– Кто здесь главный? – спросила Марта, поднявшись в башню.
      Зрелище Марты, одетой в обтягивающий мужской костюм, вызвало восхищенные присвистывания у солдат, хотя приставать к ней никто не решился – не все еще знали, что бешеный профос действительно мертв. Стрелки переглянулись. Среди них не было ни одного офицера или сержанта.
      – Единственный офицер здесь это ты, Марта, то есть, Вы, фрау фюршпрехт, – ответил бородатый ландскнехт.
      – Хорошо. Девять человек на четыре окна. Двое с арбалетами. Кто из новобранцев может отправить пулю туда, куда целится?
      – Никто, – усмехнулся тот же бородач, – их пока только заряжать научили.
      – Тогда это окно тебе, это тебе, – Марта указала рабочие места двум ветеранам, – а это мне. Рекруты заряжают нам аркебузы… И перестаньте пялиться на мою задницу!
      – Ваша задница – последняя радость в нашей жизни, – осторожно подбирая немецкие слова выразился Марио.
      – Что-о?
      – Он хотел сказать, – пояснил на неплохом немецком старший итальянец, – что у нас, может быть, последняя радость в жизни – посмотреть на Вашу задницу, фрау фюршпрехт.
      – Слышал бы это Маркус, он бы голову оторвал за такие слова!
      – Ты ещё не знаешь? – подал голос из своего угла второй ветеран, – теперь тебе придется самой отрывать головы всем претендентам на твою задницу.
      – Не может быть!
      – Может. Когда я последний раз его видел, у него была полностью разбита голова.
      – Ему и раньше попадали по голове!
      – Раньше его мозги всё-таки оставались внутри черепа.
      Марта села на пол и заплакала. Марио вопросительно взглянул на Карло, тот в двух словах объяснил, что произошло. Ландскнехты по привычке не стали подходить к чужой жене, но Марио присел рядом, протянул ей почти чистый платочек и сказал что-то доброе по-итальянски.
 
      Перекусив на скорую руку, защитники вернулись к верхним окнам башни обозревать окрестности.
      Все ещё не было ни парламентеров с предложением о сдаче, ни наступающих солдат, ни командиров, проводящих рекогносцировку, ни даже каких-нибудь дурачков, выкрикивающих ругательства перед вражескими укреплениями. Последнее настораживало больше всего. Джузеппе и Марио рассказали, что в Бурмайера всё-таки попали, и он даже упал с коня. Точнее мог бы сказать Себастьян, но он или мертв, или, что менее вероятно, опять в плену.
      Обычный шумовой фон военного лагеря вскоре сменился агрессивными криками. На фоне прочих явственно расслышалось "Батьку бьют!" и "Прекратить!". Фон Хансберг и Йорг переглянулись.
      – Не похоже, что делят добычу, – начал оберст.
      – Да, грабить город пока не начинали, – подхватил хуренвайбель, – в бунт среди швейцарцев тоже не поверю. Наверное, что-то личное.
      Не прошло и четверти часа, как стало необычно тихо. Как будто сразу всем швейцарцам нашлось какое-то тихое дело. Потом на крышах и в окнах домов, из которых были более-менее видны баррикады на въездах и двор за ними (таких домов было всего два, и оба вне дальности выстрела) начали появляться безоружные фигуры. Ещё через полчаса чуткое к военным звукам ухо Йорга уловило команды фельдфебелей, строящих отряды и лязг металла.
      – Ничем хорошим это не кончится, – привычно начал разговор Йорг, – они почему-то намерены атаковать нас, не привлекая всей численности.
      – Джузеппе, передай команду готовиться к отражению атаки, – распорядился фон Хансберг и продолжил, обращаясь к Йоргу, – Итак, штурм будет.
      – Тогда получается, что Себастьян не убил Бурмайера. Иначе кто же дал команду на штурм? Неужели герцог? – подытожил общее недоумение Макс.
      Вопрос оставили открытым до окончания штурма. Рыцари спустились вниз и заняли свои места среди защитников, младший – со стороны северной улицы, старший – со стороны площади. Йорг, не торопясь, проверил наводку своих пушек на первом этаже и заранее поджег медленно тлеющий фитиль.
      Гремя доспехами, в поле зрения вошли швейцарцы. Они поделились на два отряда, один наступал с площади, другой – с северной улицы. Оба отряда состояли из бойцов с древковым оружием и с двуручными мечами, сзади бойцов прикрывали арбалетчики и аркебузиры, ведущие стрельбу по окнам.
      Если на мосту, когда атаковал форхут, укомплектованный в основном молодыми солдатами, преимущество в опыте и снаряжении было у ландскнехтов, то сейчас гарнизон укрепления с неудовольствием и немалым удивлением отметил, что среди наступающих врагов, насколько можно разглядеть, нет никого, даже близко похожего на новобранца. Ещё большее неудовольствие и удивление вызвало наличие доспехов у каждого вражеского солдата, а процент двуручных мечей среди их вооружения превышал обычный раз в десять. Нетрудно было догадаться, что в этом бою придется иметь дело не просто с лучшими пехотинцами Европы, а с из элитой, лучшими из лучших. Впрочем, выбора все равно не было, общеизвестно, что швейцарцы не берут пленных.
      Наступление со стороны площади возглавил лично Полпаттон, вооруженный алебардой, по бокам от него, как всегда, два доппельсёлднера с двуручными мечами, один из них – старший сын Быка, чуть дальше сам Бык с мечом почти в свой рост. Перед собой швейцарцы, наступавшие со стороны площади, катили две телеги с прибитыми к ним надстройками, общей высотой почти как баррикада. Осадные башни в миниатюре.
      Когда телеги уткнулись в укрепление, ландскнехты атаковали первыми, перехватив инициативу. Первые вскочившие на возы швейцарцы были сметены обратно, но тут в дело вступили Полпаттон с телохранителями и Бык. Если первые трое предпочитали простые рубящие и колющие удары, четвертый держал меч полуклинковым хватом и использовал приемы ближнего боя с зацепами и борьбой.
      В течение минуты только ими было убито почти полтора десятка немцев, а швейцарцы продвинулись по своим телегам до самой баррикады. Но тут их встретил фон Хансберг, по причине своего большого веса не рискнувший прыгать по сколоченным на скорую руку деревянным конструкциям. Первый удар рыцарского меча сломал алебарду Полпаттону, тут же отступившему на шаг. Второй удар, уже навершием, пришелся в лоб меченосцу справа, третий удар снова лезвием – в затылок вырвавшемуся вперед меченосцу слева. Между остановленными, но не выведенными из строя героями первого ряда тут же в атаку бросились их товарищи. Пять ударов огромного меча сразили пятерых швейцарцев, лезущих поперек батьки в пекло. Меч рыцаря не опускается ниже уровня груди и притягивает к себе внимание атакующих, а тем временем, прикрывающие своего командира ландскнехты активно работают алебардами, не забывая рубануть и по ногам зазевавшемуся врагу.
      Атака почти остановлена, но тут Бык, приглядевшись, выскочил из-за широкой спины сына, поймал удар оберста на середину своего клинка, повернулся и прижал меч рыцаря плашмя к своему стальному брюху. За пару секунд оберсту достались два размашистых удара двуручными мечами, один из которых он отвел левой рукой, а другой, тем не менее, попал в голову, и укол алебардой в лицо, который прошел вскользь исключительно благодаря конструкции шлема.
      Но Быку не повезло, его нога провалилась между деревянной надстройкой и баррикадой. Фон Хансберг, немного оглушенный, успел выдернуть свой меч и отскочить назад, чтобы на него не навалились сразу несколько алебардьеров. Баррикада в руках нападающих, кое-кого стоящие внизу ландскнехты еще успели уколоть в незащищенные ноги, но остальные быстро спрыгнули вниз и сражение продолжилось уже на ровном месте. Снова в первом ряду Полпаттон уже с новой алебардой и двое его телохранителей-меченосцев. Снова ландскнехтов падает на землю больше, чем швейцарцев.
 
      Следом за штурмующими отрядами с мечами и алебардами цепью шли стрелки. Конечно же, они не могли попасть в защитников баррикад через головы своих товарищей, зато могли существенно облегчить им жизнь, стреляя по окнам, из которых вели огонь осажденные. По огневой моще нападающие имели пятикратное превосходство.
      Марта с первыми выстрелами встала, вытерла покрасневшие глаза и занялась делом.
      – Сначала стреляем по тем парням за строем, которые целятся в нас. Или они нас перебьют и некому будет пальнуть картечью в морды их первым рядам.
      Из нового крыла стреляли ничуть не меньше, чем из башни. Но башня была прямо напротив ворот во двор, поэтому именно на башню швейцарцы навели трофейную пушку, из которой так и не выстрелил Маркус.
      – Пушка! – воскликнула Марта, – все стреляйте по пушке!
      Из трех окон, выходивших в главный двор, шесть стволов дали дружный залп. Обслуга орудия повалилась на землю. Седой швейцарец со старинным арбалетом приказал своим перевести огонь на окна башни.
      При попытке сделать второй залп, трое ландскнехтов отлетели от окон, получив по несколько пуль и стрел. Оставшиеся не успели понять, что этим троим уже ничем не помочь и потратили драгоценную минуту на попытку оказать первую помощь. Через минуту выстрелила пушка. Ядро попало чуть выше окон, под самую крышу, разбив стропила и обрушив часть черепицы на головы стрелкам. Швейцарцы удовлетворенно потерли руки и перенесли огонь на окна нового крыла.
      Вот упал замертво новобранец с аркебузой, стоявший в узком коридорчике, соединяющем новое крыло с башней. Фитиль коснулся дублета, по неловкости ранее осыпанного порохом. Рядом не было никого, кто мог бы заметить, как занялась сначала одежда на убитом, потом огонь перешел на лежащий неподалеку чей-то тюк с одеждой, потом понемногу загорелось все помещение.
 
      Максимилиан возглавлял защиту другого въезда. Там проезд во двор был чуть шире телеги, одновременно могли атаковать не больше трех человек, чтобы не мешать друг другу. Лучшие бойцы предпочли главное направление, поэтому здесь рыцарь убил и ранил десяток атакующих, и ещё в два раза больше погибло от рук других ландскнехтов и от выстрелов из окон. Эрик, попавший на эту же сторону, держался за баррикадой и в первые ряды не лез.
      Этот эпизод сражения молодой рыцарь воспринял как свой звездный час. Вот слетела с плеч голова одного из нападавших. Вот восходящим ударом длинного меча отрублена рука другому. Вот ещё один вывалился из боя с пробитой на животе кирасой.
      Вдруг прибой с алебардами перестал бить в крутой каменный берег. Стальная волна отхлынула и между стоящими стеной алебардьерами просунулись стволы аркебуз. Пришлось спрыгнуть назад, спасаясь от пуль, но залпа не последовало. Вместо этого и алебардьеры и аркебузиры бросились вперед и, подталкивая друг друга, перескочили баррикаду. Только тогда прозвучали выстрелы, и каждый нашел свою цель. Макс, кираса которого выдержала пришедшиеся на её долю три пули, всё-таки попытался сдержать наступление, или хотя бы замедлить его, двое или трое швейцарцев упали под ноги своему строю.
      Эрик толкнул локтем стоящего рядом товарища и кивнул на открытую дверь в башню.
      Макс обернулся, чтобы приказать своим контратаковать, пока остальные противники ещё перелезают через баррикаду, но обнаружил, что солдаты покинули его и уже бегут в башню. Парировав десяток ударов и пропустив почти столько же, он отступил на несколько шагов, потом, поняв, что один он атаку не удержит, подумал о том, чтобы тоже убежать, но отогнал эту мысль как явно самоубийственную. Стоит повернуться спиной, как тут же и убьют, и убежать не успеешь. Но тут он услышал крик Йорга:
      – Падайте, Ваша светлость!
      Макс, не раздумывая, упал и перекатился к стене. Из дверей и окон десяток стволов выпалили в швейцарцев. Пули и картечь не нанесли врагам больших повреждений, но вызвали замешательство, благодаря которому Макс успел вскочить и добежать до такой близкой двери. Из окон его поддержали, застрелив ближайших преследователей. В дверь Максимилиан буквально влетел, получив ощутимый толчок в спину от маленькой, но очень настойчивой свинцовой пули. За его спиной Йорг тут же захлопнул дверь и задвинул засов.
      Швейцарцы ничуть не обрадовались, захватив пустой двор, где их безнаказанно отстреливали из окон, и, потеряв ещё несколько человек, быстро вернулись за баррикаду, где и обосновались, продолжая перестрелку.
      Вставая на ноги, Макс увидел в открытой противоположной двери ландскнехтов, защищавшихся уже во дворе. Йорг, который уже перешел с фитилем к направленному в ту сторону рибадекину, и собирался дать сигнал к отступлению и залп по наступающим швейцарцам, не успел его остановить.
      Соотношение сил на главном направлении к тому времени изменилось в пользу швейцарцев. Да, фон Хансберг сдерживал наступление, против него, кстати, держали строй всё те же трое, но разность потерь уже была сильно не в пользу ландскнехтов, а чего ещё ожидать, когда противник превосходит и числом, и опытом, и снаряжением.
      Вид сверху – ландскнехты, а их осталось едва ли пара десятков, расступаются перед бегущим Максом, и он с разбегу из-за спины фон Хансберга вылетает на Полпаттона и пробивает ему кирасу на груди колющим ударом.
      Основная масса швейцарцев на секунду замерла, а фон Хансберг ловким ударом снес голову одному из меченосцев. Макс не смог выдернуть свой клинок, но алебарда Полпаттона буквально упала в руки. Колющий в лицо – второй меченосец тоже убит. Бык, который долго не мог освободить ногу, и только теперь добрался до передовой, бросился на фон Хансберга, снова ему удался прием с зацепом клинка, они оба развернулись лицом к своим, спиной к противнику. Тут же немца кто-то ткнул пикой под колено, оберст упал, не успел он коснуться земли, как на доспех обрушился ураган ударов. Швейцарца Макс алебардой с большого замаха ударил по шлему. Подбородочный ремень лопнул, шлем слетел с головы и отчасти погасил удар. Ошеломленный толстяк в недоумении сел на землю, смешно вытянув ноги. От удара такой силы древко алебарды сломалось, и Макс остался посередине один с трехфутовой палкой против строя швейцарцев.
      Йорг скомандовал отступление, Макс вместе со всеми повернулся и побежал, его почти догнали, но он свернул в сторону, а рибадекин всеми десятью стволами выстрелил в упор в набегающую толпу.
 
      Швейцарцы попали в ту же ситуацию, что и по ту сторону дома. Окованные железом двери рубить нечем, а для арбалетчиков в окнах двор как на ладони. Нападающие отступили за баррикаду, унося наиболее важных раненых и убитых.
      Неожиданно появился сбежавший из лазарета Безумный Патер. Лицо бледное, дышит с трудом, но тащит четыре больших хозяйственных топора.
      – Девочки, мать вашу! Овцы! Что встали? Хватай топоры, руби двери!
      Несколько человек воодушевлено подбежали к нему и расхватали топоры. Вдруг Патер схватился за живот и упал. Прихожане поняли это как знак, того, что сейчас не время, чтобы завершить штурм. Окованные железом двери выглядели достаточно крепкими, чтобы не лезть к ним с топором без гарантированной божьей помощи. Лестниц, чтобы штурмовать через окна, не было. Никто не знал, что и как делать, потому что командира только что убили.
      Но вдруг из ближайших к башне окон второго этажа вырвались языки пламени.
      – Матерь Божья, – удивленно произнес Бык, все ещё сидя на земле и держась за голову, и, моментально оценив ситуацию, зычным голосом отдал команду, – быстро все к дверям, никого не выпускать!
      Воды у осажденных было в избытке, но источник находился в башне, а дверь, ведущая из башни в новое крыло, оказалась как раз в самом горячем месте. Весь немногочисленный гарнизон башни бросился вниз за водой, потом на второй этаж, вниз-вверх, вниз-вверх…
      Тем временем, швейцарцы, встав полукругом у дверей с обеих сторон горящего здания, добросовестно и без лишних эмоций добивали выбегающих из огня итальянцев и ландскнехтов. Когда внутри дома рухнули перекрытия, Бык вытер пот со лба, размазав пепел по лицу, повернулся в направлении площади и громогласно крикнул:
      – Учитесь, сынки!
      Потом переглянулся с немногочисленными выжившими ветеранами и негромко добавил:
      – На сегодня хватит. Скоро зайдет солнце, надо побыстрее собрать наших раненых, пока их ещё можно отличить от убитых.
 
      Макс лежал на полу, не торопясь снимать доспехи. Усталость навалилась внезапно, как только закрылась дверь. Йорг присел рядом.
      – Максимилиан, ты в порядке?
      – Я вроде бы даже не ранен.
      – Помочь снять доспехи?
      – Потом, дай полежать немножко.
      – Ваша милость, – Йорг перешел на официальный тон, – Вам надо немедленно снять доспехи и переодеться в сухое, иначе простудитесь.
      – Не торопи меня, – простонал Макс тоном капризного ребенка.
      Йорг уже открыл рот для очередной порции нравоучений, но его прервал женский крик сверху.
      – Пожар!
      Макс вскочил как ужаленный. Немного надо времени, чтобы расстегнуть дюжину пряжек – вот уже доспех лежит на полу грудой железа, а оба мужчины бегут наверх с вёдрами воды. Наверху ландскнехты сбивали мокрыми тряпками огонь с двери в новое крыло. Йорг, выплеснув на огонь оба ведра, в мгновение ока выстроил гарнизон башни в цепочку, начиная с Макса, который поднимал полные вёдра из колодца и заканчивая собой, как наиболее опытным пожарником. Попавшиеся под руку Марта и Гертруда были привлечены к возврату пустых вёдер.
 
      Новое крыло занялось быстро и сгорело бы дотла, как его ни туши. Над башней занялась крыша. Если бы не дождь, к вечеру бы сгорела и башня, но жара, весь день предвещавшая дождь, наконец-то уступила место сильному ливню. Ливень пришел с верховий Швайнрейна, потушил развалины нового крыла и обгоревшую крышу башни, остудил раскалённые крыши и смыл кровь с булыжных мостовых. Уровень воды в Швайнрейне до темноты поднялся на четыре фута. Плотина выстояла, но луг на западном берегу, где стоял лагерь швейцарцев, превратился в болото.
 
 
 
21 Глава. Бунт.