Не знаете? Конечно, не знаете. И еще много чего не знаете. И не узнаете никогда. За последние восемь лет моей работы в институте я развернулся вовсю. Думал: вот, наконец-то свершилась мечта всей моей жизни - творить, придумывать, решать, открывать новое, неизведанное, Наблюдатель потряс фляжку, внутри забулькало. - Но все мои работы постигла та же участь, что и прижизненные. Я делаю открытие, тащу его шефу в клювике, получаю высочайшее рукопожатие. И только. Кто видит мои труды? Куда идут мои усилия? В копилку Алхимика. Он, как паук загребает все, а потом мое открытие вылезает где-нибудь в Ираке или на вооружении у террористов. И главное, зачем ему это? Деньги ему не нужны. На государственные награды рассчитывать не приходится. Все делается исключительно для удовлетворения собственных амбиций жирного слизняка. Что же должен чувствовать я? Ученый, который все это придумал, вывел, расписал и принес ему на блюдечке?
      - Вы пришли пожаловаться? - холодно перебил его Артур. - Вы обратились не по адресу. Речи ваши опасны и крамольны. Я не могу ручаться, что разговор останется в тайне.
      Наблюдатель покачал головой.
      - Я здесь не для того, чтобы жаловаться. У меня к вам предложение. А вы сразу в штыки. Сразу предупрежу вас от ошибок. Шефу вы ничего не скажете, поднес фляжку к губам Наблюдатель. - Иначе я поставлю его в известность о ваших тщетных революционных потугах, - вино забулькало в глотку. - Что вы на меня так смотрите? Коллега, я не был бы Наблюдателем, если бы не просчитал ваши настроения. Потому-то именно вас и выбрал для серьезного разговора.
      Ни для кого не секрет, что Алхимик на самом деле - обычный администратор. Если он и занимался когда-то наукой, это было давным-давно и на совершенно дилетантском уровне. А прославиться очень хотелось. Не получилось - сдох от злости. И после смерти приобрел возможность осуществить свои мечты чужими руками. Я знаю о печальной участи моих предшественников и не хочу последовать за ними. Я хочу работать над своими темами, хочу, чтобы мои разработки получали продолжение под моим наблюдением, а не уходили в сомнительные руки. Вы сами знаете, что кресло шефа вам пошло бы больше, чем Алхимику. Почему бы нам не совместить наши стремления?
      Наблюдатель снова присосался к фляжке, ожидая ответа.
      - Почему я должен вам верить? - помолчав, спросил Артур.
      - Во-первых, вам это тоже выгодно. Во-вторых, я сдам вас в случае отказа, чтобы вы не сдали меня. Как видите, все очень просто. И, в-третьих, если вы скажете да, я в знак скрепления договора, вместо печати, открою вам секрет шефа. - Наблюдатель усмехнулся. - Великую тайну, страшную-у-у, - он засмеялся. - Я не тороплю вас. Но и много времени на размышления не дам, потому как у нас его просто нет. Если вы решитесь, все надо будет провернуть очень быстро. Иначе следующего шанса придется дожидаться еще лет пятьдесят, даже больше. Да и то неизвестно, представится он или нет. - Наблюдатель допил из фляжки последний глоток и начал растворяться. - Срок вам до завтра. Думайте, решайте.
      Артур лихорадочно соображал. Упоминание про последний, может быть, шанс перевесило все его сомнения. В таких делах - либо пан, либо пропал. Третьего не дано.
      - Подождите, - окликнул он тень Наблюдателя. - Я согласен.
      - Вот это разговор, - снова начал обретать человеческие черты собеседник. - Это мне нравится. Раз - и готово. Тогда ставлю на соглашение печать. Слушайте.
      В руке Наблюдателя появилась новая фляжка, точная копия первой. Он мотнул ей в воздухе.
      - А?
      Но Артур отрицательно замотал головой и попросил продолжать.
      - Ну так вот. Я почему говорил о самом подходящем моменте? Несколько лет назад я рассчитал формулу, по которой каждая тень может подыскивать себе персонального долговременного донора. Своеобразную Батарейку. Я прилетел к шефу, даже забыв напялить образ, тем самым нарушив один из самых строжайших и нелепейших приказов - не слоняться по институту тенью. Но к моему удивлению, особого впечатления на шефа мое открытие не произвело. Он сказал, что это давно известные прописные истины, ничего сенсационного здесь нет и вообще, хоть я исключительный сотрудник, но его приказы едины для всех. Но разработки забрал. К себе я вернулся, словно оплеванный. Но быстро опомнился, сложил разрозненные кусочки мозаики и пришел к интереснейшему выводу. Знаете, к чему весь нынешний аврал? Сейчас шеф озабочен подготовкой новой Батарейки питающего двойника. Повторюсь, такой двойник есть у каждой тени, на то она и тень. Тень, подключенная к этакому энергетико-молекулярному двойнику. Можно питаться от донора, но это хрупко - донор может разувериться, его энергии хватает ненадолго. А Батарейка - это на десятилетия. Это железобетонно. Штыри сознания Тени входят в пазы сознания Батарейки, возбуждая настоящий фанатизм по отношению к идеалу Батарейки и пожизненную привязанность. А высчитать идеал может любой посвященный, для этого даже не надо мозги напрягать - запустил анализатор, и пусть стрекочет потихоньку. Конечно, чтобы в совершенстве соответствовать идеалу, надо быть хорошим актером. Но и этому можно научиться. А уж шефу-то в искусстве перевоплощения равных нет - он у нас гибкий.
      Я же не дурак, могу сообразить, что шеф просто так не оставит проникновения в его тайну. И в самое ближайшее время меня ожидает капсула. Так почему бы не попытаться опередить его? Я ученый, я хочу работать. Но не при таких же кошмарных условиях. А с вами мы таких дел наворочаем, можете мне поверить. По большому счету, мне все равно под кем заниматься научными изысканиями. Но уж лучше пусть будете вы, чем параноик, помешанный на власти.
      Артур обалдело переваривал услышанное. А Наблюдатель, сделав короткий перерыв на очередное возлияние, продолжал:
      - Если раньше шеф запасался новой Батарейкой заранее, пока еще старая пашет на приличную мощность, то на данный момент дела шефа неважные. Наблюдатель умолк на минуту. - Я совершил промах, раскрыл перед подонком свои карты, и пойду до конца. Мы нужны друг другу. Я - тебе, ты - мне, - перешел на ты Наблюдатель. - Видишь ли, по роду занятий я знаком с Батарейкой шефа. И знаю больше, чем мне положено. Так вот, счет времени идет на сутки: старая Батарейка уж больно плоха. Может так случиться, что она внезапно умрет. И если это останется незамеченным в течение хотя бы часа, шеф станет слабее рядовой тени, пока не подключится к новой Батарейке, потому как давным-давно не практиковался и наглухо забыл методику подключения к стандартному донору.
      И, наконец, самое главное: новая "Батарейка" - не догадался еще? - твой последний объект. Девчонка эта - Дарья.
      Я понимаю, информации слишком много, чтобы ты смог все сразу осознать. Придешь в себя, зайди ко мне, только не наобум, а выбери подходящее время. Давай, Артур. Шевели мозгами, - Наблюдатель прикончил вторую фляжку и быстро растаял в воздухе, оставив Артура с роем взбесившихся мыслей.
      " Способные ученики Сивого Мерина"
      1.
      Инквизитор
      "Давным-давно началась эта история, - зазвучал во мне голос старика-тени. - Люди сотни лет назад нашли идеальный, как им казалось, способ избавляться от неприятностей. Самоубийство.
      Не думай, что в стародавние времена было меньше самоубийц. Может, способы были изощренней, чем сейчас, потому что этические вопросы смущали. Самоубийц-то не жаловали. Если кто-то наложил на себя руки, приходилось отвечать родным и близким покойного. Вот и приходилось пускаться на хитрости, на скандальчик нарваться, например, чтобы тебе вогнали кинжал под лопатку или проломили череп. Другое дело, если ты один, как перст. Тогда можно, не таясь.
      Для многих в таком важном деле играла немалую роль эстетика. Вешаться, например, - не эстетично - больно цвет лица портится. Вены резать - страшно, еще решиться надо - полоснуть острием по живой плоти. Но это так - "дохлая томная лирика".
      Как бы то ни было, издавна запутавшиеся люди либо своими, либо чужими руками лишали себя жизни. И то, и другое есть самоубийство. А самоубийц не принимает загробная канцелярия. Ни в Свет, ни во Тьму. И заметались по земле наивные тени, не желавшие верить, что не найдут покоя и после смерти.
      Внешне Тени обычному человеку не видимы. А для собратьев они сохраняют тот же облик и возраст, в котором почили. Вот я, например, наложил на себя руки в почтенном возрасте, как ты видишь. Конечно, можно было еще пожить, но не было гарантии, что меня вульгарно не сожгут по доносу доброхота - врагов-то у меня было достаточно. По профессии и отношение. Пока силен и в доверии, боятся, уважают. А как только облачко появилось, недоброжелатели и рады раскрашивать его в черный цвет, вспоминать, а еще больше - придумывать гадости. А грехи водились, как у всех смертных. Может, даже больше. Впрочем, грехами с человеческой точки зрения мои деяния назвать нельзя. А вот святая церковь не пощадила бы - ибо не было хуже преступления, чем сомнение в правоте священного дела. А сомнения под конец жизни меня одолевали. И что хуже всего - я поддавался им.
      "Инквизиция - сотни тысяч сгоревших на костре, миллионы томившихся в тюрьмах, искалеченных, отверженных, лишенных имущества и доброго имени. Среди ее жертв - участники народных еретических движений, руководители восстаний, герои патриотической борьбы, философы и естествоиспытатели, гуманисты и просветители, противники папства и феодальных порядков. Католическая церковь не терпела инакомыслия. На протяжении столетий в феодальном мире костры инквизиции пылали там, где пробивались ростки нового, передового, торжествовал разум, возникала надежда на социальную справедливость. Имена многих людей, ученых, например Джордано Бруно стали символом верности научным убеждениям.
      В 13 в. инквизиционные трибуналы были учреждены на юге Франции, в Италии, Германии, Испании, Португалии, позже в других странах Европы. Испанцы и португальцы ввели их в своих американских владениях. Верховным главой инквизиции являлся папа римский. Члены инквизиционных трибуналов не подчинялись светской власти и целиком зависели от папы".
      В то время церковь владела не только огромным богатством, но и человеческими душами. Будь ты какой угодно важности вельможа, но мысли и душу обязан был держать нараспашку. Или наоборот так прятать, чтобы ни у кого даже тени подозрения не возникло. Веру в Господа блюли свято, и через эту веру держали народ в крепкой узде. Веру не просто поддерживали, ее насаждали всеми доступными и недоступными способами, уж в этом, да и не только, церкви была дана громадная власть - куда там королевским особам.
      Строгость была во всем, потому как запреты распространялись на все стороны жизни. Даже на бытовые мелочи. Церковь бдительно следила за соблюдением запретов, а они касались всего: от одежды до искусства, музыки, например".
      Во мне словно включилось что-то. Слова старика-Инквизитора ушли на задний план, отодвинутые собственными мыслями. Как знакомо! А вот писали много про такие вещи. Нет, не про средневековую инквизицию. Слава Богу, я родилась позже, намного позже. Женщин арестовывали даже за яркие одежды, как за преклонение перед Западом. Через сколько веков вернулась инквизиция? И куда? В Советский Союз. Воистину неисповедимы пути Господни...
      ...Могучий энергетический пинок вернул меня к настоящему. Прости, старик, я слушаю, слушаю.
      А как расцвело шпионство и доносительство! Берегись, если суровый ранее сосед начал улыбаться тебе и любезно кланяться!, - успела услышать Ирина и снова отвлеклась .
      И про это тоже слышала. Я-то не захватила, чур меня. А вот прадед мой, царство ему небесное... Эх, была б я сейчас наследницей известного ювелира на Москве. Да не судьба, видно. Ох, люди, никак не меняются, даже спустя века. Такой же вот приятный соседушка и сдал, наверное, деда. Последнее кольцо с чудными бриллиантами, если моей бабушке не изменяла память, чудом сохранившееся после обыска, прабабка снесла в Торгсин, чтобы с голоду не сдохнуть.
      Ой! Да слушаю, я, слушаю! Вот нетерпимый старикан!.
      За малейшее нарушение, хотя бы подозрение, следовало жестокое наказание. Обычная практика, - страшно равнодушно продолжал старый Инквизитор, - лучше примерно наказать невиновного, чем пропустить виноватого.
      Господи, неужели история движется и по спирали вниз?! Ну, виновата, виновата. Прошу прощения, больше не буду.
      Я надеюсь. Все повторяется, но это не повод к ... - старик, похоже не подобрал нужного слова.
      С юношеских лет я уже знал, каким путем жизненным пойду. Меня вела Вера. Она затмевала и заменяла все: любовь, дружбу, родственные связи, простые человеческие радости. Правда, радости я игнорировал только по молодости, по глупости. Повзрослев, я перестал кривить душой перед самим собой.
      Порой приходилось переступать через многое. Но я делал это с легкостью. И не заметил, как увлекся игрой во власть. Могущество, возможность повелевать, играть людскими судьбами, как шахматными фигурами, хуже наркотика. Шел я к своей цели, не разбирая дороги. Надо по головам - пойдем по головам. Надо переступить через близких - без единого сомнения. Наступать на горло собственной песне мне не приходилось - я менял куплеты и припевы, сочинял затейливые мотивы так, как мне было надо.
      Поначалу я оправдывался перед собой идейными соображениями, мол, во имя Веры все средства хороши. Но скоро и оправдания не нужны стали - идея и сладость ощущения собственной значимости и вседозволенности слились воедино. В моем арсенале имелись и хитрость, и коварство, и подлость, и предательство индульгенции для псов Господних выдавались с легкостью. Много подходящих определений есть для описания моих жизненных хитросплетений. А если просто, главным принципом было - никаких принципов. И самое главное - я был глубоко убежден, что действую во благо Господу. А именем Бога - можно много что оправдать. Так и добрался я до весьма высокой ступени. На ней и споткнулся.
      "При Папе Григории IX (1227-1241) собака с пылающим факелом в зубах эмблема доминиканцев - повергла население в ужас, за ними утвердилось имя "псы господни" (Domini canes) и стража Христова. Основатель ордена Доминик де Гусман за фанатическую преданность папскому престолу и заслуги ордена в расправе с еретиками в 1234 г. был возведен в ранг святых.
      Справедливо отметить такую личность начала XIV века как Бернардо Гуи. Его имени боялась вся Европа. Гуи также написал труд "Руководство инквизитора".
      - Это все история, - все-таки перебила старика Ирина, - проходили, кое-что помню еще. А...
      - Я же просил не перебивать. Потерпи, дойдем и до частностей. Но без общего-то никак. Корни свои надо знать, слушай и вникай.
      Дело свое я исполнял честно и не имел и капли сомнения, пока не попал ко мне в руки один полоумный. Все убеждал меня, будто земля вертится, упоминал какого-то великого ученого. Это сейчас все знают, кто такие, например, Галилей, Коперник. А тогда-то... Ну, этого еретика я, конечно, на костер отправил, но смутил он меня, как Иешуа Понтия Пилата. Или, скажем, как Артур тебя там, на крыше - а ты ведь, наверное, тоже не задумывалась, какой великий грех совершаешь перед Человечеством. И я не подозревал, что творил.
      Словом, успел этот вероотступник проделать в моих мозгах изрядную брешь. Устроил переворот в моем мироощущении. И начал я копаться в себе. Поначалу отмахивался от крамольных мыслей. Но они лезли, жужжа, как назойливые мухи. Тогда-то и стали складываться в моей голове некоторые факты. Один к одному, один к одному, словно мозаика. И ужаснулся я от страшной мысли - мы так много в жизни говорили о своих вкладах во имя святого дела, а сами творили кощунственные вещи. Наша борьба за Веру, за ее повсеместное господство принесла лишь беды и несчастья. Войны, жуткую эпидемию чумы (из Иерусалимских походов к Гробу Господню притащили воины заразу эту), гибель миллионов людей.
      "Черные пятна на теле, гниющие язвы вокруг шеи. Это чума.
      В 1346-1348 г. в Западной Европе бушевала бубонная чума, унесшая 25 миллионов человек.
      В октябре 1347 г. зараза проникла в генуэзский флот стоявший в Мессине и к зиме она была в Италии. В январе 1348 г. чума была в Марселе. Она достигла Парижа весной 1348 г. и Англии в сентябре 1348. В том же году, двигаясь по Рейну, по торговым путям, чума достигла Германии. Эпидемия также бушевала в герцогстве Бургундском, в королевстве Чехии. 1348 год - был наиболее страшным из всех годов чумы.
      Заболевшим чумой пускали кровь, что только убивало их, забирая силы у организма. В позднее средневековье с чумой боролся великий Нострадамус, который наказывал больным, что необходимо употреблять родниковую воду, находиться на свежем воздухе и употреблять лекарства, которые он делал на основе целебных трав. Нострадамус воевал с чумой, а семью свою не смог спасти. Жена и двое его мальчиков умерли. Вскоре Нострадамуса обвинили в ереси, и он бежал из Италии".
      Мы задавили науку, остановили работу мысли, чтобы остаться единственными владетелями научных тайн, почерпнутых из рукописей исследований и научных трактатов в подземельях языческих храмов Египта - лишь бы сохранить могущество церкви. Чтобы не дай Бог кто-то проник и овладел секретами мироздания. Пылали костры с корчившимися в огне фигурками. Из пыточных неслись глухие стоны истерзанных - зачастую просто по навету недоброжелательного соседа. И все ради удовлетворения алчности духовенства. Золото. Во все времена - золото и власть - соблазн для простых смертных. Достигнув богатства, перестаешь его замечать. Оно для тебя делается средством удовлетворения собственных амбиций.
      Когда реальная картина сложилась в моем сознании, я совершил преступление: тайно я проникал, пользуясь большим доверием высшего духовенства и своей репутацией фанатичного борца за идею, в закрытое хранилище и переписывал шумерские, египетские, тибетские, китайские и другие научные писания многих цивилизаций - все, что было накоплено человечеством за предшествующие тысячелетия. Если бы это открылось, ничье заступничество не спасло бы падшего инквизитора. Впрочем, и заступаться за еретика-отступника никто бы не стал.
      То, что я узнал, не просто потрясло меня. Я словно переродился. Я узнал, что Земля на самом деле круглая, и является одной из многих планет Солнечной системы, проник в тайны математики и алхимии, естественных наук, узнал про существование параллельных Миров, убедился в реальности практической магии. И не стало мне покоя.
      Служба уже тяготила меня. Я едва дожидался вечера, чтобы удалиться в тайную лабораторию и, укрывшись в подвале от посторонних и крайне любопытных глаз, колдовал над сосудами, экспериментировал с металлами и жидкостями. О, колдовство науки! Недаром инквизиция именно так и называла ученых - колдуны.
      "Инквизиционный суд не подлежал контролю, следствие велось тайно, произвольно, с применением жестоких, изощренных пыток. Широко использовались доносы и лжесвидетельства. Донос вменялся в обязанности верующим и щедро вознаграждался за имущества осужденных. Имена свидетелей, а ими могли быть взрослые и малые дети, друзья и враги, верующие и еретики, убийцы и клятвопреступники, также оставались в тайне. Содержание научных и литературных произведений становились источником обвинений их авторов. От суда инквизиции не спасали социальное положение, пол, возраст и даже смерть. Осуждение распространялось на родственников и потомков в трех поколениях. От обвиняемого требовали раскаяния, которое не исключало наказания. В качестве наказаний применялись интердикт, отлучение от церкви, паломничество в святые места, публичное покаяние, бичевание, ношение порочащих знаков, тюрьма. Тюремное заключение чаще всего было пожизненным. Заключенные содержались в полной изоляции, их заковывали в кандалы, кормили только хлебом и водой. "Упорствующих в ереси" инквизиционный трибунал отлучал от церкви и "отпускал на волю", т.е. передавал в руки светской власти для "наказания по заслугам", что обычно означало сожжение на костре".
      Но все тайное рано или поздно становится явным. Особо рьяные или просто любознательные сограждане заподозрили неладное в моих ночных опытах. Мне казалось, я обезопасился, расположив свою лабораторию в заброшенном полуразвалившемся замке вельможи, казненного по приговору суда. Наезжал туда тайно, ночью, окольными путями. Все равно пронюхали. Впрочем, неудивительно: из-за плотно закрытых и наглухо занавешенных окон замка, отдаленного от поселений, нет-нет да вырывалась яркая вспышка. Да и главная дорога проходила не так далеко. Внимание конных и пеших странников не мог не привлечь едкий запах химических компонентов, распространявшийся окрест. Как тут не заподозрить колдовства, тем более что недалеки были доброжелатели от истины. В последнее время я перенес работы в подвал, расчищенный наемными бродягами (наверное, и костей уже от них не осталось. А что было делать? Распустили бы языки... Но они не мучались - яд мгновенно убил всех. А вот мне попотеть пришлось, замуровывая тела в глухую стену). Но и это не спасло.
      Почувствовав, что тучи надо мной сгущаются, я решил ускользнуть от возможных надругательств - пыток и последующей за ними некрасивой казни...
      Бичевание
      Бичевание есть одно из самых жестоких, и, вместе с тем, самых унизительных наказаний. Орудия, употреблявшиеся для этого, различались в зависимости от географии и времени: то кнут, вооруженный кожаными ремешками или железными цепочками, то пук розг, часто тяжелая палка, переламывающая кости и разрывающая мясо.
      Ослепление
      Применялось в основном к людям знатного рода, которых опасались, но не осмеливались погубить. Струя кипятка, накаленное докрасна железо, которое проводили перед глазами, пока они не сварятся.
      Ампутация кисти руки
      Ампутация кисти руки - одно из увечий, которому больше всего противилась цивилизация. В 1525 году Жан Леклер был осужден, за то, что опрокинул статуи святых: ему вытягивали калеными клещами руки, отрезали кисть, оторвали нос, затем медленно жгли на костре. Осужденный вставал на колени, клал свою руку обратив ее ладонь вверх, на плаху, и одним ударом топора или ножа палач отрубал ее. Ампутированную часть всовывали в мешок, наполненный отрубями.
      Крест
      Распятие довольно таки древнее наказание. Но в средние века мы тоже встречаемся с этой дикостью. Также рядом привязали собаку, ее били, она злилась и кусала преступника. Существовал также жалкий образ распятия головой вниз. Он был в употребление иногда у евреев и у еретиков во Франции.
      Обезглавливание
      Этот вид смертный казни известен всем. И существовал очень долго. В Средние Века естественно обезглавливание было кульминационным. Во Франции к отсечению головы присуждали дворян. Приговоренный, лежа, клал голову на бревно, не более шести дюймов толщиной, что делало казнь вернее и легче.
      Виселица
      Тоже довольно распространенный вид казни. Употреблялся в Средние Века наряду с обезглавливанием. Однако если к обезглавливанию присуждали в основном дворян, то на виселицу попадали в основном преступники из простого народа. Но были случаи, когда знатный дворянин насиловал девушку, которую ему поручили на попечительство, то он лишался своего дворянства. Если же он оказывал сопротивление, то его ждала виселица. Приговоренный к виселице должен был иметь 3 веревки: первые 2 толщиной в мизинец, назывались тортузами, были снабжены петлей и служили для того, чтобы задушить осужденного. Третья называлась жетоном или броском. Она служила только для сбрасывания приговоренного к виселице. Казнь завершал палач, держась за перекладины виселицы, он коленом бил в живот приговоренного.
      Костер
      В средние века фанатизму не было предела, он заставлял зажигаться костры во всей Европе. Обычно устраивали четырехугольный костер, вели осужденного в серых одеждах и сжигали. Но чаще сжигаемые были избавлены от страданий гореть живыми. Так устроители костра использовали багор для перемешивания, как только загорался костер, они вонзали его в сердце приговоренного. Вонзали так, что человек сразу умирал.
      Четвертование
      Одна из жестоких смертных казней. К четвертованию приговаривали тех, кто покушался на жизнь его Королевского Величества. Осужденного за конечности привязывали к лошадям. Если лошади не смогли разорвать несчастного, то палач делал разрезы на каждом сочленении, чтобы ускорить казнь. Хотелось бы отметить, что четвертованию предшествовали мучительные пытки. Щипцами вырывали куски мяса из бедер, груди, икр.
      Колесование
      Заключалось в переламывании частей тела. Осужденного клали с раздвинутыми ногами и вытянутыми руками на 2 бруска дерева, в виде креста Святого Андрея. Палач с помощью железного шеста переламывал руки, предплечья, бедра, ноги и грудь. Затем его (осужденного) прикрепляли к небольшому каретному колесу, поддерживаемому столбом. Переломленные руки и ноги привязывали за спиной, а лицо казненного обращали к небу, чтобы он принял смерть в этом положении. Часто судью приказывали умертвить осужденного, прежде чем переломить ему кости.
      Сдирание кожи
      Эта казнь часто использовалась во Франции. Так, когда были уличены в прелюбодеянии женщины королевской крови. Они были заключены под стражу, а с их обожателей содрали кожу. Также этот вид казни мы можем встретить, когда жил св. Франциск. Кожу сдирали с тех, кто переводил Библию.
      Лапидация или избиение камнями
      Когда осужденного вели по городу, то с ним шел пристав с пикой в руке, на которой развивалось знамя, чтобы привлечь внимание тех, кто может выступить в его защиту. Если же никто не являлся, его избивали камнями. Избиение проводилось двояким образом: обвиненного избивали камнями или же поднимали на высоту; один из проводников его сталкивал, а другой скатывал на него большой камень.
      Сажание на кол
      Ужасная дикая казнь, пришедшая с Востока. Но во Франции она был в употребление в эпоху Фредегонды. Суть этой казни состояла в том, что человека клали на живот, один садился на него, чтобы не дать ему пошевелиться, другой держал его за шею. Человеку вставляли в задний проход кол, который затем вбивали посредством колотушки; затем вколачивали кол в землю. Тяжесть тела заставляла войти его глубже и наконец он выходил под мышкой или же между ребер.
      Дыбы
      Суть этой казни заключалась в том, что осужденного, со связанными за спиной руками, поднимали на вершину высокого деревянного столба, где привязывали, а потом отпускали так, чтобы вследствие сотрясения его тела, произошли вывихи его частей тела.
      Удушение
      Удушение производилось с помощью свинцового колпака. Жан Безземельный подверг такой казни одно архидиакона, оскорбившего его некоторыми необдуманными словами.
      Щипцы
      Хотя щипцы наверное можно отнести к пыткам, но от этой пытки умирали. Суть была в том, чтобы щипцами вырвать мясо. Обычно такая процедура еще включала влитие расплавленного свинца в рот, а также на раны.
      (По материалам книги потомственного палача, бывшего исполнителя Верховных приговоров Парижского уголовного суда Г. Сансона)
      - А почему вы просто не сбежали?
      - Куда? Инквизиция опутала все окрест. Ее владения простирались практически на всю Европу. А система контроля и слежения была безукоризненной, как наивысшее достижение инквизиции!
      Жить с моими знаниями становилось все тяжелей, все больше давило изведанное и манило неизвестное, все большего хотелось узнать. А возможностей не было. Да и времени, как оказалось, тоже. Наступал информационный голод, весьма мучительный для человека, для которого азарт познания и постоянное чувство риска стали своеобразным наркотиком.
      Уйти я решил с размахом. И причем, заранее. Не дожидаясь ареста. Собрал молодых людей, которых едва знал, потаскушек разных (в их обществе гораздо приятней прощаться с жизнью, чем среди порядочных матрон). Несколько дней прошло в безудержном веселье. И только напившись до изумления, решился выпить яд. Чего я боялся - совершенно не выносил - боли. Но я не ошибся в выборе снадобья - крайняя степень расслабления, красочный сон и...
      И вот он я - каков был много лет назад. Ушел я, как позже выяснилось, вовремя. Состряпали-таки на меня донос. Уже готовили обвинение. Да я опередил. Правда, ученика подвел - его взяли под стражу, долго и жестоко пытали и приговорили к смерти медленной и страшной. Привести приговор не успели обманул он их всех, не позволил надругаться над своим телом и душой. Но об этом после.
      Вскоре я обнаружил, что в торжественном самовольном уходе в Этот Свет есть свои минусы. И когда понял, что Библия не врет и я на самом деле вынужден вечно болтаться между небом и землей, что даже Ад меня не примет, тошно мне стало. Смотреть, как живут люди и радуются жизни, едят, пьют, плоть ублажают в свое удовольствие, - старик вздохнул. - И при жизни я не чурался удовольствий. А, угостившись ядом, глядел на живых, и помнил еще, как это - быть человеком, и страшно завидовал - самому-то не удалось путем ублажить плоть, все идеями маялся. Так, урывал кусочками минуты блаженства, редко - часы. Это теперь я знаю, что стоило бы перетерпеть хотя бы сотню-другую лет, и все забылось бы. И летал бы потом беззаботно прозрачной тенью. Не знал бы ни горя, ни радости. Но тогда я об этих нюансах понятия не имел. И обидно было - страшно. Что же это и после смерти покоя нет! Тогда я задумался: ведь не один же я летаю над грешной землей. Наверняка есть другие бедолаги, товарищи по несчастью. И поставил себе целью найти собратьев и попытаться облегчить положение и себе, и им.
      И сочинил я тогда песню-призыв. Кстати, как тебе гармония, как нить мелодии? По моему - гениально. Опять же, людям неслышно, а тени летели на зов. Одиночки, измученные, как и я. Были среди них и старые тени, уже привыкшие к своему существованию. Они равнодушно выслушали меня и убрались восвояси.
      "В 1480 г. король Фердинанд Кастильский учредил Новую инквизицию во главе с доминиканцем Томасом Торквемадой. Она стала орудием абсолютизма в борьбе против всех инакомыслящих. В Мадриде, например, с 1481 по 1808 г. взошли на костер 31 912 человек и почти 300 000 понесли тяжелые наказания".
      Но осталось много жаждущих вернуть себе плоть. Образовали мы что-то вроде общины. Большей частью тени молодых, но были и зрелые, умершие в самом расцвете сил. Среди таких и приметил я одного - гордого, самолюбивого, но неглупого. Понаблюдал я за ним некоторое время и вызвал на разговор. Беседовали мы долго.