Хейн подержал камень перед лицом Эстона, перекатывая его между большим и указательным пальцем.
      - Вы знаете, кто я? - спросил старик. Карну понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что старик задал вовсе не риторический вопрос.
      - Какой-то политик, как и все другие, - пожал плечами Хейн.
      Глаза Эстона сузились, он покачал головой.
      - Не просто политик. Я был главой министерства разведки. Мне известны все методы пыток, которые можно применить к человеку. Я владею всеми способами сопротивления им. Так что, на вашем месте, я бы пока не рассчитывал на оплату. Вы можете убить меня, но не надейтесь получить удовольствие, услышав хоть одно слово, сорвавшееся с моих губ.
      - Я предупрежден об этом, - ровным голосом ответил Хейн. - Так что я посоветовался с моим фармацевтом.
      Произнеся это, он поднял шприц, который держал в левой руке.
      - Да, к сожалению, - добавил убийца, прошел через всю комнату и сильно ударил Карна ногой по голове, - я не могу позволить себе роскошь иметь зрителей.
      В залах Атахр Вин не наблюдалось такого оживленного движения добрые несколько столетий. И уж подавно за всю историю существования древней расы темные стены их подземного жилища не становились свидетелями столь фантасмагорического зрелища, какое предстало глазам Брента Каррельяна. В задней части комнаты, заваленной обломками погребальных статуй крайн, в тусклом, неверном свете чадящего фонаря, Брент увидел абсолютно лысого человека, прижимавшего драгоценный камень к виску глубокого старика. А за ними, наполовину скрытое во мраке, лежало безжизненное тело Карна, голову старого вора окружал кровавый ореол. Это зрелище подействовало на Брента, словно удар кулаком в живот, и он ощутил мгновенный приступ тошноты. Все мысли разом вылетели из его головы, дальше он действовал чисто автоматически, не потеряв зря ни единой секунды. Теперь на пороге усыпальницы крайн стоял не респектабельный Брент Каррельян, а самолюбивый, но упорный юнец, которым он был двадцать лет назад, когда его взял под свое крыло, сам удивленный до крайности, Карн. В могильной тишине обиталища исчезнувшей расы Галатин Хазард скользнул в тень, кровь в его висках стучала, как барабан.
      - А теперь, старик, - ухмыльнулся Хейн, - давай-ка закончим это дельце, чтобы я мог наконец получить свою плату.
      Именно в этот момент Хейн уловил какой-то звук за своей спиной и, мгновенно обернувшись, увидел невысокого темноволосого мужчину с занесенным мечом, выпрыгивающего из-за статуи с лицом, перекошенным от ярости. Хейн весьма своевременно откатился назад и увидел сноп искр, который лезвие меча высекло из каменного пола как раз в том месте, где он сидел секунду назад. Убийца удивился тому, как неслышно подкрался этот человек. Не предупреди его в последнюю секунду слух, обостренный веридином, лысый череп уже раскололся бы на две половины.
      Хейн ловко перекувырнулся через голову и аккуратно встал на ноги. Он быстро сунул драгоценный камень в карман и нырнул за ближайшую статую. Каррельян уже сделал выпад вперед, лезвие меча со свистом рассекло затхлый воздух. То, что Каррельян был вооружен мечом, ставило Хейна в невыгодное положение, поскольку убийца меча не носил. Однако с кинжалом длиной в фут в правой руке и маленьким ножом, спрятанным в левом рукаве, Хейн чувствовал себя вполне способным справиться с любым, кто рискнет противостоять ему. На самом деле он был даже рад представившемуся случаю. Мадх запретил бессмысленное насилие, и, если не считать стычки Хейна с кучером Кермана Эша, убийца был на какое-то время лишен радости, которую ему доставляло обычное убийство.
      Брент осторожно приблизился слева, лишив Хейна возможности совершить такой маневр, чтобы между ними по-прежнему оставалась статуя. Поэтому он сделал вид, будто собирается спасаться бегством, но вместо этого метнул левой рукой маленький кинжал. Во тьме подземелья крайн лезвие кинжала промелькнуло смутной тенью. Брент не успевал уклониться, тогда он взметнул меч вверх, отбив кинжал, когда тот еще был в полете.
      Обоим противникам несказанно повезло. По всем правилам, и Брент, и Хейн уже должны были к этому времени погибнуть.
      Используя удивление, на миг замедлившее движения убийцы, Брент прыгнул вперед, завопив во всю мочь своих легких. Но Хейна не так легко было вывести из равновесия. Он отскочил назад, и ему осталось только защищаться от шквала ударов противника, либо отклоняя их своим кинжалом, либо уворачиваясь с ловкостью пантеры. Он был удивлен не только дикой яростью нападения Брента, но и сопровождавшими каждый выпад дикими криками, от которых кровь стыла в жилах. Хейн понятия не имел, откуда взялся этот воин, но незнакомец, казалось, совершенно обезумел.
      Медленно, постепенно перемещения обоих мужчин - выпады одного и защита другого - привели их обратно к лежащему навзничь Эстону, освещенному светом фонаря. Брент вложил все силы в удар сверху, который Хейн отразил своим ножом, перехватив движение меча Брента уже в дюйме от своего лица. Так они и застыли на мгновение: Брент - пытаясь двинуть меч вперед, Хейн - удерживая его. Каррельян взглянул через стальной крест на перекошенное лицо Хейна в чуть лучшем освещении и изумился.
      - Но ты не тот человек, который пытался нанять меня, - выдавил он между напряженными, затрудненными вдохами.
      Это замечание сначала изумило убийцу, затем вызвало какие-то ассоциации, и, наконец, Хейн ухмыльнулся.
      - Значит, ты Хазард, - откликнулся он почти радостно, продолжая изо всех сил удерживать меч противника. - Говорят, ты был неплох... в свое время.
      Но укол Хейна по поводу возраста Брента упал в пустоту, и это не укрылось от убийцы. По какой-то причине странный пожилой вор сражался как одержимый, а его мастерство владения мечом более чем впечатляло. Хейн понимал, что самая лучшая возможность для него - это лишить Хазарда преимущества, то есть его меча, и как можно лучше использовать полученное превосходство. Убийца схватился обеими руками за рукоять кинжала, прокручивая в уме маневр, позволяющий выбить меч у Хазарда. Затем он быстро убрал левую руку и резко наклонил голову. Меч Хазарда по инерции двинулся вперед, но Хейн перехватил его запястье.
      В ответ Брент оторвал левую руку от рукояти меча и вцепился Хейну в горло, его пальцы глубоко вонзились в гортань убийцы, грозя раздавить ее. Хейн, бешено изгибаясь, дернулся в сторону, освобождаясь от хватки противника, и начал медленно отступать между рядами упавших и разбитых статуй крайн. Хейн продолжал пятиться, все с большим трудом парируя непрекращающиеся короткие выпады Брента.
      Несмотря на бешеный натиск Хазарда, Хейн все еще готов был держать пари, что он может победить, но как же сильно он ошибался! Длина меча бывшего шпиона заставляла Хейна лишь обороняться, а единственный пропущенный удар мог обернуться катастрофой. Нет, с Хазардом он разберется в другой раз и в другой день, который выберет сам. Сейчас, когда у противника имелся реальный шанс на победу, когда их окружали стены таинственного жилища крайн, скрывавшие смертоносные ловушки, наиболее разумным было избежать боя, от которого при других обстоятельствах он получил бы немалое удовольствие.
      Хейн попятился еще на несколько шагов, отступая под натиском Брента. Используя очевидное преимущество, Каррельян вложил всю свою недюжинную силу в широкий замах мечом, намереваясь использовать памятник усопшим крайн как колоду для рубки. Еще мгновение, и он, пригвоздив Хейна к статуе страшным ударом, попросту обезглавит противника...
      Но Брент, в отличие от Хейна, не ожидал, что статуя упадет, едва наемный убийца толкнет ее. Осколки древнего камня разлетелись по полу, а Хейн ловко скользнул в сторону, перекатился, вскочил на ноги и бросился к дверному проему. Отвлеченный рухнувшей статуей, Брент уже в последний момент попытался схватить ускользавшего противника за ноги. Он легко приземлился на пол в нескольких ярдах от Карна, и теперь разглядел то, что не видел на расстоянии: несмотря на огромную лужу крови, в которой покоилась голова его друга, глазные яблоки Карна слегка подрагивали в сумрачном сне отключившегося сознания, ноздри расширялись при выдохе.
      Он был жив.
      Брент бросил взгляд на дверь и увидел, как Хейн исчезает в темноте коридоров крайн. Он страстно жаждал устремиться в погоню, пролить кровь ненавистного врага. Но в Атахр Вин пролилось уже достаточно крови, и это была кровь Карна. Следовало поторопиться и помочь другу, не теряя времени на преследование убийцы. Забыв о Хейне, Брент бросился к Карну, с ходу сдирая с себя рубаху. Он наклонился, рассматривая рану на лбу своего учителя, и со вздохом облегчения обнаружил, что она не особенно серьезна. Ботинок Хейна оставил свой глубокий след на голове Карна у правого виска, он разорвал кожу над глазом, что вызвало обильное кровотечение, но не причинило по-настоящему серьезного вреда. Брент промокнул рану рубашкой и, прижав ее к ссадине, держал так несколько минут, пока кровь не остановилась. Затем он оторвал чистый рукав и осторожно забинтовал голову старого друга.
      Теперь предстояло сообразить, что делать со статуей, которая упала человеку на спину, пригвоздив его к земле. Но Карн начал шевелиться, и одно это улучшило настроение Брента.
      Сзади послышался тихий стон, и Каррельян, повернувшись, увидел, как дрогнули веки Бэрра Эстона, как расширились его зрачки, подернутые наркотической пеленой. Старик потряс головой и моргнул, пытаясь рассеять туман в собственном мозгу.
      - Нужно... остановить...
      Эстон опять потряс головой и сделал несколько долгих глубоких вдохов. Когда он снова смог поднять глаза, какая-то частица прежнего света вернулась в них, но, остановившись на лице Брента, они вновь сузились.
      - Каррельян? - хрипло спросил старик, его голос изменился под воздействием наркотика. Брент было удивился, что Эстон узнал его, хотя делать этого не стоило. Если кто-то когда-то попадал в поле зрения органов безопасности Чалдиса, то практически наверняка бывший министр разведки знал этого человека в лицо. Взгляд Эстона лишь на мгновение задержался на лице Брента, его старые глаза принялись поспешно обшаривать помещение, в надежде увидеть труп Хейна. Разочаровавшись, он с отчаянием глянул на дверь, а затем, как на тупого ученика, посмотрел на Брента.
      - За ним, вы, глупец! - рявкнул Эстон, хотя губы все еще плохо его слушались.
      Брент бросил на старика взгляд, полный ненависти. В обычных обстоятельствах он весьма благосклонно относился к правительственным чиновникам, размышляя о том, сколь полезны они оказались для все более процветающего дела его обогащения. Однако сейчас один вид бывшего министра Чалдиса вызывал у него раздражение. Брент почти пожалел, что не дал Хейну закончить работу.
      - Вот сам и давай! - рыкнул он в ответ и вновь повернулся к Карну.
      Министр выругался и слабо зашевелился, сражаясь с проволокой, которая все еще опутывала его руки и ноги. Через минуту стало ясно, что он не сумеет освободиться сам и, уж конечно, не в состоянии преследовать убийцу.
      - Твой друг будет жить, - попробовал убедить Каррельяна Эстон. - Но производство генераторов в большой опасности.
      Теперь, когда действие наркотика стало ослабевать, речь старика звучала гораздо более отчетливо, но, похоже, в его словах не содержалось никакого смысла. Брент не обратил на них внимания, посчитав полной бессмыслицей.
      - Что ж, продолжай бредить, старый сморчок, ты уже почти убедил меня закончить то, что не успел доделать напавший на тебя убийца.
      Брент опять встал и оглядел кусок камня, который прижимал друга к полу. Ноги статуи лежали на земле, ее плечи прижимали крестец Карна к земле, а каменная голова торчала в футе над полом. Брент обхватил обеими руками гладкое, лишенное всяких черт лицо и напрягся под весом статуи, но скульптура крайн оказалась слишком тяжела для него. Он попробовал снова, застонав от усилия, и ухитрился чуть сдвинуть статую, но не поднять ее.
      Эстон бросил последний скорбный взгляд в сторону двери и покачал головой. Убийца еще не мог уйти далеко... но Каррельян, похоже, решительно настроился наплевать на это. Эстон вздохнул. По всей видимости, этот мошенник не сдвинется с места, пока не вызволит своего друга.
      - Развяжите меня, и я вам помогу, - предложил отставной мастер шпионажа.
      Брент поднял глаза, нахмурился, но затем решил, что старик, возможно, прав. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы размотать проволоку, которая не давала Эстону двинуться. Старик сел и принялся растирать кисти, затем предплечья.
      - Мне нужна пара минут, чтобы восстановить циркуляцию крови, - объяснил он.
      Бренту быстро надоело наблюдать, как старик массирует мышцы, возвращая их к жизни, поэтому он снова подошел к Карну и еще раз попытал счастья со статуей крайн. Она продвинулась не больше, чем на полдюйма.
      - Сперва приведите его в чувство, - кисло посоветовал Эстон. Отставной министр справился с немощью гораздо быстрее, чем мог предположить Брент, склонившийся над распростертым телом своего друга. По крайней мере, достаточно быстро для того, чтобы незаметно положить в карман драгоценный камень, оброненный Хейном. - Вам понадобится его содействие, когда вы будете его вытаскивать.
      Не говоря ни слова, Брент отпустил статую и слегка потолкал Карна в бок - старый сигнал, которым они будили друг друга в былые, более суровые дни. Старый вор начал медленно приходить в себя, и Брент почувствовал прилив облегчения даже от этого, весьма скромного, обнадеживающего признака.
      Карн с большим трудом сконцентрировал взгляд влажных глаз на своем друге и, после неудачной попытки улыбнуться, хрипло произнес:
      - Брент... Я уже думал, что никогда больше не увижу тебя, разве что дьявол в аду предоставит нам смежные комнаты.
      Карну явно нелегко давался шутливый тон, и Брент постарался ответить ему в том же духе.
      - До этого еще не дошло. А ты, как я вижу, стал в последнее время ложиться в постель со странными партнершами, - заключил он, похлопав по статуе.
      - Эти крайн - весьма передовые ребята, - негромко пошутил Карн в ответ, но голос его дрогнул от напряжения.
      - Довольно болтовни, - распорядился Эстон. - Давайте извлечем его оттуда.
      Министр с трудом поднялся на ноги, и Брент усомнился в том, что старик сможет оказать сколько-нибудь существенную помощь. Тем не менее Эстон встал рядом с Брентом и крепко ухватился за голову статуи.
      - Мы не сможем долго держать ее на весу, - предупредил старый министр Карна. - Поэтому, как только мы приподнимем ее, вы должны выползать как можно скорее, слышите?
      Лицо Карна нервно дернулось, и он повернулся к Бренту.
      - Я не уверен, что смогу ползти. Я... - Он глубоко вздохнул и закончил: - Я не могу двигать ногами. Брент, я совсем не чувствую их.
      Каррельян отвернулся, его лицо исказили чувства, которые Карну не следовало видеть. Он скрипнул зубами.
      - Я должен был убить его. Я должен был...
      Но затем Брент вспомнил, что, когда он появился, в комнате находились три человека: Карн, убийца и Бэрр Эстон. До него вдруг дошло, что имелся еще один вариант...
      - Кто это сделал? - спросил он тихим напряженным голосом. - Это тот лысый ублюдок покалечил тебя... - Брент медленно повернулся к Эстону и его голос угрожающе зазвенел: - Или?..
      - Убийца, - резко ответил Карн, не вполне понимая, зачем он солгал. Но ему почему-то показалось важным, чтобы Брент не узнал правды.
      - Это пустой разговор, - перебил их Эстон. - К тому же чем дольше мы ждем, тем больше вреда это приносит спине вашего друга. - Он странно взглянул на Карна. - Если вы не можете пользоваться ногами, просто подтягивайтесь на руках. Это у вас получится?
      Карн кивнул, и Брент с Эстоном снова низко наклонились над статуей, обхватив ее голову и шею. Они напряглись и вместе потащили вверх упрямый камень. Брент вновь ощутил, как протестуют его мускулы, понуждаемые работать на пределе своих возможностей. Но старый жилистый Эстон добавил как раз то, чего не хватало бывшему шпиону, чтобы победить тяжеленную статую, и тут наконец она неохотно приподнялась на несколько дюймов над спиной Карна. Старый вор немедленно прижал ладони к гладкому полу и подтянулся вперед.
      - Скорей! - прошипел Брент сквозь сжатые зубы, жилы на его шее вздулись от напряжения.
      Карн старался изо всех сил. Он слышал затрудненное дыхание мужчин и пытался действовать быстрее, но на слишком гладком полу его рукам не за что было уцепиться. Миновала долгая, напряженная минута, прежде чем его ноги выскользнули из-под статуи. В тот же момент Брент и Эстон выпустили из рук камень и отскочили назад. Без амортизирующей подушки человеческого тела древняя глыба рухнула на пол, расколовшись на зазубренные осколки, брызнувшие в разные стороны.
      - Ты в порядке? - спросил Брент, все еще тяжело дыша.
      Карн только кивнул, хотя сам был уверен в обратном. У него еще оставалась глупая надежда, что ноги потеряли чувствительность из-за веса каменной статуи. Теперь вес убрали, но ноги по-прежнему оставались мертвыми. Ему не помогут ни деньги, ни все его влияние - на земле не существовало целителя, который смог бы вернуть ему былую подвижность.
      - Давай-ка перевернем тебя, - предложил Брент.
      Не дожидаясь помощи, Карн тяжело перевернулся, и его ноги повернулись вместе с туловищем, словно громоздкий, нелепый хвост. Он смотрел на свои безвольно лежащие ступни, навсегда потерявшие чувствительность, и думал о том, что они уже никогда не смогут ощутить ни прохладной свежести воды, ни мягкого ворса ковров, ни... - ничего.
      - Так лучше? - спросил Брент.
      Карн приподнялся на локтях.
      - Со мной все будет в порядке, - тихо сказал он.
      - Хорошо, - вмешался Эстон. - Тогда надо отправляться за убийцей. Информация, которую он украл в течение одного месяца, господин Каррельян, стоит в тысячу раз больше, чем все небольшие секреты, которые вам удалось собрать за всю вашу жизнь. Нам необходимо срочно изловить его.
      Но едва старый министр повернулся к выходу, как Брент довольно грубо схватил его за руку.
      - Если нам что-нибудь и необходимо сделать, - заявил он, и в его голосе прозвенели стальные нотки, - так это дать некоторые объяснения.
      Глава 13
      Северо-западная башня императорского дворца была предназначена исключительно для принцессы. Она поднималась на семьдесят футов над основной частью здания и представляла собой сужающийся цилиндр, украшенный арабесками из бежевого и розового камня. На верхнем этаже этой башни Киринфа устроила небольшую гостиную. Она была обставлена очень скромно: всего несколько кресел и маленький круглый столик. Киринфа любила эту комнату, потому что из нее открывался потрясающий вид на залив, а города почти не было видно. Сегодня, как, впрочем, и во многие другие дни, она не желала смотреть на Тирсус, правда, сейчас она не хотела и сосредоточиться на своем ежедневном уроке, служившем удобным поводом, чтобы прийти в эту комнату.
      - Они все еще требуют войны, - весьма раздраженно заметила юная принцесса. - С чего они взяли, что за смертью Найджера стоит Чалдис, я не понимаю. Крассус и Найджер ненавидели друг друга годами, но до сего момента никто не обвинял Крассуса в измене.
      Конечно, до недавнего времени Крассус никого и не убивал.
      Киринфа вновь обратилась мыслями к той речи, которую ее отец произнес перед толпой вчера днем. Старик стоял на северном балконе дворца - народу, собравшемуся внизу на площади, монарх казался крошечной точкой. Если бы не магическая помощь Холоакхана, жители Тирсуса не услышали бы ни слова из того, что он говорил. Как выяснилось, это вполне могло оказаться к лучшему.
      Горожане пришли к императорскому дворцу вовсе не для того, чтобы требовать объявления войны или отставки Крассуса, хотя, конечно, как-то решать этот вопрос было необходимо. Они хотели одного - определенности, монаршего указа, объясняющего, какого образа мыслей следует придерживаться. Император Маллиох вместо этого напомнил им, что, в то время как все, безусловно, скорбят об утрате парфа Найджера и никто не обязан проявлять любовь к тану Крассусу, тан все равно остается таном и Индор - Индором. И пока это так, нужно чтить святой ритуал дуэли.
      А затем Маллиох просто повернулся и ушел.
      Толпа не расходилась еще какое-то время, пытаясь переварить неожиданную речь Маллиоха. Так продал Крассус что-то Чалдису или нет? Если он не предатель, почему бы императору так прямо и не заявить? Но если Крассус предал их, они что ж, должны продолжать кормить змею, которую пригрели на своей груди, и за его преступления не последует никакого возмездия?.. Медленно с тяжелым осадком в душе жители Тирсуса разошлись. Вместо того чтобы положить конец недовольству, слухам, ропоту, речь императора только подогрела их.
      Но принцесса не могла постичь ни причин, ни глубины их недовольства.
      - Почему они считают, что здесь кроется нечто большее, чем просто дуэль?
      Сидя напротив Киринфы в густой тени, которая дарила приятную прохладу его старой коже, Холоакхан пошевелился в своих роскошных одеждах. Его глаза, полускрытые под лохматыми седыми бровями, насмешливо поглядывали на принцессу.
      - Нетипично для представителя вашей семьи размышлять о том, что и почему думают граждане Индора. Мне кажется, дорогая принцесса, это нездоровое занятие. Уж конечно, ни ваш отец, ни ваш брат ни капельки не заботятся об общественном мнении. Такое безразличие, в конце концов, и является основным преимуществом наследственной монархии, до тех пор пока вы входите в число наследственных монархов.
      Киринфа пристально вгляделась в лицо своего пожилого наставника, и уголки ее губ опустились. Холоакхан сегодня впал в особое настроение, крайне затруднявшее общение,- умудренного опытом старца. В последнее время он слишком часто впадал в подобное настроение, и одного этого уже было вполне достаточно, чтобы обеспокоить принцессу. Она по опыту знала, старый волшебник начинал разговаривать циничными сентенциями, когда дела шли так, что он предпочитал скрывать от нее их истинное положение. Но юной принцессе Индора быстро надоело быть просто украшением царствующей семьи Джурин. Эта тяжелая работа не допускала даже мысли о возможности каких бы то ни было приключений, и улучшения ситуации не предвиделось. Именно по этой причине она впервые обратилась к Холоакхану с просьбой обучить ее искусству магии.
      По крайней мере, это была одна из причин.
      Киринфа откинулась на спинку кресла, накручивая на палец прядь роскошных каштановых волос. Она могла по праву гордиться ими. Согласно индорской традиции, благородные женщины были обязаны носить как можно более длинные прически, и волосы Киринфы каскадом спадали гораздо ниже поясницы. Это была ее привычка - накручивать прядь на палец, когда ее что-то тревожило, - привычка такая же давняя, подумал Холоакхан, как задавать вопросы о политике, однако игра с собственными локонами и отдаленно не была такой опасной.
      - Лоа, - нежно начала принцесса. Старый маг сразу настроился на оборону. Лоа было уменьшительным именем, которым его не называл никто, кроме Киринфы, и сейчас оно прозвучало для мага тревожным звоночком, - ему придется быть начеку. Ласковые речи Киринфы чаще всего служили какой-то определенной цели. - Лоа, скажи, ликование и радость покинули Тирсус?
      - Я так долго живу только своими книгами, принцесса, - ответил иссохший старик. - Боюсь, я уже давно забыл, что такое радость. Как же я могу сказать, ушла она или нет?
      Киринфа резко поднялась и пересекла свою небольшую гостиную, залитую посередине бьющим в окно светом. Она склонилась над магом и поцеловала его в потемневшую от старости и солнца макушку, легонько коснувшись щекой кромки поредевших волос. Принцесса провела пальцем по его седой пряди, заплетенной в косичку длиной в пятнадцать дюймов, и щелкнула ногтем по маленькому нефритовому кольцу, ее стягивавшему. В виде прощального жеста Киринфа игриво потянула за косичку.
      - Я думаю, мы не будем заниматься сегодня, Лоа. Магии придется подождать до тех пор, пока я, как и весь остальной город, не узнаю, должна ли я гневаться и выходить на улицу с требованием покарать виновного.
      Киринфа легко повернулась на носках и шагнула к двери. Безмолвный силуэт отделился от других, более глубоких теней в углу комнаты, - высокий смуглый человек тихо последовал за Киринфой. Это был Акмар, ее телохранитель. У каждого члена императорской семьи имелся личный телохранитель, специально отобранный и обученный воин, жизнью поклявшийся защищать своего подопечного. Когда Акмар вышел, острие его длинного изогнутого меча ударилось о медную урну, оставив Холоакхана слушать угасающий металлический звон.
      И, конечно, думать о самой Киринфе. Акмар жил для того, чтобы защищать принцессу от возможной физической угрозы ее жизни, мрачно размышлял Холоакхан, которой практически не существовало. Хотя Холоакхан не мог вообразить себе более опасного места во всем Индоре, чем императорский дворец, опасности здесь были иного рода, не из тех, что можно отразить мечом. Как правило, они были гораздо страшнее. По правде сказать, истинным телохранителем Киринфы был сам престарелый маг, и он опасался, что его задача посложнее, чем у Акмара. Акмар всего лишь должен был охранять Киринфу от других, на долю же Холоакхана выпало защищать юную принцессу от последствии ее собственных безумных поступков.
      Удаляющиеся шаги растворились в тишине в тот самый момент, когда затих звон урны, а Холоакхан продолжал неподвижно сидеть в безмолвной сгущающейся тьме. Его мысли обратились к человеку по имени Сардос.
      Поскольку Киринфа прожила на свете чуть больше двух десятков лет, да к тому же в ее жилах текла горячая кровь рода Джурин, спокойное созерцание и размышление не являлось тем способом, которым принцесса обычно пыталась разрешать проблемы. Конечно, самым разумным было бы спросить у отца или брата, что происходит. Действительно ли Крассус предатель? Будут ли они воевать? Но Киринфа уже давно смирилась с тем, что в Империи редко поступают разумно, а о прямых вопросах даже думать не стоило, особенно потому, что император Маллиох считал: политика - область, совершенно недоступная женскому уму. Упрямство отца приводило Киринфу в ярость, но Маллиох был слишком стар, чтобы менять свои убеждения. Ей ничего не удастся узнать от него.
      Еще не так давно за новостями или утешением она могла отправиться к Кланноху. Он всегда с радостью делился с ней всем, что знал, но теперь и это изменилось. Киринфа удрученно подумала об их вчерашней стычке в кабинете принца. Ее младший брат с каждым днем все больше отдалялся от нее... и примерно так же рвался обсуждать с ней политические проблемы, как и сам Маллиох.
      Значит, прямых путей не оставалось. И поэтому, спускаясь по довольно узкой винтовой лестнице, Киринфа решила избрать обходные пути. Еще будучи маленькой девочкой, принцесса выяснила, что самый легкий способ узнать, о чем на самом деле думают правители Индора, это затеять ссору, с этой задачей любые дети справляются с потрясающей легкостью. Киринфу огорчало лишь, что в возрасте двадцати трех лет она вынуждена прибегать к старым трюкам, но, к сожалению, это единственный способ, который может сработать...
      "Спроси, - подумала она, - и ты ничего не узнаешь. Разозли - и любые секреты раскроются перед тобой сами".
      Она спустилась по длинному пролету винтовой лестницы, не обращая внимания на эхо шагов Акмара, раздававшееся за ее спиной. Акмар находился при ней всю ее сознательную жизнь, и она обращала на него не больше внимания, чем на собственную тень. И тень, и телохранитель были одинаково безмолвны и, с ее точки зрения, одинаково бесполезны.
      Лестница завершилась большим арочным проемом, через который Киринфа вошла в главный коридор дворца. Проход имел тридцать футов в ширину и столько же в высоту, стены, пол и потолок покрывали блестящие, отполированные плиты мрамора, украшенные изысканным геометрическим орнаментом. С искусностью истинных художников камнерезы Индора укладывали мрамор в цветные узоры, такие же красивые и сложные, как живописное полотно. Внизу, в холле, находились еще одни простые, но массивные двойные двери, которые вели в зал для аудиенций ее отца, именно туда и намеревалась отправиться принцесса. Но когда она подошла поближе, она услышала голос своего брата, доносившийся из соседней комнаты. Дверь была приоткрыта, и она заглянула внутрь.
      Кланнох стоял спиной к ней, и все тело принца, казалось, наполнилось воодушевлением его собственной речи. Когда он перепрыгивал от одного слова к другому, острие его меча прыгало вверх и вниз, отбивая такт, словно дирижерская палочка. Киринфа отметила, что меч стал новой любимой игрушкой брата. Ни один из членов семьи Джурин не испытывал необходимости в ношении оружия - даже сквозь узкую щель между неплотно прикрытыми дверями принцесса могла разглядеть тень Сенза, телохранителя Кланноха. Киринфа подумала, что нынешнее пристрастие Кланноха к ношению меча в какой-то степени ставит под сомнение компетентность Сенза, и она не могла даже представить, какие мотивы двигали ее братом. Именно это острое раздражение, вызванное неразрешимой загадкой, и привело ее к мысли, что брат - более подходящая мишень для задуманного скандала, нежели отец.
      Кланнох сделал шаг вперед, влекомый, как казалось, инерцией собственных слов, и Киринфе удалось бросить быстрый взгляд на слушателя, к которому брат обращал свою пламенную речь. Перед принцем совершенно неподвижно, такой же спокойный и холодный, как мрамор, которым были облицованы стены дворца, сидел огромный мужчина. Более семи футов ростом, он даже сидя мог смотреть в глаза юному Кланноху, не поднимая головы. Он был облачен в плотные одежды столь глухого черного цвета, что создавалось впечатление, будто они поглотили весь свет в помещении так же, как их владелец поглощал слова Кланноха, при этом тело мужчины оставалось вне поля зрения. Темные покровы окутали все: ничто - ни ступня, ни даже палец - не выступало из-под них, ничего, только бледное неподвижное лицо, видневшееся где-то поверх одежд. Лицо было испещрено морщинами, глубокими, как ущелья, глаза походили на черные подземные озера, и утонуть в них было так же легко. Лицо мужчины обрамляла густая грива волос, таких черных, что они полностью сливались с одеждой.