К противникам концепции множества онтологически различных миров относятся известный английский астроном Д. Шама и крупнейший российский космолог А.Л. Зелъманов. «Мы не можем, – считает Шама, – допустить существование многих миров: расширяющихся, сжимающихся, более однородных, менее однородных и т. д., общие свойства которых могут быть установлены из наблюдений, а затем сформулированы в виде законов природы. Существует только одна Вселенная, так что в данном случае важным является реальное поведение этого единственного в своём роде феномена» (Шама Д. Современная космология М.: Наука, 197, с. 139).

Согласно А.Л. Зельманову, Вселенная – это «материальный мир, рассматриваемый с астрономической точки зрения; она уникальна, единственна, существует только в одном экземпляре, поскольку материальный мир един» (Зельманов А.Л. Многообразие материального мира и проблема бесконечности Вселенной. В кн.: Бесконечность и Вселенная. М.: Мысль, 1969, с. 277).

Характерно, что стремление ограничить весь сущий материальный мир границами Метагалактики А.Л. Зельманов аргументирует общефилософскими соображениями. Но когда он говорит о единстве мира в смысле уникальности и единственности Метагалактики, то совершает ошибку, известную в логике как подмена термина. Принцип единства мира не означает ограничения мира единством какой-либо конкретной материальной системы. Напротив. Мир един не в смысле какого-либо однообразия. Зельманов же незаметно для себя подменяет понятие бесконечно многообразного единства мира понятием качественно определённого и тем самым качественно исчерпаемого, не бесконечно многообразного единства. Это – геоцентрически ограниченное, узкое понимание, абсолютизирующее те знания о Вселенной, которые мы обрели в данной конкретной ситуации познания.

Компромиссную позицию занимает в этом вопросе известный российский философ-космологист В.В. Казютинский. Признавая возможность существования многих Вселенных за пределами Метагалактики, он протестует против «глобальной» постановки космологической проблемы, рассматривающей Вселенную в целом как уникальный объект, существующий лишь «в одном экземпляре». Единственно приемлемой альтернативой представлению о случайном, незакономерном возникновении нашей системы он считает представление о существовании других, аналогичных систем, но для нас целесообразно рассматривать «Вселенную как целое» в качестве физической системы наибольшего масштаба и порядка (Казютинский В.В. Космология, картина мира и мировоззрение. В кн.: Астрономия. Методология. Мировоззрение. М.: Наука, 1979, с. 231). Внеположенность, разъединённость подобных космических систем наибольшего масштаба и порядка приводит к необходимости познавать нашу систему, как если бы она была единственной системой.

Итак, концепции множественности миров в её современной, негеоцентрической трактовке противостоит в настоящее время, прежде всего, концепция единственности Метагалактики, отождествляющая её с Вселенной как целым на том основании, что конкретная наука охватывает якобы своими теоретическими построениями всю совокупность явлений природы и вопрос о бытии становится вопросом доверия к конкретной науке. В философской сфере эта концепция является выражением онтологического геоцентризма, в сфере же конкретной науки её сторонники всячески третируют «отонные» гипотезы, пытаются иронизировать над ними, называя их наукообразными фантазиями, романтическими космологиями, сочинением миров и т. д. Тем не менее, под весь этот шум новые космологические концепции завоёвывают всё более сильные позиции, пробивая дорогу новым воззрениям на мир и новому конкретно-научному штурму негеоцентрической Вселенной.

Сторонники новых взглядов отстаивают и диаметрально противоположную трактовку естественнонаучной картины Вселенной. Так, Г.М. Идлис отрицает самую возможность существования «одинокой» Метагалактики. Единичный макромир, по его убеждению, невозможен именно с конкретно-научной точки зрения, он есть лишь результат иллюзорного искажения накопленных наукой знаний. В мире, составленном из одной-единственной Метагалактики, должна была бы произойти взаимная аннигиляция частиц и античастиц и «выравнивание» других противоположно направленных процессов. Поэтому «наш макромир (впрочем, как и любой другой) просто нельзя считать единственным, исчерпывающим всю Вселенную или абсолютно замкнутым в себе; он лишь один из взаимосвязанных моментов структурно неисчерпаемой Вселенной» (Идлис Г.М. Принцип неопределённости и современная космология. В кн.: 50 лет квантовой механики. М.: Наука, 1979, с. 110–111).

Возможно, именно «асимметричность» каждого из миров, выражающаяся, например, в расширении нашей Метагалактики, является свидетельством его частичности, «отдельности», конечности. «Наша Метагалактика, – считает Л.О. Гуревич, – не обладает никакими исключительными свойствами, которые с несомненностью указывали бы на её единичность. Наоборот, отсутствие таких свойств делает правдоподобной гипотезу о существовании других метагалактик, отличающихся по свойствам от нашей» (Гуревич Л.О. Об одной фундаментальной проблеме в космологии. В кн.: Эвристическая роль математики в физике и космологии. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1975, с. 45). Конечно, наша Метагалактика, является исключительной, уникальной в том смысле, что она, несомненно, обладает, по крайней мере, некоторыми совершенно определёнными свойствами, уже открытыми современной наукой. Она расширяется, она обладает совершенно определённым набором физических характеристик и так называемых фундаментальных постоянных. «Необходимость набора фундаментальных физических постоянных, – пишет И.Л. Розенталь, – ставит исключительно серьёзный вопрос: почему природа «выбрала» именно этот набор. Пока наиболее вероятен ответ: существует множество вселенных, и этот набор имеет «случайный» характер». (Розенталь И.Л. Физические закономерности и численные значения фундаментальных постоянных. В кн.: Успехи физических наук, 1980. Т. 131. Вып. 2, с. 253).

Другой набор постоянных дал бы нам иную вселенную, качественно иной действительный мир. Так, если бы в нашем мире была бы иная скорость света, а макроскопические тела могли бы двигаться со скоростью, превышающей эту скорость, все качества вещей были бы иными. Но в качественно ином мире не могло бы существовать и подобных нам людей. По этому поводу значительно известность приобрело высказывание А.Л. Зельманова. «По-видимому, – остроумно замечает он, – мы являемся свидетелями лишь определённых типов процессов потому, что процессы других типов протекают без свидетелей» (Зельманов А.Л. Гносеологические аспекты космологии. В сб.: Материалы к симпозиуму по философским вопросам современной астрономии, посвящённому 500-летию со дня рождения Н. Коперника. Вып. 2. М.: Наука, 172, с. 24). Или, добавим от себя, они протекают при свидетелях совершенно иного типа, нежели мы.

Качественную определённость нашего мира (Метагалактики) с качественной определённостью нас самих как существ, познающих этот мир и живущих в нём, связывает так называемый антропный принцип, в последнее время завоевавший в философии необычайную популярность. Вопрос о том, как трактовать этот принцип и каковы его следствия для космологии, постоянно дискутируется и приобрёл необычайную остроту. Антропный принцип состоит в своеобразном «опрокидывании» взгляда на Вселенную через призму взаимоотношений с ней человека. Рассмотрение этих взаимоотношений всегда делало упор на выяснение того, каковы существенные черты Вселенной, независимые от человека и человечества. Руководствуясь антропным принципом, исследователи переносят упор на выяснение того, каковы черты Вселенной, соответствующие физическому и психофизиологическому устройству человека. Разумеется, это не препятствует, а способствует познанию природы и объективной истины о ней, относительно независимой от человека и человечества. Человек – сын Вселенной, и судить о Вселенной он может не только на основе её отражения людьми, но и на основе отражения ею своих собственных черт, – тех самых, которые способствовали формированию земного мира и человека как его представителя.

Может показаться, что антропный принцип является определённным возрождением на новом уровне, достигнутом наукой, антропоморфизма во взглядах на природу и онтологического геоцентризма. Тем более что геоцентрически мыслящие исследователи противопоставляют антропный принцип принципу онтологического негеоцентризма, негеоцентрическому взгляду на Вселенную. Окружающая нас Вселенная антропна, – рассуждают они, – стало быть, природа по своей сути геоцентрична. Но это – всего лишь антропоморфное искажение антропного принципа.

Развитое научное мировоззрение отвергает антропоморфистскую трактовку антропоморфных характеристик нашей Вселенной. Оно видит в ней лишь слой материи, соответствующий геоцентрическому типу отражения и возникших на его основе отражательных способностей человека. А человек уже развивает свои познавательные способности дальше непосредственной способности к отражению вещей, отпущенной ему его земной природой. Он ставит вопрос о множественности метагалактик, отличных от нашей, антропной. Тем самым антропный принцип получает негеоцентрическое, неантропоморфное звучание, превращается в косвенное свидетельство негеоцентрической множественности миров.

Разумеется, убеждение в единичности антропной Метагалактики гораздо труднее преодолеть, нежели убеждение в единственности нашей Галактики. Отличие Метагалактики заключается в том, что её бытие выходит за «края» наблюдаемого нами мира. О том, что за этими краями, можно только догадываться, рассуждая крайне абстрактно и умозрительно. Поэтому «метацентризм» и является наиболее трудным для преодоления видом геоцентрического мировоззрения, выступая уже в качестве определённого «крайнего космизма», «космоцентризма», высшего синтеза всех предстающих перед человеком космических образований. Убедительное доказательство преодолимости и этого геоцентрически-космического барьера на пути познания человечества дают не только «отонные» гипотезы, рисующие нам некоторые черты неантропных космических миров, но и анализ самого пути познания космоса от наивного геоцентризма к развитому негеоцентризму.

Как мы видели из данного выше исторического очерка, центральное место в вырабатываемых людьми обобщенных картинах мира последовательно теряли: 1) место человека на Земле; 2) Земля как центр Вселенной; 3) Солнце как центр Bcеленной; 4) Звёзды как бесчисленные центры, аналогичные Солнцу; 5) Наша Галактика – Млечный Путь; 6) Галактики как бесчисленные звёздные острова; 7) Скопления и сверхскопления Галактик в крупномасштабной структуре Вселенной; 8) Метагалактика как единственно возможная материальная система, охватывающая собой всю Вселенную. Логично предположить, что этот процесс не имеет абсолютных, раз навсегда данных границ, что в дальнейшем он будет преодолён открытием новых негеоцентрических уровней и «слоёв» неисчерпаемо многообразного бытия.

Знаменитый английский астроном Харлоу Шепли выделил в развитии астрономических знаний человечества следующие стадии: 1) топоцентрическая; 2) геоцентрическая; 3) гелиоцентрическая; 4) галактикоцентрическая; 5) метагалактическая; 6) суперметагалактическая (Шепли X. Звёзды и люди. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1962, с. 72). Характерно, что в основу периодизации астрономического знания ведущий современный астроном кладёт способ «центрации» космических явлений.

Д. Шремм называет принцип преодоления геоцентризма в астрономии и космологии экстремальным коперниковским принципом (Шремм Д. Ранняя Вселенная и физика высоких энергий – В кн.: Физика за рубежом. М.: Мир, 1984, с. 29). Но то, что он понимает под этим принципом, есть лишь слабое, философски не аргументированное выражение принципа онтологического негеоцентризма.

Наряду с концепцией уникальности и единственности Метагалактики современному философскому негеоцентризму противостоит также концепция структурных уровней материи и связанная с ней так называемая субстратная онтологическая модель. Эта концепция, конкурирующая с систематическим негеоцентризмом в объяснении разноуровневости вовлечённых в сферу науки явлений, включает в себя весьма разнообразный спектр идей, имеющих как геоцентрическую, так и негеоцентрическую направленность. Прогрессивный момент этой концепции заключается именно в постановке вопроса о негеоцентрической многоуровневости космоса. Но разрешаться этот вопрос может весьма по-разному, причём нередко всё различие уровней укладывается в рамки Метагалактики и служит обоснованием для утверждений о единственности нашего космического мира, его уникальности и абсолютности.

Наиболее характерным выражением концепции структурных уровней материи является структурно-масштабная лестница, выстроенная А.Л. Зельмановым. К структурным уровням Зельманов относит, прежде всего, Метагалактику как высший уровень, далее сверхскопления и скопления галактик, галактики, звёздные скопления и ассоциации, звёзды, планетные и спутниковые системы, космические тела, макроскопические тела, молекулы, атомы, атомные ядра, элементарные частицы, керны (См.: Зельманов А.Л. Многообразие материального мира и проблема бесконечности Вселенной. В кн.: Бесконечность и Вселенная. М.: Мысль, 1969, с. 225). Всего таких уровней двенадцать.

Концепция структурных уровней в её зельмановском варианте рассматривает уровни существования материи как внеположенные друг другу, занимающие строго определённое место на структурно-масштабной лестнице. Сама же эта лестница, каждая из ступеней которой состоит из хорошо известных современной пауке явлений, неявно исходит из человеческих масштабов, строится путём приложения масштабов и мерок, свойственных уровню макроскопических тел. Само структурирование космоса здесь макроскопично, работает по принципу «больше – меньше». При таком подходе стираются различия между мега-, макро– и микромиром, онтологически различные миры выступают как «отрезки» или, в лучшем случае, варианты однообразно расчленённого макроскопического мира. Уровней много, разнокачественность материи как будто бы признаётся, но изображается с геоцентрических позиций. Мир один в геоцентрическом смысле, хотя негеоцентрических уровней много. Строение космоса неявно группируется вокруг макроскопического «центра», в котором находится человек.

В изложении известного философа советских времён академика Б. Кедрова концепция структурных уровней строится по аналогии со своеобразным космическим «деревом», в котором всякий более высокий уровень как бы «прорастает» из более низкого; «каждый более высокий уровень структурной организации материи возникает из более низкого уровня, может исследоваться… приёмами и способами, связанными с изучением более низкого уровня» (Кедров Б.М. Ленин и диалектика естествознания XX века. М.: Наука, 1971, с. 183). Всем структурным уровням без исключения присуща одна и та же структурная особенность – строение из ядра и оболочки (Там же. С. 221–222). Структурное единство мира рассматривается здесь, как и у Зельманова, по макроскопическому, антропоцентрическому образцу. В то же время здесь подчеркивается одна из важнейших структурных особенностей сложных систем.

Французский физик Жан-Пьер Вижье видит в теории структурных уровней ряд существенно новых идей. Согласно Вижье, количество структурных уровней бесконечно. Они последовательно раскрываются познанием (Вижье Ж.-П. Теория уровней и диалектика природы. – Вопросы философии, 1962. № 10, с. 94). Трактовка структурных уровней Вижье в чём-то прогрессивна, так как ведёт к отрицанию представлений о том, что Метагалактика – последний уровень бытия, тождественный Вселенной как целому.

Но чересчур механистично понимается отношение самих этих уровней. Различия уровней объясняются у Вижье разнонаправленностью сил вполне в духе классической механики и механистической философской классики. Когда одна из сил берёт верх, природа, по Вижье, качественно меняется, возникают новые противоречия, которых до этого не было. В этом он усматривает «сущность природы движения» (Там же. С. 102–103). Попытка объяснить качественные различия уровней материи различными комбинациями сил представляет собой, разумеется, чистый анахронизм, еще одну попытку найти макроскопическое объяснение закономерностям микромира.

В том же направлении «работала» и структурная концепция известного американского физика Д. Бома. Бом привлекает субквантовомеханический уровень (т. е. уровень, лежащий глубже известного нам микроскопического) для того, чтобы объяснить и преодолеть немакроскопический характер соотношения неопределённостей Гейзенберга. (Бом Д. Причинность и случайность в современной физике. М: Изд-во иностр. лит-ры. 1959, с. 157). «В итоге, – констатирует Бом, – представление о качественной бесконечности природы позволяет нам сохранить все положительные достижения механицизма» (Там же. С. 198).

Итак, для всех разновидностей теории структурных уровней материи характерна линейная упорядоченность уровней как отдельных частей онтологически однотипного мира, игнорирование онтологического, а не только видового многообразия материального мира, признание негеоцентричности уровней лишь в явлениях, но не в сущности. «В отличие от концепции структурных уровней материи, – отмечает А.С. Кармин, – концепция «онтологического негеоцентризма» предполагает, что миры могут находиться между собой в самых различных отношениях (т. е. не обязательно в отношениях «часть – целое» или в отношениях линейно упорядоченной иерархии)» (Кармин А.С. Познание бесконечного – М.: Мысль, 1981, с. 136).

В основе концепции структурных уровней материи лежит так называемая субстратная модель материи. Она заключается в представлении о некоем вещественном субстрате, всепроникающем первоначале, который пронизывает собой всю материю, как бы далеко в бесконечность она ни простиралась. Суть субстратной модели состоит в очень древнем, берущем начало еще в античной философии, убеждении том, что материальное единство мира держится на определённом веществе-субстрате, всепроникающем и многообразном лишь по своим явлениям нам, но не по своей сути. Геоцентризм субстратной модели очевиден: она изображает всю материю по образу и подобию той, что является нам в нашем земном бытии. Характерна и живучесть этой модели, особенно поражающая, если сравнить уровень развития научных знаний при Фалесе Милетском, высказавшем предположение, что всё в мире состоит из воды, и эпохой научно-технической революции, когда познавательная мощь человека возросла неизмеримо, когда человек реально, а не в умозрениях проник в глубины атома, в пространства Вселенной.

Сторонники концепции структурных уровней материи интерпретируют структурную бесконечность Вселенной в духе субстратной модели: вселенная бесконечна, так как она состоит из бесчисленного множества структурных уровней, каждый из которых обладает своим особым качеством в явлениях своих, но все они вместе суть проявления одинаковой по своим атрибутам материи. За атомом следует электрон, за электроном – керн или кварк, но все они, очень разные в явлениях нам, по своей сути отличаются не более, чем мяч из пористой резины от бильярдного шара.

Сторонники онтологического негеоцентризма противопоставляют субстратной модели атрибутивную модель бытия. Бытие не имеет однообразно единого материального субстрата. Единство мира зиждется не на какой-либо определённой материн, как бы разнообразна в своих внешних проявлениях она ни была. Вселенная едина в своем многообразии, и это многообразие по сути своей негеоцентрично. Это значит, что Вселенная как мир в целом есть система систем, различных не только по своим проявлениям (или, если выражаться классическим языком, по своим модусам), но и по своим неотъемлемым, наиболее существенным свойствам – атрибутам. Каждая из этих систем – онтологически различных миров – относится к другим мирам также весьма многообразно, эти отношения качественно неисчерпаемы. Всеобщего, абсолютного материального субстрата, будь то вода, земля и т. д., как думали в древности, совокупности квантовых полей или единого квантового поля, абсолютного метагалактического фундаментального уровня и т. д., как многие полагают сейчас, – не существует. Такая «праматерия» есть лишь результат возведения в ранг всеобщности и абсолютности неотъемлемых свойств нашего геоцентрического мира, по-земному организованной материи.

Концепция структурных уровней материи и связанные с ней моменты – представление о единственности метагалактики и субстратная модель материи – являются не чем иным, как философским выражением современного естественнонаучного геоцентризма. Основная его слабость заключается в том, что, будучи негеоцентризмом по отношению к обнаруживаемым современной наукой явлениям, он превращается, порой незаметно для самих теоретиков, в онтологический геоцентризм в понимании сущности. Естественнонаучный негеоцентризм недостаточно универсален, наоборот, в области понимания универсального бытия он обращается в геоцентризм. Современное естественнонаучное познание нуждается в более глубоком, универсальном, философски развитом негеоцентризме. Естественники, которые в своей повседневной деятельности сегодня руководствуются лишь естественнонаучным негеоцентризмом, приходя к нему на основании самого характера предстающих им явлений, лишаются тем самым более целостного взгляда на познаваемые объекты. Сегодня познание не может оставаться в рамках узкого понимания процессов бытия, оно создает и совершенствует универсальный философский негеоцентризм во взглядах на Вселенную и положение в ней человека.

Еще в 1980-е годы была сделана попытка раскрыть и исследовать ранее неизвестный аспект философского негеоцентризма. Была выдвинута концепция способа восприятия, позволяющая, как мы полагаем, по-новому взглянуть на соотношение исходных познавательных способностей человека и негеоцентрических процессов во Вселенной. Согласно этой концепции, весьма значительную роль в том, какой разумному существу предстает Вселенная, играет свойственный ему способ восприятия. Поскольку в процессе восприятия происходит преобразование воздействий на человека внешнего мира в целостные, психически значимые образы, именно процесс восприятия является исходным в формировании наглядно-образной мобилизационной структуры человеческого познания.

Человеческая психика имеет дело с внешним миром, переданным ей через органы чувств в форме образов восприятия. Мир не дан сознанию иначе, как в форме, поставляемой человеку восприятием, поэтому возникает иллюзия абсолютной адекватности структуры психики, образуемой на основе свойственного человеку способа восприятия, и структуры мира во всем его многообразии. Предметность восприятия создает у человека видимость, что его способ восприятия является абсолютно универсальным, что он способен дать адекватное отражение всего, что существует в мире и ничто не способно укрыться от него. На самом же деле, будучи сформирован в условиях Земли, являясь продуктом длительного развития земной биосферы, человеческий способ восприятия изначально геоцентричен. Восприятию даются в образах, а стало быть, для человека проступают в качестве непосредственных явлений, лишь те процессы неисчерпаемо многообразного мира, которые соответствуют земной макроскопической природе и организации человеческих органов чувств. Стало быть, на основе своего земного, макроскопического способа восприятия человек «высвечивает» лишь определённый «слой» природы космоса, соответствующий внутренней психической организации самого человека.

Итак, антропоморфизм и геоцентризм проникают в человеческое познание не только через практически детерминированные структуры социально организованного познания, но и через внутреннюю психическую организацию человека как земного биологического существа, устройство его физиологической аппаратуры и базирующейся на ней непосредственной способности к отображению. Особенности идеальных процессов, берущие начало из этого источника, накладывают затем отпечаток на практику и познание, которые всегда имеют восприятие формы материальных тел своей предпосылкой. Разумеется, историческое развитие человека преобразует восприятие, является основой прогресса идеального вообще. Человек более многообразно мыслит объекты и воспринимает в них неизмеримо больше, нежели любое другое земное существо. Но способ, каким непосредственно даются сознанию образы, естественный способ восприятия человека остается в своих физических и физиологических основах таким, каким он унаследован от наших животных предков, т. е. макроскопичным и геоцентричным, максимально приспособленным к отражению лишь той среды, в которой формировался человек. Зависимость способа восприятия от биологической среды ярко проявляется при сравнении способов восприятия земных животных, каждый вид которых имеет свой особый сенсорный мир, обеспечивающий оптимальную ориентацию и поиск жизненно важных объектов. Характерные примеры – «звучащий» мир дельфина, инфракрасные миры глубоководных рыб, поляризационное зрение пчёл, ультразвуковой мир летучей мышей и т. д.

Следует отметить, что исторически первая теория способа восприятия была выдвинута и аргументирована родоначальником немецкой классической философии И. Кантом в его знаменитом труде «Критика чистого разума». Она послужила исходным моментом его агностической (т. е. отрицающей беспредельную познаваемость мира) философской системы. Кант рассматривал способ восприятия как перегородку, стену, абсолютно непроходимую границу, отделяющую мир вещей самих по себе от вещей для нас. Наш мир есть лишь мир воспринимаемых явлений, не имеющий никакого отношения к вещам, каковы они за пределами области, «высвечиваемой» нашим способом восприятия. Способ восприятия якобы придаёт вещам пространственность и временность, и, стало быть, эти последние, суть лишь субъективные формы нашей чувственности, а не объективные характеристики реальных миров, существующих вне и независимо от человека.

Если следовать логике Канта, мы в принципе неспособны познавать ничего, кроме нашего геоцентрического мира; иные миры, – Кант называет их умопостигаемыми, – нами не воспринимаются, и, стало быть, для нас не существуют, не проступают в сколько-нибудь конкретные чертах. Интересно, что Кант предполагает существование разумных существ, обладающих иными способами восприятия, нежели мы. Но мы ни при каких обстоятельствах, как полагает Кант, не сможем узнать что-либо конкретное о них и их мире, а они – о нас и нашем мире. Мы никогда не сможем даже с какой-либо степенью достоверности представить друг друга.

Философы, начиная с Гегеля, по-разному спорили с Кантом, обосновывая более оптимистические, нежели он, трактовки возможностей человеческого познания. Естественнонаучную базу для дальнейшего преодоления кантовского агностицизма создало развитие современной науки.

Это и позволяет обосновать новую концепцию способа восприятия, связанную с концепцией онтологического и гносеологического негеоцентризма. Данная концепция предполагает и более современное разрешение проблемы познаваемости мира. В самом деле. Как может человек, наделенный геоцентрическим естественным способом восприятия и соответствующей ему наглядно-образной структурой психики, отображать процессы и целые миры, не укладывающиеся в эту структуру, обладающие негеоцентрической структурой и внутренней самоорганизацией?

На этот вопрос мы отвечаем следующим образом. Вовлечение в сферу научного познания объектов, не укладывающихся в обычные, восприятийно организованные образные структуры, приводит в начале XX века к кризису в физике и возникновению настоятельной потребности в создании качественно новых образных структур, которые нельзя было сформировать в рамках естественного способа восприятия. Эта потребность удовлетворялась путём приспособления математических описаний к анализу экспериментальных данных и создания для этой цели математизированных объектов, конструктов, лишь опосредованно относящихся к реальным объектам. Затем создаются особые, теоретизированные образные системы, адаптированные к отображению противоречивых, специфически «размытых» явлений немакроскопических объектов в макроскопическом мире. Эти негеоцентрические «копии» объектов и целые образные системы нового типа создаются на основе особых гносеологических феноменов, которые мы называем искусственными способами восприятия.

Мы выделяем четыре таких искусственных способа теоретизированного восприятия объектов – релятивистско-геометрический, квантово-вероятностный, системно-кибернетический и синергетический. Первый из этих способов возник в процессе создания и развития теории относительности Эйнштейна. Четырёхмерный пространственно-временной континуум Эйнштейна является результатом свособразной гносеологической комбинации, сочетания трёхмерного евклидового пространства макроскопического мира и одномерного последовательно текущего ньютоновского времени. Другой подобной комбинацией, в корне изменяющей образную структуру человеческого познания путём логического расчленения атрибутивных характеристик макроскопического мира в процессе приспособления этой структуры к онтологически иному, нежели макромир, надстраивающемуся над ним мегамиру, является сочетание пространственности и кривизны. Релятивистско-геометрический способ восприятия, возникший в качестве образной ткани теории относительности, представляет собой как бы своеобразный теоретический телескоп, направленный в мегамир. Немакроскопичность мегамира, особый характер свойственных ему закономерностей удалось доказать именно благодаря этому изобретённому Эйнштейном «телескопу».

Ещё один теоретизированный прибор для производства немакроскопических образов, своеобразный теоретический микроскоп, направленный в микромир, был изобретён в квантовой механике. Основной деталью этого прибора, его преломляющей «линзой» явилась также гносеологическая комбинация – сочетание квантового отображения, копирующего немакроскопическую прерывность, и вероятностного описания, воспроизводящего телесную неоформленностъ, зыбкость отношений микрообьектов с макроприборами. Это сочетание позволяет отобразить бестраекторное движение, телесно неопределённое проявление микрообъектов в макромире. В квантово-вероятностном «приборе» восприятия макроскопически определённое тело проявляет себя как результирующая взаимодействий огромного числа макроскопически неопределённых микрообъектов. Макроскопическая устойчивость и макроскопическая непрерывность земноподобных тел есть результат наслоения бесчисленных микрообъектов, которые сами по себе обладают немакроскопической неустойчивостью и прерывностью (квантованностью).