– Кто встретился? – терпеливо спросил Юлейн, утверждаясь в подозрении, что он единственный здравомыслящий человек в этой комнате.

– Лилипупс и Амброзий, – ответил Галармон. – Амброзий изо всех сил стремился заключить мир, а бригадный сержант Лилипупса; – завербовать еще одного добровольца. По вполне объяснимым причинам приезд гриомского посольства не афишировали, и путешествовали они инкогнито.

– По данным Тайной Службы, – продолжил граф, – Агапий Лилипупс и был тем последним… э-э-э… троллем, который видел наследного принца Амброзия.

– Принц исчез, – пояснил маркиз Гизонга, не дожидаясь, пока его величество задаст очередной вопрос. – Спустился вечером в бар вполне приличной гостиницы пропустить стаканчик-другой перед сном. Охрана сидела за соседним столиком. Когда с принцем заговорил тролль в мундире, его высочество отдал приказ не препятствовать беседе. Они беседовали около получаса, после чего разошлись, крепко пожав друг другу руки. Несколько странно, согласитесь, но вполне законно.

– Я не вижу здесь состава преступления, – ловко ввернул король, нахватавшийся подобных фразочек за неделю Бесстрашного Суда.

– А наутро покои принца Амброзия оказались пусты. Все вещи, кроме нескольких личных, не представляющих материальной ценности, на месте. Следов борьбы нет. Постель аккуратно застлана.

– Колдовство? – вытаращил глаза Юлейн, постепенно вспоминая, что творилось во дворце, когда внезапно исчез какой-то посланник.

– Магия убеждения, – сказал генерал. – Нечеловеческая харизма. Агапий Лилипупс завербовал наследного принца Гриома. И тот поступил на военную службу добровольцем, в звании рядового армии Тиронги, с ежемесячным жалованьем в одну рупезу. На полное довольствие. Лилипупс никому не платил больше одной рупезы – это был его принцип.

В этом месте главный казначей подумал, что в своего рода гениальности бригадному сержанту все же не отказать. Без него расходы на армию существенно возросли.

– Собственноручно подписал контракт на пять лет, – живописал Галармон дальнейшую судьбу принца, – и отправился воевать против…

– Гриома?!! – не поверил его величество.

– В том-то все и дело.

– Разразился страшный скандал, – взял слово да Унара. – Наследника искали по всей стране, подозревали похищение с целью выкупа либо шантажа, заговор Лягубля и гриомских военных, пока однажды, совершенно случайно, не обнаружили в Иллирийском пехотном полку. Он уже навоевал себе медаль за храбрость. Отчаянно сопротивлялся любым попыткам вернуть его в лоно любящей семьи, отбивался по всем правилам рукопашного боя. Учтите, что на его защиту горой встали однополчане. Словом – катастрофа.

– Заметьте, невозможно было допустить членовредительства. Пришлось вызывать магов, но что могут маги, когда там уже поработал Лилипупс?

– Принца с нечеловеческим трудом вывезли на родину, где он, как сообщают наши осведомители, до сих пор процветает в какой-то закрытой частной лечебнице для высокопоставленных пациентов. Говорят, пишет недурственные батальные полотна.

– То-то я думаю, что никогда не слышал ни о каком принце Амброзии.

– Семейная тайна, – коротко и сочувственно пояснил Гизонга. – Несчастное заблудшее дитя.

– А Лилипупса пришлось казнить. Он с пониманием, хотя и без особого восторга отнесся к этому предложению и сложил голову на плахе ради отечества.

Король украдкой промокнул глаза надушенным платочком.

– И поскольку вашему кузену как раз и не важно, жив он или совсем наоборот, то я рискнул выслать с курьером карту, на которой обозначил место погребения такого ценного сотрудника, – невинно заметил граф да Унара.

Когда Зелг впадал в состояние «ах-как-плох-сей-мир», он отправлялся в зимний сад. Это волшебное местечко пробуждало в нем любовь к жизни, надежды и вдохновение.

На днях из Желвацинии с оказией прислали каких-то особенно редких черепашек, и герцог решил, что имеет смысл полюбоваться ими до того, как начнется война. Кто знает, что случится после?

Внутризамковый садовник, дендроид Мема, встретил его с искренней радостью. На его долгой памяти Зелг был единственным хозяином поместья, который не лез в дела с ненужными замечаниями, не цитировал полезные советы из популярных журналов и не совал под нос «Энциклопедию юного садовода». Одним словом, вел себя как воплощенная мечта любого садовника, а на прошлой неделе с энтузиазмом поддержал идею прорастить голубой мох на парковых дорожках.

Сам Мема питал слабость ко мхам и лишайникам, но до появления в Кассарии молодого наследника никак не мог найти единомышленников.

Отворив тяжелую бронзовую дверь, Зелг очутился в волшебном царстве. Здесь росли могучие деревья, пышные кустарники и экзотические цветы. Тут раскинулись поля папоротников и мелкие рукотворные озера, поросшие камышом и лотосом. Заливисто щебетали крохотные, с ноготок, яркие птицы; порхали мотыльки; журчала вода; кряхтели лягушки; в огромном трехъярусном бассейне сновали пестрые рыбки, и копались в песке черепахи. По причудливой глыбе ракушечника обстоятельно полз пышный плющ.

– Здравствуйте, милорд. – Мема помахал ему веткой с какой-то скалы. – Сейчас подстригу кустик и приду. Или вы специально явились – для уединения и тишины?

– Нет, что вы! То есть, конечно, для тишины и отдохновения – подумать пришел, но вы обязательно спускайтесь.

Некромант устроился на бортике бассейна и загляделся на рыбок. Эх, вот если бы и он мог на время оставить суетный мир и так же беззаботно резвиться среди раковин и кораллов, меж пышной растительности, над дюнами серебристого песка.

– Гляжу, вы не в настроении, – утвердил Мема, отряхивая с веточек свежую землю. – Что так?

– А вы разве еще не слышали? Опять война.

– Нехорошо, – согласился садовник. – Только вам все равно нельзя относиться к этому так, будто ее могло и не быть.

– Что вы хотите сказать?

– Что хочу, то и говорю, – брякнул Мема, который, как и все дендроиды, не понимал, отчего люди напридумывали столько условностей, иносказаний, вторых и третьих смыслов, когда нормальное существо должно изъясняться коротко, ясно и доходчиво. – Еще ни одному кассарийцу – это я о ваших славных пращурах – не удалось прожить жизнь в мире и спокойствии. И у вас не получится. Все воюют, и Кассария не исключение. Просто они сражаются за земли и золото, а мы – за могущество и власть, какие смертным и не снились. Потому и противники у нас соответственные.

– Какие смертным и не снились, – вздохнул некромант.

– Вы сами все понимаете. Так издревле повелось, что кто-нибудь обязательно ввяжется в войну с Кассарией: или демон, или дракон, или прекрасная ведьма, или особо опасный чародей.

– А мы всегда побеждали?

– В том-то и штука. Это как с Кровавой паялпой – чем дольше держится чемпион, чем больше у него побед, тем больше находится желающих помериться с ним силами.

– Глупо как-то.

– Только не говорите об этом милорду Такангору.

– Мема, скажите, про прекрасную ведьму – это тоже правда? Или все-таки поэтический вымысел?

– Я стихами не балуюсь, – строго сказал дендроид. – У меня своих дел по горло.

– Я думал, ведьмы бывают только в сказках.

– Хорошенькое дело, – изумился садовник. – Вас с утра до вечера окружают големы, демоны, странствующие души, феи, вампиры и оборотни. И среди всего этого – здрасьте вам – именно несчастные ведьмы отчего-то кажутся вам нереальными. А чем именно они вам не угодили?

– Дело не в том, угодили или нет. Просто я еще не слышал ни об одной ведьме.

– А мадам Мумеза вам кто? Невинный птенчик? Робкий цветик на полянке?

– Тогда уж скорее – волчья ягодка, – не удержался Зелг, припоминая грозную тещу Иоффы. – Только я был не в курсе, что она…

– Ничего особенного тут нет, – развел Мема всеми ветками. – Я – садовник, Гописса – трактирщик, Иоффа – староста, а Мумеза – ведьма. Профессии бывают разные. Правда, она хоть и сильна, но до вашей бабушки Бутусьи ей далеко. Как говорится – до небес на дохлом вавилобстере.

Зелг дал себе честное слово сходить в портретную галерею с кем-нибудь образованным и внимательно его выслушать. Список предков стремительно пополнялся неучтенными бабушками-ведьмами, демонессами и оборотнями. Кто женится на таких особах, находясь в здравом уме и твердой памяти?

– Ах, – сказал мудрый дендроид, то ли угадав его мысли, то ли сам думая о том же, – любовь не спрашивает позволения. Вот я когда-то увидел свой, цветочек и сразу пропал. Стоит – ствол тонкий, веточки стройные, листва пышная, изумрудная, а глазки – два озерца. Так и тонешь, так и тонешь.

Герцог оживился. Разговор обещал стать интересным. О глазах, ресницах, улыбке, тонком стане и прочих девичьих прелестях он был готов рассуждать часами. Он даже подумал, что стоит прочесть садовнику свое последнее стихотворение. Однако ему мешал странный звук, похожий на смесь мелодичного звона и легкого жужжания.

– В ушах что-то звенит, – виновато улыбнулся он.

– Оно, конечно, звенит, когда всякие феи станут размахивать крыльями, – пробурчал Мема. – Крутят шашни. А некоторые повадились цветы рвать, будто для них посажено. Ничего, в другой раз изловлю, не посмотрю, что рыцарь, что прозрачный – такое возмездие закачу за порчу герцогских садов, что Ад родным покажется.

Подул легкий ветерок, и возле Зелга появилась смущенно улыбающаяся душа лорда Таванеля.

– Осторожно! – завопил дендроид, вконец осерчав. – Вы чуть не сдули дядю Гигапонта.

Присутствие дяди Гигапонта в зимнем саду стало сюрпризом не только для Гризольды и ее воздыхателя, но и для самого Зелга.

Если Думгар пребывал в твердой уверенности, что замок с недавних пор кишит троглодитами, то герцог полагал, что он под самую завязку набит дядей Гигапонтом.

За завтраком он его «чуть было не толкнул», за обедом «чуть было не сел на его место», за вчерашним ужином «перебил на самом интересном месте». Ближе к полуночи исстрадавшийся некромант забился в музыкальную комнату, где, как выяснилось, тоже оказался дядя Гигапонт, которого он «внезапно разбудил странными звуками, которые по ошибке полагал музыкой».

– Прошу прощения, милорды, – расстроился рыцарь. – Я не имел намерений оскорбить невниманием милорда Гигапонта и вовсе не желал нарушить уединение вашего высочества.

Зелг чуть было не брякнул, что не может быть уединения в замке, где гостят всякие невидимые дяди, но невероятным усилием воли не дал словам вырваться наружу. И только кряхтел, как беременный барсук, застрявший в узкой норе.

– Мы с прекрасной Гризольдой… – пустился рыцарь в объяснения, очевидно полагая, что обязан подробно отчитаться перед герцогом, но фея его решительно перебила:

– Мы с Уэртом осматриваем замок, где ему предстоит жить. В принципе, ему понравилось. Только вот шпалеры в вашей спальне, дружок, нагнали на него отвращение и тоску.

– Гризя! – укоризненно воскликнул деликатный лорд.

– Нет уж, увольте! – забасила фея. – Не Гризя лепила на стены этот унылый кошмар.

– Но Гризя же!

– Нет-нет, вы оба совершенно правы, – вскинулся Зелг, которому новая тема была ничуть не менее близка, чем предыдущая. – Я много раз повторял Думгару, что мне хотелось бы просыпаться в другом интерьере. Более веселом, жизнерадостном, что ли. Я понимаю, что существуют такие понятия, как имидж, создание образа, поддержание реноме. Но это мои личные покои! Там, надеюсь, никто не станет водить экскурсии. Могу я получить обычную занавеску в голубенький горошек или не могу?! Кто здесь Кассар, хотел бы я знать!

Мема наклонился к какому-то цветку и простоял молча пару минут. Затем выпрямился и сообщил:

– Своим криком вы огорчили дядю Гигапонта. Он уходит от нас в библиотеку.

– Мои глубочайшие извинения, – молвил герцог, обращаясь к тому же цветку.

– Я тоже пойду, – сказала душа. – Мне очень неловко.

– Останьтесь, – предложил некромант. – Я все равно собирался просить Гризольду устроить нам встречу. А здесь даже лучше – тихо, спокойно, красота вокруг. Я здесь душой отдыхаю.

– Я тоже, – усмехнулся Уэрт.

И Зелг подумал, что он хороший парень и с ним стоит подружиться.

Если сострадательного читателя волнует судьба дяди Гигапонта, чей отдых с пугающим постоянством бывал нарушен вне зависимости от того, где он пытался спрятаться, признаемся сразу: в библиотеке он надолго не задержался. Там и без него хватало народа.

Гигапонт постоял, посмотрел не без любопытства, что здесь творится, и отправился дальше – искать укромное местечко, где приличный паук средних лет, временно не ищущий приключений, может поспать после сытного обеда.

А вот мы останемся.

Помнится, еще в школе начинающих летописцев призывают уделять внимание времени, месту и обстоятельствам происходящего. И хотя мало кто в наше время верит в преимущества школьного образования, но в редких случаях и оно может оказаться полезным.

Итак, место действия – библиотека. Время действия – подготовка к битве в Липолесье. Обстоятельства действия – полное отсутствие необходимых карт во всех библиотеках страны и ближнего (по меркам шустрых библиотечных эльфов) зарубежья.

Действующие лица:

Такангор (очень недовольный обстоятельствами);

Узандаф Ламальва да Кассар (недовольный тем, что услышал от Такангора в связи с открывшимися обстоятельствами);

доктор Дотт (пытающийся дословно запомнить все, что сказал Такангор Узандафу в связи с открывшимися обстоятельствами);

демон Бедерхем (привлеченный в качестве эксперта по Липолесью, духовно обогащенный после общения с недовольным Такангором);

дядя Гигапонт (проездом в спальню Мадарьяги);

Кехертус (довольный дополнительной встречей с любимым дядей);

Альба Мадарьяга и Гуго ди Гампакорта (изумленные тем, что можно услышать от благовоспитанного минотавра, недовольного обстоятельствами);

Думгар (невозмутимый);

Крифиан; узник в золотой клетке, а также библиотечные работники, слуги, феи, предметы меблировки.

Все шахматные, журнальные и закусочные столики в компании кресел и стульев жались к стенам огромного помещения, освобождая пространство в самом его центре. Несколько взволнованных фей жужжали над мастерски сработанной иллюзией, которую создавали по воспоминаниям очевидцев и литературным источникам.

– Вот тут – река, а тут два холма, – ворчал Узандаф, – я прекрасно помню.

– Нет, друг мой, – ворковал Бедерхем. – Память у вас блестящая, но в данном случае вы заблуждаетесь. Холмы чуть ниже. А здесь река образует излучину, за которой стоит небольшой лесок.

– Хорошо, – говорил доктор Дотт. – А куда вы дели озеро? Было там озеро?

– Было, – хором соглашались стратеги.

– И где же оно?

– И не забудьте поместить между лесом и холмами равнину, – рекомендовал Думгар. – Будет весьма обидно, если милорд Такангор узнает о равнине в ходе сражения.

Бедерхем тревожно оглянулся на голема. Он представил себе, что сделает с ним пылкий минотавр, когда обнаружит присутствие неучтенной на макете равнины, и нервно замахал хвостом.

– Вот еще горная гряда, – кашлянула мумия. – Здесь нужно возвести горную гряду.

Пристроившись в углу, под стеллажом с энциклопедиями и рекламными буклетиками, гном-секретарь строчил пятый по счету запрос в Большую Адскую библиотеку имени Князя Тьмы. Одному из его помощников пришло в голову, что в Преисподней вполне может отыскаться необходимая карта, а дух профессиональной солидарности не позволит тамошним сотрудникам ответить отказом.

Они и не отказывали. Невнятно бубнили, что вопрос рассматривается; затем – что вопрос изучается. На третье письмо пришел уж и вовсе невразумительный ответ, что запрос изучается глубоко и всесторонне и в самое ближайшее время будет решен положительно.

Курьер поделился впечатлением, что в самой большой и полной библиотеке Преисподней царит примерно та же суматоха и паника, какая случилась в аналогичном кассарийском учреждении, когда сюда ворвался недовольный генерал Топотан.

Генерал Топотан сидел в кресле с прямой спинкой и смотрел на участников процесса тяжелым взглядом.

Настроение его слегка улучшилось, когда Мадарьяга и Гампакорта принесли ему радостное известие о том, что из ведомства графа да Унара пришла срочная депеша и теперь они знают точное место погребения знаменитого Лилипупса.

Воспитанный в лабиринте мадам Топотан не мог избегнуть изучения военной истории в целом и покорения Пальп и прорыва обороны Тут-и-Маргора – в частности. Мунемея искренне полагала, что Агапий Лилипупс воодушевлял и вдохновлял войска.

Словом, одно только упоминание знакомого имени подействовало на Такангора как добрый глоток свежей бульбяксы и побудило его действовать – то есть окрылять всех, кто подвернется под руку, без оглядки на лица.

Когда обнаружилось, что карты Липолесья в замке нет и не было, он еще не слишком огорчился, а предложил, чтобы кто-нибудь из магов перебросил его туда-обратно, дабы он как следует осмотрелся на незнакомой местности, прикинул, как расставить войска и в том случае, если их будет катастрофически мало, и в том, если столько, сколько ему бы хотелось.

Вот тут и выяснилось, что правила категорически запрещают воюющим сторонам появляться на месте, отведенном для битвы, вплоть до самого ее начала. Нарушать правила благородный Такангор не стал, но обрушил всю силу минотаврского народного гнева на горе-полководцев и горе-архивариусов Кассарии. Так что те с нетерпением ждали начала войны, рассчитывая, что столкновение с демонами немного отвлечет генерала от их скромных персон.

Правая рука Такангора лежала на большой золотой благоустроенной клетке.

В клетке бушевал лауреат Пухлицерской премии.