- И происшествие с Кордором - это только малая часть того, что там творится, - продолжал Хинкс, ломая руки. - В столице, похоже, все сошли с ума. Финансовые рынки...
      - К дьяволу финансовые рынки! - взвился Тейлор. - Хинкс, что слышно от агента Имбресс? Прислала ли она какие-нибудь отчеты?
      - Один, - ответил офицер, но было видно, что изменение темы устроило его еще меньше.
      Он молча вручил Тейлору запечатанный конверт. Тейлор вскрыл его, достал единственный листок бумаги и, развернув, обнаружил там набросок. Это было лицо мужчины - голова, абсолютно лишенная растительности, намечена всего одной плавно изгибающейся кривой, острая и сильная линия подбородка, тонкие губы сжаты в ухмылке. Неизвестный на рисунке, казалось, устремил злобный взгляд прямо в глаза Тейлору.
      Внизу страницы Елена приписала всего два слова: "Ваш убийца".
      Тейлор стиснул зубы, вглядываясь в портрет так пристально, что изображение намертво врезалось в его память. Затем он перевернул листок и обнаружил короткое сообщение от Елены: "Объяснения даст Аннард. Нет времени. Преследую".
      Преследую. Значит, она видела убийцу, но не поймала его. Нашла ли она Эстона? Или его нашел убийца? Что вообще произошло?
      - Больше отчетов от нее не было? - решил уточнить Тейлор.
      Хинкс вздохнул и опять съежился в кресле.
      - Очевидно, агент Имбресс отправилась в Белфар.
      - По следу убийцы?
      - Мы так полагаем. Нам известно только то, что несколько дней назад в одном из беднейших районов Белфара вспыхнул пожар. В результате чего огонь уничтожил более пятидесяти кварталов города.
      - И какое отношение это имеет к Имбресс? - спросил Тейлор, чувствуя, как его охватывает дрожь.
      - Невозможно ничего сказать наверняка. Но с тех пор от нее не было ни слова.
      Тейлор нахмурился и прижал руку к виску, почувствовав, как внезапно начала пульсировать жилка.
      - Что от Аннарда? - коротко спросил он.
      Хинкс достал сообщение, которое местный волшебник расшифровал и запечатал в отдельный конверт специально для Тейлора. Хотя Имбресс обещала, что Аннард сообщит подробности, заместитель министра разведки был более чем краток, видимо, из соображений секретности. Будь она проклята, эта секретность, подумал Тейлор, вскрыв письмо и обнаружив сообщение, состоящее из двух коротеньких предложений. "Много ли я узнаю из них?"
      В первой строке было сказано: "Все шесть вырваны", - и сердце Тейлора оборвалось, когда он прочел это. Если все Фразы украдены, значит, Эстон мертв. Он уже потерял родного отца, потери того, кого он считал своим вторым отцом, ему просто не вынести. Но несмотря на черную волну горя, захлестнувшую его, Тейлор нашел в себе силы прочесть вторую и последнюю строчку этого письма: "Старый петух руководит из курятника Хазарда". Старым петухом Тейлор когда-то в шутку называл Эстона.
      Аннард таким образом сообщал ему, что старый министр как-то умудрился выжить, как выжил и Амет Пейл, - в мире еще сохранилось некое равновесие. Более того, хитрый ветеран скрытно принял на себя руководство разведкой. И хотя Тейлор предвидел, какие серьезнейшие последствия вызовет потеря Фраз, он все же подумал, что наконец-то Нью-Хоуп начинает оправдывать свое название*. [New Норе (англ.) - новая надежда. (Прим. пер.)] Если Бэрр Эстон жив и здоров, он может не беспокоиться о состоянии дел в Чалдисе.
      Остальное зависело от него - Тейлору предстояло перехватить шесть Фраз, прежде чем они попадут в жадные руки владыки Индора. И теперь он знал, кого искать.
      Когда Тейлор вернулся в порт, его настроение слегка улучшилось. Мрачные новости касательно Кордора и Пейла, ужасное сообщение о краже последней, шестой Фразы, туманные намеки Хинкса на беспорядки в Прандисе и весьма нежелательное исчезновение Елены Имбресс погрузили Тейлора в пучину отчаяния всего на долю секунды, когда он счел Бэрра Эстона мертвым. Какие бы неудачи ни обрушились на него, теперь в душе Тейлора затеплилась искорка надежды на победу, зажженная известием о спасении его приемного отца. И в таком настроении он галопом пролетел через весь порт, мечтая о том, чтобы "Грампус" быстрее отправился в путь и доставил его в Тирсус, где и должна была завершиться драма. Тейлор радостно помог постоянно хмурому матросу Горману, старшему на погрузке, завести Кристалла в упряжь, в которой коня подняли на корабль и мягко опустили в его загородку. Гатонцы, трудившиеся на погрузке, выглядели довольно угрюмыми, но Тейлор решил, что они и раньше пребывали в том же настроении. Учитывая его собственные, весьма нерадостные мысли, одолевавшие его всю последнюю неделю, корабль, полный фаталистов-гатонцев, казался идеальным прибежищем. Даже если они и проводили полдня стоя на коленях, по крайней мере, они молились молча, и Тейлор мог использовать это время для того, чтобы изучать тучи на собственном горизонте. Теперь, возбужденный ощущением вновь обретенной цели, молодой министр опасался, что плавание в Тирсус окажется невыносимым упражнением в скучнейшей и притворной набожности. "Грампус" низко осел, его трюм был набит под завязку. Это должно было замедлить ход судна, но поскольку все товары отправлялись в Тирсус, они хотя бы больше не будут заходить ни в какие другие порты.
      - Я надеюсь, что плавание до Тирсуса окажется быстрым, - бодро сказал Тейлор капитану Торму, встретив того на палубе.
      - За ответом на этот вопрос вам бы следовало обратиться к Богу, заявил старик и отвернулся.
      "Грампус" шел на запад от Нью-Хоупа под всеми парусами. Он летел по волнам, как ветер, словно в его обширных трюмах не было никакого груза, а лишь неведомая движущая сила.
      Только в середине утра первого дня плавания Тейлор сообразил, что капитан не позвал его на молитву. Однако он не стал слишком задумываться над этим. В конце концов, судно взяло на борт более десятка пассажиров до Тирсуса, и, похоже, некоторых из них Торм хорошо знал. Несомненно, его интерес к брату Пассу ослабел, и это как нельзя больше устраивало Тейлора. Чтобы сохранить видимость, он, конечно, в часы молитвы закрывался в своей каюте, но теперь он проводил это время, лежа на койке с одним из томов истории мира до Принятия Обета, собрание которых он прихватил с собой, а не протирал колени. Остаток дня Тейлор обычно посвящал уходу за Кристаллом или размышлениям в своем привычном гнездышке на носу.
      Через четыре дня спокойного плавания они увидели Кейп Хейвен, самый западный город Гатони. Отсюда им предстояло пересечь бухту Бисмет, Тейлор считал, что это определение не слишком подходит для такого изобилия воды, вполне достойного именоваться морем. Впрочем, чего ждать от неизобретательных индорцев! На противоположной стороне бухты, около полуострова Картоум, была уже индорская земля. "Грампусу" следовало обогнуть Картоум и пойти на север, и если погода будет благоприятствовать, то через неделю они достигнут Тирсуса.
      Но погода изменилась. Тейлор в тот день допоздна засиделся на палубе, любуясь прозрачными водами южных морей, и вдруг увидел, как матрос слез с мачты и поспешил ко второму помощнику. Тот проверял какие-то канаты, идущие от фока к палубе, позволив Тейлору сидеть на швартовах, откуда он смог услышать то единственное слово, которое матрос сказал своему командиру:
      - На юго-западе.
      Второй помощник нахмурил лоб и, повернувшись, взглянул поверх планшира. Там, насколько мог видеть Тейлор, на юго-западе небо над горизонтом затягивали плотные черные тучи. Резко похолодало, и молодой человек даже поднял воротник рубашки, чтобы укрыться от резкого ветра.
      Второй помощник немедленно откликнулся на слова матроса. Зычным голосом, не уступающим голосу самого Торма, моряк принялся раздавать команды. Тейлор спустился в каюту, чтобы надеть куртку, а когда вернулся, то наверху уже развернулась бурная деятельность. Кроме фока и грота, все другие паруса были убраны и прочно привязаны к реям. Несколько матросов с ведрами свежей смолы начали запечатывать люки, ведущие в трюм.
      Должно быть, ожидается дьявольский шторм, подумал Тейлор, опять оглядываясь на тяжелые тучи, которые уже начали заслонять заходящее солнце.
      Первый помощник прошел мимо него, указывая на какой-то провисший канат на фок-рее, и Тейлор остановил его.
      - А как с моим конем? - спросил он, заметно повысив голос, чтобы перекричать усиливающийся ветер.
      - Сейчас слишком поздно для этого, досточтимый отец, - быстро ответил моряк, не выказав ни малейшего сочувствия. - Вы просили загон на палубе, чтобы животное могло наслаждаться солнцем и воздухом. Теперь оно сможет насладиться штормом.
      Он замолк и, казалось, сразу пожалел о сказанном.
      - Бог хранит невинных, - тихо добавил он, прежде чем вернуться к своей работе.
      Встревоженный, Тейлор начал осторожно пробираться к загону Кристалла. Волны превращались в валы, палуба качалась, и Тейлор то и дело терял равновесие. Он заметил, как несколько матросов протягивают канаты между мачтами и вдоль планширов, явно для того, чтобы обезопасить себя, когда погода окончательно ухудшится.
      Кристалл выглядел спокойным, несмотря на приближение шторма, стоически перенося свой вес с места на место, приспосабливаясь к танцующей под ногами палубе, но это не успокоило Тейлора. В первый раз он осознал, что у него не было никакой необходимости брать с собой любимого скакуна. В конце концов, в Тирсус он плыл, и хотя обратный путь зависел от ряда обстоятельств, он вполне в состоянии просто купить коня в Индоре, если бы тот ему вдруг понадобился. Вместо этого он беспричинно рисковал жизнью животного.
      Тейлор признался самому себе, что ему просто не хотелось уезжать из Прандиса одному. В огромном городе у него имелась масса знакомых, но лишь в обществе этого огромного гнедого с внимательным взглядом умных черных глаз он ощущал ни с чем не сравнимое спокойствие. Криво усмехнувшись, Тейлор понял, что с того дня, как умер его отец, он ни с одним человеком не провел столько времени, сколько со своим конем. Он горько рассмеялся. Начался дождь, и пока команда в бешеном темпе заканчивала свои и без того торопливые приготовления, Тейлор Эш был предоставлен себе. Воспользовавшись этим, он остался возле коня, пытаясь успокоить его посреди разбушевавшегося шторма и размышляя о странностях человеческой натуры.
      Сперва сверху падали крупные капли, потом их сменил ливень, состоявший из мелких жалящих бусинок. Волны выросли до высоты дома, они начали ломать планшир, омывая палубу соленой водой. Взглянув на небо, капитан Торм приказал убрать последний парус и развернуть плавучий якорь. При некотором везении этот большой полотняный конус без помех зацепился бы за воду, что позволило бы судну двигаться не с такой сумасшедшей скоростью и держать нос против ветра. Подобное плавание трудно назвать приятным, но если бы им сопутствовала удача, то их неприятности ограничились бы суровой качкой и обилием воды.
      Торм даже не хотел думать о других вариантах. Если судно развернет бортом против всей силы шторма, то корабль может просто опрокинуться. На самом деле, ярость волн уже выглядела пугающей, а Торм всем своим нутром чуял, что будет еще хуже. Если бы плавучий якорь не смог сделать свое дело... Торм пытался отбросить мысли о последствиях, ведь он прекрасно знал, что тогда у него останется единственный выход: вести корабль по ветру. А отдать судно на милость безумного урагана... От подобной мысли даже суровый гатонский капитан содрогнулся до глубины своей богобоязненной души.
      Именно тогда Торм двинулся вперед вдоль натянутого по планширу правого борта канату и увидел этого сумасшедшего торговца специями, вцепившегося в столб загородки, где находился его конь. Преодолев сильнейшее искушение выругаться, Торм пробрался вперед по круто накренившейся палубе и успел схватиться за загородку раньше, чем следующая волна отбросила весь корабль назад.
      - Иди в каюту, брат Пасс! - заорал старый капитан, перекрывая ветер. Здесь не место сухопутному человеку!
      Тейлор услышал его. Он повернулся лицом к капитану, на глаза ему упали мокрые черные волосы.
      - Но...
      Торм резко оборвал его сердитым жестом.
      - Я не желаю отвечать за вашу смерть! Вниз, прочь с палубы!
      Без толку было пытаться отвечать. Тейлор полагал, что он имеет полное право рисковать своей собственной жизнью, но глупо отвлекать капитана от первостепенной задачи - спасения судна. Молодой человек задержался на секунду, чтобы еще раз потрепать Кристалла по шее, а затем выскользнул из загона. Очень осторожно он пробрался в свою каюту.
      Корабельный стюард, в чьи обязанности никогда не входила работа на палубе, даже во время шторма, зажег, как обычно, фонарь в каюте Тейлора. Старая железная лампа бешено раскачивалась на своем крюке, прибитом к потолку, ее абажур то полностью загораживал свет, то совершенно открывал его в зависимости от того, в какую сторону накренялся корабль. Это жутковатое зрелище могло свести с ума даже человека с весьма устойчивой психикой казалось, что какое-то существо, созданное из света, попало в ловушку каюты и теперь бьется о стены в безумной попытке освободиться. Тейлор немногое мог разглядеть при таком освещении, но он заметил, что стюард убрал стакан и кувшин с водой, которые обычно стояли на столе, таким образом спасая их от неминуемой гибели. Однако он не убрал книги и одежду, аккуратно разложенные Тейлором, и теперь все эти вещи летали по каюте, тогда как мебель, привинченная болтами, оставалась странно равнодушной к буре.
      Дверь каюты захлопала за его спиной. Тейлор плотно закрыл ее и запер на задвижку. Затем он собрал свои вещи, при этом перелетающая с места на место книга попала ему по голове, и убрал в один из сундуков, составлявших его койку, и тоже запер его на задвижку. Возникло желание задуть фонарь, но молодой человек понимал, что ему никогда не удастся зажечь его снова. Поэтому он осторожно залез на койку и, вцепившись пальцами в шнуры, которые привязывали матрас, попытался расслабиться.
      Легко сказать! Стон шпангоутов просто оглушал, с каждой волной нос судна поднимался высоко над бушующим морем, а затем с треском опускался вниз, ударяясь о воду с такой силой, что казалось, корабль вот-вот разлетится в щепки. К тому же, несмотря на судорожные попытки удержаться, Тейлора постоянно сбрасывало с койки, один раз он сильно ударился ребром о ближайшую ножку стола. Ругаясь вполголоса, он с трудом поднялся на ноги и подобрал с пола одеяло. Тут его озарило, что маленькие шнурки по краю одеяла были вовсе не каким-то непостижимым гатонским украшением. Пока корабль продолжал взбрыкивать, он с трудом пропустил эти шнурки в те же самые металлические петли, к которым был привязан матрас, и сделал себе удобный карман между одеялом и матрасом, откуда его теперь невозможно было вытряхнуть. Тейлор заполз внутрь этого импровизированного убежища и пожелал себе передышки, но хотя его больше не сбрасывало на пол, успокоиться он не мог. Молодой человек тревожился о Кристалле, оставшемся там, наверху. И он не переставал размышлять о лысом убийце, без сомнения, в полной безопасности направлявшемся сейчас в Тирсус, без помех увозя с собой слова, которыми не имел права владеть ни один человек.
      Тейлор не знал, миновали минуты, часы или целый день мучений. Время растянулось так, как это бывает только в несчастье, и Тейлор с уверенностью мог заявить только то, что спина у него разламывается от ударов волн по кораблю и что каждое, казалось бы, достигшее непревзойденной мощи крещендо порывов ветра является, вопреки всякой логике, только увертюрой к еще более величественному завыванию, словно скорбел огромный хор плакальщиц. В какой-то момент он почувствовал: больше ему этого не выдержать. Кристалл все еще находился на палубе, как и гатонцы, так почему он должен прятаться под одеялом, в то время как они лицом к лицу борются с разбушевавшейся, яростной стихией? Тейлор выкарабкался из койки, чуть не упав головой вперед, как только на секунду выпустил из рук спасительное одеяло, с трудом двинулся к двери по невыносимо крутому склону пола. Тут "Грампус" резко плюхнулся вниз, бросив Тейлора головой на дверь. Он молча выдержал удар, довольный тем, что ему удалось крепко ухватиться за ручку, и распахнул дверь, когда палуба опять начала подниматься. Корабль переваливался с борта на борт, и Тейлора молотило о стены коридора, но до лестницы, ведущей на палубу, оставалось всего несколько шагов. Всего несколько ступенек вели наверх, к двери, которая и была его целью. Набравшись храбрости, он открыл дверь.
      Несмотря на жуткие картины, услужливо нарисованные богатым воображением, происходящее на палубе оказалось для него полной неожиданностью. Дверь распахнулась, и в лицо ему хлынула стена воды. Невозможно было разглядеть хоть что-то за пеленой проливного дождя, хлещущего в непроницаемой тьме. Ветер продувал его одежду насквозь с такой легкостью, будто ее и не было. Порыв безумной силы заставил его содрогнуться и застучать зубами, вдавил глаза в глазницы. Где-то над ним, с юта, слышались отдаленные крики Торма. Голос капитана звучал резко, как проклятие. Казалось, в речи старого моряка больше не осталось ни одного разборчивого слова, только жуткий рев в ответ на более мощный рев ветра.
      В этот момент где-то совсем рядом ударила молния, с болезненной яркостью осветив палубу и наполнив ноздри Тейлора озоном. Прямо перед собой он увидел группу матросов, привязанных к вантам, замерших в этой вспышке света в позах бескостных трупов. И, наполовину скрытого грот-мачтой, он увидел Кристалла в его загородке. Поднявшись высоко на дыбы под каким-то безумным углом к палубе, конь беззвучно ржал, глядя куда-то вперед обезумевшими от страха глазами.
      Движимый импульсом, не потратив ни единой секунды на раздумья, Тейлор выскочил на палубу, и его тут же бросило вперед и поволокло на животе по залитым водой доскам палубы. Он обо что-то сильно ударился и остановился. Это была грот-мачта. Тейлор помнил, что где-то здесь, на уровне пояса, натянут канат, если его еще не порвало штормом. Он отчаянно замахал правой рукой, и кисть неожиданно наткнулась на просмоленный трос. Он вцепился в спасительную веревку, и в это время налетела следующая волна, завертела его и снова ударила о мачту.
      Еще один удар молнии расколол небо. Он увидел Торма, возвышавшегося над поручнями юта, устойчивого, как четвертая мачта. И Торм увидел его.
      - Ступайте вниз! - заревел капитан. - Назад в каюту, вы, глупец, иначе, клянусь вам, я сам протащу вас под килем раньше, чем позволю шторму смыть вас за борт!
      Тейлору ничего не оставалось делать, как повиноваться. Еще одно сильнейшее содрогание корабля оторвало его от каната и швырнуло вперед, он снова прогладил животом доски палубы, такие скользкие, будто их смазали жиром. Единственным безопасным убежищем была ближайшая дверь к каютам полуюта, распахнувшаяся от качки. В момент равновесия, пока корабль опять не полетел вниз, Тейлор бросился к дверному проему и влетел прямо в него, больно проехавшись по ступеням. Молодой человек треснулся головой об пол и набрал полный рот воды, прежде чем успел перевернуться на спину. Отчаянно кашляя, он прополз по проходу к своей каюте и забрался внутрь.
      Корабль угрожающе накренился на правый борт, и дверь захлопнулась. Когда она распахнулась снова, за ней стоял капитан Торм. Сейчас на нем была только белая рубаха, и когда он выпрямился, опираясь на дверной косяк, под насквозь промокшим полотном был отчетливо виден каждый жилистый, напряженный мускул старого морского волка. Вода стекала по его курчавой бороде и ручьями лилась на пол.
      - Это ураган, - прорычал он. - Ураган с юго-запада.
      Старый гатонец как-то особенно подчеркнул этот факт, но Тейлор совершенно не мог взять в толк, почему капитан оставил свой пост, чтобы сообщить пассажиру о погоде.
      - Сейчас весна, - добавил Торм с опасной настойчивостью. - Никогда еще не случалось, чтобы в это время года с юго-запада обрушивалось подобное бедствие.
      Тейлор раскрыл было рот, закашлялся, потом попытался заговорить снова.
      - Но сейчас это случилось.
      - Ни один шторм не налетает так, - повторил Торм.
      Тейлор уронил голову на мокрый пол. У него возникло чувство, будто ничто вокруг уже никогда не обретет смысла.
      - Я не понимаю. Я не моряк...
      - Да, это уж точно, - согласился капитан. Он сделал паузу и продолжал тише: - Плавучий якорь превратился в лохмотья. Когда нас разворачивает бортом к ветру, мы рискуем перевернуться. Если корабль останется в таком положении дольше чем на минуту, ничего другого с нами просто и не может произойти.
      Перед лицом смерти, так легко сформулированной, Тейлор просто не нашелся, что сказать.
      - Однако плавучий якорь мало значит, - продолжал Торм. - Милостью Божьей мы пока еще набрали немного воды, но наши шпангоуты больше не могут выдержать таких ударов. У нас нет иного выбора, кроме как развернуться и пойти по ветру. Если шторм не разорвет в клочья все наши паруса или просто не вырвет с корнем мачты, возможно, нам удастся опередить его.
      Торм сделал паузу, явно ожидая ответа, но Тейлор продолжал молчать. Наконец капитан покачал головой и медленно произнес:
      - Можете ли вы представить себе, сухопутный брат, каково это - посылать человека забраться на мачту, поднять фок и взять два рифа в такое утро, как это?
      И затем он вышел, изо всех сил хлопнув дверью. Молодой Эш долго не находил в себе сил хотя бы встать с пола. Далеко не сразу ему открылся смысл слов капитана. Кромешная тьма вокруг была утром нового дня.
      Вскоре после того как Тейлор, не снимая мокрой одежды, с трудом заполз в свое убежище на койке, его резко ударило о стену каюты. Корабль точно взлетел над поверхностью моря, а потом с размаху рухнул на правый борт. И именно в тот момент, когда стена каюты была угрожающе близка к тому, чтобы превратиться в пол, судно резко развернуло вокруг своей оси, как пустую бутылку, а затем безумная сила подхватила его, как будто бы Бог Торма посадил "Грампус" на указательный палец и щелчком послал вперед, словно мраморный шарик. Ускорение тошнотворным грузом обрушилось на затылок Тейлора. На единственном парусе, взяв два рифа, капитан Торм повел "Грампус" по ветру. И никогда еще за долгие годы, проведенные в море, его корабль не летел с такой бешеной скоростью.
      Но уставшему Тейлору дикая гонка казалась гораздо более привлекательной, чем борьба со штормом. Гонимый безжалостным ветром, остроносый "Грампус", попав в грохочущий ритм ветра, несся по бушующему морю, как сумасшедший, но это тем не менее переносить было намного легче, чем качку, от которой корабль страдал до этого. Шпангоуты визжали и скрипели от напряжения, Тейлору никогда раньше не приходилось слышать, да что там, он даже вообразить не мог подобных звуков. Однако дикие завывания действовали почему-то успокаивающе. Через какое-то время молодой человек уже не понимал, слышит он, как стонут шпангоуты, или сам издает эти звуки. Тейлор выпал из действительности, но провалился не в сон, а в какое-то немыслимое состояние, наполненное ревом волн, ветра и болью.
      Сильные руки выдернули Тейлора из койки и, прежде чем он успел сообразить, что происходит, потащили по коридору на палубу. Ему понадобилось не меньше минуты, чтобы очнуться от ступора, в котором он пребывал бог знает сколько времени. Он окинул диким взглядом двух здоровенных матросов, тащивших его под руки.
      - Какого дьявола тут происходит? - заорал он, стараясь перекрыть рев шторма и треск шпангоутов.
      - Капитан хочет говорить с вами, досточтимый отец, - ответил один из моряков, произнося обычное обращение с каким-то мрачным подтекстом.
      Больше он ничего не сказал, а поскольку выбора у Тейлора не оставалось, он позволил вытащить себя на палубу под жалящий дождь. Снаружи было по-прежнему темно, но тьма больше не оставляла впечатления непроницаемой. Тейлор смутно различал туманные силуэты матросов, передвигавшихся по палубе, и клубящиеся черные тучи над головой. Впервые с того момента, как на них налетел предательский шторм, корабль двигался более уверенно, будто играючи перескакивая с волны на волну. Однако Тейлор понимал, что эта уверенность мнимая. Ярость ветра ничуть не уменьшилась, молодой человек ощущал, как безумная скорость заставляет шпангоуты вибрировать от напряжения. "Грампус" находился в безопасности, только пока летел по ветру, перед лицом шторма он был таким же беспомощным, как малюсенькая щепка. Кто знает, сколько еще корабль сможет продолжать эти дьявольские гонки?
      Ответ на этот вопрос Торм был намерен дать немедленно.
      - Буря несет нас уже почти сутки, - сообщил капитан, когда к нему подвели Тейлора. Темные глаза моряка были устремлены на пассажира, но говорил он достаточно громко, чтобы его могли слышать все. Тейлор понимал, что Торм велел привести его вовсе не для приватной беседы, он хочет сделать нечто вроде официального заявления. И когда капитан заговорил, команда сдвинулась теснее, окружив обоих мужчин плотным кольцом. Только тогда чужие руки отпустили Тейлора. - Половина наших парусов превратилась в лохмотья, продолжал старик. - А корабль измотан от киля до клотика. Но тем или иным образом покой скоро снизойдет на нас. Стоит сменить курс, и мы перевернемся. Если же корабль не снизит скорость, он просто разобьется о прибрежные скалы. При нормальной скорости мы прошли бы такое расстояние только за трое суток. Берег уже близко, но дело даже не в этом. - Капитан вытянул руку, указывая куда-то поверх планшира в кромешную тьму. - Там находятся гибельные трясины Бисмета, и остались до них лиги или только ярды, этого я сказать не могу. Но одно я знаю наверняка - если мы попадем туда, нас ожидает столь же неизбежная кончина, как и в открытом море, только куда более грязная и вонючая.
      Здесь старый гатонец сделал паузу, словно ожидая ответа, как это было в каюте Тейлора несколькими часами раньше. Все промолчали, и, выждав мгновение, капитан продолжил:
      - Матросы шепчутся, что это не обычный шторм. - При этих словах в команде поднялся ропот, и Торм окинул взглядом своих людей.
      - И они правы, - взревел капитан, будто произнося приговор. - Подобную бурю можно объяснить лишь Божьим Промыслом. Такие волны и ветер могут выражать только божественный протест, протест против людских грехов.
      Торм опять сделал паузу, и Тейлор ощутил внутреннюю дрожь, причиной которой был не только яростный, холодный ветер. Когда тебя вытаскивают из койки, чтобы дать послушать, как гатонец разглагольствует о своем Боге, это явно не сулит ничего хорошего.
      - На борту нашего корабля угнездился такой грех, что наш Божественный Отец счел необходимым уничтожить его, убрать с глаз людских, укрыть под волнами или затянуть в трясину болот, чтобы солнце больше никогда не коснулось его своими лучами. Но неужели тридцать человек должны погибнуть из-за одного грешника? - возопил капитан хриплым голосом. - Я проинспектировал души моих людей этой нескончаемой ночью, и хотя я обнаружил, что кое-кто из них слаб, однако здесь нет ни одного, на ком лежал бы смертный грех.
      Капитан сделал один большой шаг вперед, не отводя темных глаз от Тейлора, и из глубин густой бороды глухо прозвучал вопрос:
      - Не хочешь ли ты что-нибудь сказать нам, брат Пасс?
      Тейлор сжал зубы и взглянул на старого безумца, стоящего перед ним. С него уже было довольно этой нелепой гатонской набожности.
      - Вот что я скажу тебе, - зарычал Тейлор достаточно громко, чтобы его могли слышать все. - Возможно, мои слова удивят тебя, но это всего лишь шторм. Не больше и не меньше. Бог не насылает штормы для того, чтобы выразить свое неудовольствие одним человеком.
      Несколько моряков ахнули, а глаза Торма сощурились так, что Тейлор, хотя и не мог видеть губ капитана, не сомневался, под бородой скрывалась довольная улыбка. Молодой человек слишком поздно осознал, что Торм специально подводил его к этому признанию, поскольку оно окончательно и бесповоротно подтверждало подозрения старого гатонца.
      - Я долго наблюдал за тобой, брат Пасс, ты не из Гатони. Ты говоришь так же, как и мы, но твои мысли не совпадают с нашими. Так кто же ты на самом деле?
      Долю секунды Тейлор обдумывал свой ответ, впрочем, у него практически не оставалось выбора. Торм уже утвердился в своих подозрениях, а Тейлор не мог придумать убедительных оправданий. Продолжать маскарад не имело смысла.
      - Меня зовут Тейлор Эш, - устало произнес он. - Я - министр разведки республики Чалдис.
      - Благодарю тебя, министр Эш, - проговорил Торм с неподдельной признательностью. Затем он опять возвысил голос, чтобы его могла слышать вся команда. - Много веков назад Бог пожелал, чтобы Гатонь отгородилась от кровавых дел, творимых народами севера. Мы могли находиться среди них и торговать с ними, но мы никогда не должны были помогать одному народу против другого в их вечных раздорах. Когда министр Эш обманом проник в наши ряды, он тем самым заставил нас нарушить свой долг перед Богом, хотя мы и не ведали об этом. Обнаружив правду, мы можем, искупив это святотатство, отступить от пропасти и спастись от неминуемой гибели. Держите его!
      В тот же миг два коренастых матроса схватили Тейлора за руки. Он попытался сопротивляться, но понял, что ему не удастся справиться с людьми, привыкшими затягивать канаты и взбираться на мачты.
      Капитан почти сочувственно взглянул на Тейлора.
      - Бросьте его за борт, в ту сторону, откуда он впервые появился на корабле, ведь именно оттуда на нас, как чума, налетел этот ураган.
      Тесная толпа матросов расступилась, когда двое поволокли Тейлора к планширу левого борта. Он судорожно попытался выпрямиться, но ноги скользили по мокрой палубе, не находя опоры. Не прошло и нескольких секунд, как он оказался прижатым к планширу. Один из матросов, ухватив Тейлора за голову, наклонил его над водой, так что ребра несчастного заныли от удара о дерево. Ветер с остервенением рвал волосы, и сквозь мокрые пряди Тейлор видел изгибающиеся волны, которые яростно бились о корпус корабля, поджидая свою жертву.
      - Капитан, могу я говорить?
      В шуме бури Тейлор с трудом разобрал слова, но, похоже, это был голос матроса Гормана. Эш не мог поверить, что из всей команды именно этот человек рискнет замолвить за него слово. Но голос действительно принадлежал Горману, и его вмешательство заставило палачей Тейлора остановиться. Они держали его, крепко прижимая к планширу, в ожидании ответа капитана.