жили мароны в незамысловатых сооружениях из обмазанных глиной плетеных ивовых прутьев и пальмовых листьев, но у каждой хижины имелся свой маленький дворик и сад, дающий обильный урожай плодов хлебного дерева, бананов, лимонов, апельсинов, ананасов, манго, папайи и других фруктов. Мужчины расчистили клочок земли под строительство и садовый участок, а женщины помогли возвести стены, настелить пол и покрыть крышу. Оглядев новостройку со всех сторон, Филлис удовлетворенно вздохнула и призналась:

— У меня такое ощущение, будто я вернулась домой, в Дагомею!

Мы вскопали небольшой огород, в котором посадили ямс, сладкий картофель, маис и маниоку. Саженцы фруктовых деревьев начнут плодоносить только на следующий год, но соседи обещали до той поры снабжать нас провизией в обмен на посильную помощь в обработке их угодий. Нет, мы вовсе не были кому-то в тягость. Пищи хватало на всех с избытком, в том числе мясной. Свиньи и куры свободно бродили по деревне и ее окрестностям в поисках подножного корма, а расплодившиеся козы до того обнаглели, что детям приходилось то и дело выгонять упрямую скотину с семейных делянок.

Идиллическое существование на лоне природы оказало благотворное влияние как на дух и настроение Филлис, так и на ее внешность. Кожа, прежде серая и тусклая, с каким-то нездоровым пыльным оттенком, приобрела благородный лоск, а неестественная худоба сменилась приятной полнотой. Отбросив и преодолев былые страхи, она заново научилась улыбаться, смеяться и радоваться жизни. Томас тоже не терял времени даром. Быстро нашел подружку под стать себе ростом — тихую и застенчивую молодую женщину родом из Сенегала — и перебрался в ее хижину. Судя по его довольной физиономии, все у него складывалось наилучшим образом.

Мы с Минервой всегда спали рядом. Просыпаясь среди ночи, я подолгу лежала с открытыми глазами и вслушивалась в ее безмятежно-ровное дыхание. Я наслаждалась вновь возникшей между нами близостью и в то же время ужасно боялась, что обретенное счастье окажется хрупким и недолговечным. Интуитивно ощущая нависшую над нами угрозу, я утратила покой и сон и все чаще бодрствовала до первых петухов в мучительных раздумьях о том, как же ее избежать. Прошло уже несколько недель с момента нашего появления в горном убежище, но угнетающее чувство близкой опасности не только не отпускало меня, но и нарастало с каждым днем.

Как-то раз мне приснился кошмарный сон, от которого я пробудилась в холодном поту и до самого рассвета дрожала от страха, уставясь в потолок и не осмеливаясь вновь сомкнуть глаз. Этот кошмар потом преследовал меня на протяжении долгих месяцев и навсегда врезался в память, но из того первого сна я запомнила только обрывок фразы, произнесенной хриплым, зловещим шепотом:

— Он идет за тобой…

Я услышала его столь же ясно и отчетливо, как наяву, и проснулась вся мокрая, с бешено колотящимся в груди сердцем. Кто-то прижался ко мне и обнял, дыша прямо в ухо.

— Что с тобой, Нэнси? — послышался в темноте встревоженный голос Минервы.

Должно быть, я вскрикнула, просыпаясь, и разбудила ее.

— Мне приснился страшный сон, — с трудом выговорила я, превозмогая дрожь; возможность поделиться с близким человеком позволила мне немного успокоиться и перевести дыхание. — Даже не сон, а что-то похожее на видения твоей матушки. Они ищут меня, Бартоломе и мой брат Джозеф. Я это точно знаю! Даже сейчас они охотятся за мной и не успокоятся, пока не нападут на след. Из-за меня всем жителям деревни грозит смертельная опасность. Я не могу здесь больше оставаться и должна уйти.

Минерва надолго замолчала. Подобно матери и другим соплеменникам, она истово верила в вещие сны и восприняла мои слова серьезно.

— Может, все не так уж и плохо? — произнесла она наконец с надеждой в голосе. — С чего ты взяла, что они нас непременно найдут?

— Дьюк говорил, что у бразильца есть свора собак, специально обученных выслеживать беглых рабов. К тому же он достаточно богат, чтобы нанять целую армию шпионов.

— Все это так, но обнаружить наше убежище совсем не просто, — возразила Минерва. — Сколько лет уже ищут, и все никак найти не могут!

— Раньше у них не имелось веских причин усердствовать в его поисках. Существование маронов раздражало плантаторов, но не очень их беспокоило. С моим появлением здесь все изменилось. Я чистокровная англичанка, наследница крупного состояния да еще и сбежавшая невеста в придачу. Тут замешаны большие деньги и большие амбиции. Уверяю тебя, они из кожи вон вылезут, лишь бы вернуть меня обратно!

— Но лагерь хорошо защищен, — привела еще один довод в поддержку своей позиции Минерва. — А на худой конец мы всегда можем укрыться в пещерах.

— И чего мы этим добьемся, кроме того, что спасем свои шкуры? Они срубят под корень политые нашим потом сады и сожгут наши дома, оставив на их месте бесплодное пепелище. Нет, я не вынесу, если такое случится по моей вине! — Я приподнялась на локте, пытаясь разглядеть во мраке лицо подруги. — Сердце мое обливается кровью при мысли о том, что мне придется расстаться с тобой и Филлис, но я не могу поступить иначе.

— Когда ты собираешься нас покинуть? — спросила она после паузы.

— Пока не решила, но лучше не затягивать с отъездом. Каждый лишний день, проведенный мною в деревне, только приближает и увеличивает опасность.

Естественно, после такого разговора мы обе так и не смогли больше уснуть. Минерва встала с первыми лучами солнца и растопила очаг. По утрам в горах нередко случаются заморозки, и воздух прогревается в достаточной степени лишь ближе к полудню. Закутавшись в одеяло, я тоже подсела к огню и с удовольствием выпила чашку заваренного Минервой горячего, ароматного чаю.

— Если ты уедешь, — сухо бросила она через плечо, не глядя на меня, — я отправлюсь с тобой.

— О чем ты говоришь?! — возмущенно воскликнула я. — Что это вдруг на тебя нашло? Твое место здесь, рядом с матерью и соплеменниками. Без меня вы будете в безопасности и заживете спокойно и счастливо.

Должна признаться, что великодушное предложение Минервы обрадовало меня и тронуло до глубины души. Меня страшила неизвестность, пугало туманное будущее, и я совершенно не представляла, куда направиться и как перенести разлуку со ставшими мне родными и близкими людьми. Господи, какая же я эгоистка и почему все время думаю только о себе?! Я приводила все новые и новые аргументы, с жаром убеждая подругу, что ей незачем ехать со мной и она просто обязана остаться с матерью. Минерва слушала меня с непроницаемым выражением лица, а когда я окончательно выдохлась, едва заметно покачала головой и твердо заявила:

— Все, что ты сейчас говорила, не имеет значения. Либо мы обе остаемся здесь, либо уезжаем вместе!

18

Худшие мои опасения получили подтверждение уже на следующий день. Тим Мак-Грегор вернулся со свежими новостями из Порт-Ройяла, куда он частенько наведывался под видом мелкого разносчика. Очень удобное прикрытие, позволяющее не только добывать полезную информацию, но и приобретать для общины материю, стальные ножи, порох, свинец и другие товары, которые мы не могли производить самостоятельно. Во время последней вылазки шотландец чуть не угодил в лапы стражников. За ним гнались, но ему посчастливилось оторваться от преследователей. Отдышавшись и придя в себя, Тим сообщил, что за любые сведения обо мне и похитивших меня беглых рабах назначена крупная награда.

Выходит, официально я считаюсь похищенной. Надо же! Мне и в голову не приходило, что они додумаются до такого абсурда.

— Не дай бог, ежели кого из наших схватят, — продолжал Мак-Грегор. — Такую казнь измыслят, что лучше, не дожидаясь, самому повеситься. Тут ведь еще и бразилец замешан. Этот ублюдок ни перед чем не остановится! Объявил, что заплатит за головы похитителей вдвое больше властей, а за живых и вовсе озолотит. Ох, не нравятся мне его посулы! Как бы кто не соблазнился.

Почесав бороду, шотландец обвел собравшихся сумрачным взглядом. Эти люди были изгоями общества, беднейшими из бедных. Последний городской нищий был богачом по сравнению с ними. А предложенное Бартоломе вознаграждение составляло такую сумму, которая могла любого ввести в искушение. Но даже если среди них не найдется предателей, деревня все равно обречена. Рано или поздно бладхаунды бразильца отыщут убежище маронов, и тогда…

Сообщение Мак-Грегора сильно обеспокоило Героя. Он приказал удвоить караулы и выставить дозорных на дальних подступах к лагерю, но принятые меры не могли рассеять сгустившуюся над ним атмосферу тревожного ожидания и всеобщей подозрительности. Привычный патриархальный уклад рушился на глазах у людей, со страхом взирающих в будущее, не сулящее им ничего хорошего, кроме новых потрясений. И все это из-за меня!

— Давай попросим матушку погадать, — предложила как-то Минерва. — Филлис мудрая, она подскажет, что делать.

Темнокожие мароны, еще не утратившие связь со своими африканскими корнями, относились к ней с уважением и часто обращались с просьбой или за советом. Наличие у нее провидческого дара не вызывало у них сомнений и не внушало суеверной боязни, присущей их товарищам европейского происхождения. Я рассказала Филлис о приснившемся мне кошмаре. Она молча достала свои колдовские принадлежности, расстелила на земляном полу хижины кусок материи и обрызгала его пальмовым вином. Затем вынула из мешочка четыре ярко-красных пера из хвоста попугая и аккуратно расположила по краям таким образом, чтобы острия их были направлены во все стороны света. Высыпав на ткань пригоршню мелких ракушек и семян из покрытого глазурью горшочка, Филлис простерла руки над россыпью и забегала по ней глазами, словно читая понятную ей одной страницу книги будущего. Закончив, она окинула меня сочувственным взглядом.

— Я не открою тебе ничего нового, — сказала Филлис. — Ты уже сама решила, как следует поступить. Ты должна уйти. Сон твой вещий: он совсем близко и если найдет тебя здесь, среди нас, то всех предаст лютой смерти.

— Я пойду с ней, — объявила Минерва. Я попыталась возразить, но она повелительным жестом заставила меня умолкнуть. — Я тоже приняла решение и не отступлюсь от него. Но нам нужен твой совет, матушка. Куда нам идти? Что делать? Как избежать погони?

Филлис принялась раскачиваться из стороны в сторону, закрыв глаза и сложив руки на коленях.

— Я вижу ваш путь, — сообщила она, выйдя из транса и повернувшись к нам. — Вы двое тесно связаны между собой. Очень тесно. Вам известно об этом?

Мы дружно кивнули. Смерть Дьюка так сблизила нас, что мы не раз без стеснения и ложного стыда вспоминали и обсуждали случившееся в ту памятную ночь. Мы не пытались делать вид, будто ничего не произошло: что было, то было, и никуда от этого не денешься. Минерва стала невольной свидетельницей совершенного мною убийства. Она видела дымящийся пистолет у меня в руках, мое забрызганное кровью лицо и багровые пятна на тыльной стороне ладони, которой я машинально провела по лбу. А мне никогда не забыть безобразную сцену насилия, которому она подверглась на моих глазах. Вы спросите, как можно вообще говорить вслух о подобных вещах? Что ж, попробую дать ответ. Совместно пережитые страдания и невзгоды порой объединяют совершенно чужих людей до такой степени, что они становятся родными по духу, двумя половинками одного целого, между которыми не бывает недомолвок и возможна только предельная откровенность. Так получилось со мной и Минервой: наши породнившиеся души связали нас неразрывными узами, еще более прочными, чем отношения между близнецами или матерью и ребенком.

— Мне очень больно расставаться с тобой, доченька. — Филлис нежно провела кончиками пальцев по ее лбу, щекам, подбородку, как будто стараясь, подобно слепому, запомнить все контуры лица Минервы. — Но я точно знаю, что тебе не место в этой глухомани. Да ты и сама чувствуешь то же самое. Когда они придут, вы обе отправитесь с ними.

«С кем это, с ними?» — едва не сорвалось с моих губ, но предостерегающий взгляд Минервы заставил меня прикусить язык. Филлис тяжело поднялась на ноги.

— Ступайте и ждите знака. — Мы направились к выходу, но Филлис окликнула меня и попросила вернуться. — Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос, Нэнси. Та вещица, которую он подарил, все еще у тебя? — Она имела в виду рубиновое ожерелье. Я покачала головой, радуясь втихомолку, что в хижине полумрак и не видно краски, залившей мне лицо. — Только не лги, я не ради пустого любопытства спрашиваю! — строго предупредила она, глядя мне прямо в глаза.

— Я не лгу! — с жаром воскликнула я и сразу почувствовала, что Филлис мне не поверила.

— Я уже говорила однажды и повторяю снова: избавься от нее! Пока она с тобой, его будет притягивать к тебе, как железо к магниту. И поторопись, пока не поздно.

Я последовала ее совету. Точнее говоря, попыталась это сделать. В близлежащих скалах я видела несколько узких расщелин глубиной в сотни метров. Достав из кошелька ожерелье, я занесла руку над пропастью, но так и не смогла заставить себя разжать пальцы, в очередной раз завороженная дивной красотой и несравненной игрой камней.

Я не выдержала испытание, назначенное мне Филлис.

19

— Пираты! Пираты идут! — вопил во всю глотку ворвавшийся в деревню голопузый мальчишка, за которым едва поспевал другой, чуть помладше и пониже ростом.

Они неслись бегом от самого побережья, но пираты передвигаются быстро, и их появления следовало ожидать уже в ближайшее время.

Мы с Минервой тоже присоединились к высыпавшим из хижин маронам и впервые увидели собственными глазами тех самых грозных буканьеров, чья дерзостная активность вызывала законное недовольство и раздражение в Эскуриале, Сент-Джеймсе и Версале [32].

Приближавшийся к деревне отряд состоял из нескольких дюжин загорелых, бородатых мужчин, с ног до головы обвешанных разномастным оружием и одетых кто во что горазд. Одни по пояс голые и в каких-то невообразимых обносках. Другие в обычных матросских рубахах и парусиновых штанах; на головах пестрые шейные платки или вязаные шерстяные шапочки-монмутки [33].

Третьи в дорогих костюмах из шелка и атласа, отделанных кружевами и золотым шитьем, и щегольских широкополых шляпах, украшенных павлиньими и страусиными перьями. Но все, без исключения, с ножами, тесаками, пистолетами и тяжелыми патронташами через плечо, набитыми картечью и пулями. Их атаман отдал короткий приказ, пираты выстроились клином и прошлись по нашему лагерю парадным маршем, что привело в неописуемый восторг глазеющих ребятишек.

Они пришли со стороны моря, перевалив через отвесные скалы, опоясывающие Катлесс-Бей. Большие суда и военные корабли туда не заходили, опасаясь наскочить на рифы и подводные камни, надежно преграждавшие доступ в бухту. Поэтому мароны не боялись атаки с побережья, но флибустьерам, как видно, все было нипочем, и никакие естественные препятствия не могли их остановить.

Честно говоря, в первые мгновения я очень испугалась и даже запаниковала, однако, к моему удивлению, никто из мужчин не торопился взяться за оружие, а женщины не хватали детей и наспех собранные пожитки и не бежали в лес, чтобы укрыться в тайных пещерах. Они просто стояли и молча наблюдали за марширующими пиратами, пока те не остановились посреди деревенской площади. Герой и Тим Мак-Грегор вышли им навстречу. Оба безоружные, но спокойные и уверенные в себе; ни тени страха на их мужественных лицах. Что же сейчас будет? Я затаила дыхание, но Герой шагнул к пиратскому главарю с распростертыми объятиями, и я с облегчением поняла, что нанесенный нам визит предвещает, скорее, всеобщее празднество, а вовсе не кровопролитное столкновение двух разбойничьих шаек. Филлис моя реакция изрядно позабавила. Рассмеявшись и снисходительно похлопав меня по плечу, она не преминула разъяснить мне, как сильно я заблуждаюсь, заранее приписывая нашим гостям враждебные намерения.

— Ты заранее считаешь пиратов врагами, потому что тебе еще в детстве вдолбили в голову, что они плохие, жестокие и кровожадные. Но ты уже взрослая, и пора наконец научиться мыслить самостоятельно. Пиратов следует бояться только добропорядочным и законопослушным, к которым ты больше не принадлежишь. Мы теперь тоже вне закона, как и они, а ворон ворону глаз не выклюет. Изгоям выгоднее держаться вместе, чем пропадать поодиночке. Порт-Ройял для них закрыт, тем более, там сейчас стоит эскадра военных кораблей. С кем же еще им торговать и обмениваться товарами, если не с нами, такими же отверженными и бесправными?