Окончив в 1955 году УПИ, он не принимал участия в студенческих волнениях, произошедших в Свердловске и других советских городах в 1956 году после ХХ съезда⁵⁹. Интересно, что брат Бориса, Михаил, строительный рабочий, которого отчислили из УПИ, никогда не состоял в партии и высказал мнение, что люди вступают в КПСС исключительно по эгоистичным соображениям. Андрей Горюн, познакомившийся с Михаилом в 1991 году, писал, что тот «не скрывает своего критического отношения к коммунистам и утверждает, что большинство известных ему членов партии используют свою принадлежность к КПСС преимущественно в корыстных целях. По его собственному признанию, он никогда не обсуждал эти проблемы с Борисом. Братья вообще старались избегать бесед на щекотливые политические темы, полагая, очевидно, что их взгляды слишком различны»⁶⁰. Если бы они говорили о политике на более глубоком уровне, то, по сути, могли бы кое в чем и согласиться. Наина Ельцина вступила в партию только в 1972 году в возрасте 40 лет по тем же причинам, какие в 1960–1961 годах подтолкнули к этому решению Бориса. На своем предприятии она была секретарем партбюро. Она говорила мне, что это была скучнейшая работа.

Партия стремилась принять Ельцина в свои ряды не случайно, а из-за его достижений на работе. Вспоминая о годах в строительной индустрии, он относит их за счет изнурительного графика и жесткой организационной дисциплины. Он был «требовательным» руководителем: «Я требовал от людей четкой дисциплины и выполнения данного слова. Поскольку… бранные слова нигде не употреблял и свой громкий и зычный голос тоже старался на людей не повышать, моими главными аргументами в борьбе за дисциплину были собственная полнейшая отдача работе, постоянная требовательность и контроль и плюс вера людей в справедливость моих действий. Кто лучше работает, тот лучше живет, больше ценится»⁶¹. Это самоуверенное заявление содержит долю правды. Очевидцы подтверждают, что Ельцин работал, как марафонец, шесть дней в неделю, отличался прекрасной организованностью и никогда не пользовался матерным языком, на котором в строительстве многие просто разговаривают. Он был чрезвычайно пунктуален и штрафовал за прогулы и неисполнение служебных обязанностей. Он принимал критику, если замечания высказывали ему в лицо, и ценил хорошую работу. На утренних пятиминутках Ельцин всегда отмечал тех, кто работал хорошо, выбивал для них ежегодную премию. Став в 1965 году директором домостроительного комбината, он заказал для рабочих специальную форму с вышитыми буквами «ДСК»⁶². На комбинате, где ввиду его значимости работали опытные инженеры и мастера более старшего возраста, «никто поначалу не воспринял Б.Н. Ельцина всерьез – «мальчишка». Но своей компетентностью он очень скоро заставил считаться с собой. К его мнению начали прислушиваться все чаще и чаще»⁶³. Точно так же относились к нему и простые рабочие: «Да, его боялись, но и уважали за справедливое и внимательное отношение к людям. Он знал всех бригадиров в лицо, по именам. Он требовал дисциплинированности от всех, он заставлял каждого работать с полной отдачей, он и сам трудился, себя не жалея»⁶⁴.

Возвышение Ельцина было исключительно его заслугой. В карьерном росте он не мог рассчитывать ни на родителей, ни на жену, ни на друзей. Мерой заслуг была эффективность работы в рамках советской командно-административной системы. Девизом всех советских хозяйственников было выполнение плана любой ценой. Выполнение плана оценивалось по жестким физическим показателям: в жилищном строительстве таким показателем были квадратные метры, в то время как качество, прочность и финансовые затраты являлись показателем вторичным. Те, кто план выполнял, получали поощрения и повышения, отстающих же наказывали и увольняли. В строительстве сочетание наглядности конечного продукта с непредсказуемостью погодных условий и наплевательским отношением к делу рабочей силы способствовали формированию духа пресловутой кампанейщины. Два слова из советского жаргона характеризуют господствовавшую тогда в отрасли традицию наиболее ярко – это «штурмовщина» и «аврал». В Свердловске удавалось выполнить 30–40 % годового плана по жилищному строительству в декабре.

Учитывая то, что мы знаем о поведении Ельцина как студента и спортсмена, можно сказать, что по характеру он идеально подходил для советской строительной промышленности, в которой требовалось умение работать исступленно. Как-то, в 1959 году, в последний момент перед подписанием акта приемки в эксплуатацию камвольного комбината Ельцин обнаружил, что СУ-13 не построило 50-метровый туннель между двумя корпусами: у них просто потерялся чертеж. К 6 часам утра следующего дня чертежи были восстановлены, туннель прорыт, и асфальт снова уложен на место. В 1962–1963 годах Ельцин создал у себя образцовую бригаду, в которую входила десятая часть персонала СУ-13. Он лично следил за доставкой стройматериалов, благодаря чему бригада смогла установить рекорд Советского Союза по скорости строительства, и это стало еще одной заслугой Ельцина. Помимо всего прочего, успех принес ему и всей бригаде восхваление в свердловской прессе⁶⁵.

Такая обстановка сохранялась на ДСК с 1963 по 1968 год. Ельцин сам пишет о бешеной гонке ради выполнения плана, во время которой он чувствовал себя как рыба в воде: «Тяжело давалось жилье в конце года, в конце квартала, когда приходилось практически круглосуточно работать. Часто именно в ночные смены я посещал строительные бригады, особенно женские»⁶⁶. Без лишней застенчивости он рассказывает о том, как, будучи главным инженером, инициировал успешный «эксперимент» по возведению пятиэтажного жилого дома за пять дней. На строительной площадке установили три крана, проложили рельсы между домами, завезли заранее подготовленные стройматериалы. Это был «промышленный вариант уличного театра»⁶⁷. В марте 1966 года, первого года его директорства, пятиэтажный дом, поспешно построенный ДСК на Московской улице, рухнул. Недобросовестный субподрядчик неправильно рассчитал время, необходимое для усадки фундамента в зимнее время. Было уголовное дело, но обвинений никто не выдвинул, и на Ельцина не возлагали ответственности. Однако план вручить ему орден Ленина за работу не осуществился, а в апреле Свердловский обком КПСС вынес Ельцину выговор. Строители разобрали развалины и построили дом заново. С тех пор он получил прозвище «десятиэтажка»⁶⁸.

Развивающиеся отношения с партийной номенклатурой послесталинской советской системы одновременно и приносили Ельцину пользу, и делали его уязвимым. Не тратя времени даром, он научился использовать поощрительные стимулы и манипулировать ими. На Якова Рябова, первого секретаря горкома партии с 1963 года, произвело глубокое впечатление то, как Ельцин искусно надавливал на директоров свердловских заводов, чтобы они каждый год присылали на его комбинат сотни рабочих, помогавших выполнять план по строительству жилья. По советским правилам жилье, не достроенное к 31 декабря, исключалось из плана наступающего года. Ельцину удалось убедить директоров, что им будет лучше присылать рабочих и в обмен получать жилье. Заводам доставались квартиры, а Ельцин и его комбинат выполняли план и получали премии⁶⁹.

В то же время Ельцин часто лез на рожон. Он непрестанно спорил со своим начальником по СУ-13 Николаем Ситниковым, который в 1960 году приказал ему бросить тренерскую работу. Конфликт между ними продолжался и после того, как Ситников был повышен, а Ельцин занял его кресло. Рябов и его второй секретарь, Федор Морщаков, партаппаратчик, стоявший за созданием ДСК, относились к Ельцину с теплом и считали его «жемчужиной в навозной куче». Они не стали снимать его, когда в 1966 году ему вынесли партийный выговор. Рябов проследил за тем, чтобы Ельцина включили в список на орден «Знак Почета». Это была его первая государственная награда.

Ельцину был нужен наставник и патрон. Он отлично ладил с заведующим отделом строительства горкома Борисом Киселевым, которого знал еще по УПИ. Киселев понимал, что Ельцин подает надежды, и познакомил его с людьми из партийных органов⁷⁰. Но главным покровителем Ельцина стал Рябов. Яков Петрович Рябов родился в 1928 году в Пензенской области, работал на Уральском турбинном заводе, который производил дизельные двигатели для танков, и заочно окончил УПИ по специальности «инженер-механик». Невысокий и жилистый, он обладал той же хваткой, что и Ельцин, но отличался неотесанностью. Татьяна Ельцина, будучи школьницей, считала его одним из самых неприятных знакомцев отца и даже слегка побаивалась⁷¹. На работу в аппарат КПСС Рябова в 1960 году привлек Андрей Кириленко, выходец из украинской партийной организации, который с 1955 года был первым секретарем Свердловского обкома. Кириленко удостоился похвалы от самого Никиты Хрущева за то, что резко повысил поставки мяса по приказу центральных властей. Чтобы выполнить план, он велел забить телят, ягнят и поросят, что привело к падению производства мяса в области на целое десятилетие. Позже Ельцин называл поведение Кириленко в этой ситуации позорным. «И до сих пор – сколько лет прошло – Кириленко это помнят. Что-то хорошее, что он сделал [в Свердловске], может быть, и позабыли. А это не забывается. Ни за что»⁷².

Хрущев и его тогдашний заместитель Леонид Брежнев забрали Кириленко в Москву в 1962 году и включили его в Секретариат ЦК. По рекомендации Кириленко, на пост первого секретаря Свердловского обкома назначили Константина Николаева, свердловчанина, окончившего стройфакультет УПИ еще в 1930-х годах и во время войны работавшего секретарем партийного комитета института. Николаев, страдавший диабетом и ожирением, из-за своих недугов во всем опирался на Рябова и в 1966 году выдвинул его во вторые секретари обкома. В январе 1971 года Николаев ушел на пенсию, и Рябов стал первым секретарем. Через несколько месяцев Николаев умер. Похоже что Кириленко, как член Политбюро, не повлиял на назначение Рябова, хотя продолжал следить за свердловской политической сценой вплоть до 1982 года. На счастье Рябова, в Москве осознали, что на этом посту нужен был хороший специалист и местный уроженец, и не стали посылать нового «варяга» вроде Кириленко⁷³.

Из мемуаров Ельцина читатель никогда не узнает о том, насколько Борис Николаевич зависел от Рябова. Он едва упоминает его имя. Ельцин был не из тех людей, кто легко признает, что был обязан кому-то, и в случае Рябова это чувство еще больше усилилось в 1987 году, когда Рябов стал на сторону Горбачева, сместившего Ельцина с высокого поста, и отношения между ними прекратились.

В апреле 1968 года Рябов решил привлечь Ельцина к работе в областном аппарате партии. Он хотел сменить руководство отдела строительства, которым долгие годы совершенно неэффективно заведовал Алексей Гуселетов. Когда Рябов предложил кандидатуру Ельцина, некоторые аппаратчики, знавшие о его позднем вступлении в партию и нежелании участвовать в комсомольской и партийной работе, опешили. Они считали, что Ельцин по крайней мере должен сначала «заработать очки» на заводе или на районном уровне, как сам Рябов⁷⁴. Возможно, они не знали, что за последние пять лет он отдал свои долги – был выбран в местные советы депутатов трудящихся и комитеты партии, и в 1966 году его оценили как «политически грамотного» руководителя, принимающего участие в общественной работе и «пользующегося авторитетом» в коллективе⁷⁵. В мемуарах Ельцин связывает назначение 1968 года со своей политической деятельностью: «Сильно этому предложению не удивился, я постоянно занимался общественной работой»⁷⁶. Партократы возражали Рябову, считая Ельцина упрямым и несговорчивым. Однако Рябов был не склонен отступать. «Спрашиваю: «А как вы его оцениваете с точки зрения дела?» Задумались. А потом отвечают: «Здесь вопросов нет – сделает все, что угодно, «разобьется», но выполнит поручение начальства». Рябов неосторожно поклялся, что добьется от Ельцина всего: «А если я замечу, что он будет «выпрягаться из оглобель», поставлю на место»⁷⁷. Он был не последним, кто совершил ошибку, решив, что Ельцина можно приручить и использовать его в своих целях.

Рябов утвердил назначение у Николаева и сделал предложение Ельцину. «Могу объективно сказать, что он не рвался на эту работу, – пишет Рябов, – но после нашего разговора дал согласие»⁷⁸. В мемуарах Ельцин скупо говорит, что согласился по одной простой причине – «захотелось попробовать сделать новый шаг»⁷⁹. Но он сделал это не ради забавы: Ельцин прекрасно понимал, что это разумный карьерный шаг – вперед к новому опыту и вверх по пирамиде власти. «Я стал не просто начальником, но – человеком власти, «вложился» в партийную карьеру, как вкладывался когда-то в удар по мячу, потом в работу»⁸⁰.

Свердловский обком партии и облисполком располагались в малоэтажном здании на проспекте Ленина у Городского пруда, напротив того места, где в XVIII веке Василий Татищев построил свои заводы. В 1930-х годах, чтобы возвести это здание, снесли православный собор. Отдел строительства, состоявший из шести человек, был одним из нескольких отделов обкома, которым приходилось разбираться с бесчисленными противоречиями и трениями, возникавшими в советской плановой экономике. Обком следил за кадрами, контролировал снабжение рядовых и важных проектов, поощрял «социалистическое соревнование» между рабочими коллективами, пытавшимися перегнать друг друга на пути к производственной цели. Ельцин считал такое вмешательство вполне естественным. Мытьем или катаньем, «с помощью накачек, выговоров и так далее» партийные органы решали повседневные проблемы. «Это было сутью существования системы и никаких вопросов или возражений не вызывало»⁸¹.

Первая половина 1970-х годов была последним периодом, когда экономика СССР, опираясь на высокие мировые цены на нефть, продолжала развиваться. Новоиспеченный завотделом использовал это время в свою пользу. Как и в СУ-13 и ДСК, Ельцин гордился упорядоченной рабочей обстановкой. В 1972 году, предлагая молодому инженеру Олегу Лобову стать своим замом, он назвал отдел строительства «структурой, где еще сохранилась дисциплина», и не скрывал, что, по его мнению, с дисциплиной плохо везде⁸². Он умел работать безостановочно, как это было в 1973 году во время завершения строительства цеха холодной прокатки на Верхне-Исетском заводе. За этот проект, в реализации которого принимали участие 15 тысяч рабочих и московские головные организации, Ельцин получил второй орден – Трудового Красного Знамени. То, что Ельцин «к работе относился добросовестно и ответственно», признавал даже Рябов в своей книге, написанной через десять лет после их разрыва⁸³.

У Ельцина было чутье на возможности саморекламы. В 1970 году он заставил строителей повторить его прежний эксперимент возведения жилого дома за пять дней, но на этот раз еще и провел всесоюзную конференцию по «научной организации труда»⁸⁴. Он стремился быть замеченным. Когда на принятых объектах разрезали красную ленточку, Ельцин всегда стоял рядом с Николаевым или Рябовым. Он даже прислушался к рябовскому совету и стал вести себя мягче. «В своем поведении он поменял тактику, начал искать дружеские контакты со своими коллегами в обкоме партии, заигрывать с членами бюро и секретарями обкома, с облисполкомом и другими вышестоящими кадрами»⁸⁵. Путь его был не самым простым и быстрым. На своей должности в аппарате обкома он проработал семь лет – столько же, сколько понадобилось ему, чтобы пройти путь от мастера до директора СУ-13.

Но тут произошло судьбоносное событие. Весной 1975 года партийный руководитель Грузии Эдуард Шеварднадзе получил от Политбюро разрешение переманить к себе Геннадия Колбина, второго секретаря Свердловского обкома и вероятного преемника Рябова. Колбин стал вторым секретарем ЦК Компартии Грузии. Занять освобожденное им место Рябов предложил Вячеславу Баеву, завотделом машиностроения, однако тот был вполне доволен своим положением и не принял предложения. Тогда Рябов обратился к Евгению Коровину, секретарю по промышленности, скромному, болезненному выходцу из Каменск-Уральского, и тот порекомендовал Ельцина, обычного заведующего отделом: «Я не справлюсь, мне тяжело, но Борис Николаевич мощный, напористый, а я буду хорошим помощником»⁸⁵. Рябов считал, что Ельцину не хватает опыта, поэтому согласился с компромиссом, предложенным Колбиным: вторым секретарем станет Коровин, а Ельцина назначат одним из пяти секретарей обкома. Возможно, Ельцин ожидал большего, но предложение принял. Теперь он курировал, кроме строительства, еще лесную и целлюлозно-бумажную промышленность. Как все секретари, он вошел в бюро обкома, в котором заседало 10–12 влиятельных человек⁸⁶.

Ходили слухи, что сам Рябов в этот момент рассчитывал на новую должность. Ельцин почувствовал, какие возможности перед ним открылись. Рябов вздрагивал, когда описывал эту ситуацию 25 лет спустя:

Рябовские обвинения в карьеризме звучат не совсем честно. В рамках господствовавшей политической иерархии единственным способом добиться продвижения было исполнение желаний начальства. Так поступали советские чиновники всех уровней, и сам Рябов в том числе. Если бы Ельцин продолжал держаться рябовской линии, тот не отзывался бы о его поведении с такой ненавистью.

А в то время Рябов, уговаривая Ельцина быть помягче и посговорчивее⁸⁸, рассчитывал сделать его своим преемником. В октябре 1976 года он получил большое повышение: из Свердловска его перевели в Москву на должность секретаря по оборонной промышленности в Секретариате ЦК КПСС. Основными претендентами на свое освобождающееся место в Свердловске он считал Коровина и Ельцина и не колебался, сделав выбор в пользу Ельцина. «Коровин, – говорил он, – очень добросовестный, исполнительный, знание есть, но нет у него железной хватки, а у руководителя такой организации должна быть и железная хватка, и волевой должен быть. И, посоветовавшись со своими товарищами, другими секретарями, с людьми из других областей, решил рекомендовать Ельцина»⁸⁹. Не все согласились этим предпочтением. Секретарь обкома по идеологическим вопросам Леонид Пономарев, не раз конфликтовавший с Ельциным, созвал внеочередное заседание бюро обкома. Рябов находился в Москве на Пленуме Центрального комитета (который 25 октября утвердил его перевод в Секретариат), Ельцин тоже был в столице, учился на месячных курсах в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Пономарев потребовал, чтобы бюро выступило против кандидатуры Ельцина и предложило вместо него первого секретаря Свердловского горкома партии Леонида Бобыкина. Согласия достичь не удалось. Впрочем, если бы и удалось, то высказать мнение, отличное от точки зрения покидающего свой пост первого секретаря, было бы затруднительно, особенно после того, как стало ясно, что Ельцина поддерживают в Кремле⁹⁰.

Рябов уговорил Генерального секретаря ЦК Леонида Брежнева поддержать предложенную им кандидатуру после обсуждения ее партийными старейшинами и сорокаминутной беседы между Брежневым и Ельциным. Секретарь ЦК, отвечавший за кадровые вопросы, Иван Капитонов, считал, что назначить следует Коровина. Да и Брежнев сначала заявил, что «мы его [Ельцина] в ЦК не знаем». Брежнев дал зеленый свет во время собеседования, которое состоялось 31 октября. «Хотя, конечно, где-то в душе чувствовал, какой может произойти разговор, – пишет Ельцин в «Исповеди», – но старался не подпускать это близко к себе». Брежнев предупредил, что ему придется принять на себя «дополнительную ответственность» перед партией, потому что он нарушил привычный порядок перестановки, обойдя Коровина⁹¹.

2 ноября 1976 года состоялся пленум Свердловского обкома для обсуждения «организационного вопроса». «Все прошло как полагается», – вспоминал Ельцин. Евгений Разумов, функционер, присланный из Москвы, чтобы представлять ЦК, сообщил, что на место первого секретаря предлагается кандидатура Ельцина. «Голосование прошло, как всегда, единогласно». Ельцин написал короткую речь, «чувствуя, что это надо сделать», и зачитал ее обкому; его выслушали и поздравили⁹².