Инстинктивно я встряхнул рукой, из которой вылетел плавящийся фильтр, давно уже истлевшей сигареты. И с шипением ,завершил своё существование, в чашке остывающего кофе. Серый пепел, развалившимися кусочками, лежал на полированной чёрной поверхности стола. Выглядел, я, наверное, очень нелепо. Уставившись, на расплескавшиеся по блюдцу и чашке, кофейные капли, я наблюдал, как расползаются по накрахмаленной белой салфетке, коричневые влажные кляксы.
      Из состояния оцепенения меня вывел голос, раздавшийся возле моей головы:
      - Вы Антон Ветров?
      Я поднял взгляд. Передо мной стоял молодой официант. Тот, который совсем недавно, веселил возле стойки бара девушек официанток. В руках у него был расписной жёстовский поднос, на котором лежал белый конверт.
      - Да, Антон Ветров, это я. А, в чём собственно дело?...
      - Да, не в чём... Просто вам просили передать, - улыбаясь, вымолвил молодой человек и протянул мне конверт.
      На конверте красивым почерком, вензельными буквами, чернилами было написано: " Ветрову Антону Павловичу". И чуть ниже приписка: "лично в руки".
      Я совсем растерялся. У меня и в мыслях не укладывалось, от кого могло исходить это послание. Да, и кто вообще мог знать, что я буду находиться здесь, именно в этом месте. Я никогда не был завсегдатаем таких заведений. И заходил в них только по мере необходимости. Наверное, это просто, чей-то розыгрыш. Кто-то увидел меня здесь сидящим, вот и решил подшутить.
      - А кто предал? - справился я у официанта.
      - Да, пацанёнок какой-то. Подбежал, тыкнул на вас пальцем. Сказал, мол, очень срочно и убежал, - пояснил официант, продолжая стоять, видимо ожидая моей дальнейшей реакции.
      Плен
      Попав к русским, пленные ожидали суровых испытаний, а многие даже мучительных пыток и смерти. Но на самом деле, всё оказалось не так уж и страшно. Хотя жестокие законы военного времени не отличались особым участием к их судьбам, военнопленных согнали в разрушенные здания, где несколько дней они находились под оцеплением конвоя. На морозе, почти под открытым небом и без пищи, люди грудились возле костров и уцелевших после бомбежки небольших печек, которые русские называли буржуйками. Весьма странное название, если судить по тому, что - буржуа, как класс, подразумевает людей относительно состоятельных. Защищаясь от холода, пленные использовали в качестве дополнительной одежды, любые подручные средства. В ход шли одеяла, портьеры, пледы, ветошь. Не гнушались даже предметами из дамского гардероба. А один унтер офицер обмотал себя подушками и напоминал своим видом покрывшееся инеем огородное пугало, на заброшенном, зимнем поле. Но всё это не спасало от трескучих зимних морозов. Измождённые и обессиленные люди умирали как мухи, замерзая во сне, или от истощения и ранений.
      Через несколько дней, часть военнопленных оставили в городе, для восстановительных работ, а остальных согнали к железнодорожному вокзалу. Точнее к тому, что от него осталось. Замёрзшими до полусмерти людьми, забивали до отказа вагоны теплушки, необорудованные для пассажирских перевозок. Пол в них, был застелен смёрзшейся жёлтой соломой.
      В пути состав делал кратковременные остановки. Тогда военнопленным разрешалось справить нужду и сделать необходимые запасы дровами. Дров отпускалось по четыре полена в одни руки. Этого было недостаточно для того, чтобы отопить оледеневший вагон, но давало возможность по очереди, с небольшими интервалами времени, греться возле небольшой буржуйки. На остановках так же выдавали питание. Едой это было назвать нельзя, но даже эти порционные кусочки мороженой рыбы, для них были средством, дающим надежду, хоть немного ещё побороться за свою жизнь.
      В каждом вагоне назначался ответственный, тот, кто следил за тем, чтобы не дать людям умереть во сне от окоченения. Через небольшие промежутки времени, он давал команду, всем перевернуться на другой бок и приводил в чувство тех, кто его не уже слышал, если ещё оставался жив. Обмороженные трупы сгружали здесь же, на этих станциях, укладывая их как дрова на подводы. Что с ними происходило в дальнейшем, никто не знал. Но рассчитывать на то, что их предавали захоронению, не приходилось.
      Потом их путь по железной дороге был закончен. Состав сделал остановку посреди занесённого, глубокими сугробами, непролазного бурелома. Вдали виднелись верхушки сосен покрытые снежными шапками, играющие на солнце переливами искристого инея. Воздух был морозный и чистый. Словно скальпель хирурга, разрезал он пылающие лёгкие, вылетая обратно клубящимся паром. Нос и щёки, щипало и кололо так, что из глаз непроизвольно бежали слезы. Слёзы не успевали скатиться по щеке, как тут же замерзали в ледышки на жёсткой щетине. Вот он дремучий лес - берлога "русских медведей". Для немцев стало дико и не понятно, зачем они так отчаянно бились за эту землю. Ведь жить здесь в этих условиях, равноценно самоубийству. Только русский Иван, со своей бесшабашной терпимостью и звериной приспособляемостью, мог здесь жить и считать себя человеком.
      Пленных заставили выходить из вагонов. Выходить не хотелось. Потому что каждый понимал, что здесь в дремучем лесу, где по близости не видно ни станции, ни вообще намёка на какую-нибудь цивилизацию, ожидать их могла только она... Смерть...
      Но разум, пытался найти хоть какую-нибудь зацепку, дающую новую надежду. Ведь не может же так быть... Если бы их хотели уничтожить, то зачем было вести их в такую даль?... И разум победил страх...
      Люди высыпали из теплушек, валясь в глубокие, по пояс сугробы. С остервенением и жаждой, они стали глотать снег. Их не выпускали уже двое суток, а остатки воды им так и не удалось пополнить на предыдущей стоянке. Колодец так занесло в метель, что его не смогли откопать. А вооружённые угрюмые конвойные, не позволили набрать даже снега, спуская собак, на любого, кто пытался выйти из строя.
      Эту неразбериху и хаос, враз, оборвали автоматные очереди конвоя. Порядок навели достаточно быстро. Военнопленных пересчитали и выстроили в колонну по два. Шире не представлялось возможным, так как вся эта измученная и обессиленная процессия, растянувшейся вереницей, зазмеилась к пункту назначения по русскому бездорожью. Следуя по глубоким сугробам и непролазным, занесённым дорогам, немцы благодарили Бога, за то, что им не довелось участвовать в боевых действиях, именно здесь. А ведь это была только местность Средней Волги, что являлось ещё далеко не всей Россией.
      За опушкой леса показались строения. Значит жизнь. Значит и в правду есть надежда...
      Строениями оказались деревянные срубы, с треугольными крышами. Кое-где, срубы были обшиты рейкой или доской. А, в общем, типичные русские избы. Где добротные, где неказистые. Но, такое убогое хозяйство, с обнесёнными скромными заборчиками, не совсем радовало хозяйский глаз, тех, кто до войны трудился на фермерских угодьях.
      Пленных погнали дальше. В нескольких километрах от посёлка Чистое, их и расквартировали. В длинных строениях барачного типа, стоящих на территории, обнесенной оградой из колючей проволоки, по периметру лагеря, стояли наблюдательные вышки, на которых, закутанные в тулупы охранники, наблюдали за вновь прибывшими заключёнными.
      С этого момента, началась их нелёгкая трудовая жизнь. Не смотря на все её тяготы, люди с пониманием относились к своей судьбе. Война для них уже кончилась. И жизнь стала обретать хоть какой-то, но всё-таки, смысл. По весне сошёл снег, и начались работы, связанные с торфоразработками. Голодные времена прошли. Кормить стали хоть и однообразно, но терпимо, для того, чтобы поддерживать своё существование. Иногда удавалось выменять хлебный паёк, на молоко, сметану или творог, у населения. Со временем, местные жители, сменили своё первоначальное чувство ненависти, на терпимость. Многие проявляли сочувственное сострадание к военнопленным.
      Для ведения контроля по торфоразработкам, и распределению задач, был назначен гражданский инженер. Звали его Фёдор Прохорович Солдатов. На фронт его не забрали, так как, он являлся достаточно опытным и ценным специалистом, для поддержания жизни в тылу, в эти тяжёлые годы войны. Жил он с супругой Марией Макаровной и со своей многодетной семьёй, неподалёку отсюда, в деревне Самсыгино.
      В обязанности инженера, так же входило и распределением немцев на рабочие участки, и соответствующий контроль. К пленным он относился достойно, с пониманием. Никогда их не унижал и не грозил наказаниями. За что, снискал у них большое уважение и добросовестное отношение к его указаниям и поручениям. Благодарные пленные, между собой называли его "Гут Зольдат", в созвучии с его фамилией.
      Скучая по оставшимся на далёкой родине семьям и детям, пленные немцы, изливали свои, переполнявшие их отцовские чувства на детишек окрестных семей. Балуя их, то куском, очень редкого в эти времена, сахара или собственноручно, смастерёнными забавными игрушками.
      Так пролетели два года. 9-го Мая 1945 было торжественно объявлено, об окончательной победе Советской Армии над Фашистской Германией. Народ ликовал. Истосковавшиеся по своим родным и близким, люди, ожидали скорейшего возвращения на Родину, своих отцов, мужей и детей. Для военнопленных это были тоже хорошие новости. На протяжении этих двух долгих лет изоляции, они были лишены даже самой ничтожной возможности, получить, хотя бы маленькую весточку из родного дома.
      Приговор
      Дальше события развивались с бешеной скоростью, по стремительно, закручивающейся спирали. В директорской, не заставив себя долго ждать, появился наряд милиции и брызжущий слюной папаша Дэна:
      - Сгниёшь в тюряге для малолеток. Кровавыми соплями захлёбываться будешь. Выродок...
      Лена, придя в сознание, оставалась в шоковом состоянии и утратила дар речи. А по сему и это, предприимчивые дяденьки в форме, подбадриваемые комментариями уважаемого чиновника, папочки "пострадавшего", списали на Илью. Охранник подтвердил, что в момент задержания, подозреваемый находился возле, лежавшей без сознания девочки.
      После чего Илью, прямо из лицея увезли в местное отделение, для оформления уголовного дела, по факту попытки к износилованию и злостного хулиганства, с причинением тяжких телесных повреждений. А уже от туда, в сизо.
      Лежащий в нейрохирургии Дэн, злорадно давал указания Вовану и Толяну о том, как вести себя на следствии и благодарил случай, о возможности избежать справедливого наказания, да и ещё так круто отомстить обидчику.
      Но на суде всё оказалось иначе. После утомительной беготни, убивающейся от горя мамы и дочери, Лена смогла говорить. Узнав о последствиях с Ильёй, она категорически настаивала на том, чтобы ей предоставили возможность дать показания в суде.
      Дело начало принимать новый оборот. Теперь уже свидетели и пострадавший, шли как обвиняемый и соучастники. А недавний обвиняемый, оказался главным свидетелем в этом деле. Но...
      Не то, чтобы справедливость не восторжествовала... Просто, не всё так просто в этом мире. Высокоуважаемый папаша Дэна, приложив все свои неимоверные усилия и используя все свои, высоко чиновничьи связи, ссылаясь на свой авторитет, смог таки отвернуть надвигающуюся на "милое чадо", длань правосудия. Подонкам, учитывая (трудно себе это представить) смягчающие обстоятельства, суд вынес приговор: по два года условно. А, с Ильи сняли обвинение за попытку к износилованию. Но... Беря во внимание нанесение особо тяжких повреждений, повлекших потерю здоровья "потерпевшего", так красочно расписанного присутствующим, адвокатом Дэна, суд вынес приговор: два года лишения свободы, с отбыванием в трудовой исправительной колонии для несовершеннолетних подростков.
      Колония встретила Илью недружелюбно, плотоядно скалясь злорадными улыбками, искореженных подростковых судеб. Здесь он начал познавать новые жизненные уроки, в науке о выживании в обществе, где законы диктуются неписанными правилами с позиции грубой силы. Его исключительное чутьё и не свойственная его возрасту рассудительность, позволили ему не попасть ни под чью сферу влияния. А хорошая реакция и владение искусством кулачного боя, оградили его от унижений и угрозы, стать жертвой слепого насилия.
      Оказаться на самом дне тюремного общества, в касте опущенных и неприкасаемых, для него, было бы хуже, чем умереть от ржавой заточки.
      Очень скоро у местной шпаны, он завоевал авторитет серьёзного противника, одиночки. К его мнению прислушивались и очень многие пацаны завидовали его независимости. Руководство колонии, видя, как к нему тянутся юные уголовники, неоднократно пыталось подобрать к нему особый подход, чтобы использовать его влияние в своих интересах. Но, всегда натыкалось на стену неприступности и недоверия. Илья знал цену казённой любви, вспоминая причину, приведшую его в эту обитель ребяческой скорби.
      Он ждал и терпел, вспоминая наставления своего учителя: "Никогда не пытайся изменить окружающий тебя мир, а изменяйся сам, чтобы быть с ним в гармонии".
      Одинцовы очень сильно переживали, вынесенное судом, несправедливое решение, по отношению к Илье. Надежда Александровна на месяц слегла после сердечного приступа. Сил едва хватало лишь для того, чтобы подняться с постели и добрести до ванной или до кухни. Егор Данилович держался как мог, успокаивая и подбадривая супругу. В считанные месяцы, они оба заметно постарели, вызывая сочувственные вздохи у коллег, соседей и общих знакомых. Только любимая наука и работа, отвлекала их, насколько это было возможно от разъедающих сердце переживаний, за судьбу так полюбившегося им сына. Илья привнёс в этот дом смысл жизни и был подтверждением их семейного счастья.
      Из регулярных, ожидаемых с нетерпением писем из дома, Илья узнал, что мама Лены, забрала свою дочь из лицея, и они уехали из Москвы в неизвестном направлении. Напоследок, отчаянная женщина - прожженный фоторепортёр, оставила за собой стойкий шлейф, разгорающегося очень шумного скандала, распираемого от взрывоопасных сенсаций. Она предоставила в ряд издательств серьёзный фоторепортаж о том, как при самом активном участии одного очень влиятельного, высокопоставленного чиновника, тратятся, кровью и потом доставшиеся, деньги, утопающих в нищете избирателей.
      Это была БОМБА! Были тут и ночные клубы, и сауны с девушками. Строительство особняка в экологически чистой, элитной зоне Подмосковья. Были и походы благоверной супруги по салонам, бутикам и дорогим ресторанам. Её загородные поездки для встречи с любовниками. Пламенные братания с авторитетами криминальных структур. Одним словом столько ...
      Конечно, многие серьёзные издания публиковать такой материал не рискнули. Уж очень большой и опасной, должна была быть, взрывная волна, которая не обещала ничего хорошего, для издателя, решившегося на такой шаг. Да, и для жизни спокойнее.... Но, были и те, кто рискнул, в надежде на увеличение кредита доверия и благодарности со стороны постоянных читателей.
      Скандал был грандиозным. Но, о последствиях его, Илья так ничего и не узнал. Потому что вскоре, после полученного письма, он получил извещение. Извещение о том, что семья Одинцовых, собираясь по приглашению в Прагу, на симпозиум по славянской культуре, где они должны были выступить с докладом, трагически погибла. Автомобиль такси, вёзший родителей в аэропорт, попал под встречный КАМАЗ. В результате лобового столкновения, от автомобиля и находящихся в нём пассажиров, практически ничего не осталось. Груда искореженного металлолома, вперемежку с кровавым месивом. К извещению прилагалась газета с некрологом и выражением соболезнований от коллег из учёного мира.
      Для Ильи это было последней каплей. Убитый горем, он осознавал, что теперь он остался совершенно один на этом свете. Будущее терялось и расплывалось, мутной зыбью в тумане бесперспективности. Он понимал, что теперь, став никому ненужным, должен рассчитывать только на себя самого, оставаясь один на один с этим, так недружелюбно встретившим его миром.
      По отбытию срока заключения, возвращаться ему было некуда. Родственников у Одинцовых не было. Соседи и знакомые побоялись взять под свою опеку, юного "уголовника". Огромную сталинскую квартиру, со всем нажитым имуществом и научными уникальными материалами, прибрали к рукам предприимчивые и обезличенные представители породившего их общества. Защищать права беззащитного подростка оказалось некому. Да, особенно то, никто и не настаивал. Посему, Илью определили в школу интернат для трудных подростков, до наступления возраста совершеннолетия.
      Карта, кот и чёрт-те что...
      Я распечатал конверт. В нем ничего не было за исключением какой-то карточки. Я достал её. Это была карта. Только несколько крупнее обычных игральных карт, с графическим узором на рубашке, с обратной стороны. На карте был изображён молодой человек в костюме менестреля средних веков, следующий куда-то уверенной походкой. Только почему-то впереди него была пропасть. Что за ерунда. Уверенно идти в пропасть...
      Судя по беззаботному выражению лица и взгляду, беспечно устремлённому куда-то вверх, изображённого на карте человека это нисколько не беспокоило. Через плечо, на посохе он нес небольшую суму, в которой хранился, по всей видимости, весь его нехитрый скарб. В вытянутой левой руке у него красовалась белая роза.
      На фоне жёлтого неба, в спину человеку сияло странное белое солнце. А у ног незадачливого путника семенила веселенькая беленькая собачонка.
      Под изображением, на карте было написано "The Fool", что в переводе на русский язык, означает "Глупец". На обратной стороне карты, на рубашке, теми же вензельными буквами, что и на конверте, располагалась надпись: "Расклад сделан - время пошло".
      - Ничего не понимаю. Чертовщина какая-то, - вырвалось из меня.
      - Что-то не так? - с удивлением во взгляде, спросил официант.
      Я недоумевающе посмотрел на него. Шокированный всем происходящим, я совсем забыл о его существовании. Уставившись на него и стараясь скрыть своё раздражение, по поводу дурной привычки - совать свой нос в чужие дела, я произнёс:
      - Счёт, пожалуйста.
      - Одну минуту, - ответил паренёк и засеменил к стойке.
      Я сидел в полной прострации. Что за дурацкие игры пытается кто-то со мной затевать? Мой взгляд ещё раз устремился на изображение на карте. И тут я почувствовал лёгкое покалывание. Сначала, оно появилось в кончиках пальцев, держащих карту, а после, маленькими, электрическими разрядами, стало расползаться по всему телу.
      Сознание моё стало затуманиваться. Легкая зелёная дымка, пестрящая золотыми искорками, расплылась перед глазами. И из неё, стал вырисовываться силуэт карточного глупца. Только он выглядел не нарисованным на плоскости, а вполне реальным. Живым, и идущим размеренным шагом, на встречу ожидающей его пропасти. Лёгкий ветерок развевал его кудри и длинное, по всей видимости, фазанье перо его маленькой шляпы. Возле ног суетилась весёлая собачонка, периодически подпрыгивая высоко вверх, и радостно тявкала. За спиной вздымались снежные вершины, сверкая ослепительным светом, на фоне фантастически жёлтого неба. Я присмотрелся внимательнее, в лицо этого чудаковатого путника... Изумлению моему, не было предела. Это было моё собственное лицо. Причём, у меня была твёрдая уверенность, что это не просто случайное сходство. А данный субъект, не кто иной, как именно я. И при этом, одновременно в двух местах сразу. И здесь и там.
      Это было удивительно... Что самое странное, меня это нисколько не пугало и не удивляло. Создавалось такое впечатление, что ничего необычного здесь нет, а всё именно так и должно быть. Путник уже приблизился к самому краю пропасти. И уже сделал шаг вперёд...
      - Ваш счёт, - вырвал меня, из одной реальности в другую, голос улыбчивой официантки Ани.
      Я встряхнул головой, пытаясь сориентироваться в ситуации, как боксёр после нокдауна. Взял счёт... Автоматически посмотрел на столбик цифр и итоговую сумму внизу 143 рубля.
      Достал из бумажника две сотенных купюры. Вложил в книжечку со счётом и протянул официантке.
      - Здесь с чаевыми, - сказал я, изображая на лице подобие улыбки, неловко косясь на заляпанный кофейными пятнами и пепельными кусочками стол.
      Девушка улыбнулась, как будто подобное свинство, является неотъемлемой привилегией приходящих к ним посетителей. Она кивнула, с чувством понимания во взгляде и ушла, по направлению к стойке, в который раз грациозно демонстрируя свои достоинства посетителям заведения.
      Несколько придя в себя, я посмотрел на столик, где сидели студентки. Он оказался пустым. На нём ещё стояли, пустые стаканы из-под Кока Колы, кофейные чашки и блюдца из-под пирожных, которые аккуратно складывал на поднос молодой официант. Это всё, говорило о том, что сидевшие там посетители, совсем недавно ушли.
      На душе стало спокойно и от чего-то грустно. С одной стороны я был рад, потому как не знаю, какой ещё фокус мог бы выкинуть в свете последних событий. С другой стороны, я понимал, что ту брешь в своём сердце, которую оставил проницательный взгляд прекрасной незнакомки, уже вряд ли смогу заполнить кем-то другим. Тупой, ноющей болью буду я вспоминать это чувство и корить себя за то, что не предпринял никаких шагов со своей стороны, для того чтобы познакомиться.
      Хотя всё, что ни делается - к лучшему. Я пытался себя успокоить. Время лечит любые раны. Что ж, опробуем это утверждение на практике.
      Я снова уставился на лежащий передо мной конверт со странной картой. Что мне с ней делать? Сохранить?... Значит, взять на себя ответственность, за непременно последующие, за этим странным письмом события. Это значило бы, что придётся, полностью изменить свои жизненные принципы и убеждения. А то, что это повлечёт за собой нечто определённое и вполне невероятное, не вызывало у меня никаких сомнений. Или может быть сжечь?... Чтобы не оставлять никаких следов, и развеять всю неопределённость сложившейся ситуации. Сжечь и забыть. Вернуться в привычное русло обычной жизни. Жить как все люди и ...
      Нет. Определённо нет. Представляю, как я буду выглядеть в глазах окружающих. В лучшем случае как сумасшедший. Или и того хуже, как помешавшийся на оккультизме мистик, проводящий какой-то тайный обряд, через сжигание магических артефактов в общественном месте. Вон уже косятся и о чем-то перешёптываются между собой официанты.
      Всё. Хватит. Пора с этим кончать. Возьму и выброшу. Где-то тут возле входа у них стояла урна, для мусора и окурков. Чёрный такой цилиндр, с надписью "Marlboro".
      Пока я крутил головой, по сторонам, на глаза мне попался чёрный пушистый котяра. Он лениво подошёл ко мне. Потерся холкой о соседний стул, и уселся возле моего столика. Я сразу же узнал наглеца. Это был мой давешний знакомый - охотник за визитными карточками. Выглядел он конечно потрясающе. Сразу невооружённым взглядом было видно, что это не какой-нибудь вам дворовой прохвост, охотник на голубей, ловелас и король помоек. А, очень даже вполне ухоженный, не обделённый вниманием и любовью хозяев, кот. Вполне вероятно, что этот наглец, был обладателем такой родословной, с перечислением титулованных предков, и благородных кровей, что умей он говорить по человечески, то даже не удосужил бы меня, своим августейшим вниманием. Это было видно из его манеры держаться на публике. Он сидел, гордо подняв свою крупную морду, поглядывая на меня полу прикрытыми томными глазами. Во взгляде его проскальзывало ощущение внутреннего превосходства и снисходительности. Его глаза, выразительные и яркие, контрастно отличались по своим цветам. Один из них был темно фиолетовым, другой изумрудно-зелёным. Ещё, у него были маленькие рожки. Почти незаметно проступающие на лбу, сквозь пушистый мех. Они выглядели как чёрные полукруглые шишечки. На гордо вздымающейся груди красовался платиновый крест с петлёй, инкрустированный бриллиантами. Такие кресты очень часто встречаются на изображениях египетских фресок и имеют название - анх. Украшение покоилось, на искусно сплетённой из такого же металла цепи, переливаясь и играя солнечными бликами.
      - Не стоит, - промурлыкал он.
      - Что не стоит? - опешил я, вытаращившись на него.
      Это было сверх моего понимания. Или я действительно переутомился и перегрелся сегодня. Ну, плюс ещё коньяк... Следствием чего и явились эти галлюцинации. Или...
      - Сжигать и выбрасывать не стоит. Вы прекрасно понимаете, о чём я говорю, - ответил кот.
      - Вы, наверное, галлюцинация. Плод моего больного воображения. Или первые признаки белой горячки, - успокаивающе, скорее самого себя, пролепетал я, растягивая пересохшие губы в идиотскую улыбку.
      - Сами вы галлюцинация и отсутствие соображения. Зацикленный на своих повседневных делах трудоголик, - невозмутимо промурлыкал кот, обречённо махнув на меня своей толстой лапой. - За жизнью следить надо. Книжки умные читать, передачи нужные смотреть по TV. А, не этот суррогат от массовой культуры, вроде ваших "Окон", "Полей чудес"... и прочих приглашений в Страну Дураков. То, что мы есть, уже давно объяснено с научной точки зрения. Стыдно, молодой человек.
      - А!... - успокоился я. - Я кажется, понял. Вы продукт генной инженерии. Клон... Ну, там... овечка Долли, лягушка-помидор, дети из пробирки...
      - Фу... - сморщившись, топорща усы, замахал на меня своими лапами кот, - Какая мерзость. Скажете тоже... Клон - далдон, овечка-свечка и собачка-самовар. Совсем страх потеряли... Лезут своими свиными рылами, да в калашный ряд. Вносят изъяны в промысел Создателя. Отсюда и беды ваши... и расплата за святотатство. Я, о, другом... Мы представители Тёмных сил.
      - Каких таких сил? - уже не скрывая своего любопытства, спросил я. Союз Правых Сил знаю, а вот про Тёмные, что-то.... Не припомню.
      - Вам, что в детстве сказок не читали? Или вам, от своей перенасыщенной работой, жизни, вообще память отшибло? А с виду..., вроде бы даже вполне нормальный человек. Я бы даже сказал интеллигент... Только вот очков не хватает, - с хитрым прищуром, промурчал котяра, переплетая лапы на своей груди.
      - Почему же...сказки-то... читали. В детстве, очень даже любил. Добро, противоборствует злу. И, как правило, его триумфально искореняет. Гарантированно обеспечивает радостный "Хеппи Енд", - начал язвить я, уже иронизируя. - Так, что если я вас правильно понимаю. Вы из этих... из... злых? Так что ли?...
      - Да-а-а... Как всё запущено... - ответил он. - Могу вас заверить, что если проследить нить хода, нашей с вами беседы, то можно сделать вывод: что один из нас дурак. Из всего этого, я могу сделать одно заключение. Уж поверьте моему опыту, этот дурак, абсолютно и точно, не я.
      - Вы начинаете хамить, - прервал я, нахально зарывающегося кота.
      - Отнюдь... Этому яркое подтверждение, карта, которую вы получили в конверте. И смею вас предостеречь. Если вы не сохраните её и не отнесётесь к последующим событиям с должным вниманием, то вы рискуете нажить себе и окружающим, такие неприятности, что даже кое-кому, это может стоить жизни.
      Глаза кота расширились, а зрачки сверкнули таким адским блеском, что у меня пробежал по спине табун неприятных мурашек, оставляя очень некомфортное впечатление.
      - Вы что, пытаетесь меня запугать? - откровенно возмутился я.
      - Ну что вы?... Пугать..., вас? Как можно?... Вы же сами себя уже напугали, - мурлыкнул себе в усы, с довольным видом, мой собеседник. Тут он приставил лапу к своему рту. И как заговорщик... в нос... доверительным тоном, прошептал - Я просто хочу вас предостеречь. Так как, одну возможность вы сегодня уже упустили, то впредь, советую не совершать таких опрометчивых поступков. Хотя, что вам объяснять... Вы всё равно, поступите по-своему. На то вы и Глупец.
      Кот обречённо вздохнул и махнул лапой в мою сторону.
      - Вы не могли бы мне пояснить, что всё это значит? И вообще, что здесь происходит? - уже не скрывая волнения, попросил я.
      - Всему своё время. Скоро вы всё узнаете и сами всё поймёте. Могу только сказать, что вы попали в незавидную историю. На вас, произвели расклад. И его действия, уже отразились на вашей судьбе. Буду, откровенен с вами как врач перед умирающим больным. Последствия могут быть самыми неутешительными. Но вы можете изменить ход событий. Особенно, если будете внимательны, и будете прислушиваться к дельным советам, а так же, быть благоразумным, чтобы не игнорировать их.
      Кот, покосился на свой крест - ansata, висевший на его груди. Поднёс его к свое морде. Смерил деловым, с прищуром взглядом. Потом сосредоточенно подышал на него. Потер второй лапой. Поднёс к глазам. И удовлетворённый сверкающим блеском, снова обратился ко мне:
      - Смею вас заверить, что быть в данном раскладе Глупцом, это не оскорбление, а привилегия! Отнеситесь к этому с должным вниманием и благосклонностью, как к подарку Судьбы. На этом, не смею вас больше задерживать, и буду с вашего позволения откланиваться. Честь имею.
      - Так, что же всё-таки я должен делать?- успел я воскликнуть, собиравшемуся уходить коту.
      - ЧИТАЙТЕ ЗНАКИ! - заговорщицки улыбаясь, подмигнул мне кот и растворился в клубах чёрно-зелёного, едкого дыма.
      Дым стремительно расползался по всему кафе, окутывая своими зловонными объятьями столики, посетителей, стойку бара и недоумевающих официантов. Подобную картину я наблюдал в армии, на учениях, когда для имитации боевых действий применялись дымовые шашки. Только дым от них был рыже-коричневый, а не чёрно-зелёный, как здесь. К счастью, продолжалось это недолго. Дым, как неожиданно появился, так и стремительно растаял в полуденном зное. В напоминании о себе, он оставил на смерть перепуганных людей, перемазанных копотью, цветом в тон испарившихся клубов сажи.
      Я ошалело оглянулся вокруг. Официанты и публика, в оцепенении, с затаённым дыханием смотрели на меня. Они, явно были ошарашены не меньше моего, и не знали, как им относится к тому событию, в котором им была отведена роль, быть невольными свидетелями.
      У меня появилось предчувствие чего-то очень нехорошего. Я попытался вытереть носовым платком, своё перепачканное лицо. Осознав всю тщетность этой затеи, и комичность данной ситуации. Не спеша, положил конверт с картой в свой неразлучный кейс. Встал из-за столика... Залпом проглотил, оставшийся в бокале коньяк, не чувствуя былого удовольствия. Я, чуть не брызнул им обратно, увидев, глазеющие на меня, такие же закопчённые и перекошенные лица. Закусил, лежащим одиноко на блюдце ломтиком лимона и как можно уверенней не спеша, направился к выходу. Прилагая огромные усилия, я, как мог, удерживал бьющий стремительным напором, из меня, гомерический хохот. Скорее, скорее уносить отсюда ноги... Пока не началось...