Мне нравится это: "словно поплывем вверх по реке…" Надо бы запомнить, чтобы записать.
      Тем временем мой утративший память гость млеет от радости.
      - Ах, мосье! Я вдруг почувствовал себя не таким уж потерянным, не таким беззащитным! Этот свет, который неудержимо притягивал меня… ваш свет… я не обманулся!… Мне кажется, утративших память, как и слепых, направляет какое-то шестое чувство.
      Это тоже надо не забыть. Вообще, начиная с определенного момента, надо бы все записывать. Черт побери! Я чувствую себя в отличной форме! Скоро уложу его спать и сяду за работу. Мне знакомо это состояние, знаю, теперь буду трудиться до зари.
      Растворяю аспирин и гарденал в воде, добавляю немного сахара и протягиваю стакан гостю.
      - Выпейте! Это успокоит боль и поможет уснуть.
      Он, морщась, пьет.
      - Спать! - говорит он. - Я только и делаю, что сплю! То есть, у меня чувство, будто я сплю, будто все это кошмарный сон.
      Он допивает лекарство, и я забираю у него стакан.
      - Поспать, конечно, было бы неплохо, но где? - спрашивает он.
      - Да здесь. Зачем усложнять?
      Ну все, готово! Я нажал кнопку. Ту, что приводит в действие пружины Приключения. Я поставил на карту судьбу этого человека и, быть может, свою судьбу. И последствия моего поступка необратимы. Мы не можем вернуться назад, ни он, ни я.
      Я мог не произносить эту фразу, не пригласить его, и все было бы по-другому. Ощущение, будто я воплощаю замысел своего романа в жизнь, достигает высшей точки. Ибо так же, как в литературном произведении, я волен решать, как поступит мой персонаж. Но, когда решение принято, вся книга, включая слово "конец", подчинена ему.
      Я медленно подхожу к двери, ведущей в комнату для гостей, и приоткрываю ее.
      - Тут есть кровать, есть туалетная комната, - говорю я. - Вам будет удобно.
      Незнакомец послушен. Я с самого начала знаю - его надо лишь слегка подтолкнуть. Он в таком жалком состоянии, что не может оказать серьезного сопротивления чьей-то твердой воле.
      - Я бы должен был отказаться, - говорит он, - но у меня не хватает духу. Я так устал. И потом, скажу вам, от одной только мысли снова очутиться на улице в этой темноте, в этом тумане… Мне кажется, я не дожил бы до утра…
      - Вот видите, я прав! Отдохнете как следует ночь и завтра, быть может, во всем разберетесь. Взгляните на вашу комнату.
      Моя рука по-прежнему на ручке двери; вижу, он послушно встает. Я упиваюсь властью, которую приобрел над его действиями.
      Когда он уже в метре от меня, в голову приходит одна мысль.
      - Погодите! - говорю. - Думаю, мы можем сейчас же узнать, откуда вы прибыли.
      Он удивлен.
      - Ведь не мог ваш пароход прийти ниоткуда?
      - Вы полагаете? - он скрипуче хихикает. - Мне кажется, я сошел на берег с корабля-призрака.
      - Ну, в привидения я не верю!
      Устремляюсь к письменному столу.
      Снимаю трубку, набираю номер. Как это я раньше не подумал. Слышу гудок, характерный щелчок, чей-то голос.
      - Алло? Управление порта?
      - Да, мосье, - отвечают мне сердито.
      - Я хотел бы получить у вас справку. Примерно полчаса назад в порт пришел пароход, что это за судно и откуда?
      - "Корнуэй" из Ньюхавена, мосье.
      Я благодарю и вешаю трубку.
      - Вы прибыли из Ньюхавена! - торжествующе сообщаю я незнакомцу.
      - Ньюхавен? А где это?
      Черт возьми! Его в самом деле надо всему учить. Говорю, что Ньюхавен - английский порт в Сассексе, на берегу Ла-Манша, и что существует регулярная линия Ньюхавен - Дьепп.
      - Итак, мосье, вы приехали из Англии. Это начало - завеса над вашим прошлым чуть-чуть приподнялась.
      Похоже, ж озадачен.
      - Из Англии? Но не думаете же вы, что я англичанин?
      - Нет, - смеюсь я. - У вас нет ни малейшего акцента. И рыжих усов. К тому же у вас не слишком цветущий вид. Англичане всегда производят впечатление людей, спустившихся с высоты двух тысяч метров над уровнем моря. Неизменная трубка, которую они курят с победоносным видом, и цвет лица, как у вождя краснокожих!… Нет, все говорит за то, что вы франц. И еще…
      Улыбаясь, подхожу к нему и провожу рукой по лацкану пиджака.
      - Эта пустая петлица…
      - А французы носят что-нибудь в петлице? - простодушно интересуется он.
      - О! Массу вещей! Орденские ленты, знаки отличия, гвоздики…
      Тут я опускаю взгляд и замечаю у него на пальце обручальное кольцо. Оно сверкает, внезапно бросаясь в глаза.
      - Да вы женаты! Вот и еще одна указующая нить!
      Правой рукой он хватается за левую, на которой кольцо, и рассматривает его сияющими глазами.
      - Ну да, в самом деле! Я женат! Но это очень заметная деталь!
      Он приходит в страшное возбуждение.
      - Раз я женат, жену встревожит мое исчезновение. Она будет меня разыскивать! Меня найдут!
      Придется все-таки остудить его пыл.
      - Это справедливо в том случае, если у вас все еще есть жена.
      Он тут же мрачнеет. Потрясающе - могу вылить на него ушат холодной воды. Когда мне заблагорассудится!
      - Да, действительно, - говорит он, - ведь я могу быть и вдовцом.
      - Или просто не живете с женой. Или разведен. Знаете, вариантов того, как могут сложиться отношения между мужчиной и женщиной, великое множество…
      По правде говоря, это обручальное кольцо мне не нравится. Я вовсе не хочу, чтобы в затеянную мной увлекательнейшую игру вмешалось третье лицо. Только я один должен держать в руках все нити. Однако, что бы я ни говорил, кольцо означает какую-то связь. Парень прав: возможно, где-нибудь в этот час мечется какая-то женщина в поисках своего исчезнувшего спутника жизни. Досадно! Очень досадно! Однако у меня здесь не проходной двор. Хватит и этого дикаря. Кстати, ему давно пора устраиваться на новом месте.
      Беру его за руку и подталкиваю к комнате. Чтобы в нее попасть, надо миновать маленькую прихожую; так что в те редкие моменты, когда в доме бывает людно, комната изолирована от постороннего шума. Обращаю внимание гостя на это преимущество.
      - Когда мне необходим настоящий отдых, я сплю здесь.
      Это неправда. Такого никогда не бывало. Я лгу ради собственного удовольствия. И еще потому, что мне кажется, будто, услышав от меня эту деталь, он проникнется большим доверием.
      - Вот увидите, здесь вы очень быстро восстановите силы, я уверен.
      У него вырывает восторженный возглас, когда он видит туалетную комнату и оборудованный там душ. В его глазах я читаю детскую радость. Откуда же он свалился, чтобы восторгаться таким образом?
      - Сейчас же помою руки, - говорит он в возбуждении, - они у меня жутко грязные.
      - На полочке умывальника вы найдете одеколон.
      Я покидаю его. Не мешает, чтобы он побыл немного один, почувствовал необходимость моего присутствия, подобно собаке, которая, едва удалившись от хозяина, ищет знакомый запах.
      Как только я возвращаюсь в гостиную, мой взгляд останавливается на его плаще. Смотрю на дверь - я нарочно оставил ее приоткрытой, чтобы слышать, если он войдет.
      Снова гляжу на плащ. Он меня завораживает. Этот порок появился у меня недавно - меня интересуют чужие вещи. Мне кажется, они что-то скрывают. А мне необходимо знать. Это превратилось в болезнь: я должен произвести обыск и достиг в этом деле ловкости карманника.
      Быстро запускаю руки в карманы плаща и вздрагиваю. Я чувствую под рукой холодный тяжелый предмет. Мне кажется, я угадал, какой. Вынимаю его. Да, моя догадка верна. Это револьвер. Оружие, которым, по-моему, пользуются полицейские, калибр 7,65, примерно так.
      Внезапно у меня в голове возникает ассоциация, я бросаюсь к письменному столу. Кладу револьвер на бювар рядом с фотографией Пюс. На столе справа лежит кипа газет. Нужную мне газету нахожу сразу же под "Фигаро литерер" - вечерний выпуск местной ежедневной газеты. Надо поторопиться: кидаю взгляд на первую страницу газеты. Нет, я не ошибся.
      У меня всего несколько секунд, чтобы разрядить револьвер. Я разбираюсь в оружии - изучал в те времена, когда создавал образ полицейского инспектора. Быстро проделываю операцию и кладу обойму в карман брюк. Наконец, в один прыжок снова оказываюсь у плаща и возвращаю револьвер на место.
      - Чудесно! - говорит он, принюхиваясь к запаху одеколона, исходящему от его вымытых рук. - Я уже чувствую себя другим человеком. Теперь можно ложиться, не буду вам мешать. Я только хотел еще раз поблагодарить.
      Он начинает мне действовать на нервы со своей чрезмерной вежливостью.
      Его лицо спокойно, он расслабился. Чего нельзя сказать обо мне - все мои мускулы напряжены, я делаю усилие, чтобы улыбнуться.
      - Знаете, я всегда ложусь очень поздно, - говорю ему, солгав в очередной раз. - Но, думаю, что вам сон необходим. Отдыхайте. И завтра спите допоздна.
      - Вы позволите пожать вам руку? - говорит он.
      Я смотрю на него с внезапно возникшим непреодолимым отвращением. Но какую же доверчивость выражает его взгляд!
      Определенно я должен научиться владеть собой. Покончить со своими колебаниями, которые внимательному глазу могут многое открыть.
      Мои движения излишне резки, когда я, выполняя его просьбу, протягиваю ему руку.
      - Спокойной ночи, мосье, - мило произносит он. Он уже почти у дверей, когда я окликаю его:
      - Вы забыли плащ.
      - Я забываю решительно все, - произносит он с жалкой улыбкой.
      Беру плащ с кресла и протягиваю ему.
      - Спасибо, - благодарит он.
      И в этот момент я приступаю к атаке. Видимо, мой взгляд не слишком любезен, ибо он приходит в смущение еще до того, как я произношу первое слово.
      - Я тут кое о чем подумал, - говорю я ему. - Как вам удалось пройти таможню?
      - Пройти таможню? - повторяет он удивленно.
      - Ну да, таможню в Дьеппе. Вы прибыли из Англии. В этом случае вам нужен паспорт или хотя бы удостоверение личности, чтоб пройти таможню. Вы сказали мне, что у вас с собой нет никаких документов.
      Внезапно он начинает с потерянным видом озираться по сторонам. Я жесток - и вот он снова беззащитен.
      - Да, да, вы правы, - лепечет он.
      - Я знаю, что прав, - говорю сухо. - Итак, как вы обошлись без документов?
      - Я же сказал вам, что ничего не помню, - в его голосе звучит испуг.
      - Да, правильно. Но что касается таможенников, они-то не утратили память! Они, разумеется, потребовали от вас удостоверение личности. А вы наверняка им его предъявили, раз уж находитесь здесь!
      - В самом деле, наверняка, - повторяет он растерянно.
      Смотрю ему прямо в глаза и не отступаю:
      - Итак, где же оно, это удостоверение личности?
      - У меня его нет! - он почти кричит. - Я же сказал вам, что мои карманы пусты.
      - В самом деле, пусты?
      - Если б у меня был с собой паспорт или удостоверение личности, я бы их все-таки обнаружил!
      Он принимается судорожно шарить по карманам.
      - У меня нет… у меня нет документов?
      - А в плаще вы посмотрели?
      Я пожираю его взглядом, подстерегая малейшее движение. Но он не дрогнул. Он выдерживает мой взгляд. Хотя не может не знать, что в кармане его плаща лежит револьвер.
      - Да, посмотрел, - следует ответ. - Ничего.
      Или он совершенно утратил память, или дьявольски хитер. Лучше не обострять ситуацию, замять разговор.
      - Есть только одно объяснение, - говорю я. - Вы потеряли документы по пути сюда.
      Он хватается за эту возможность, явно испытывая огромное облегчение.
      - Наверняка так. Мне было ужасно плохо. Вы видели, когда я пришел…
      Я дружески хлопаю его по плечу, советую больше не мучиться. Если паспорт был и если этот паспорт выпал из кармана, его найдут. И это было бы очень неплохо. Ведь в паспорте многое указано. Имя, возраст, адрес, профессия, национальность и даже дети. Все наше прошлое в нескольких словах. "Улисс" выслушивает мой краткий комментарий с непонятным выражением в глазах.
      - Да, все будет очень просто, когда его найдут, - шепчет он.
      Вдруг мне приходит в голову мысль дать ему имя Улисса. Ведь надо, в конце концов, как-то его окрестить. Не стану же я называть его "Господин X". Ему не на выборах выставляться.
      Почему Улисс? Так, в порыве вдохновения. Может, потому, что кажется, будто он возвратился из "долгого путешествия" [ Улисс - греческий герой, легендарный царь Итаки, супруг Пенелопы, долго блуждавший по свету и лишь спустя десять лет достигший родных берегов].
      Ну, я теперь знаю, что делать, и больше не отвлекаюсь. Отправляю Улисса в его комнату. Пока он мне не нужен. У меня слишком много дел.
      Оставшись один, вынимаю из кармана револьверную обойму и долго ее изучаю. На самом деле меня интересует не обойма. Я играю с ней, как играл бы со взрывчаткой. Еще никогда мой ум не работал так, уж не знаю, есть ли у меня талант, но начинаю верить в свою гениальность.
      В голове у меня зреет величественный и чудовищный замысел. Вот и готов мой роман - есть начало, середина и развязка. Абсолютно неожиданная развязка.
      Я сажусь за стол. Теперь мне действительно надо многое записать. В сложном механизме, изобретенном мной, играет роль малейшая деталь. Идут в счет даже запятые.
      В этот глубокий ночной час я - словно на гребне тьмы на полдороги от уходящего к рождающемуся дню; не царское ли место для разума, стремящегося к безраздельной власти?
      Вокруг меня все в точности так, как я описываю в романе: "Необъятный сон. Покинутый город".
      Бодрствую лишь я один, повелитель Дьеппа. В тишине безжизненного города складывается, наконец, моя сокровенная песнь, она - словно органная музыка, звуки которой заставляют трепетать мое сердце.
      Ощущение счастья пронизывает всего меня, вплоть до кончиков ногтей. Пюс была права, сказав, что я найду "свою месть". Она сверкает в моем сознании, как большой черный бриллиант.
      Я берусь за перо, и теперь оно легко и неутомимо скользит по бумаге.
      "Один человек, однако, бодрствовал здесь. Человек, с которым у него было свидание, хоть тот его и не слышал голос, будто приглушенный страхом: "Кто там?" Наконец, дверь открыли, и перед неизвестным появился тот, к кому он шел - дьеппский буржуа…"
      Вдруг я инстинктивно приподнимаю голову и в трех метрах от себя вижу Улисса. Он появился бесшумно, и мне эта его манера совершенно не нравится. А что бы произошло, не подними я головы?
      Но Улисс улыбается своей невинной улыбкой. Он уже успел снять пиджак и остался в рубашке.
      - Прошу прощения, - говорит он, делая шаг вперед.
      - Да, слушаю вас.
      - Знаете, я упустил из виду элементарнейшую вещь. Таковы люди, страдающие амнезией: они забывают обо всем, даже о хорошем воспитании. Видите, я не поинтересовался даже, женаты ли вы…
      Я чувствую себя, как человек, которому нанесли удар прямой в челюсть.
      - Ничего страшного, - произношу равнодушным тоном.
      Я стараюсь выиграть время. Я должен был предвидеть, что, в конце концов, он задаст мне этот вопрос.
      - Нет, дорогой друг, - говорю неожиданно, - я не женат.
      - Ну и хорошо! Знаете, меня это устраивает, - радуется он. - Мне было бы очень неловко беспокоить хозяйку дома. А так, между мужчинами, никаких церемоний, гораздо проще.
      Вдруг я с ужасом вспоминаю про фотографию Пюс на письменном столе. Видел ли он ее? И может ли увидеть с того места, где стоит?
      Незаметно бросаю взгляд на портрет и вижу, что он на три четверти повернут ко мне. Облегченно вздыхаю - портрет ему не виден.
      - Ну, больше я вам не мешаю, - говорит Улисс. - Спокойной ночи.
      Он исчезает. Кажется, обошлось. Немедленно хватаю фотографию и прячу ее в один из ящиков стола, откуда она нескоро появится вновь. Ящик запираю, а ключ кладу в карман.
      Теперь мне предстоят чудесные минуты. Я - словно паук, висящий в пространстве на кончике паутинки. Паутина еще не сплетена, но нити готовы.
 

IV