— Мне кажется, — злобно прошипел человек, — я слышу в вашей речи симпатию к мятежникам! Вам следует об этом подумать, дознаватель!
      А мне кажется, я прекрасно справляюсь со своими обязанностями.
      — Это спорный вопрос… его следует рассмотреть непосредственно среди свиты инквизитора.
       «Могу поспорить, как весело это будет, —внутренне прорычала Мита, — в последний раз я убила одного из этих тупых ублюдков».
      Но на этот раз она сдержалась. В палате повисла неловкая тишина, прерываемая лишь продолжительным «бугльбугльбугльбугль» да стуком пальцев Миты, которыми она барабанила по краю койки спящего Винта
      Ей пришла в голову одна мысль — девушка знала, что должна немедленно подавить ее и вести себя примерно в присутствии этого ужасного маленького человека. Он, вне всяких сомнений, передаст слово в слово весь разговор инквизитору, но на этот раз любопытство победило и разбило наголову все попытки робких внутренних возражений.
      — Скажите мне, отец, — иронично сказала дознаватель, приподнимая одну бровь. — В течение этого, вне всяких сомнений героического, нападения…
      Священник бесстрастно смотрел ей в глаза, пропустив сарказм мимо ушей.
      — Что дальше?
      — Что делал сам инквизитор?
      Человек сузил глаза:
      — Почему вы спрашиваете?
      — Просто так, для расширения кругозора. Священник пожевал губами мундштук и вынул его изо рта.
      — Он руководил издалека.
      — То есть его не было на месте схватки?
      — Он был занят с губернатором, поэтому отсутствовал. Инквизитор спланировал набег заранее и решил, что в его личном присутствии нет необходимости. Я ответил на ваш вопрос?
      — А его отсутствие не обеспокоило вас?
      Человек гневно и с отвращением взглянул на нее:
      — А почему такое должно было произойти?
      Но в его сознании, под слоями повиновения и религиозных догм, через толстые стены ограниченности и предвзятости Мита ощутила нечто — как некий дымный призрак, пронесшийся через сознание.
       Неуверенность.
      Псайкеру удалось задеть нужную струну.
       Каустус привел нас в этот мир для борьбы с ксенофильскими ячейками, привел произвести зачистку еретиков, которые верили словам ксеносов больше, чем свету Императора. Именно поэтому, прокляни их варп, мы находимся тут!
       И вот он может выполнить свою священную обязанность, еще выше вознести свой героизм, которым инквизитор так гордится… и он посылает лишь этих тупых головорезов.
       Полная бессмыслица.
       Чем ты занимаешься, Каустус? Подлизываешься к закоренелому вору Загрифу, бродя с ним по галереям с сокровищами и посиживая в древних архивах?
       Что же ты задумал, проклятый ублюдок, а?
      — Нет никаких причин, — сказала Мита. — Я спросила просто так.
      Священник подозрительно фыркнул, а дознаватель ухмыльнулась: эта частица неуверенности в его разуме не пропала, наоборот, человек сомневался, что все идет хорошо.
      — Вы ведь меня не переносите, правда? — продолжаю она с улыбкой задавать провокационные вопросы.
      Священник удивленно приподнял брови:
      — Ну, вряд ли я одинок в этом отношении.
      — Думаете, это непреложный факт?
      — Ах да… — (Еще одна ониксовая улыбка и новые клубы темно-красного дыма заставили Миту поежиться.) — Инквизитор… Он очень долго искал желающего помочь вам.
      — Но вы смогли преодолеть личную неприязнь ради Императора? Какой бедный мученик!
      — Такая враждебность, дознаватель… Это не похоже на вас.
      Мита стиснула зубы, ее кулаки сжались.
      — Хотите, я покажу вам, на чтоя похожа? — прорычала она, напрягаясь.
      Священник казался совершенно безмятежным, облака дыма из кальяна продолжали подниматься, а «бугльбугльбугльбугль» не прервался ни на миг. Когда человек заговорил вновь, его глаза грозно полыхали из-под полуприкрытых тяжелых век, а в голосе слышалось презрение:
      — Инквизитор рассержен. — Пальцы священника ласкали мундштук. — Я бы даже сказал, что он в ярости.
      — Ах, какой неожиданный сюрприз! — Мита ответила прежде, чем смогла проконтролировать себя.
      Человек покачал головой, окутанный клубами дыма;
      — Он надеялся, что ваш сарказм и негодование поубавятся, когда вас удалят от свиты. — В углу его рта вновь собралась слюна, словно накипь у ядовитого источника. — Но, кажется, он ошибался.
      Мита бросила быстрый взгляд на дверь.
      — Это оно? — нетерпеливо спросила она. — Это и есть сообщение? Я не хочу вас излишне задерживать.
      — О нет, есть и продолжение… Большое продолжение.
       …бугльбугльбугльбугль…
      — Не могли бы вы прекратить?
      — Что именно?
      — Курить. Это раздражает.
      Священник взглянул на нее искоса:
      — Инквизитор просил меня задать вам вопрос. Очень простой вопрос.
      — И какой же?
      — Он испрашивает вашего совета, его интересует, что бы сделали вы?
      — Что? — Мита вздрогнула. Этот вопрос выбил почву у нее из-под ног.
      — Вы слышали меня. Ситуация сложная. Распространяются слухи о ксенофилии в ульях, о призраке, уничтожающем преступный мир. Что бы вы сделали на месте нашего повелителя — инквизитора Каустуса?
      — Это что — некое испытание?
      — Вы прекрасно знаете, дознаватель, что это.
      Мита разрывалась на части.
       Пассивность или агрессия. Подчинение или вызов.
      Каждый раз, когда Мита пыталась следовать методам инквизитора, каждый раз, когда склоняла голову и беспрекословно повиновалась, она оказывалась осуждена и опозорена, все презирали ее за воображаемые слабости. И наоборот, идя наперекор, осмеливаясь бросить вызов руководству Каустуса, противостоять ему, она заслуживала одобрительных и уважитель-ных взглядов. Неужели это правильный путь?
       Подавиться мне своей гордостью и смолчать, продолжив делать, как он сказал? Или остаться верной зову сердца? Верной своим особым инстинктам?
      Разве может быть выбор?
      — Я бы сконцентрировала все внимание на угрозе, исходящей из подулья, — категорично сказала Мита. — Я расположила бы все по приоритетам — возможность вторжения Хаоса гораздо выше угрозы от ксенофильских ячеек. Объединила бы свои силы — префектов, свиту, проклятое варпом народное ополчение. Все вместе они смогут прихлопнуть это затаившееся в тенях чудовище. — Дознаватель убежденно кивнула. — Именно это я бы сделала, священник, на месте инквизитора.
      Человек медленно выпустил из губ мундштук, забыв о кальяне.
      — Теперь я вижу… — пробормотал он. — Это настоящий позор.
      — Позор? Я не делаю ниче…
      Сильный гнев расцвел в разуме человека, заполыхав молниями, как грозовое небо.
      — Сколько раз повторять?! — заорал священник, сверкая гранями ониксовых зубов. — От вас не требуется понимания! Инквизитор требует повиновения — абсолютного и бесповоротного! Без вопросов! Без, разрази их моча варпа, личных домыслов! И никакой инициативы!
      — Но вы спросили, что я должна делать! Как я могу ответить, не проявив инициативы?
      — Ха! — Он уселся на стул, жестко усмехаясь. — И действительно, как? Возможно, вы не полная идиотка.
      — Что?! Как вы посмели?!.
      — Я задал вам вопрос, дознаватель. На него есть только один правильный ответ.
      — И какой же, будьте вы неладны?
      Священник сплел пальцы:
      — Ответ в том, что вы не находитесь на месте инквизитора и не посвящены во все подробности расследования, поэтому не способны ответить. Единственный правильный ответ, дознаватель, — не отвечать на вопрос.
      — Это смешно! Примитивные уловки, потони они в дерьме варпа!
      — Это кажется смешным, — прошипел священник, пристально глядя на Миту, — только глупым девчонкам-ведьмам, которые думают, будто знают обо всем на свете. Есть множество сил, вам не подчиняющихся! Есть детали, о которых знает только инквизитор. Лично! Вся свита прекрасно понимает этот факт. Разве можем мы противоречить инквизитору, не зная всех деталей? Разве мы так колоссально высокомерны? Нет! Такое положение среди нас занимаете только вы одна!
      Мита в ярости пыталась подобрать подходящий ответ, но понимала, что слова священника попали в цель.
       Он прав! Клянусь кровью Императора, он прав!
      Человек внезапно резко наклонился вперед, почти уткнувшись лицом в зияющие раны Винта.
      — Инквизитор надеется, что вы осознаете эти вещи, пока находитесь одна. Всегда существует нечто большее, чем может увидеть обычный глаз.
      Словно для демонстрации, он сорвал мундштук кальяна с трубки и прикоснулся морщинистым пальцем к неприметной бусинке у его основания. Скрытое лезвие молнией рванулось вперед, потом дернулось и остановилось, мелко завибрировав.
      — Что вы де… — Мита запнулась. Размышляя о произнесенных словах священника, она среагировала слишком медленно — невыносимо медленно!Но как только угроза была опознана, излишек адреналина хлынул в мышцы. Он ведь только старик, вооруженный дурацким клинком!
       Разорви его на куски!— взревел внутренний голос.
      А потом неторопливо, как показалось девушке, словно на повторном показе вьюспекса, священник направил мундштук для нового удара — но не по Мите, а по Винту.
       О Бог-Император, нет!..
      Клинок вонзился в горло гиганта с влажным звуком. Оскалив черные зубы, священник нажал на нож, перерезая уязвимую трахею и вены на шее Винта. К ужасу Миты, несчастный на мгновение пришел в себя — в его больших глазах застыло невинное удивление, мольба и недоумение. Этот взгляд будет часто вспоминаться Мите — до самой смерти.
      Время вернуло себе нормальный ход, горячие брызги попали девушке на лицо, красный фонтан залил стены и потолок. Дознаватель вскрикнула, отчаянно отпрыгивая в сторону, чтобы избежать потоков бьющей крови.
      — Ты должен был сохранять верность одному инквизитору,— хрипло прошипел священник в ухо умирающему воину, потом перевел возбужденные, торжествующие глаза на Миту. — Только ему, а не этому существу.
      Винт захрипел и, дернувшись, умер.
      Что-то застило глаза Миты.
      — Нет! — заорала она, выбрасывая когти псайкера наружу.
      Мита собиралась разорвать мозг священника, как тонкую бумажку. Красный яд потек по разуму дознавателя, гнев изливался поверх всех защит, словно песок между пальцев. Она потянулась к мозгу человека, как голодный волк, смакуя предстоящий ужас на его лице.
      А затем вокруг загрохотало, и ее мускулы парализовало, когда тяжелая рука, закованная в броневую перчатку, ударила Мигу по затылку. В пролом, образовавшийся в стене палаты, из соседнего помещения вступили слуги инквизитора Айпокра Каустуса, покрытые пылью и строительным мусором. Вокруг взвыли голоса, требующие крови дознавателя.
      Ей стоило лучше соображать.
       Конечно, инквизитор подумал о страховочном варианте.
       Конечно, он не послал бы одного древнего священника.
      Она провалила испытание. Она должна была догадаться, что тест продолжается.
      В бетонной пыли сверкали лезвия энергетических мечей, потрескивали голоса в переговорных устройствах. Мита поняла: это последнее, что ей суждено увидеть.
 
      Светящееся синим лезвие приблизилось вплотную к Мите, в любой миг ожидавшей удара. Где-то неподалеку испуганно кричали сестры Ордена Панацеар — ближе их не подпускали члены свиты, не обращая внимания на стенания относительно взорванных стен и всеобщего беспорядка.
      Все внимание Миты сейчас занимал меч — она рванулась вниз и перекатилась в сторону. Аколит взмахнул клинком, целя ей в живот, затем успел ухватить девушку за пятку и потянуть к себе. Но понять, как умер, он уже не успел — ледяной псионический удар просто разорвал разум на части.
      В этот миг Мита ощутила некое интуитивное предупреждение, заставившее ее подхватить оседающий труп аколита под мышки и поставить вертикально. Болтерная очередь залила комнату огнем. Мита верно восприняла астральное предупреждение — труп задергался в ее руках, из тела рванулись струи кипящего жира и крови; щит дознавателя становился все более легким с каждой секундой.
      Сила каждого заряда болтера заставляла псайкера отступать на шаг назад.
      Она в ловушке. Выхода нет. Смерть близка. Пока боевой сервитор держал ее под огнем, другие верные Инквизиции воины — Мита могла бы поклясться в этом — уже рассыпались по смежным коридорам, окружая ее со всех сторон, как стая волков — беззащитного ягненка.
       Действуй, —снова зашептал в уши опасный голос. — Давай же, дура! Хуже уже не будет!
      У сервитора закончились патроны, и он встал на перезарядку — заклацал металл, где-то в дыму новые ряды боеприпасов занимали пустующие магазины. Мита воспользовалась паузой и огляделась по сторонам, осторожно высунувшись из-за изуродованного тела.
       Не умирай тут, Мита! Только не в этой ловушке!
       Хуже не будет!
      Повсюду плавали клубы дыма, густые облака сладко-горького смрада, от которого зудели глаза и чесался нос. Сервитор стоял в дверном проеме — сгорбившееся тело на мощных ногах, встроенная батарея оптики и свисающие, как клюв стервятника, датчики сенсорна, достигавшие плеч. В соседних комнатах прятались члены свиты, каждое действие протоколировалось унылым голосом логи-наблюдателя, громко оценивающего тактику нападения и высчитывающего шансы.
      В ближайшем к дознавателю углу, около окровавленной койки, лежат священник в задравшейся мантии и едва слышно бормотал спасительные молитвы. Беглого взгляда на него Мите хватило, чтобы понять: он совсем не планировал остаться вместе с ней в ловушке.
      За тонкими стенами загрохотали приближающиеся шаги — остальные воины занимали позиции, приготовившись сомкнуть железное кольцо западни.
       Хуже не будет!
      Голос прав.
      Вновь зарычал болтер — теперь уже труп, укрывавший Миту, буквально разлетался на куски, дрыгая ногами. Скоро заряды начнут попадать по ней.
       Сконцентрируйся.
       Священник. Вспомни о священнике!
      Мита закрыла глаза. Окружающий мир исчез из ее чувств. Ее ментальный щуп вылетел из тела и, как гарпун, вонзился в мозг священника Он попытался сопротивляться, но силы были неравны.
      Вниз, вниз, вниз… Через слои характера и мыльные пузыри памяти, мимо прошлых инстинктов и мечтаний скользить вдоль тайных желаний и острых лезвий подавленного гнева, нацеленных в сердце. Мита схватила астральными пальцами ту дремлющую жемчужину, которую давно ощущала, как огонь маяка во тьме непостоянства и предательства. Маленький зародыш, возможно, самый слабый среди бунтующих чувств, но уже полностью сформированный. Псайкер чуть усилила его нервозность, мастерски раздула паранойю, и внезапно — словно треснула скорлупа — кокон лопнул, и оно выбралось наружу.
      Разум священника накрыла паника, вокруг появились десятки врагов, вся уверенность и самообладание, накопленные за годы жизни, вдруг куда-то улетучились. Исчезли вера и доверие — теперь они вспыхнули и сгорели, объяв душу негасимым пламенем.
      Он больше не мог никому доверять.
      Он больше не мог никого выносить.
      Весь мир восстал против него.
      Инстинкты подсказывали: беги, спасайся!
      Священник подпрыгнул и вскочил на ноги с диким воплем, кальян вывернулся из креплений и разбился о пол. Ужас заставил человека выбежать из угла, шелестя мантией, и заступить дорогу сервитору Он врезался в громоздкую машину одновременно с тем, как пересек линию огня, — тело задергалось от множества попаданий, брызнула кровь. Маленькая человеческая фигурка за несколько секунд превратилась в мешанину из мяса и костей, но этого времени было достаточно.
      Мита, как молния, возникла позади воющего священника с энергетическим мечом в руке и ударила что было сил.
      В тот момент, когда линию огня более никто не заслонял, нечто быстрое промелькнуло перед сервитором, его вычислительные алгоритмы еще успели передать тревожный сигнал в машинный мозг, но тело выполнить новый приказ уже не успело.
      Мита рассекла туловище сервитора надвое первым же ударом, потом проскочила мимо мнущейся в коридоре группки людей из свиты и сбежала.
      Когда дознаватель вдоволь напетляла среди пустынных переулков Каспсила, у нее хрипело в груди, мускулы отчаянно болели. Вся ее одежда была залита кровью Винта, в висках стучало, а в голове билась единственная мысль, которая с каждой секундой росла и скоро достигла размеров левиафана.
       Преступница.
      Мита сделала шаг в тень.

Зо Сахаал