Удобно устроился на диванчике, украсил тумбочку руалой и коробкой шоколадных конфет, включил ненавязчивый ambient и не вставал до тех пор, пока коробка не опустела наполовину, а рассказы как-то неожиданно не кончились... Да, всё-таки есть в нашем мире писатели, способные заставить меня смеяться! Небось, довольно странное зрелище являла моя квартира – во всех комнатах тихо и темно, лишь в одной горит свет и оттуда временами раздаётся хохот...

Отобедав, я немного порыскал по Сети в поисках чего-нибудь интересного, просмотрел новостные сайты и рекламу компаний, торгующих новинками электроники. В пять часов встал, оделся и ушёл на традиционную прогулку по городу.

Я оставил машину в центральном районе и зашагал по улицам. С переносного жесткого диска в мозг лилась негромкая музыка. Её назначение – заглушать окружающие звуки, чтобы обрывки чужих разговоров не мешали прогулке. В маленьком магазинчике с серебряным колокольчиком над стеклянной дверью купил пакетик ирисок и дальше с удовольствием ощущал во рту замечательный аромат. Легкомысленно перепрыгивал из фиолетового в зелёное пятно, из зелёного в розовое – неоновые рекламы, как обычно, сопутствовали мне. На высоком небоскрёбе обнаружился огромный экран, по которому крутили ролики, рекламировавшие сигареты, вино, потом что-то ещё... Интересно, а если смотреть на улицу из окон, закрытых этим экраном, что увидишь?.. Надо бы спросить у Квера о принципе его работы... Рядом – столпотворение очередной автомобильной пробки. Даже сквозь музыку доносятся проклятия и смех. Некоторые водители, пользуясь случаем, выбегают из машин, чтобы заказать горячую пиццу в соседней пиццерии. Я прохожу мимо образовавшейся очереди, бросаю взгляд налево. Музыкальный магазин. Никогда не захожу в подобные заведения, предпочитаю покупать музыку в Сети, закачивая себе самые лучшие новинки... Ириски просто изумительны! Замечательный вкус... не прилипают к зубам... Надо будет как-нибудь купить ещё пару пакетиков... В этом районе не подсвечивают небоскрёбы снизу, поэтому верхние этажи просто невозможно разглядеть на фоне чёрного беспросветного неба. Окна горят, словно звёзды, которых мы никогда не увидим... Музыкальные композиции, летящие с жёсткого диска, меняются – бесконечный поток удовольствия, конвейер приятных эмоций!.. Завернув за угол, я стал свидетелем того, как полиция протоколирует случившуюся аварию. Искорёженные машины не потеряли своего шика и роскошно блестят в свете фонарей. По лицам собравшихся и по рукам полицейских бегают синие отсветы мигалки. Я разворачиваюсь и иду в другую сторону: сегодня – только положительные эмоции!.. Двигаюсь неспешно, не торопясь. Мало кто вокруг может позволить себе такую прогулку. Нет, меня не раздражает встречно-попутная спешка. Мне нравится ощущать себя бесплотным духом, незримо парящим среди толпы – всё равно никто не взглянет в мою сторону... Есть какое-то спокойствие в этой сутолоке – не меньшее, чем в тихих аллеях осеннего парка...

Я зашёл перекусить в небольшое светлое кафе, где за круглыми хрупкими столиками сидело от силы человек двадцать. Нравится мне это место – у хозяев отменное чувство меры. Они не стали мудрить с украшениями и разноцветными лампами, а просто подобрали модные светильники, похожие на изгибающиеся стебли металлических растений, на концах которых цветут шарики света, прикрытые матовыми стеклами. Столики из прочного пластика, на котором не остаётся царапин. Большие окна с хорошим видом на улицу. Самое главное – здесь делают лучшие в полисе пирожные! Я заказываю пару – наугад: всё равно видов так много, что не успеешь перепробовать, как сменится меню... Беру бокал горячей тёмно-зелёной руалы... От неё поднимается призрачный дымок, несущий такой божественный аромат, что я безоговорочно верю в исключительную пользу для здоровья этого настоянного на секретных травах напитка...

Я присаживаюсь за свободный столик и вступаю в безнадёжную борьбу с самим собой. Дело в том, что сам вид этих пирожных требует немедленно их попробовать, но руала ещё недостаточно остыла. Сомнительное удовольствие – есть пирожные всухомятку: они довольно сладкие – никаких заменителей, только чистый сахар! – и придётся, обжигаясь, пить эту огненную жидкость, которой сейчас можно плавить металлы...

Чтобы отвлечься, рассматриваю других посетителей. За угловым столиком важный мужчина с элегантной дамой пьют кофе. Я не силён в знании ритуала, но здесь кофе подают в маленьких чашечках, без сахара и молока, и обязательно запивают холодной минеральной водой. Господин и дама о чём-то беседуют, он – спокойно и рассудительно, она – импульсивно и резко. Кажется, она чем-то раздосадована, а спутник её успокаивает.

Рядом с ними за соседним столиком увлечённо беседуют парень с девушкой, ожидая, пока остынет чай в белоснежных фарфоровых чашечках. V обоих длинные волосы: у девушки – белые, словно фарфор их чашек, у юноши – тёмные, словно остывающий чай. Позволяю себе улыбнуться: очень уж хорошо они беседуют – глаз радуется!

В другом конце ресторана за столиком сверлят друг друга взглядами два важных дельца. У одного костюм в серую полоску от Franco, если не ошибаюсь, Perelli, галстук от Gynoss и роскошная ручка Rhonsons с золотым пером. Второй не менее представителен – бесконечно стильная двойка от Bill Omni, такой же галстук, рубашка жутко престижной марки Davidson, а запонки на её накрахмаленных манжетах – чудо ювелирного искусства! Перед собой они разложили стопки бумаг, что-то обсуждают, иногда первый касается их своим золотым пером, ставя размашистую подпись. Я не вижу её отсюда, но не сомневаюсь, что и над его росчерком поработала команда имиджмейкеров, Сразу понятна главная ошибка этого человека – при взгляде на него тут же понимаешь, что шик-то привнесённый... По-моему, основная задача элиты в наши дни – выглядеть не просто красиво, а так, чтобы при взгляде со стороны не возникало мыслей о том, сколько стилистов принимало участие в укладке причёски, сколько дизайнеров продумывало детали костюма, сколько инструкций было получено от отдела связей с общественностью... Эти двое делали свою работу с удовольствием, попивая кофе осторожными глоточками, не тратя времени даже на ланч. Так действуют истинные профессионалы – без спешки, но успевая больше остальных. Кто-то хочет обвинить их в ограниченности? Не стоит. Не думаю, что многие из обвинителей отказались бы поменяться с ними местами. Каждый вправе выбирать форму проведения досуга и способ получения от жизни удовольствия. Всё дело в том, что эти ребята посвятили себя командованию людьми, а это никогда не становится рутинно-скучным. Желание власти живёт в каждом. Достигая поставленных целей, они получают удовольствие, которое тем больше, чем дольше преследовалась цель. Счастье – это преодоление сопротивления. Таково единственное определение слова «счастье», которое я принимаю.

Отлично посидев в кафе, я погулял ещё пару часов и отправился домой, чтобы на сон грядущий провести несколько дуэлей в Shaqe против компьютера. Но мои радужные планы разбил, как стекло, звонок Анри в 23:29. Он потребовал, чтобы я немедленно отправился с ним куда-то. Похоже, он нашёл, кому была нужна Моргана... Анри посоветовал мне вместо обычного пистолета взять парные Abuser, а сам, как всегда, выбрал два Phoenix...

Кстати, Митер, я думаю, тебе пора распроститься с твоим шотганом. Он слишком громоздкий, на мой взгляд, а по техническим характеристикам те же Фениксы его обходят. Есть, конечно, и у последних недостатки – маленькая скорость стрельбы, долгая перезарядка, мощнейшая отдача и необходимость покупать обоймы у Оружейников. Самому обойму не снарядить: Феникс стреляет маленькими цилиндриками по 79 мг, летящими со скоростью 5 км/сек. Пробивают они всё. Из-за большой скорости человека просто размазывает по ближайшей стене, а дырка от этого волшебного изобретения втрое превышает диаметр пули. В обойму десяток пуль накачивают под каким-то сверхдавлением; секрет взрывателя Оружейники не променяют даже на коллекцию нейрочипов.

А как Феникс блестит – ну, истинно хирургический скальпель! Он и есть точнейший скальпель – в умелой руке, конечно...

Анри, как обычно, ждал меня, поглощая чипсы.

– Знаешь, сегодня мы поедем на твоей машине, – сказал он вместо приветствия. – Я поразмыслил и решил, что так будет удобнее. Район назначения – С-12.

– Что? Самое злачное место полиса?

– Самое весёлое место полиса. Я там иногда бываю.

– Развратник!

– Не надо сгущать краски. Там есть и приличные места. Именно в них мы и не пойдём... Хочешь чипсов?

– Ты не мог пораньше позвонить?

– Мог. Но сейчас – самое клубное время.

Демонстративно не отвечая, иду выводить машину из гаража.

Когда я выехал и остановился перед Анри, он, поедая чипсы, осмотрел машину со всех сторон, потом плюхнулся на соседнее сиденье со словами: «Ну и изуродовал же ты свою Ghyula!» Немного повертелся в кресле, устраиваясь поудобнее, потом заявил:

– Езжай не слишком быстро и оч-чень аккуратно – я не хочу растерять здесь свои чипсы... Кстати, ты надел панцирь?

– Я всегда его надеваю. Даже когда иду в магазин за кефиром.

Мы плавно тронулись с места. Анри достал чипе и захрустел.

– Знаешь, мы сейчас направляемся в суперклуб. Там на сегодняшний день одна из самых модных дискотек, куча кислотных перцев, много слабенького алкоголя и полно наркоты. Я раздобыл информацию, что Монроз, владелец этого заведения, заказывал Моргану. Думаю, он не откажется нам рассказать, зачем, если есть куча лучших и более дешёвых наркотиков!

– А если откажется?

– Напомни: я уже спрашивал тебя про панцирь?.. Кстати, я тут твой портрет нарисовал на досуге. Но не буду никому показывать, а то у истинных ценителей прекрасного сердца не выдержат... Тебе я тоже его не покажу – иначе плохо будет уже моему сердцу!..

Ненавижу район С-12. Это самое популярное место в городе – и там больше всего молодёжи. Имеются заведения на любой вкус – от гладиаторских боёв до грязных отелей. Многочисленные аляповатые вывески слепят глаза ядовитыми цветами. Здесь собирается народ, недалеко ушедший в своём развитии. Вечеринки, тусовки, дискотеки... Алкоголь, наркотики, разврат...

– Останови, – попросил Анри. – Мне надо купить газировки, запить чипсы. Тебе чего-нибудь захватить?..

...Эти люди мне непонятны. Так жить, как живут они – это просто. Никакой борьбы – ни с собой, ни за други своя... Иногда я изменяю своей толерантности и думаю всерьёз, что такая жизнь не должна иметь место. Все эти волосы, выкрашенные в салатовый... Декоративные металлические вставки под кожу лица... Более чем странная одежда, похожая на сон наркомана, получившего дозу после долгой ломки... По отдельности это может не раздражать, но взятое вместе – просто отвратительно! А ещё и мерзкая электронная музыка, под которую можно только дёргаться в припадке!.. Я люблю хорошую электронную музыку, интеллектуальную электронную музыку – а бесконечную долбёжку не переношу: она вызывает у меня неконтролируемые приступы агрессии и желание всех покрошить, чтобы потом усесться с кубком свежей крови и слушать что-нибудь величественное из классики...

– Скажи, Анри, ты никогда не терял чувства реальности? Не видел снов, когда не думаешь, что это сон? Не путал виртуальность с реальностью? – спросил я, пока мы стояли в одной из пробок.

Анри посмотрел на меня очень странно.

– Что с тобой? Ударился в мистику?

У Нейромантов никогда не пропадает чувство реальности. Это для нас так же естественно, как ощущать, где верх, а где низ. Мы можем управлять своими снами, мы не подпадаем под действие любых видов гипноза или машинок, влияющих на мозг, которые так любят наркоманы. Скорее мы разучимся дышать, чем перестанем чувствовать реальность.

Пауза. Похлопывание руки по рулю.

– Знаешь, иногда мне кажется, что я теряю это чувство. Не в том смысле, что попадаю под влияние виртуальности, как обычные люди. Просто перестаю воспринимать виртуальность тем, чем она действительно является – кучей байтов, совокупностью электрических импульсов... Я воспринимаю ее кажущуюся суть. Создавая свои миры, я замечаю, что почти не отдаю определённых команд программам. Хочу, например, чтобы по аллее катился оранжевый лист – и тут же он появляется... сам собой прилетает ветер нужной силы...

Анри глядел на меня глазами, в которых мудрость неземная и доброта вселенская. Поколебавшись, я продолжил:

– В реальности мне больно жить... Это не физическая боль– это нечто внутри мозга, щемящее и пронзительное... Я не могу ходить, я чувствую, как мне недостаёт чего-то неуловимого, чего не передать словами, тем более – цифрами... Я ощущаю себя персонажем книги, безликой личностью, порождением чужого сознания... Как будто я хожу по раз и навсегда начертанной ломаной линии, говорю придуманное творцом, делаю то, что предусмотрено сюжетом...

Анри кивает, в глазах его ни тени улыбки:

– Это значит, что ты достиг новой стадии в контроле над платой и в использовании её возможностей. Твой мозг преобразует образы в цифры так же автоматически, как компьютер переводит цифры в образы, показывая их на экране. Ты должен отдохнуть, вот и всё... Сегодня опять читал? Слишком перегружаешь свой мозг, постоянно самосовершенствуясь. Зачем? К какой цели ты стремишься? Ты мечешься, словно генератор музыки: снова и снова он смешивает файлы из указанного каталога, выстраивая изощрённую мелодию без конца... Но обычный слух предпочитает законченные фрагменты, которые можно прослушивать несколько раз, закрывая глаза и прищёлкивая пальцами в любимых местах... Тебе нужно действие. Тебе надо побывать на грани смерти... С момента приезда в этот полис ты старательно избегаешь дел и контактов с кланерами. Ведь ты даже не вспомнишь имена всех кланеров полиса навскидку. Зачем запоминать – они есть в твоей базе данных... Ты ни с кем не общаешься... Всегда один да один – в конце концов это даёт двух...

– Это не твоя мысль.

– Да, это Ниц Ше – китайский мыслитель. Мощный был старик. Что улыбаешься?

– Да вот пробка рассосалась, пора ехать. Действие, говоришь?

Машина взревела и рванулась с места...

Через 23 минуты в двери клуба «Сандрио» вошли двое людей, выглядевших несколько чужими на этом празднике жизни. Они были во всём чёрном и в кожаных куртках – а здесь в моде лёгкие яркие цвета...

Бесцеремонно расталкивая бесящуюся на дискотеке толпу, мы прошли к выходу из танцзала. Мой благородный нос был в высшей степени оскорблён букетом запахов сонма потных организмов, а цепкий глаз Анри – полнейшей нелепицей и безвкусицей нарядов.

У стойки бара Анри нашёл высокого стройного мужчину, который неторопливо пил виски, поглядывая краем глаза на танцующих. Здесь музыка из главного зала била по ушам немного меньше, но всё равно приходилось говорить громко. Общался с Монрозом Анри. Я стоял поодаль, наблюдая, чтобы кто из окружающих не всадил исподтишка по пуле в наши фаршированные головы. Прямо скажу: клуб вызвал к жизни давно забытые мною клетки мозга, кровь чуточку быстрее заструилась по жилам, а пальцы немного подрагивали, ощупывая рукоятки пистолетов.

Разговор с Монрозом, видимо, ни к чему не привёл. Он отмахнулся от Анри и пошёл по направлению к туалетам. Анри подождал, пока он войдет в двери, и двинулся следом, позвав жестом меня.

Быстрый удар в основание черепа, ещё пара коротких ударов – Анри на все сто использует накачанные мышцы нового физического носителя. Обмякшего Монроза я прислонил к стене.

– И куда его теперь?

– В туалет, – ни секунды не задумываясь, ответил Анри.

Я потащил Монроза, но туалет не пустовал.

– Анри, там полно молодёжи. Развратники...

Анри пожал плечами:

– Сейчас освобожу.

Дверь за ним закрылась на несколько секунд. Потом он приотворил её:

– Заноси.

За моей спиной он запер замок, а я в это время, присвистнув, пытался пройти к задней стене, не испачкав кровью ботинок. Не буду описывать, что творилось в туалетных кабинках. Мы с тобой, Митер, и так видели немало крови, чтобы упиваться представшим моим глазам зрелищем.

– Ты идиот, Анри. Неужели не было других способов выпроводить развлекающиеся парочки?

– На фига? Не переживай, их же всего ничего – два парня да две девки... Ты же не любишь кислотников? Наколются или наглотаются наркоты, потом их тянет на разврат и прочее непотребство. Они могли бы сказать: «Большое спасибо, Анри. Если бы не ты, то утром нам было бы мучительно стыдно за бесцельно прожитую ночь...»

– И как это соотносится с твоими обычными словами о любви к людям? – саркастически спросил я.

– Так одно дело – люди, а другое – эти отморозки, – резко парировал Анри.

С этими словами он достал из кармана куртки чёрную пластиковую коробочку, откуда на свет появились две присоски необычного вида, соединённые проводами с цилиндрическим пультом управления. Смочив присоски водой, он ловко пристроил их на виски Монроза, потом включил устройство. Оно генерирует сконцентрированные пучки акустических волн высокой интенсивности – до 140 дБ в течение 1-2 секунд, в то время как болевой порог – 120 дБ. Монроз сразу пришёл в себя и задёргался.

– Эта штучка бьёт по мозгам гораздо сильнее любой дискотеки, – улыбнулся Анри. – Дорогой наш Монроз, бьюсь об заклад, ты ни разу в жизни не ощущал ничего неприятнее. Wat da kest da morgana, Monroz?

Ещё пара секунд болезненной процедуры... Монроз раскололся. Он выложил нам, что Моргана была нужна ему не для себя, её заказал мистер Стенс, потому что Монроз имеет широкие связи. Узнав сумму заказа, мы переглянулись: это явно не любительский интерес. Ситуация осложнилась. Стенс входит в регулярные рейтинги, которые обычно составляют люди в черно-синей форме, оформляющие стенды: «Самые Опасные Люди Полиса» или «С Ними Лучше Не Связываться».

– Давай уходить отсюда. У меня такое чувство, что через дверь соваться не стоит, – сказал я. За дверью слышались голоса и шаги.

– Как быстро они нас засекли. С чего бы это? – рассеянно спросил Анри, убирая коробочку в карман.

– Уж не по струйкам ли крови, которые вытекают в щель? Напомни мне дома поаплодировать тебе за прекрасную идею пристрелить этих перцев, – я не упустил случая подколоть приятеля.

– Не переживай, – Анри достал Phoenix, и я предусмотрительно отошёл, чтобы не забрызгало.

Выстрел в сердце заставил тело Монроза вздрогнуть, но я уже этого не видел – я вынимал раму, встав на унитаз.

– Не поскользнись, – усмехнулся Анри, прислушиваясь к голосам за дверью.

Что я мог ему ответить, всецело занятый сотворением надёжного пути отхода?.. Подтянувшись на руках, я вылез ногами вперёд, мягко спрыгнул на землю и отбежал влево. За спиной послышалось пыхтение, потом тихие шаги удостоверили, что Анри тоже поспешает. Мы остановились через пару кварталов, шумно дыша и глядя друг на друга.

– Моя машина! – вдруг осенила меня простая мысль. Анри улыбнулся:

– Я подумывал, не предложить ли парковку не перед клубом, а в переулке, но решил, что тебе лучше знать. Ладно, брось её.

– Мою лазурного цвета Ghyula 546?! Ни за что! Я в неё знаешь сколько денег вложил?! Там родного осталось – сиденья да форма корпуса!

– Лады. Заодно покажу тебе, как надо ездить по полису. Пошли! – ехидно ухмыльнулся Анри.

Мы понаблюдали за входом в клуб издалека, и успокоения нам это не принесло. Там уже стояла полицейская машина – обычный патрульный коробок, собралась толпа зевак. Неторопливой походкой, держа руки на рукоятках пистолетов под куртками, мы пересекли улицу, строя из себя обычных прохожих, которым не терпится посмотреть, что произошло. Анри щелкнул выключателем антиугонной системы. Машина мигнула фарами, но в бегающих бликах полицейских мигалок и реклам, отражаемых витринами, никто этого не заметил.

Анри встал с левой стороны, я – с правой. Мы переглянулись. Анри кивнул. Открыв рывками дверцы, мы сели внутрь и захлопнули их. Народ забеспокоился, поворачивая головы. Какой-то полицейский выбежал из клуба, передёргивая затвор автомата и делая нам знаки выйти из машины. Анри ткнул кнопку автоматического открывания окна, выстрелил из Феникса, мгновенно завёл машину и поехал. Броня не спасла полицейского: силой выстрела его швырнуло назад, на стеклянные двери клуба, которые вежливо разошлись перед падающим телом. Чёртова автоматика испортила всё впечатление от падения. «Headshot,» – удовлетворённо пробормотал Анри, выруливая на дорогу.

– Я уже думал, что придётся испытать прочность стёкол и корпуса.

– Не лучшее время для испытаний, – сказал Анри, давая задний ход. – Тем более что у его автомата был подствольный гранатомёт.

Огни клуба быстро удалялись. Анри, глядевший в зеркало заднего вида, присвистнул:

– Готовься к большим скоростям. Сзади пара машин – видимо, их вызвал тот патруль, как только обнаружил пять трупов.

С этими словами он утопил в пол педаль газа. Улица сразу превратилась в огненную змею. Потом Анри несколько раз продемонстрировал мне трюки высшего пилотажа, оставив за спиной всех полицейских.

Я сидел и смотрел в лобовое стекло, как в экран телевизора, транслирующего ужастик. Только здесь адреналин и опасность были настоящими. Скорость. Сливающиеся в одно цветовое пятно улицы, сделавшиеся внезапно острыми и резкими, опасно узкими и смертоносно извилистыми. Огни на далёком здании складываются в подобие гигантского злобного лица...

За время поездки я трижды успел пообещать себе никогда больше не доверять Анри руль своей тачки. Этот маньяк гнал так, будто решил ошеломить раззявивших рты прохожих и породить легенду о машине-призраке, проносящейся по полису в леденящей тишине и сметающей всё на своём пути. Свидетели-доброхоты потом будут клясться что за рулём сидел скелет, который им подмигивал. Как это получалось у скелета, учитывая его пустые глазницы, останется за кадром...

Через десять минут Анри остановился – на слайде с ручником, развернув машину на 360 градусов. Я с удивлением обнаружил, что мы находимся перед нашим домом – на скорости пространство имеет свойство искажаться, и знакомые места кажутся чужими.

– Всегда считал, что в заднеприводных автомобилях ручной тормоз нужен только для того, чтобы заруливать на стоянку! – попытался сострить я.

– Кто сказал тебе такую глупость? – удивился мой друг.

– Ты сошёл с ума, Анри! Зачем тебе надо было крошить клубных мозгляков? Теперь придётся взламывать базу данных полиции, чтобы подчистить наши следы. Самое плохое здесь то, что они в своих киборгов загружают сведения о всех преступниках в розыске. Если нас встретит один из этих сентинелов, то расстреляет на месте!

– Успокойся. Это работа на пять минут. Просто постарайся не выходить на улицу следующие два дня... Лучше давай подумаем, как бы нам выйти на Стенса. Всё становится неприятным. У него есть где-то незаконно функционирующий оружейный завод, заодно являющийся базой его банды. Но туда полезет только безумец. А время-то идёт. Если изобретение распространится, уничтожить его будет исключительно сложно. Ты ничего не нашёл?

– Нет пока. Но я ещё не все каналы задействовал.

– Ладно. Всего хорошего, заходи в гости...

Анри вышел из машины и направился к себе. А я, поставив тачку в гараж, решил позавтракать. На ноуте обнаружилось пришедшее за время моего отсутствия сообщение – ещё одного Нейроманта нашли мёртвым. Его отрубленная голова откатилась на десяток метров от туловища. Удар скорее всего был нанесён тонким и гибким клинком. Такие носят только Хранители, маскируя их под трости. Как мой добрый приятель Эдгар.

Совсем нехорошо, что уже второй кланер погибает от рук Хранителей. А то, что это их работа, доказывает удар: ни один обычный человек не сможет отрубить голову столь искусно, да и клинков простые граждане не носят.

Вопреки уверениям Анри, действие меня «не встряхнуло» и лучше не стало. Наоборот, навалилась глубокая хандра. Этот недуг тревожит меня периодически: месяцы хорошего настроения и бодрого духа чередуются неделями депрессии. Я не принимаю антидепрессанты – и вообще никогда не принимаю препараты и лекарства за редким исключением. Я даже научился наслаждаться своей депрессией. У меня она выражается в стремлении к тишине и неподвижности: я просто лежу и смотрю в потолок, либо сижу перед окном, следя за бесконечным потоком машин. В такие периоды нет сил ни работать, ни читать. Даже музыка раздражает. Успокаивают только леденцы в больших количествах. Чтобы уж совсем не раскисать, иногда я включаю весело бормочущее радио, занимаюсь медитативными занятиями – вроде вращения в руке пары зелёных керамических шариков с изображениями инь и ян. В них спрятаны то ли колокольчики, то ли что-то похожее: они издают приятный звон, успокаивающий нервы.

Позвонил Анри, сказал, что уже подчистил всё, и мы опять невинны перед законом. Как только пришел, сразу засел за работу и взломал через час базу данных полицейского управления – всё-таки в Клане нас научили кое-чему полезному. В базе, кстати, имелись точные наши фотороботы и описание машины. На всех новостных сайтах появились сообщения о том, что неизвестные проникли в клуб и пристрелили Монроза, а заодно и ещё нескольких посетителей туалета. Поняв по моему голосу, что у меня хандра, проницательный Анри не стал меня тревожить и отключился. Одно из главных качеств моих друзей – умение уважать мои чувства. Я вдруг решил не выключать ноут, закрыл глаза и снова погрузился в свой мир...

...Небо кажется низким, словно это стеклянный купол, на котором нарисованы луна и звёзды. Его цвет – чёрный бархат. Было очень трудно подобрать именно такой оттенок чёрного – печальный и спокойный.

Ветер носится по бескрайней ледяной пустыне – счастливый и свободный. Он щедро осыпает свой путь настоящим снегом – белым и пушистым, колючим и искрящимся в ярком свете луны.

Я один илу по снегу, слушая скрип пол сапогами. Никто не имеет права доступа в мой рай – лишь я его король, лорд снега и льда. Я зачерпываю ладонью снег, снова медленно илу, следя, как он тает в горсти, стекая холодными режущими струйками.

Я свернул к чёрному лесу. Он был всего лишь картинкой, но, по мере моего приближения, делается всё реальнее. Наконец я останавливаюсь, сбрасываю остатки снега с ладони, натягиваю перчатки из оленьей кожи, зачем-то провожу рукой по чёрному высохшему стволу дерева, поднимаю голову и смотрю на уродливо сплетающиеся голые ветки.

Самая большая неприятность для творца – это то, что в его мире нет ничего неизвестного, неподвластного ему: он ведь сам создавал мир любовно и тщательно. Скучно, когда всё знаешь наперёд...

Небо перечёркивает комета – единственное событие, которое происходит в этом мире случайно. А ещё случайны падающие звёзды...

Из дома я выбрался вечером. В этот день мне почему-то расхотелось бродить по улицам. Я просто купил себе пакет чипсов, бутылку газировки и отправился в кинотеатр смотреть самый последний фильм, который потрясает спецэффектами и неожиданными операторскими решениями. Он с драйвом идёт под чипсы и газировку, но уже на следующий день попытка вспомнить сюжет закончится скорее всего безоговорочным провалом.

Читая моё письмо, ты можешь подумать, Митер, что у нас тут всё такое светлое и стерильное... Это не так. Ты смотришь на Мидиаполис моими глазами, а я не замечаю многих вещей. Анри упрекает меня, говорит, что я живу так, словно и не было Апокалипсиса. Чтобы ты понял, какова здешняя реальность, опишу тебе обычный кинотеатр.

Билеты продают в помещении, где слишком яркие лампы режут глаза. В баре половина стульев изломана и изувечена. Пол усыпан хрустящими осколками бутылок, пластиковыми стаканчиками, рваными пакетами. Местами виднеются бурые лужи странного происхождения, в создании которых приняли участие напитки из бара и их переработка организмами людей. Сами люди там производят отвратительные звуки, облизывают пальцы после жирных продуктов, икают, обливаются пивом и другим пойлом, засыпают прямо на полу. Повсюду неприятный запах дрянной еды: большая часть посетителей питается вместо дорогих настоящих продуктов таблетками и капсулами – надо же иногда что-нибудь пожевать...

Нравится? Так живёт большая часть населения.

К счастью, я могу заплатить за билет в элитном кинотеатре, где всего этого нет. Верхушка полиса выстроила для себя всё необходимое, назначив за удовольствия высокую цену, чтобы очистить приличные места от уличного сброда, от неудачников и пьяниц. Здесь действительно можно жить так, словно не было Апокалипсиса. Я надел маску обычного человека и отличался от остальных в зале только тем, что газировку пил не из горлышка, а через соломинку.

Потом я внезапно подумал, что неплохо бы после фильма пройтись по улицам, освежиться. Тем более что начал падать снег. Снегу всё равно – он всегда падает вечером. Он падает на живых и на мёртвых, на дома и на людей, на машины и на дорогу. Он справедлив – каждый имеет право на свою горсть снежинок.

В других полисах вместо снега иногда для очистки атмосферы пускают дождь. Ненавижу дождь. Дождь – это лужи на асфальте, промокшие ноги и насморк. В дождь даже ежечасное протирание специальным раствором не спасает обувь от грязи. Единственное, чем хорош дождь – это стук капель о подоконник, но только в том случае, если подоконник находится по другую сторону стекла.

А снег – он прекрасен. Нет никого, кто любил бы его больше меня. Не тот грязный снег, который под утро вычищают с улиц, а летящие, кружащие, парящие, порхающие снежинки, чёткие отпечатки обуви на земле, облачка пара изо рта и ноздрей... Можно продолжить ассоциативный ряд, уведя разговор в область поднятых воротников, колючих шерстяных шарфов и тёплых перчаток. Но я лучше просто пойду дальше по улице, борясь с желанием нажать на паузу, как в виртуальности, чтобы повертеть кадр со всех сторон, заставляя застывшие в воздухе снежинки описывать завораживающе правильные круги...

На следующий день я провалялся на диване до обеда, слушая бессмысленно весёлые трансляции по радио, поглощая шоколадные конфеты и свои запасы руалы. Просветления сознания и в этот день не достиг.

Около 15 часов прислал сообщение Эванс – ещё один Нейромант. Я уже говорил тебе, Митер, что стараюсь отделиться от остальных, избегая всяких дел. Я не поддерживаю контакты ни с кем из кланеров, кроме Анри. Но призыв Эванса не из тех, которые можно проигнорировать: он в больнице и при смерти.