Стивен подобрал камешек и бросил его как можно дальше, и он еще с четверть своего пути легко катился по площадке, прежде чем наконец остановился. Умелый пилот вполне смог бы посадить здесь небольшой самолет, и еще, наверное, место осталось бы!
      — Разве могла гора естественным образом создать у себя на вершине такое ровное пространство? Неужели это возможно? — спросил у Гилмора Гарек, тоже явно пораженный размерами этого высокогорного «аэродрома».
      Едва добравшись до цели, Гилмор мгновенно раскурил свою трубку, и теперь холодный ветерок уже уносил клубы душистого дыма к востоку, вдоль верхнего гребня и той тропы, по которой они сюда пришли.
      Сжимая трубку в зубах, Гилмор ответил:
      — Я согласен: вряд ли можно предполагать, чтобы эта площадка образовалась естественным путем. Но если она и явилась результатом воздействия неких магических сил, это произошло задолго до моего рождения и задолго до того, как Сенат Лариона стал всерьез заниматься магией.
      — А где... и как нас найдет Лессек? — Стивен не был уверен, который из вопросов более уместен.
      — Мы можем разбить лагерь где угодно, где тебе больше понравится, Стивен, — отвечал Гилмор. — Но я предлагаю остаться на этом краю, потому что ночью будет холодно, а самое доступное топливо для костра находится ближе всего отсюда — внизу, у самого начала гребня. До него всего несколько сотен шагов.
      — Верное замечание, — согласился с ним Гарек. — Вы пока начинайте готовить ужин, а я спущусь вниз и принесу немного дровишек.
      Он сбросил заплечный мешок и направился к тропе. Стивен последовал за ним.
      — Я тоже пойду — принесем, сколько сможем.
      Когда горы окутала ночная тьма, Стивену показалось, что их небольшой костер горит посреди самой большой в мире пустыни. Ветер свистел над вершиной горы Пророка, унося с собой большую часть того тепла, которое давал костер, но слишком сильное нервное напряжение не давало Стивену почувствовать холод: его страшила возможность встречи с покойным Лессеком. Предвкушая ее, он глубже зарылся в одеяло, надеясь, точно ребенок, что эта теплая норка сумеет его защитить. Вокруг не было видно ничего, кроме черного камня и еще более черного неба.
      Вскоре все же усталость, эмоциональная и физическая, взяла над ним верх, и он крепко уснул.
      Ему снился банк в Айдахо-Спрингс и то, как весело они с Мирной Кесслер обменивались шутками и как она пыталась решить очередную математическую задачку из тех, которые он ей постоянно подсовывал. Она как раз билась над тем, как с помощью дедукции вывести египетскую формулу площади круга, когда он зашел к ней в тот день, до этого впервые побывав в антикварной лавке Майерса. Он тогда еще попросил Мирну кое-что сделать для него, чтобы успеть добраться до Денвера, прежде чем закроются все магазины. Заглянув ей через плечо, он увидел, что лист бумаги перед ней покрыт квадратами, окружностями и расчетами, связанными с длиной окружности и диаметром.
      Когда он неожиданно вошел, она задумчиво изучала дно своей кофейной чашки и страшно смутилась, тут же отодвинула в сторонку свои расчеты и стала довольно мило ворчать, что отнюдь не является его секретаршей. Кстати, что она еще тогда говорила? Он-то совершенно отчетливо видел ее, то словно сквозь пелену, и это напоминало ему, что он спит. Мирна все поддразнивала Стивена по поводу его «дурацкого смертоубийственного хобби», и Хауард с ней соглашался. А потом Стивен предупредил ее, чтобы она вечером не пила слишком много в компании своих развеселых приятелей, и уехал в город.
      А ветер все свистал над горой Пророка, но Стивен Тэйлор крепко спал и ничего не слышал; он лишь натянул повыше одеяло да подкатился поближе к костру.
      Гарек бросил остатки топлива на горящие угли и тоже завернулся в одеяло. Он-то как раз спать совершенно не собирался и рассчитывал дождаться появления этого знаменитого Лессека — если, конечно, случайно не задремлет и не проснется, когда дух великого мага уже склонится прямо над ним. Он был уверен, что в таком случае от страха прыгнет прямо в пропасть.
      Гилмор тоже не спал и, сидя напротив Гарека, с удовольствием курил свою трубку и молча смотрел в костер.
      Гарек думал о своей ферме, о родителях и молил богов, чтобы малакасийцы, узнав о том, что он связан с повстанцами, ничего старикам не сделали.
      Жаль, конечно, что придется пропустить праздник, который устраивают в конце осени, когда урожай зерновых успешно собран и продан, припасы на зиму сделаны, мяса навялили и накоптили предостаточно, виноградный сок в бочках благополучно превращается в вино, а в сараях полно топлива на зиму. Осенний праздник длился обычно дней пять: ели и пили от души, местное молодое вино лилось рекой, а сам он — во всяком случае в последние лет десять — непременно добывал к празднику оленя. И в этом году крестьяне, что арендуют землю к северу от Эстрада, наверняка будут ожидать, что он, как обычно, доставит к столу свежую оленину. Интересно, а о нем-то самом они вспомнят? Пожалеют ли его самого? Или просто посетуют, что в этот раз угощение не такое обильное, как обычно?
      Он с удовольствием танцевал бы всю ночь с фермерскими дочками, украдкой добиваясь жаркого поцелуя, хотя ему, пожалуй, даже больше нравилось просто пировать в компании страстных молодых прелестниц. Он ведь вырос среди этих людей, стал таким же, как они, крестьянином и охотником. А то, что он присоединился к повстанцам — патриотам, вышло совершенно случайно. И теперь, ожидая посещения призрака самого могущественного человека в истории Элдарна, он начинал понимать, что пройдет еще немало двоелуний, прежде чем ему удастся снова принять участие в ежегодном празднике урожая.
      Посматривая порой на Гилмора, Гарек видел лишь, что губы его слегка шевелятся, но слов никаких не слышал и догадывался, что старый маг шепчет какие-то заклинания — видимо, хочет сообщить Лессеку, что они уже прибыли. Стоило Гареку подумать об этом, и сон у него как рукой сняло. Он даже нащупал рядом лук и колчан со стрелами, хотя представить себе не мог, что решился бы выстрелить в призрак Лессека. Но то, что оружие было наготове, несколько успокаивало его и внушало уверенность. Гарек знал Гилмора уже почти пятьдесят двоелуний, и вот теперь приходилось привыкать к мысли, что этот старик, один из самых близких его друзей — великий и, возможно, самый могущественный маг в Элдарне.
      А Гилмор продолжал что-то бормотать нараспев; губы его неустанно шевелились, отмечая авен за авеном, и Гарек вскоре устал следить за своим старшим другом и, подобно Стивену, соскользнул в сон.
      Сны ему снились отрывочные, бессвязные, смущающие душу. Он видел, как почти до дна пересохла река Эстрад, как съежились и сгорели посевы в полях, как крестьяне на том берегу Роны умирают с голоду. Он видел те земли, на которых трудилась его семья: богатые, тщательно удобренные, земли эти высохли, покрылись потрескавшейся твердой коркой и напоминали морщинистое лицо умирающего старика. Потом он увидел целый сонм ужасных призраков, которые беззвучно шли сквозь Запретный лес, расположенный к югу от Эстрада, и было их так много, что просто не счесть, — целая армия бесплотных духов, которые, казалось, тщетно искали нечто, навсегда ими утраченное.
      Затем он увидел Речной дворец — таким, каким всегда представлял его себе в те времена, когда этот дворец еще не был разрушен, покинут всеми и брошен на произвол судьбы. Перед ним высился гордый и прекрасный замок, и флаги Роны реяли у него на башнях, а с моря дули сильные ветры наступившего двоелуния. И сам принц Маркой верхом объезжал дворец, наблюдая за установкой того прекрасного витража, самого большого в Элдарне.
      А потом Гареку приснилось нечто совсем необычное: молодая женщина с Южного побережья, совершенно обнаженная, стояла на холодном полу дворцовых покоев, а он, Гарек, смотрел ей прямо в лицо и страстно ее желал. И ему казалось, что и эта женщина желает его не менее страстно. Но вдруг он понял, что лицо ее искажено совсем не страстью, а страхом, некими ужасными предчувствиями. И заметил рядом с женщиной теплый шерстяной ковер с каким-то странным рисунком, на который она отчего-то безумно страшилась ступить и продолжала стоять босиком на ледяном каменном полу.
      Но чуть погодя Гарек понял, почему она боится это сделать. На этом ковре лежал какой-то звероподобный мужчина, тоже совершенно обнаженный и, как сперва показалось Гареку, пожиравший глазами девушку. Но затем он увидел, что этот голый монстр с маниакальным упорством смотрит вовсе не на девушку — нет, он, рыдая, смотрел в потолок и выкрикивал нечто неразборчивое, а потом вцепился руками в собственные гениталии и, извиваясь, покатился по полу. Дворцовая стража схватила его и держала, прижимая к полу, а та молодая и прекрасная женщина с миндалевидными очами сама приблизилась к этому жуткому самцу и, широко расставив ноги, села на него верхом, а он все продолжал жалобно причитать, глядя куда-то бессмысленным взором. И Гарек вдруг с ужасом увидел, что совсем рядом с этими странными любовниками вздымается стена огня — похоже, огнем был охвачен весь Речной дворец, и уже рушились потолочные балки, вспыхивали гобелены, слуги разбегались в поисках спасения...
      А молодая женщина, словно не замечая страшного пожара, продолжала яростно совокупляться со своим отвратительным партнером.
 

* * *

 
      Монотонно напевая и нашептывая заклинания, Гилмор чувствовал, как душа его постепенно освобождается из оков тела. Стоя рядом с собственным телом, продолжавшим сидеть у костра, он жадно вглядывался во тьму, простиравшуюся за пределами того круга, что был ограничен светом костра, и ждал Лессека. Хотя он и знал, что над горой Пророка дует сильный ветер, но совершенно его не чувствовал, хотя этот ветер и продувал его насквозь, а потом улетал дальше, в ночную тьму. Стивен и Гарек мирно спали у костра, уже почти догоревшего и превратившегося в груду слабо светившихся углей.
      Гилмор ждал уже почти авен, когда наконец почувствовал приближение духа Лессека.
      — Я здесь, Фантус, — услышал он в ушах его голос. Гилмор не слышал этого имени, данного ему при рождении, уже по крайней мере сотню двоелуний. И душа его встрепенулась, оказавшись лицом к лицу с душой давно умершего великого мага. Лессек выглядел так же, как в молодости: высокий, уверенный в себе, с коротко подстриженной бородкой и пронзительным взглядом. Одет он был в те одежды, которые некогда носили все сенаторы Лариона. На мгновение Гилмору показалось, что он снова во дворце Сандклиф.
      — Приветствую тебя, господин мой, — тихо сказал он.
      — У тебя усталый вид, — заметил дух; голос его гулко раздавался где-то в самом мозгу Гилмора.
      — Слишком долго продолжается эта борьба, Лессек. Я действительно очень устал.
      — И ты, наверное, хочешь знать, сумеешь ли ты управлять волшебным столом?
      — Да, я хочу это знать, — сказал Гилмор. — Я почти тысячу двоелуний изучал всевозможные магические науки, но все еще не уверен, что готов к этому.
      — Ты нашел ключ? — И призрак, как живой, задумчиво почесал подбородок.
      У Гилмора даже мелькнула мысль: странно, что у духа может что-то чесаться.
      — Вот этот человек, Стивен Тэйлор, — он указал на Стивена, — обнаружил тайник, где Нерак спрятал дальний портал и ключ от твоего стола. — Гилмор немного помолчал, потом все же спросил: — Но будет ли этого достаточно, Лессек?
      — Да, силы и могущества в волшебном столе вполне достаточно, но вам потребуется куда больше мужества, чем даже ты, Фантус, способен себе вообразить, если вы действительно намереваетесь победить зло, взявшее власть над Нераком.
      — Значит, его действительно можно уничтожить?
      — Победить, но не уничтожить.
      — Значит, я должен загнать его обратно в пространственную складку?
      — Не все ответы связаны с волшебным столом, Фантус. Он поможет победить зло, однако слабость Нерака заключена в другом. — Лессек поднял руку, словно выражая этим жестом самую искреннюю поддержку и братскую любовь, и сказал: — А теперь отдыхай, Фантус, и пока что прощай.
      И Гилмор почувствовал, как его душа возвращается в тело. Как раз в этот момент над горизонтом слабо засветилась полоска зари. Старый маг лег у остывающего костра, завернулся в свой дорожный плащ и отдался на волю сна. Хотя старому магу требовалось спать значительно меньше, чем большинству людей, он все же с радостью воспринял этот благословенный сон, хотя бы на недолгое время избавивший его от ответственности за решение тех немыслимо трудных задач, которые стояли перед ним и его спутниками.
      Сны Гилмор видел нечасто, но нынче утром ему все же успели присниться Канту и Нерак. Все втроем они плыли на остров Ларион с берегов Малакасии, чтобы попрактиковаться в недавно составленных заклинаниях, научиться управлять некоей, доселе неизвестной магической силой и свести воедино свои новые знания в области магии и колдовства, дабы представить их всему Сенату. Как раз во время той поездки они сочинили «Трактат о ветрах».
      Гилмор хорошо помнил, как он, увидев, что Канту, прихрамывая и тяжело опираясь на посох, с уродливым лубком на ноге еле тащится рядом с Нераком, принялся над ним подшучивать: как это, мол, такой великий ученый, сумевший постигнуть тайны самой могущественной магии Элдарна, оказался до того неуклюжим, что даже из лодки не мог вылезти и вывихнул себе лодыжку?
      Проснулся Гилмор как от толчка. «Трактат о ветрах». Пикан Теттарак тогда, во дворце Сандклиф, попросила его принести из библиотеки Лессека как раз третий «Трактат о ветрах», готовясь произнести то заклятие, которое вскоре и лишило ее жизни. Вот что имел в виду Лессек, когда говорил, что слабость Нерака таится в другом.
      Он, Гилмор, должен непременно попасть в замок Сандклиф и отыскать этот трактат, ибо ему придется использовать заключенную в этом свитке премудрость, соединив ее с теми знаниями, которые он сумеет извлечь из стола Лессека, если он хочет одержать победу над Нераком и отослать слугу зла назад, в эту проклятую щель.
      С новыми силами Гилмор вскочил на ноги и вскричал:
      — Просыпайтесь, мальчики мои, пора! Впереди у нас очень много дел!
      Солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом, заливая ярким золотистым светом всю скалистую площадку, на которой они ночевали. Ветер к утру улегся, и чувствовалось, что воздух быстро прогревается. На севере горы сверкали таким нестерпимым блеском, что казалось, там вспыхнул пожар.
      Это ясное утро несло в себе такое ощущение обновления, что у Гилмора забилось сердце. Такие мгновения, когда цель абсолютно ясна, стали для него редкостью. Он знал, где ему отыскать силы, чтобы одержать победу, и теперь ему более всего хотелось поскорее попасть туда. Он полжизни ждал, когда в Элдарн вернется ключ Лессека, не понимая, что одного этого ключа было бы недостаточно. Спасибо Лессеку — он спас их всех от ошибки, которая могла бы оказаться смертельной.
      Стивен со стоном перевернулся на другой бок и мрачно спросил:
      — Что, уже рассвело?
      Ноги у него безумно устали после вчерашнего подъема и были все стерты, спина ныла из-за спанья на камне. Хотя езда верхом в течение нескольких дней подряд уже сама по себе была достаточной нагрузкой на организм, все же Стивен привык к другим нагрузкам и физическим упражнениям, которыми не имел возможности заниматься вот уже несколько недель. Он пообещал себе, что, как только раздобудет сколько-нибудь приличные башмаки, непременно пробежит половину пройденного от Роны пути и обратно.
      Он сел, потягиваясь и щурясь от яркого утреннего солнца, и посмотрел на сонного Гарека:
      — Мы что, куда-то спешим?
      Гарек зевнул, несколько раз неловко повилял всем телом, распрямляя затекшую спину, потом сказал:
      — Похоже, что да. — Затем, повернувшись к Гилмору, он поинтересовался: — Я полагаю, нынче ночью ты получил все нужные наставления?
      Старый маг поспешно скатывал свою постель.
      — Нет, не получил, но с Лессеком я действительно разговаривал и теперь имею кое-какое представление о том, как нам победить Нерака. — Он сунул руку в заплечный мешок и вытащил оттуда хлеб, сыр и немного фруктов. Вынув из ножен короткий кинжал, он отрезал себе пару кусков хлеба с сыром и, подвинув еду к своим молодым спутникам, предложил: — Давайте-ка побыстрее позавтракаем и спустимся вниз, пока... — Он вдруг умолк и вопросительно посмотрел на Гарека и Стивена. — А с кем-нибудь из вас он разговаривал?
      Те, обменявшись встревоженными взглядами, хором ответили:
      — Нет.
      — Вот проклятье! — Гилмор сердито пнул какой-то камень, и тот с грохотом сорвался с отвесного обрыва. — Я был совершенно уверен, что и в отношении вас обоих у него есть кое-какие соображения. — Он недоуменно покачал головой и раздраженно воскликнул: — Нет, ничего не понимаю!
      — Извини, Гилмор. — Стивен с искренним сочувствием посмотрел на старого мага. — Но я всю ночь спал как убитый.
      — И я тоже, — сказал Гарек. — Я, правда, пытался бодрствовать, но все равно заснул. Возможно, если бы мы не спали, он бы и с нами тоже поговорил.
      Он натянул на одну ногу ботинок Стивена, потом припомнил их вчерашний разговор и жестом предложил своему новому другу снова поменяться обувью.
      — Хотя, если честно, сны мне снились какие-то странные, — прибавил он.
      Гилмор тут же схватил Гарека за руку, прервав его неуклюжие попытки зашнуровать ботинки:
      — А ну рассказывай! И подробно.
      — Мне тоже разные сны снились, — подал голос и Стивен.
      — Тогда и ты рассказывай. — Гилмор, сразу, похоже, успокоившись, сел между ними. — Постарайтесь рассказать все, что помните. Не торопитесь.
      Старик заставил Гарека и Стивена несколько раз пересказывать ему свои сны, задавал различные наводящие вопросы о людях или местах, которые им привиделись, пытаясь получить некую целостную картину того, что именно они испытали во сне.
      Сон Гарека и впрямь показался всем неким посланием от Лессека, хотя его содержание и вызвало у них полное недоумение. Образы умирающей земли, призраков, наводнивших заповедные леса Роны, и высыхающей реки Эстрад приводили в уныние, но были относительно понятны, хотя точного их значения не смог уяснить себе даже Гилмор. А вот видение пылающего Речного дворца, явившееся Гареку во сне, было вполне реальным. И Гилмор предполагал, что привидевшиеся ему мужчина и женщина, яростно совокуплявшиеся на фоне ревущего пламени, — это подтверждение того, что была все же предпринята некая последняя попытка продолжить королевский род.
      — Что ты имеешь в виду? — спросил Стивен.
      Был уже почти полдень, и ему казалось, что они уже ничего нового выяснить о своих снах не смогут.
      — Принца Данмарка ослепила, оглушила и в итоге свела с ума та же неведомая и злая сила, что погубила и его отца.
      — Ну да, Нерак, — кивнул Стивен.
      — Верно. Но Данмарк умер далеко не сразу. Он успел еще прожить целое двоелуние и погиб в ту ночь, когда во дворце случился пожар.
      — Значит, за это время какая-то женщина вполне могла успеть от него забеременеть, — задумчиво подытожил Гарек, сложив в уме кусочки этой головоломки. У него даже голос дрогнул, когда он вдруг понял смысл того, что видел во сне. — И сегодня, вполне возможно, где-то живут наследники принца Данмарка. А стало быть, королевский род остался непрерванным.
      — Вот именно, — подхватил Гилмор. — И наследник Данмарка является — или, точнее, когда-нибудь будет являться — полноправным королем или королевой Элдарна.
      — Но как это возможно? — вмешался Стивен. — Я думал, да и Бринн рассказывала, что всеми государствами Элдарна управляли сплошные родственники, кузены и кузины, потомки какого-то давным-давно умершего короля Реджинальда или что-то в этом роде.
      — Ремонда, — поправил его Гилмор. — Это верно, но, по слухам, правитель Малакасии Дравен не был настоящим отцом своего единственного сына Марека.
      Стивен некоторое время обдумывал эти слова, потом до него дошло:
      — Значит, его жена, принцесса...
      — Мернам, — подсказал Гарек.
      — Принцесса Мернам имела любовника, умудрилась от него забеременеть, затем провела пару ночей в постели с законным мужем, чтобы все было шито-крыто, и родила бастарда...
      — Принца Марека. — Гилмор даже рукой по камню прихлопнул. — И принц Марек первым из малакасийцев предъявил права на элдарнский трон. С тех пор, собственно, его семья и правит всеми нами.
      — Будучи при этом полностью во власти Нерака, — прибавил Стивен, и Гилмор кивнул в подтверждение его слов. Стивену вдруг стало очень интересно: до чего же прихотливы были извивы элдарнской истории! — А что же другие потомки Ремонда? Неужели ни в одном из августейших семей не осталось ни одного наследника?
      — Ни одного, у кого уже были бы и свои дети. Хотя бы на стороне, — сказал Гарек и, подумав, прибавил: — Мне кажется, Нерак убивал каждого, кто был способен продолжить род короля Ремонда, а затем предъявил свои права принцу Мареку, тому самому бастарду, который тогда еще мог иметь детей.
      — Интересно, зачем это все ему было нужно? — Стивен невольно задал этот вопрос вслух.
      — Что именно? — откликнулся Гарек.
      — Если им управляла некая злая сила, существующая за пределами этого мира, то с какой стати ему беспокоиться о том, чтобы стереть с лица земли весь род Ремонда? Какая угроза могла исходить для него от потомков короля Элдарна?
      И снова Гарек поспешил поделиться своей догадкой:
      — Возможно, ему хотелось установить в Элдарне некое подобие порядка и стабильности, пока он будет изучать волшебный стол, пытаясь получить необходимые знания, позволяющие ему вызволить своего господина?
      — Возможно, — согласился Стивен. — А может быть, род Ремонда хранит некий секрет, способный помешать осуществлению этого его плана и не позволить ему овладеть магией волшебного стола?
      — Все это очень интересно, — заметил Гилмор, приглаживая усы, — но сейчас мы не можем прервать наше путешествие и начать поиски какого-то мифического наследника ронского престола. На это может понадобиться не одна сотня двоелуний. В настоящее время цель у нас иная и, по-моему, более важная. — Он встал, потянулся и с тяжким вздохом прибавил: — Боюсь, Лессек здорово смутил ваши души и умы, он это умеет. Итак, Стивен, вернемся к тому, что хранилось у тебя в банке.
      — Хорошо, хорошо, — откликнулся Стивен, — но все же погоди немного: мне нужно прийти в себя. А то у меня что-то голова разболелась.
      Он встал и принялся ходить взад-вперед по каменистой площадке, надеясь, что ветерок освежит его. Ему было ясно: с Гареком Лессек, безусловно, разговаривал, однако ему что-то не верилось, что и его сны содержат некие таинственные знаки и послания давно умершего великого мага. Скорее всего, ему приснился просто один из самых обычных дней в банке, когда они все вместе — он, Хауард и Мирна — с удовольствием решали всякие математические задачки. Он тогда даже еще не ездил в «Антикварную лавку Майерса» и ничего не знал о ключе от депозитной ячейки, принадлежавшей Уильяму Хиггинсу.
      Это был просто сон, и снилась ему самая обыкновенная мешанина из привычных событий рабочего дня. Стивен действительно был почти уверен в этом, потому что, если Лессек прошлой ночью попросту не обратил на него внимания, это может означать, что они с Марком сумеют-таки отыскать этот дальний портал, благополучно вернуться домой, в Колорадо, и навсегда позабыть об Элдарне.
      И теперь Стивену казалось, что самое главное сейчас — это покинуть гору Пророка без навязанного им каким-то сверхъестественным образом плана действий. Ему совсем не хотелось продолжать эти бесконечные разговоры о сновидениях. Он опасался, что Гилмор снова начнет выспрашивать его о чем-то таком, что не имеет ни малейшего отношения к тому, что было самым обыкновенным сном.
      Думая о том, как там сейчас Марк, Стивен отошел к самому краю площадки и лег на живот, глядя вниз, на оставленный в ущелье лагерь. Там все показалось ему каким-то странно неподвижным. В лагере не было видно ни души. Страшные подозрения зародились в его душе. Отыскав глазами реку, он проследил по ней до той рощи, где спал всего две ночи назад. Но рощи на месте не оказалось. Все деревья в ней исчезли!
      Тревога волной поднялась в душе Стивена. Чувствуя, как у него дрожат руки, он вскочил и бегом бросился к своим спутникам, по-прежнему увлеченно беседовавшим.
      — С ними что-то случилось! — крикнул он. — В лагере никого! — Он судорожно совал вещи в заплечный мешок. — Исчезли все, даже лошади.
 

* * *

 
      Версен сломал ветку о колено и бросил оба куска в разгоравшийся костер. Бринн занималась лошадьми: чистила их щеткой и по очереди водила на водопой к реке. Опасаясь новой атаки серонов, Саллакс велел ей не расседлывать коней на тот случай, если придется в спешке покидать лагерь. Сам же Саллакс отправился обследовать ту тропу, что вела через узкое ущелье, примыкавшее к горе Пророка.
      Марк в это время весьма неумело пытался поймать в реке рыбу с помощью лука и стрел, которые одолжил у Версена. Высмотрев небольшую форель в тени скалистого выступа, Марк осторожно прицелился и выстрелил, уже предвкушая изысканный обед, но, как обычно, промахнулся и с горя прыгнул в реку, чтобы поймать хотя бы стрелу, пока ее не унесло течением. В результате он распугал всю рыбу на сотни шагов вверх и вниз по течению, и теперь нужно было снова довольно долго ждать, пока возможная добыча вновь возвратится к этому берегу.
      А Бринн еще и поддразнивала его из рощи:
      — Ладно тебе, Марк, сдавайся. Тебе ведь никогда в жизни ни одну рыбку не подстрелить.
      — Я уверен, что попаду! Просто нужно правильно определить угол выстрела. Я пока что слишком высоко забираю. Нужно пониже целиться.
      — А по-моему, выбор угла тут никакого значения не имеет, — вступил в разговор Версен. — По-моему, ты просто стрелять не умеешь.
      Марк возмущенно возразил:
      — Ничего подобного! Я несколько раз уже почти попал.
      — А сколько всего раз ты пытался попасть? — лукаво спросила Бринн.
      — Хм... это был тридцать второй.
      И все трое дружно рассмеялись. Потом Версен тоже полез в воду, отнял у Марка свой лук и, прикрыв глаза рукой от солнца, всмотрелся в густую тень под дальним берегом.
      — Вот смотри, — сказал он, вытаскивая из колчана три стрелы и две кладя на берег, а третью вкладывая в лук. — Это же очень просто.
      Он прицелился и трижды выстрелил, посылая стрелы одну за другой в три различные подводные мишени. Три крупные форели тут же всплыли на поверхность, и каждая была аккуратно пронзена стрелой. Версен снова вернул лук Марку.
      — Продолжай упражняться, — единственное, что он сказал. Марк машинально взял оружие, все еще остолбенело глядя на подстреленную Версеном рыбу, которую уже несло течением к небольшой излучине; стрелы торчали из рыбьих боков, точно мачты игрушечных кораблей. Версен, видя растерянность Марка, сочувственно хлопнул его по плечу и заметил:
      — Между прочим, наш обед уплывает. Может, все-таки догонишь его?
      Саллакс вернулся лишь к вечеру и даже облизнулся, почуяв запах рыбы, жарившейся на угольях.
      — Это кто ж наловил? — спросил он, принимая из рук Версена бурдюк с вином.
      — Я сам вытащил эту форель из реки, — гордо сообщил ему Марк.
      Бринн захихикала, и Саллакс догадался:
      — Значит, Версен?
      — Ну конечно. Но Марк действительно успел выудить эту форель из воды, пока она совсем не уплыла в Равенское море, — пояснила Бринн. Саллакс улыбнулся, что с ним, вообще-то, довольно редко случалось, и подсел к костру.
      — Верно, так и было, — ворчливо признался Марк, пожимая плечами. — К сожалению, мое умение владеть луком еще далеко от совершенства.
      Саллакс сунул ему бурдюк с вином.
      — Ты лучше топор почаще из рук не выпускай, и все будет отлично.
      — И при ловле рыбы тоже, я уверен, — сухо заметил Версен, и все снова засмеялись.
      Ужин у них, как и у тех троих — Гарека, Стивена и Гилмора, — что находились сейчас прямо над ними, на вершине горы Пророка, тоже состоял в основном из хлеба, сушеных фруктов и сыра, хотя главным украшением была, конечно, жареная форель. Подсев поближе к огню, они передавали друг другу бурдюк с вином и говорили о доме, о своих семьях, избегая даже упоминать дворец Велстар, Нерака и предстоящее путешествие. Марк искренне опечалился, узнав, что родители Саллакса и Бринн давно умерли, хотя Бринн и сказала, что была тогда слишком мала и даже не помнит их. Но Саллакс сразу так помрачнел, что Марк не стал больше задавать никаких вопросов на эту тему.
      Версен рос в большой семье охотников и лесорубов и, гордо улыбаясь, с удовольствием рассказывал, как учился стрелять, стремясь обойти в этом искусстве старших братьев.
      — Я, правда, и теперь стреляю не так метко, как наш Гарек, — сказал он. — Только вы ему не говорите, что я сам в этом признался!
      Но Бринн все же вернулась к насущным вопросам:
      — Далеко ты прошел по ущелью, Саллакс? И тот, указав рукой куда-то вдаль, ответил:
      — Мне удалось подняться по этой тропе почти до середины склона той горы, что сразу за горой Пророка. Между ней и следующей, что чуть дальше к востоку, по-моему, есть проход, хоть я и не сумел как следует его разглядеть. — Саллакс отломил еще краюшку хлеба и доел последний кусок форели. — Я также отыскал и ту тропу, что ведет прямо на гору Пророка. Она отсюда сотнях в двух шагов и почти незаметна в зарослях.
      И Версен сказал, словно все уже было решено:
      — Значит, лошади останутся тут.
       —Там есть несколько высокогорных лугов, заросших травой. Отличные пастбища. Но я не очень-то представляю, как мы там пройдем с лошадьми.
      — Гарек не переживет, — охнула Бринн, — если ему придется оставить Ренну здесь.
      — Да он сам захочет ее здесь оставить, — возразил Версен. — Здесь хоть вода есть.
      — А я уверен, что и назад мы пойдем этой же дорогой, — буркнул Саллакс, — так что на обратном пути он ее точно забрать сможет, если у него сейчас и возникнут какие-то возражения.