Моника посмотрела на нее смеющимися глазами.
      – Мой сын не станет мириться ни с чем, если сам того не пожелает, cherie. Это я хорошо знаю.
      – Но мы заключили договор… – вяло продолжила Анна.
      – А, договор! Тогда совсем другое дело. Мой сын всегда верен своему слову. В этом смысле можете смело на него положиться. Если, конечно, допустить, что это именно то, чего вы хотите.
      – Это самое лучшее, – сказала Анна, надеясь убедить Монику в том, в чем не могла убедить себя. – Так будет лучше для всех. Всем нам нужно вернуться к нормальной жизни, и даже один тот факт, что я… Словом, я должна уехать.
      – Ну если должны, то ничего не поделаешь. – Моника свернула свою салфетку и, положив ее аккуратно около тарелки, подперла подбородок своими изящными пальчиками. – Могу я рассказать вам одну короткую историю, Анна?
      – Конечно.
      – С вашего позволения, сначала небольшая преамбула. Я верю, что существуют вещи, которые невозможно разрушить. Когда человеку бывает необыкновенно хорошо и все, что он делает, правильно, ничто не может отравить его счастья. Истинное добро всегда побеждает, оно живет вечно, какие бы силы ни пытались его уничтожить.
      От грустных воспоминаний глаза Моники сделались темнее обычного. Она тяжко вздохнула и продолжала рассказывать дальше:
      – Война почти закончилась, жизнь потихоньку входила в прежнее русло. Все немного успокоились, но вот однажды сюда нагрянули янки. Они без предупреждения подскакали прямо к нашему дому. Когда он увидел эту банду, я имею в виду моего мужа, он быстро отправил нас, меня и двух мальчиков, в подвал. Клод велел нам сидеть, пока он не вернется, и сказал, что они с Хакаби пойдут встречать мародеров. Так они и вышли вдвоем, плечом к плечу, совершенно безоружные против целого отряда.
      Филипу тогда было только шестнадцать, но он считал себя взрослым мужчиной. Видели бы вы, чего мне стоило его удержать. Слезами и мольбами я кое-как уговорила его остаться со мной и Анри, как приказал Клод. Между кирпичами было маленькое окошко, и Филип видел, как убили его отца. Они убили его ни за что, просто так. Мальчик никак не мог этого понять. Клод ничего им не сделал, за исключением того, что встал на пути их капитана, который хотел пройти в дом.
      Солдат выстрелил в Клода, и его кровь забрызгала нижние ступеньки. Теперь им никто не мешал, и янки заполонили весь дом. Но знаете, Анна, странная вещь, они взяли не так много, что-то из столового серебра, вино и… ах да, еще несколько кур и корову. После этого они обошли дом с южной стороны, подожгли его и ускакали. Спрашивается, что им было нужно?
      Анна сидела ошеломленная трагизмом ужасного события, пережитого Бришарами. Слова с трудом пробивались сквозь болезненный спазм в горле.
      – Какая бессмысленная жестокость! За что, Моника? За что? – повторяла она. – Как у них могла подняться рука на безвинного человека?
      – В результате я потеряла веру в добро, – продолжала Моника. – Для меня все доброе воплощалось в Клоде Бришаре. До того дня я никогда не задумывалась над этим, cherie, но тогда я поняла, что добро умерло с ним и я больше никогда его не увижу. Я, Хакаби и сыновья боролись с огнем. Пожар погасили, но мы все чувствовали, что потеряли наш мир, центр нашей вселенной.
      Да, я пришла именно к такой мысли, потому что тогда я еще не знала, что во мне растет ребенок Клода. Я поняла это намного позже. Мне было сорок лет, Анна, и я меньше всего ожидала очередного ребенка, но я родила его. И Клодетт с ее искрометным умом, гордым духом и характером стала частицей Клода Бришара. Она выросла в его ореоле и сейчас так похожа на своего отца, которого никогда не знала.
      Моника похлопала Анну по руке.
      – Видите, Анна, чтобы сохранить некоторые вещи, нужна стойкость. Доброта заложена навечно и всегда находит путь выжить. – Женщина водила своими миниатюрными пальчиками по руке Анны и улыбалась. – Не знаю, может, я уже выживаю из ума на старческий лад, но мне кажется, я вижу что-то хорошее между вами и Филипом. Поэтому не важно, как вы сейчас поступите. Вы можете уехать на время, если вы так упорно к этому стремитесь. Мой сын, между прочим, тоже может вести себя как мул! Но если между вами существует что-то серьезное, это чувство обязательно победит, вам не удастся его остановить. И только вы оба можете это проверить. – В глазах Моники блеснула лукавинка, и вокруг их уголков стало заметно больше морщинок. Она с улыбкой добавила: – Может быть, победа уже состоялась. Мы это увидим. – Она выпрямилась в кресле и вздохнула. – Впрочем, я слишком заговорилась, мне пора идти наверх. Пойду посмотрю, как там моя девочка. Нужно что-то придумать, чтобы задержать ее в постели хотя бы на день. Надеюсь, я увижу вас позже, Анна?
      Анна кивнула, следя, как Моника встает, пододвигая кресло к столу. Анна успела сказать ей в спину:
      – Спасибо, что рассказали мне ту историю.
      Моника улыбнулась через плечо.
      – У вас добрая душа, Анна. Возможно, когда-нибудь вы преодолеете все невзгоды и… Хотя в будущее просто так не заглянешь. – Широкая юбка с мягким шелестом задела за косяк, исчезая за дверью.
 
      На пристани Френчмэн-Пойнт Филип получил то, что ему доставили. По возвращении в усадьбу он порывался увидеть Анну, но так и не сумел этого сделать. Ее камеристка каждый раз говорила ему, что Анна готовится к отъезду. Вот и сейчас Дарсин объясняла ему через полузакрытую дверь:
      – Извините, мистах Филип, но мисс Анна занята. Она моет голову.
      Когда он пришел позже, ему снова было сказано:
      – К сожалению, вам придется вернуться, мистах Филип. Сейчас мисс Анна принимает ванну.
      Позже Филип поймал служанку около кухни. Девушка вышла из кладовки со стопкой одежды, и он узнал вещи Анны.
      – Ну теперь-то я могу ее увидеть? – спросил он с раздражением в голосе. На этот раз выдержка отказала ему.
      – Не знаю, мистах Филип. Сейчас она собирает свой чемодан. Видите, я несу из прачечной ее платья.
      Филип не на шутку рассердился. Он горел желанием показать Анне нечто такое, что наверняка должно было доставить ей удовольствие, но не мог добиться даже минуты внимания. Хороша благодарность за доброе дело!
      – Ну нет, это уже слишком! – заявил он, когда девушка поднялась на второй этаж и внесла вещи Анны в комнату. «На аудиенцию к французскому королю и то легче попасть! – подстегивал он себя. – Я и так ждал достаточно долго. Анна должна узнать, что прибыло на этой барже. И сейчас она это увидит!»
      Решительно взбежав по ступеням, он постучал в дверь. Вероятно, он сделал это несколько громче, чем следовало, потому что осторожная Дарсин, опять выглянувшая в щелочку, подозрительно прищурилась и сказала:
      – Что случилось, мистах Филип? Почему вы так дубасите в дверь?
      – Ты прекрасно знаешь, Дарсин. Анна здесь?
      – Да.
      – Вот и хорошо. Я вхожу.
      Вынудив Дарсин отступить назад, Филип распахнул дверь и вошел в комнату. В глазах у него зарябило от ярких красок. Все крутом было завалена вещами. Платья, юбки, белье и другие предметы женского туалета были разложены на постели, ковре и даже на крышке чемодана, стоявшего на полу возле кровати. И среди вороха одежды на коленях ползала Анна.
      После этого неожиданного вторжения она встала. Ее волосы, еще влажные на концах, чудесно обрамляли разрумянившееся лицо. Она тряхнула головой и отбросила их назад. На ней было белое платье от Лили, то самое, в котором Филип увидел ее в тот вечер, когда она вошла к нему в номер в отеле Сент-Луиса. Только сейчас она была без нижнего белья, и все соблазнительные линии ясно проступали сквозь тонкую материю.
      – Филип, побойтесь греха! – Анна плотно прижала платье к себе, сложив руки на груди. – Вы не должны были входить сюда!
      Куда девалось все его раздражение! За один короткий миг его плоть вышла из повиновения при виде этого дивного зрелища. Он смятенно топтался посреди комнаты, ощущая стеснение в брюках. Ненужный бунт в неподходящий момент. Филип тотчас воззвал к своей воле, чтобы подавить инстинкт.
      – Вы тоже не должны были вести себя так! – сорвалось у него.
      – Как прикажете вас понимать?
      – Очень просто. Весь день пытаюсь пригласить вас на прогулку и не могу пробиться через этот неприступный кордон. Никак не уговорю вашего цербера. – Филипп метнул недовольный взгляд на Дарсин.
      – Я знаю, – сказала Анна, – но вы должны понимать, как много мне еще нужно сделать. Я собиралась спуститься к вам через какое-то время.
      – Если так, то немедленно бросайте свои занятия! – приказал Филип. – Наденьте что-нибудь и пойдемте. Или… клянусь вам, вы промаршируете средь бела дня в… том, что на вас имеется!
      Наступила долгая пауза. Анна стояла совершенно неподвижно, ничем не обнаруживая своих намерений. Настораживало только слабое постукивание ее ноги в комнатной туфле. Возможно, его опять попросят уйти. В таком случае, решил Филип, он будет вынужден привести в исполнение свою угрозу и выволочь Анну из комнаты. И это будет только во благо. Если человек располагает чем-то, что, по его убеждению, должно доставить радость другому, почему он не может поступить именно так? Разве это не благо – разделить радость пополам? Филип напустил на себя суровый вид, надеясь, что это убедит Анну в неразумности дальнейшего сопротивления и заставит принять разумное решение.
      – Хорошо, Филип, я иду, – сказала Анна. – Только, пожалуйста, дайте мне минуту на сборы. – Не отнимая сложенных на груди рук, она зашевелила пальцами. Эта бессмысленная жестикуляция определенно означала, что ему следует удалиться.
      Филип вышел в холл. Ожидание продолжалось не более пяти минут. Анна вышла в скромном хлопковом платье с мелкими синими васильками, как тогда, в Ганнибале, и заставила его вспомнить залитую солнцем каюту на «Герцогине», когда перепуганная беглянка в испачканной одежде превратилась в прекрасную молодую женщину. Правда, после этого преображения ее будущее не стало определеннее, скорее наоборот. И так же как в то памятное утро, от восхищения у Филипа перехватило дыхание.
      – Я готова, – сказала Анна, возвращая его из мира грез к реальности. – Извините, что задержала вас, но скажите ради Бога, куда мы идем?
      – Скоро увидите. – Филип взял ее за локоть, и они бок о бок стали спускаться по ступенькам.
      Через черный ход они вышли на короткую тропинку, ведущую к конюшне. Ни тот, ни другой не пытался завязать беседу. Очевидно, каждый ждал инициативы от противоположной стороны, чтобы разрядить странное напряжение. Перекинувшись взглядами, как кот и мышь, они приблизились к воротам конюшни, где их ждал Гранди.
      – Добрый день, мисс Анна, – сказал он.
      – Привет, Гранди.
      – Ну как новобранец? Разместили? – спросил Филип.
      – Со всеми удобствами, мистах Филип.
      – Итак, Анна, сейчас я вам покажу кое-кого.
      Филип повел ее к стойлам.
      – Надеюсь, вы не собираетесь вывозить меня на конную прогулку? – встревожилась Анна. – Я вообще не очень-то умею ездить верхом, а у вас и подавно. Я видела, какие лошади во Френчмэн-Пойнт. Мне не справиться ни с одной из них. Я свалюсь в первую же минуту. – Слова вылетали из Анны, как брызги из бутылки с шипучим напитком. Филипу доставляло удовольствие наблюдать за ней, и у него не было ни малейшего желания прерывать поток ее слов. – Я родилась в городе. Впрочем… откуда вам знать. За всю жизнь я имела дело с одной лошадью и, по правде сказать, только ей по-настоящему доверяла, хотя я уверена, лошади – замечательные животные.
      Они уже прошли несколько стойл и приближались к концу ряда.
      – Вон там есть одна лошадь, которой, как вы выразились, можно доверять, – сказал Филип с притворным равнодушием. – Видите ту кроткую гнедую кобылу? Она вам никого не напоминает?
      Анна остановилась и посмотрела на дальние стойла. В самом последнем над дверцей поднималась вверх и опускалась вниз блестящая рыжая голова.
      – Ирландка! – пронзительно вскрикнула Анна. – Это ты?! О Филип, это она!
      Лошадь признала голос Анны и на ее радостный вопль ответила протяжным ржанием. Анна устремилась по кирпичной дорожке к стойлу. Выбросив руки вперед, она обхватила Ирландку за шею и зарылась лицом в ее гриву.
      – О моя старушка! Моя дорогая! Милая моя Ирландка!
      – Ну, как она выглядит после долгого путешествия? – улыбнулся Филип, поглядывая из-за плеча Анны.
      Она отступила назад и стала осматривать Ирландку то с одного, то с другого бока.
      – Я нахожу, что она прекрасно выглядит. Такая откормленная! И красивая, как всегда.
      Анна снова принялась обнимать лошадь, отдаваясь нахлынувшим на нее чувствам. Настоящее слилось с прошлым, и туман воспоминаний заволок ей глаза. Сквозь слезы она вдруг увидела Мика – такого же, как в последние часы жизни. «И еще мы определим Ирландку в самую роскошную конюшню в Миссури, чтоб она могла вволю пожевать молодой травки, овса и ячменя…» – приливом сладкой ностальгии всплыли в памяти его слова.
      – О Филип, – еле выдохнула Анна, еще не готовая расстаться с магическими чарами, увлекшими ее в прошлое, – я только что слышала голос Мика. Это было так ясно, как будто он стоял рядом со мной. Я знаю, это потому, что Ирландка здесь. И я видела его, словно живого, как в те дни, когда мы были счастливы.
      Видя светящиеся радостью глаза Анны, Филип вдруг ощутил, что его сердце переполнено незнакомым для него чувством. Оно странным образом отличалось от любви, привязанности и, возможно, было даже сильнее того необузданного желания, которое он начинал ощущать, находясь рядом с Анной. У него вдруг возникла внутренняя потребность заботиться о ней, защищать и лелеять ее. Филип был уверен, что никогда не чувствовал ничего похожего на эту необыкновенную нежность.
      Анна обвила его шею руками, а он положил ладони ей на талию и, счастливый, глядел в ее глаза. Минуту они стояли так, охваченные волной общей радости.
      – Спасибо, – тихо сказала Анна, и Филип подумал: неизвестно, кто в тот миг более счастлив, она или он.
      Они пробыли на конюшне более часа. Анна забросала его вопросами: как ему удалось разыскать лошадь? когда и где ее нашли? каким образом доставили сюда? Филип все подробно объяснял, рассказав о частном сыщике, нанятом им в Сент-Луисе.
      – Я только выполнял свое обещание, – сказал он в заключение. – Помните наш разговор в Ганнибале, когда я отговорил вас возвращаться на то место? Я же сказал вам, что попытаюсь разыскать ваши вещи.
      – Я помню, но я никогда не думала, что вы действительно сможете сделать это.
      – Я всегда держу свое слово, Анна. Независимо ни от чего. – Филип подумал о своем обещании отправить ее в Бостон. Интересно, думала ли она об этом также?
      – А вам больше ничего не удалось узнать? – спросила Анна, чуть помедлив. – Тот человек не был на месте лагеря?
      Филип смертельно боялся этого вопроса, но был готов к нему. Он повел ее в соседнее помещение, где хранились седла и сбруя, и снял с полки деревянный сундучок.
      Анна немедленно его узнала.
      – Это же наш денежный сундучок! – Она взяла его из рук Филипа и поставила на большой ларь, чтобы изучить содержимое. В сундучке лежали обрывки старых писем, кусочки материи и несколько пуговиц из китового уса.
      Закончив осмотр находок, Анна поскребла пальцами почерневшие обугленные углы и подняла глаза на Филипа.
      – Что рассказал ваш человек?
      – Когда он прибыл на место, там все было засыпано пеплом. Кто-то поджег фургон, а лошадь отвел на ферму. От ваших вещей ничего не осталось, кроме этих вот мелочей.
      Лицо Анны приняло задумчивое выражение, плечи поникли под гнетом внезапно навалившейся усталости.
      – Опять пожар, – хрипло прошептала она, горестно качая головой. Филипу пришлось наклониться, чтобы разобрать ее следующие слова: – Дважды мой мир гибнет от огня, и снова пламя ничего не оставляет мне.
      Филип подождал немного, надеясь услышать еще что-то, но Анна замолчала. Она вновь принялась перебирать лоскутья. Она выбрала из них небольшой клочок материи, покрытый копотью зеленый квадратик атласа и показала ему. – Вы, наверное, не узнаете это?
      – Узнаю. Разве можно забыть ту прекрасную юную леди в переливающемся зеленом платье? Я прекрасно помню ее на сцене Ривер-Флэтс. Певчая птица Миссисипи – так, кажется, ее называли? Она была ослепительна в тот вечер.
      – Я тоже все помню. Вы оценили мое пение выше всех, но были самым несносным из всех почитателей. Никогда не забуду, как вы подмигнули мне из первого ряда. Я тогда забыла почти все слова. – Анна положила лоскуток в сундучок и захлопнула крышку. – Я так и не поблагодарила вас за двуглавого орла, которого вы нам пожаловали.
      – В этом нет никакой необходимости, мисс Роуз, – сказал Филип, подмигивая ей, как в тот раз. – Я достойно потратил деньги.
 
      В тот вечер во Френчмэн-Пойнт произошло отступление от правил. Это было связано с предстоящим отъездом Анны. С разрешения Моники ужин подали на веранду, где допускалось присутствие в обычном одеянии. Все и так пребывали в достаточно подавленном настроении, чтобы блюсти чопорность за столом. На этот раз никто не томился в галстуках и жилетах, тугих корсетах и жестких планшетках. Клодетт было позволено спуститься ненадолго. Ее болтливость внесла непринужденность и некоторое оживление в разговор, хотя и не повлияла на общую гнетущую атмосферу.
      Анри уточнил у Анны некоторые подробности событий в ночь убийства ее дяди. Она пообещала после ужина принести ему кое-что из вещественных доказательств, уцелевших в сундучке, в частности пуговицы из китового уса, потому что точно такие же были на рубашке Мика. Потом Анри рассказал ей о своих планах. Как только он получит от нее уведомление, что она благополучно добралась до Бостона, он сможет выехать в Кейп-де-Райв. Он возлагал большие надежды на эту командировку, считая, что у него есть все шансы добыть сведения, которые позволят снять с Анны все обвинения. Он просил информировать его, если она выяснит еще что-то, и как можно скорее сообщить бостонский адрес. Тогда он сможет телеграфировать ей, как только появятся хорошие новости.
      Он также предупредил ее, что в случае провала его миссии ей придется решать вопрос о возвращении в Кейп-де-Райв. Если она захочет отстаивать в суде свое честное имя, Анри обещал выступить ее адвокатом и защищать ее права. В противном случае она останется в Бостоне. И возможно, это будет не самый худший вариант, так как Бостон достаточно удален от Иллинойса, а в большом городе ей легко раствориться.
      Выслушав Анри и почти не притронувшись к пище, Анна извинилась и сказала, что испытывает потребность немного пройтись. Филип вызвался пойти с ней, но она уверила его, что все будет хорошо и что она действительно предпочитает побыть одна, чтобы подумать над советами Анри.
      После ее ухода Моника цокнула языком и сочувственно покачала головой.
      – Бедное дитя! Столкнуться с такими проблемами! И полная неизвестность впереди. В ее-то возрасте! Я всей душой болею за эту девушку.
      – Скажи мне правду, Анри, – вмешался Филип, мучимый противоречивыми чувствами. – Насколько велики твои шансы на успех в Кейп-де-Райве? Ты считаешь, Анну удастся оправдать?
      – По правде говоря, я только начал этим заниматься. Если я найду тело Мика Конолли, тогда можно будет утверждать с определенной уверенностью, что обвинения с Анны будут сняты. Если с Кейп-де-Райвом ничего не получится, то в целях безопасности ей лучше никогда не возвращаться в долину Миссисипи. Я думаю, Анна сама придет к такому же выводу. И к этому нужно отнестись со всей серьезностью. – Взгляд умных глаз Анри был устремлен на Филипа. – Вот над чем ты должен поразмыслить, брат. Ты сможешь отпустить ее?
      Филип не ответил. Он лишь хмуро взглянул на него. Что поделаешь, если и брат, и Анна постоянно напоминают ему, что ее поездка в Бостон является единственным разумным выходом, есть ли у него выбор?
      Прошло несколько тягостных минут. Конец ужина прошел в молчании. Филип первым встал из-за стола и попросил разрешения уйти.
      – Я должен еще подумать, нужно ли Анне уезжать так поспешно, – сказал он. – Сейчас я поговорю с ней и выясню, права ли она.
      – Ты знаешь, где ее искать, cheri? – спросила Моника.
      – Да, мама. Что-то мне подсказывает, куда она могла пойти.
      Филип вышел в сад и направился к задней калитке. Интуиция не обманула его. Он сразу же заметил сквозь ветви светящееся окошко наверху. Первый этаж l’ecole оставался темным. Филип не стал зажигать фонарь и, осторожно пробравшись между столами, поднялся на второй этаж. Анна, опустившись на колени посреди garconierre, рассматривала какой-то предмет. Ее широкая юбка, распластанная по полу, в мягком свете лампы создавала странное впечатление: казалось, Анна сидит на лужайке синих цветов.
      – Я правильно сориентировался, вы здесь…
      Анна вскинула глаза поверх плеча, и Филипу показалось, что она плачет. В руках у нее была деревянная лошадка со сгибающимися ножками на шарнирах. Анна повернула, ладонь, чтобы ему была лучше видна любимая, по его признанию, игрушка детства.
      – Я знаю, о чем вы подумали, – сказала Анна с чуть заметной иронией. – Только я не собиралась отбирать ее у вас.
      Филип улыбнулся.
      – Я и не думал. Мне это даже не приходило в голову. Я считал, что подобные казусы ушли в прошлое.
      – Я, кстати, собиралась спросить у вас разрешения, могу ли я взять ее с собой.
      – Берите, если это в какой-то степени поможет вам с нежностью вспоминать меня, – ответил Филип.
      Анна живо подняла на него блестящие от влаги синие глаза.
      – Я и так буду вспоминать вас с самыми добрыми чувствами. Всегда, Что бы ни случилось, Филип. Для этого мне не нужны безделушки.
      Ее слова пронзили его сердце. Он расправил несколько складок на ее юбке и опустился рядом на колени. Выдерживать его пронизывающий взгляд было невыносимо. Анна потупила глаза.
      – У меня так мало осталось дорогого, – задумчиво произнесла она, пропуская через пальцы гриву пони.
      Действительно, у нее почти ничего не осталось от прошлого. Но Анна никогда не укоряла жизнь, как бы несправедливо судьба с ней ни обходилась. Только сейчас Филип осознал, что это одна из тех черт, которые его больше всего в ней восхищали.
      – Все самое сокровенное превратилось в пепел, – продолжала Анна. – Теперь мне придется создавать новые символы. – Когда она снова подняла глаза на Филипа, слезы уже высохли, губы чуть приоткрылись в мечтательной улыбке. – Забавно, но все мои новые вещи и сувениры будут напоминать мне о вас. Мой гардероб, шарик со снежинками, книги, пони… – Анна откинула голову, продолжая перебирать приятные воспоминания. – Даже те красные подвязки. Но моя благодарность выходит далеко за материальные границы. Возможно, вы не заслуживаете этого признания, Филип, но я скажу. Посреди одной ужасной ночи, когда я пала вам в ноги, вы дали мне шанс, которого я больше никогда не получу в своей жизни.
      Филип взял ее руку в свою и крепко сжал.
      – О, это было такое удовольствие, мадемуазель, – сказал он хрипловатым голосом. – Очень волнующее, тревожное ожидание, мучительное в своей недосягаемости. Изумительный миг!
      – Мне будет недоставать вас. Вы знаете это, Филип.
      В ее голосе ощущалась дрожь, говорившая о дорогой цене этого признания, но именно чистосердечность ее слов окончательно сразила Филипа.
      – О Анна, – простонал он, обнимая ее. – Зачем все время уповать на прошлое? Неужели будущее так уж невозможно?
      – Но мы живем в настоящем, – со вдохом сказала она, – и в нем столько проблем!
      Филип отвел волосы с ее шеи и поцеловал мягкую кожу под мочкой уха. Анна отклонилась назад, подпуская его ближе. Желая утешить ее и сделать ей приятное, он запечатлевал нежные поцелуи на открывшейся ему молочно-белой коже. Затем его руки легли на ее спину, и губы отыскали ее губы, чтобы вновь испытать волшебную сладость поцелуя, по которому так истосковались они оба.
      В мучительной истоме она сначала не поняла, что он гнет ее к полу, а когда очнулась, то поняла, что голова ее лежит на расписных цветах юбки. Его пальцы потянулись к крошечным пуговкам у ворота и наконец раздвинули стесняющее ярмо блузки, обнажив кремовую кожу на груди. Тогда Филип оторвал губы от ее горячих губ и выдохнул в протяжном молящем стоне:
      – Анна, я не хочу, чтобы вы уезжали. Не уезжайте, Анна.
      – Я должна…
      Ее слова перешли в приглушенный стон, когда Филип коснулся через ткань лифа языком выпуклых бугорков. Он мял ее сосок в пальцах, а когда накрыл его ладонью вместе с нежной округлостью груди, Анна онемела от восторга. Ее грудь часто и коротко вздымалась. А он продолжал свои волшебные ласки, исторгая из ее горла стоны желания. Филип оттянул тонкую, как папиросная бумага, ткань лифа, и его язык довершал то, что начали руки. Желание обдало его нестерпимым жаром. Он прижал Анну к своей возбужденной плоти хваткой хищника, готовя ее к новым безумным ласкам.
      – Я не могу отпустить вас, Анна, – пробормотал он.
      – Но Анри говорит… – слабо запротестовала она.
      Филип чувствовал, как ее пробудившийся инстинкт лихорадочно набирает силу. Как бы она ни боролась с собой, после его страстных поцелуев и касаний ее сопротивление таяло. Он терял от нее голову. Анна была его жизненной силой, духовной пищей. Он не желал думать о будущем и не мог допустить, чтобы она уехала сегодня вечером.
      – Да оставьте вы Анри, его сейчас нет. Есть я. И я ужасно хочу вас.
      – Филип, мы не можем… мы не должны… Неизвестно, какие трудности у нас впереди.
      – Анна, дорогая моя, сегодня у нас есть ночь, – сказал он, касаясь пульсирующей жилки возле ее шеи. – Забудьте обо всем, кроме нас двоих. – Он быстро спустил платье с ее плеч и провел рукой по гладкой ровной спине.
      Анна зажмурила глаза, сквозь пелену неистового желания пробились в сознание его слова: «Сегодня у нас есть ночь. Забудьте обо всем…» Это звучало оскорбительно. «Есть ночь… а потом?» И тревога вылилась из глубин ее души всплеском протеста. Она со стоном просунула руки между ним и собой и с силой оттолкнула его.
      Филип поднял голову. Его глаза напоминали раскаленные угли, просвечивающие из-под пепла. Он стал снова пригибать ее, но она остановила его, упершись рукой в грудь.
      – Что-то не так? – пробормотал он.
      – Это… это недостойно, Филип. Мне не нужна одна ночь страсти. Я не хочу этого, хотя знаю, что не имею надежды на большее.
      Филип, удерживая свое тело на вытянутых руках, прерывисто дыша, приблизил к ней напряженное лицо.
      – О, я могу дать вам гораздо больше, Анна, – убеждал он ее. В голосе его сквозили циничные нотки, больно резанувшие ее по сердцу. – Я абсолютно уверен, что не насыщусь вами за одну ночь.
      – Перестаньте! – вскричала Анна, вставая. – Этого не будет! Это невозможно!
      Пока она путалась пальцами в своем платье, Филип в недоумении таращил на нее глаза.
      – Вы хотите сказать, что вам неприятна наша близость?
      Анна в сердцах ударила трясущимися руками по коленям, оставив безуспешные попытки застегнуть пуговицы.
      – Да, именно это я хочу сказать!
      Филип приподнялся и, удерживая голову на локте, из положения полулежа глядел на нее с дерзким вызовом, который, увы, больше не раздражал ее, напротив, казался заманчиво соблазнительным.
      – Нет, это не совсем правда, – призналась Анна, смутившись от своей капитуляции.
      – Это даже отдаленно не похоже на правду, – поправил ее Филип.
      – Пусть даже и так, но мне не нужна одна ночь. Мне нужно больше, чем вам кажется. Хотя, возможно, я и не заслуживаю этого. Наверное, моим желаниям никогда не сбыться. Но я надеюсь все же… У меня и так много сложностей, чтобы добавить к ним одну ночь страсти!
      – Это то, в чем мы с вами расходимся, Анна. Я вообще нигде не вижу проблем, но если вы думаете иначе, я предлагаю другое решение.
      Она недоверчиво посмотрела на него.
      – Какое?
      – Не уезжайте завтра.
      – Но Анри…
      – К черту Анри! Он хоть и умница, но ничего не знает. Какая разница – днем раньше, днем позже?
      – Для какого-нибудь охотника, алчущего наживы, разница большая. Пять тысяч долларов в награду что-нибудь да значат.
      Филип с подчеркнутой небрежностью пожал плечами. Возможность появления нового ловца за наградой его не беспокоила.
      – Джейка Финна мы выпроводили без особых проблем, – сказал он.
      – Вы упрощаете, Филип, в действительности все куда сложнее. Я уже готова к отъезду. Мои вещи упакованы. И ваша семья знает, что я уезжаю… – Видя, что Филип хочет ей возразить, Анна жестом остановила его. – Не спорьте со мной. Видит Бог, у меня на то есть веские причины. Мое присутствие здесь создало в вашем доме почву для тревог. Анри согласен со мной и уже имеет определенный план. – Говорила она уверенно, хотя и не могла скрыть сожаления. – Я твердо намерена уехать, Филип, и на этом надо поставить точку. Уж разрешите мне быть трезво мыслящим человеком в нашей… в наших… не знаю, как это назвать… словом, в том, что было между мной и вами!
      Филип встал и вытянул руки со стиснутыми кулаками вдоль туловища. Анна потянулась было к нему, но он попятился назад.
      – Мне очень жаль, что так получается, – сказала она.
      Их глаза встретились. Губы Филипа превратились в тонкую жесткую линию.
      – Вы так рветесь в Бостон, а вы уверены, что там найдете? Вы хотя бы знаете адрес вашей предполагаемой бабушки?
      Анна тоже поднялась и выпрямила спину. Им предстоял трудный разговор. Сейчас перед ней стоял другой человек – упрямец, готовый изобличать ее в авантюризме.
      – Моя бабушка не предполагаемая, Филип. Она реальная, и ее дом находится на Бикон-Хилл. Живет она там давно, и я уверена, что не так сложно установить ее точный адрес. – Похоже, Анна не убедила Филипа, но не хотела спорить с ним. Только положила свою руку на его и проникновенно сказала: – Вы этого не поймете, но мне очень нужно в Бостон.
      – А вы не хотите мне помочь понять вас? – очень серьезно сказал Филип. – Анна, я способен понять больше, чем вы предполагаете. Объясните, почему вы так стремитесь в Бостон? Я знаю только причины, связанные с законом. А что еще?