– На смерть?

– Во всяком случае, риск очень велик.

– Думаете, в другом месте будет безопаснее?

– Нет.

– Тогда что вас смущает, милорд?

– Тут, – и Такангор упер палец в небольшое пятнышко на макете, – тут будет так же тяжело, как и везде, но еще и одиноко, и безвыходно. Тем, кого я сюда поставлю, не придется отступать. Они будут как прикованные к этой скале!

– Понятно. – Думгар внимательно рассмотрел макет и расставленные на нем шахматные фигурки. – Мне нравятся ваши идеи, те, которые я в состоянии уловить. В остальном я безоговорочно доверяю вам, милорд. А потому есть два оригинальных предложения.

– Да?

– Первое – выпить за нашу победу.

– Не возражаю, – сказал Такангор, который чувствовал, что ему чего-то не хватает для душевного равновесия в последние несколько часов.

Но пришел Думгар, умнейший из големов, и развеял мрак тайны. Конечно, давно уже следовало выпить. Иссушенный жаждой организм обуяла ипохондрия, вот откуда эти тоскливые мысли.

– А во-вторых, – пояснил домоправитель, глядя, как бульбякса низвергается водопадом в бездонную глотку великого полководца, – предлагаю вам себя в качестве этого самого отряда.

Такангор пошевелил ушами.

– Вы хотите оборонять ущелье в одиночку?

– Да, милорд.

– Думгар, я не сомневаюсь в ваших грандиозных возможностях, но все же напомню: это демоны. И там их будет много. Кажется, воевать – их любимое занятие, в остальное время они скучают. Я читал старые газеты и семейные хроники да Кассаров. У них легионы. Как вы собираетесь справиться с ними самостоятельно?

– Я предпочитаю не распространяться о своих методах, – дипломатично ответил голем. – Подумайте, милорд. Я уверен, что удержу это ущелье, коль скоро вы считаете его стратегически важным. Конечно, я бы хотел находиться подле мессира Зелга и рядом с вами, но самым рациональным решением будет поручить мне левый фланг.

Тут Думгар заметил, что Такангор собирается что-то возразить, и опередил его обещанием:

– Даю слово чести, что позову на помощь, как только пойму, что ситуация обостряется. Вас удовлетворит такое решение проблемы, генерал?

И минотавр, вздохнув, признался:

– Нет, не удовлетворит. Просто деваться нам некуда.

– Надеюсь, что я смогу вас немного подбодрить, – сказал голем хорошо знакомым минотавру тоном.

Так обычно обращался к нему Фафетус, создавший новый коктейль – гремучую смесь, валящую с ног простых смертных до того, как они смогли высказать свое мнение, – и жаждавший опробовать его на настоящем ценителе.

– Что там у вас?

Думгар пододвинул к минотавру уже знакомый кувшин.

– Бульбякса закончилась, – печально поведал Такангор.

– Возможно.

Заинтригованный минотавр осторожно потряс сосуд. Он показался ему полным, несколько крупных капель тяжело упали на бумаги, и какой-то отчаянный библиотечный дух неодобрительно пискнул по этому поводу.

– Я же все выпил!

– Это пригубный наливайник, – сказал голем. – Семейная реликвия да Кассаров. Наливает все, что пожелаешь, и в любом количестве. Наполняется сам, за счет ближайших ресурсов, как то: трактиров, харчевен, лавочек, элитных винных погребов и секретных домашних заначек.

– Здорово! – искренне восхитился Такангор. – Пахнет бамбузякой.

– Пригубный наливайник угадывает неосознанные желания владельца, – пояснил домоправитель.

Теперь-то минотавр совершенно не сомневался в том, что выиграет это сражение. Он фыркнул и прильнул к живительному источнику, как утомленный кочевник после длительного перехода по пустыне.

– Думгар! – закричал где-то вдалеке голос, в котором все лично заинтересованные признали доктора Дотта. Но не просто доктора Дотта, а страшно возмущенного доктора Дотта. – Думгар, ты снова вытащил из запасников эту адскую приспособу! Думгар! Даже не думай прятаться, я знаю, что это ты с твоим ненасытным наливайником!!! У меня испарилась бамбузяка! Держись, я иду с тобой разбираться.

Монарх прошелся по кабинету несколько раз и зачем-то заглянул под стол. У присутствующих складывалось стойкое впечатление, что именно там он пытается найти ответы на мучащие его вопросы.

– Я понимаю, – сказал Юлейн, – Галармон в отставке, как того требовала его честь и совесть. Я сам подписывал прошение.

– Да, – кивнул граф да Унара.

– Но где наш новый главнокомандующий?

– Ушел в работу.

– Положим, но почему я никак не могу с ним встретиться?

– Он ушел в работу с головой.

– А когда вернется?

– Вот-вот…

Юлейн согласно покивал. Затем встрепенулся:

– Не морочьте мне голову! Кого мы назначили преемником Галармона?

– Его ближайшего друга и помощника – полковника Уизбека Райри Тинна.

– Это такой тифантиец с узкими глазами?

– Именно так, ваше величество.

– Я желаю его видеть.

– Никаких проблем, ваше величество, – сказал начальник Тайной Службы. – Разве что одна, совсем небольшая.

– Что еще?

– Полковник, то бишь генерал Уизбек находится в очередном отпуске.

– Вы только что сказали, он с головой ушел в работу.

– И в отпуск! – ввернул маркиз Гизонга. – Одно другому не мешает.

– От меня всегда что-то скрывают, – посетовал Юлейн.

– Как можно, ваше величество! – Гизонга приложил руки к груди и закатил глаза.

– Ладно, – смилостивился король. – Бог с ним. В отпуске так в отпуске. Знаете что, у Галармона был такой чудный адъютант – душка, да вы должны его помнить, от него все наши дамы без ума. Даже голубушка Кукамуна с тещенькой Анафефой. Бывает же такое, – задумчиво протянул он, размышляя о чудесах, которыми полон этот странный мир.

– Вероятно, мой повелитель имеет в виду капитана Ржалиса, – заметил граф.

И главный бурмасингер Фафут, присутствовавший при беседе, печально вздохнул при одном только упоминании этого имени. Его незамужняя сестрица буквально бредила этим гулякой и повесой, а он, бурмасингер, никак не мог придумать гениальный план, чтобы заставить Ржалиса обратить на нее внимание. Конечно, никто находящийся в здравом уме и твердой памяти не влюбится в сестрицу, но попробовать все-таки стоило, а ему и это не удавалось.

– Да-да, – сказал Юлейн, – Ржалиса. Пришлите мне его. Мы уточним кое-какие моменты.

– К сожалению, – сказал граф, мягко покашливая, – может возникнуть небольшая заминка.

– Объяснитесь, – потребовал король, почувствовавший подвох.

– Дело в том, что капитан Ржалис попросил отпуск, и поскольку последние десять лет он его не просил, то мы не могли отказать храброму рыцарю, верному слуге вашего величества в столь пустяковой просьбе.

– Это верно, – согласился монарх. – Может, и мне снова взять отпуск? Только ничего не говорите, господа, я и сам знаю, что нельзя.

– Увы, ваше величество, – вздохнул маркиз. – Вы должны оставаться на боевом посту.

– Ладно, пусть не Ржалиса, но пришлите мне кого-нибудь из моих верных и храбрых шеннанзинцев.

Вельможи переглянулись.

– Что, – робко спросил король, – вообще никого не осталось?

– Что вы, – поспешил утешить его славный Фафут. – Не беспокойтесь, сир. Там, в армии, еще много людей.

– Но шеннанзинцев нет?

– Не то чтобы вовсе нет в природе и окружающем пространстве, – снова вмешался Гизонга, – но нет при дворе в данный период времени.

– И где же они?

– В отпуске, – честно ответил главный бурмасингер.

– Хорошо, – вздохнул Юлейн, не зря прозванный Благодушным. Нрав у него действительно был добрый и отходчивый. – Я закрою на это глаза. Принесите мне «Королевский паникер».

– Если ваше величество желают узнать о ставках на Кровавую паялпу, – осторожно начал Фафут, как никто разбирающийся в предмете, – то…

– То – что?

– Вас ждет небольшое разочарование. Паялпа едет!

– Куда? – опешил король.

– В настоящий момент – в Кассарию. В связи с чем в ближайшие несколько недель поединки проводиться не будут.

– Хотите сказать – они тоже в отпуске?

– В некотором роде – да. Это рекламная поездка, в ходе которой подбираются новые кандидатуры героев и чемпионов, а потенциальные зрители знакомятся со своим будущим излюбленным развлечением.

Король подергал кружевной воротник, некстати сдавивший ему горло.

– Что ж, – кротко молвил он. – Давайте займемся делами. Что у вас там за бумаги, граф?

– Прошения, – ответствовал да Унара. – Об отпуске.

– Меня посетила мысль, – поделился Юлейн.

Придворные не удивились. Такое с ним уже случалось: зимой позапрошлого года и весной нынешнего.

– Это заговор?

– Скорее – сговор, – поправил дотошный начальник Тайной Службы. – И не в ущерб государству.

– Кто идет в отпуск?

– Мы! – дружно грянули верные слуги отечества.

– Куда?

– На курорт. Поправить пошатнувшееся здоровье.

– А я?

– А на вас вся надежда, ваше величество.

– В ваше отсутствие я наломаю дров, отправлю в деревню кучу придворных бездельников и вусмерть разругаюсь с душенькой Кукамуной, – пригрозил король, беря в руку перо. – И потрачу чертову прорву денег из государственной казны.

– Все государства время от времени переживают некоторые потрясения и финансовые кризисы, – рассудительно заметил маркиз Гизонга.

– Если вы вдруг случайно, самым невероятным образом, по дороге на курорт окажетесь в Кассарии, скажите Зелгу… – Король лихо подмахнул все три прошения об отпуске. – Я надеюсь на вас, милорды. Вы лучше меня знаете, что ему сказать.

– Итак, – сказал Такангор, приглашая шахматные фигурки занять отведенные для них места на макете. Те церемонно поздоровались с участниками военного совета и отправились на боевые позиции. – Итак, мы наблюдаем здесь Липолесье.

– А хорошо получилось, – довольно вздохнул Узандаф, рассматривая дело магии своей.

– Мне нравится, – согласился Мадарьяга. – Особенно вот этот пляжик. Эх, закатиться бы туда на пару дней, разбить шатры, поохотиться, порыбачить, нажарить свежего мясца. Выпить с друзьями.

– Дам-с опять же пригласить, – встрял неугомонный доктор Дотт. – Дамы-с на свежем воздухе – лучшее лекарство.

– А как амазонки относятся к активному отдыху? – полюбопытствовал вампир.

– Эх, – сказала Гризольда, мечтательно жмурясь, – сидишь на бережке с удочкой, солнышко пригревает, поплавочек пляшет на волнах, легкая рябь бежит; кувшинчик холодной бульбяксы – по правую руку, подносик с крендельками – по левую; красавец тритон с во-от такими плечами из воды топырится – смуглый, соблазнительный… Да, о чем это я? О войне! Конечно же, о войне.

Уэрт да Таванель так и замер с открытым ртом, сраженный наповал столь своеобразной трактовкой военных действий.

Зелг тоже подивился легкомыслию своих друзей, но промолчал.

– Дядя Гигапонт считает, что можно устроить пикник сразу после победоносного сражения, – заметил Кехертус из-под самого купола, ибо другого места в просторной библиотеке для него не нашлось. – Он берется пригласить дам.

Герцог понял, что от дяди Гигапонта ему никуда не деться, и принялся про себя считать розовых демонов. Один розовый демон занял свое место в шеренге, второй розовый демон встал за ним, третий розовый…

– Интересуюсь знать, выпустят ли меня когда-нибудь из заточения? – раздался скрипучий, недовольный голос из золотой клетки.

– Только к началу сражения, – безмятежно отвечал Такангор.

– Я страдаю, – поведал Бургежа. – Может, вы и безучастны к чужим страданиям…

– Безучастны, – подтвердил минотавр.

– …но я не стану очередной безгласной жертвой произвола и скажу миру всю правду, – не унимался Бургежа. Видимо, он полагал, что долгая эволюция вела к тому, чтобы из глины и камня, сквозь ряды обезьян, варваров, крепостных, королей и рыцарей пробился простой человек с журналом «Сижу в дупле» в руках.

– Договорились, – сказал Такангор и отработанным движением набросил на клетку плотную темную ткань.

– Да, – оживился князь Мадарьяга, – все забываю спросить – а что это с ним?

И он показал на переносное узилище, из которого неслись приглушенные и неразборчивые, но от того не менее пространные речи, исполненные достоинства и протеста против жестоких действий правящей верхушки.

– A-a… Это я ввел военную цензуру.

– И что теперь?

– И теперь демоны ничего не вычитают в газетах об Агапии Лилипупсе и его специальном секретном задании.

– А что, – заинтересовался Зелг, – у него есть специальное секретное задание?

– Вот видите, – возликовал минотавр. – Немного смекалки, немного усилий, одна благоустроенная клетка – и мы добились нужных результатов. Режим жесточайшей секретности!

– Кстати, – кашлянул Галармон, – об Агапии. Вам не кажется, милорд Топотан, что ему бы давно уже пора появиться в замке со своими новобранцами?

– Ни в коем случае, – возразил Такангор. – Мой план предполагает совершенно иное развитие событий. А вот на совет он непременно должен прибыть, причем с минуты на минуту.

Словно в подтверждение его слов что-то огромное и зеленое, вылетев из небольшого портала, с оглушительным треском врезалось в книжный стеллаж и разрушило его до основания. Бесценные фолианты, расставленные по сложной, только библиотекарям ведомой системе, образовали на полу беспорядочную кучу размером с небольшой курган.

Лилипупс осторожно выпутался из невольных объятий эльфа-каталогизатора, которого угораздило попасть в эпицентр катастрофы, аккуратно расправил оглушенного библиотекаря и положил его на соседний стол, поверх сегодняшней прессы. Затем бригадный сержант обратился к двум гномам, которые взирали на него со священным ужасом жрецов, застукавших святотатца во вверенном им храме:

– Что вы меня моргаете глазами грустными своими? Организуйте беспорядок как положено.

Бравый тролль широко шагнул к столу, волоча за собой верную бормотайку.

– Ваше приказание исполнено, генерал, – доложил он, и что-то похожее на довольную улыбку тронуло углы его огромного рта.

Зелг уяснил для себя сразу две вещи. Первую: вероятно, все идет по заранее утвержденному плану. И вторую: как всегда, он что-то пропустил. Как минимум – заранее утвержденный план. В целом мысль была верная.

Скрипнула дверь. Архаблог просунул голову в образовавшуюся щель.

– Что вам, милейший? – холодно осведомился домоправитель.

– А кто у вас принимает ставки? – взволнованно спросил идейный вдохновитель Кровавой паялпы.

– Какие ставки? – изумился Зелг.

– Четыре поединка и одно большое сражение – это вполне приличный турнир. Болельщиков хоть отбавляй – две армии, причем все сплошь существа обеспеченные. Неужели вы не собираетесь делать на этом деньги?

– Деньги, – мурлыкнул Думгар. – Деньги…

– Большие деньги, – уточнил Отентал, пролезая под локтем у кузена.

– Просто поразительно, – сказал голем. – Как я сразу не увидел в вас единомышленников! Вероятно, переутомился.

«Любимая Кася.

Недавно закончился военный совет, милорд Такангор провел последний смотр войскам, и завтра… нет, уже сегодня на рассвете мы выступаем по направлению к Липолесью. Но ты, вероятно, и сама об этом знаешь. Я очень волнуюсь – ведь мне впервые придется воевать вдалеке от тебя. К тому же я не уверен, что оправдаю возложенные на меня надежды, хотя и намерен приложить максимум усилий, чтобы вырвать у демонов победу.

Надеюсь, что дедушка и Думгар правы и они (демоны) все же не станут нарушать неписаные правила, хотя и не представляю себе, как такое может быть. Вероятно, я не слишком хороший человек. Впрочем, какой же я человек, как выяснилось.

Кася, я не знаю, прочтешь ли ты это письмо. Дедушка Узандаф твердит, что та очаровательная голубоглазая девушка с веснушками – не более чем символ, знак, как его седовласый рыцарь или дракон Валтасея Тоюмефа, которого фея Гризольда так забавно называет Валтасиком. Но мне кажется, что это не так.

Ты станешь смеяться, милая Кася, но я уверен, что видел именно тебя. Не знак, не символ, не зыбкую тень, а существо из плоти и крови. Или хотя бы чего-то подобного. Что я видел свою единственную и неповторимую любовь.

Ну вот, я и добрался до главного. Кася, я тебя люблю. Если меня не убьют, я обязательно вернусь к тебе. Если меня убьют, я все равно вернусь к тебе, хотя еще не знаю, как это делается. Но смог же Уэрт вырваться из Бэхитехвальда и Преисподней. И я смогу. Поэтому жди меня, пожалуйста. И ни о чем не волнуйся. Я сумею тебя защитить.

Хотел оставить тебе стихи, написанные в твою честь, но дедушка говорит, что это жестоко по отношению к любимой женщине. Наверное, ему виднее.

Касенька, прости, мне пора. Можно я тебя поцелую на прощание? Я тебя люблю.

Твой Зелг.

Постскриптум. Надеюсь, тебе понравились новые занавески. Я сам выбирал».

Войско Кассарии давно покинуло замок, солнце стояло в зените, мирные жители успели проводить своих близких, вдоволь погрустить и уже приступили к обычным делам, а в кабинете Зелга, за его письменным столом, все еще сидела хрупкая девушка – голубоглазая, веснушчатая, в синем легком платьице – и смотрела в зеркало.

Там, в сверкающей глубине, беловолосый рыцарь в багровых латах Аргобба выводил аккуратные круглые буковки на желтом листе пергамента, и девушке казалось, что это самое чудесное зрелище на всем белом свете.

Думгар отделился от основных сил немного раньше и повернул к тому самому ущелью. Кассар волновался и переживал за своего домоправителя, а потому их прощание вышло немного сбивчивым. Зелг просил голема беречь себя, и голем просил Зелга беречь себя. Затем все просили его не рисковать зря, а Такангор заручился клятвенным обещанием Думгара обязательно вызывать помощь, если он поймет, что дела идут не так, как хотелось бы. Наконец, могучим усилием воли оторвавшись от друзей, каменный исполин зашагал в сторону скал – защищать левый фланг.

А два отряда двинулись к реке Тутоссе, где их с нетерпением поджидал грозный противник.

Правое крыло войск Такангора составляли проверенные в бою ветераны «Великой Тякюсении», хор пучеглазых бестий, мадам Мумеза в элегантной противоударной шляпке с модным в этом сезоне букетиком асфоделей, пришпиленным к тулье; а также орда кентавров, сотня амазонок, гномы, мороки, кобольды и дендроиды; господин Крифиан; горгона Ианида и дама Цица – как выяснилось впоследствии, Хвостокрут со своим двуручным мечом. Словом, на правом фланге Такангор сосредоточил фактически всю свою армию.

Второй отряд был намного меньше и состоял из самого минотавра, Зелга, Мадарьяги, Гампакорты с Борромелем, Кехертуса, кассарийских оборотней, Альгерса и полка шеннанзинских кавалеристов под командованием Ангуса да Галармона. Отдельно стоит упомянуть Карлюзу с Левалесой. Вооруженные до кончика хвоста троглодиты бодро двигались в пешем строю, а сзади обреченно, хотя и совершенно добровольно плелся осел.

Несмотря на малочисленность, выглядели они великолепно.

Зелг верхом на амарифском вороном жеребце, на котором даже самый придирчивый домовой не отыскал бы белой шерстинки, в багровых латах Аргобба и с черным знаменем Кассарии в руках смотрелся так, будто только что сошел с картинки модного рыцарского журнала «Всегда в седле». И обладатели широко разрекламированных доспехов модели «Грация» и «Иллюзия» могли только кусать локти от зависти, глядя на него.

Кровавый шлем в виде головы древнего чудовища с широким и высоким гребнем, опускающимся до лопаток, придавал ему необходимую свирепость, коей хронически не хватает пацифистам. В миндалевидных прорезях угрожающе сверкали лилово-черные, как сама Тьма, глаза. Рельефные наплечники делали его мощнее; панцирь, облегающий тело, как перчатка, надежно защищал торс. На вышитом драгоценностями серо-синем поясе висел знаменитый Нечеловеческий меч, который Думгар хранил в сокровищнице специально для подобного случая. На естественный вопрос молодого некроманта, отчего же он не выдал такое уникальное оружие в прошлую войну, рачительный голем резонно возразил, что Генсена в расписании не было и вторжение Бэхитехвальда явилось внеплановым. А расходовать драгоценный раритет на уважаемого Юлейна по меньшей мере смешно.

Нечеловеческий меч, за обладание которым иные воины готовы пойти в вечную кабалу, оказался такого же кроваво-красного цвета, как и латы Аргобба. Он очень напоминал клинок Генсена тем, что по сверкающему лезвию бежали, переливаясь, черные руны. Легенда гласила, что раненный либо убитый этим мечом навсегда попадает в рабство к его владельцу. Зелгу ужасно не хотелось на практике проверять, правда это или вымысел.

Зато ножны ему понравились. Он всегда ценил шедевры – не важно, будь то скульптуры, картины, украшения, глиняные горшки либо вышивка. Главное – как это сделано. Ножны были выполнены с любовью и высочайшим мастерством, и Зелг не уставал любоваться ими. Он то и дело принимался рассматривать багряную поверхность из странного материала, на которой были не то отлиты, не то вырезаны батальные сцены.

Крошечные фигурки столкнулись в яростном противостоянии; они сражались и умирали; их лица были искажены гневом, болью, ненавистью и страхом. Но встречались среди них и умиротворенные, и просветленные, и просто веселые. Герцог смотрел и диву давался – здесь все было как в жизни.

Над правым плечом некроманта жужжала крыльями жизнерадостная Гризольда, наряженная в кольчужную мини-юбку вместо привычной шелковой и увешанная различными амулетами. Сторонний наблюдатель поставил бы сто к одному, что они перевешивают толстенькую фею, так что совершенно неясно, как ей удается удерживаться в воздухе. Отдельное впечатление на неподготовленного зрителя производил мощный бюст феи, надежно упрятанный в стальные чашечки дамского панциря.

Справа, не отводя сияющего взгляда от отважной невесты, парила душа лорда-рыцаря Уэрта Орельена да Таванеля. И глаза ее искрились счастьем, ибо впервые за долгие беспросветные века призрак погибшего кельмота занимался любимым делом, да еще в компании любимой женщины.

Такангор в своих знаменитых доспехах Панцербулл Марк-Два и шлеме работы Альгерса, дополнительно обработанном взглядом Горгоны Ианиды, казался воплощением какого-нибудь древнего минотаврского божества. Свой фамильный боевой топорик он нес на плечах, и утреннее солнце безмятежно отражалось в зеркальном лезвии.

Князь Альба Мадарьяга плыл по воздуху, не касаясь ногами земли, и стильный алый плащ парил у него за плечами. Он вел непринужденную светскую беседу со слепым оборотнем. Гуго ди Гампакорта уверенно шагал в строю, и в его пустых глазницах то и дело вспыхивали и гасли искорки адского огня. Борромель занял свое место, но время от времени вмешивался в разговор с вопросами о Кровавой паялпе – ее месте и назначении в жизни смертных, а также высшем смысле этого странного действа.

Кехертус страшно радовался первому путешествию и первому настоящему приключению в своей жизни. Зелг чувствовал, что где-то поблизости находится и вездесущий дядя Гигапонт, обязательно чем-то недовольный, но доказать ничего не мог.

Шеннанзинцы, все как на подбор, а вернее – тщательно отобранные из остального тиронгийского войска, высокие, статные, улыбчивые и веселые, ехали, безупречно выдерживая строй, и казалось, что они отправляются на загородную прогулку, а не на битву, которая для каждого из них может стать последней. Впрочем, что способно вызвать страх в душе воинов, прорывавших оборону Тут-и-Маргора, когда в тылу маячил Лилипупс?

Особое очарование группе войск, призванных защищать центр, придавала яркая и шумная процессия, которая плелась в самом хвосте.

Процессию возглавлял Узандаф Ламальва да Кассар в огнеупорном костюме, пантуфлях и под зонтиком, сделанным из кожи саламандр. В этом облачении он мог свободно стоять на кипящей лаве, наблюдая за извержением вулкана в непосредственной близости. Адское пламя было ему нипочем.

Альтернативный вариант походного облачения представлял доктор Дотт в своем неизменном черном кожаном халате, о котором в одном из модных журналов высказались так: «Просто, сдержанно, стильно и со смыслом». Халат с висящими над ним глазками производил сильное впечатление на видавших виды демонов, а вот шеннанзинские кавалеристы уже свыклись с ним во время прошлой войны и относились как к родному.

На сей раз доктор ехал на войну не просто так, компании для. Не только поддержать товарищей, поучаствовать в битве, размять душу и вставить свой пульцигрош в общую свалку. Ему вдруг приспичило заполучить для опытов какую-нибудь адскую тварь. Он оповещал всех и каждого в поле зрения, что напишет сенсационную диссертацию, с каковой и заявится в Медицинский Компромиссный Центр, где при жизни ему дали от ворот поворот с его революционной работой «Застарелая демоническая сонливость. Проблемы и решения».

Компанию ему составил специальный корреспондент Бургежа, выпущенный накануне из персональной золотой клетки и тоже горящий жаждой великих свершений. Пухлицерскую премию он уже получил и теперь желал учредить новую – собственного имени. А для этого требовались незаурядные достижения в области журналистики. Скажем, подробное и откровенное интервью с повелителем Преисподней.

Жрец Мардамон в парадном боевом облачении, сшитом на заказ у лучшего портного Виззла, – темно-синей рясе в мелкий желтый горошек – полностью отрешился от окружающей действительности: он репетировал речь, призванную обратить невежественных демонов в истинную веру и увеличить количество жертвоприношений за отчетный период с жалкого нуля до внушительной цифры.

Архаблог и Отентал решились на сие рискованное предприятие отчасти из любви к Такангору, отчасти из любви к деньгам, отчасти из веры в рекламные акции. Они намеревались произвести конкретное судейство поединков, предваряющих битву, и заодно присмотреть себе пару-тройку новых чемпионов. К тому же кузены уже начали принимать ставки на исход отдельных поединков и сражения в целом. Азартные шеннанзинцы и ветераны «Великой Тякюсении» единодушно ставили на победу кассарийцев, так что теперь кузенам просто необходимо было добраться до противной стороны и побудить ее принять участие в игре. Если они и боялись жителей Преисподней, то начисто забыли об этом за организационными хлопотами.

Чесучинцы тряслись за войском в цветастом полосатом фургончике, на котором был прикреплен плакат «Паялпа едет!» с подзаголовком: «Если вы не едете на паялпу, то паялпа едет к вам».

Птусик, по его словам, разведывал обстановку, а на самом деле прилагал все усилия к тому, чтобы не обнаружить на открытом пространстве мало-мальски значимый объект, в который ему пришлось бы по умолчанию врезаться.

Бумсик и Хрюмсик степенно вышагивали нога в ногу с Такангором, изредка бросая на него кроткие вопросительные взгляды. Им не терпелось как следует разогнаться и врезаться в ряды супостатов с серьезным, угрожающим выражением – простите на слове – лица. Хряки тосковали по рукопашной, в которой их самовыражение достигало предельной полноты.

Ангус да Галармон, впервые за долгие годы принимающий участие в битве как простой командир подразделения, буквально цвел от радости. Во-первых, он полностью полагался на Такангора. Во-вторых, с истовостью фанатичного верующего уповал на бригадного сержанта Лилипупса, чем бы тот ни был занят в настоящее время. В-третьих, вероятно, в преддверии возможной гибели на поле брани кассарийский распорядитель Гвалтезий выдал ему рецепт заливной рыбы фусикряки, стоивший жизни не одному десятку поваров и кулинаров-любителей. Как заметил по этому поводу проницательный летописец: кому-кому, а Ангусу да Галармону было для чего жить и за что умирать.

Их было до смешного мало против несокрушимой, всепобеждающей орды. Однако они шли не как на бойню – как на праздник.

Кто воздаст по заслугам солдатам головных полков?

Это они первыми идут в атаку, взламывая мечами несокрушимый вражеский строй; погибая под копытами боевых коней; повисая на кольях, пиках и копьях; захлебываясь в кипящей смоле и в вонючей жиже замковых рвов.

Это они стоят как незыблемые скалы, не отступая ни на шаг и отражая яростные атаки таких же, как они, смельчаков.

О, невероятно почетно – служить в головном полку. Это привилегия смертника. Привилегия того, кто с устрашающей вероятностью не вернется живым с поля боя. Того, кто непременно впишет свое имя в историю. Среди бесчисленного множества забытых имен других неизвестных солдат.

Головные полки, отборные воины – дебоширы, гуляки, повесы и пьяницы, как никто ценящие краткий миг бытия, потому что другого у них может и не быть. Судьба благоволит им, но отпускает недолгий век. Так ярче всего сияют на небосклоне падающие звезды.

И они проживают его, как проживают наследство; спускают в азартной игре со смертью, как спускают на бегах фамильные замки и родовые поместья. Солдаты головных полков – что им нужно на этой земле? Полноценная, насыщенная жизнь и славная смерть. Да еще – улыбка красивой женщины. Если повезет – то единственный настоящий поцелуй, о котором они станут вспоминать в последнюю минуту, когда остальной мир уже подернулся тьмой, – и ничего не увидеть, да и видеть не нужно. Они все знали наперед о своей судьбе, когда записывались в головной полк, – и пусть завидуют им все пророки Каваны.