Диктатура пролетариата была вписана в программу социал-демократической партии со дня ее рождения. Образцом такой диктатуры, упоминания о которой имеются у Маркса, была для Ленина Парижская коммуна. Но опыт Парижской коммуны, существовавшей всего несколько недель, не мог дать вождю Октябрьской революции необходимых указаний - как и что делать, после того, как власть переходит в руки пролетариата. И он разрабатывает теорию диктатуры сам. Практика власти очищает теорию от всего случайного, нанесенного 19-м веком. И если в Государстве и революции утверждается, что только безнадежный невежда и буржуазный мошенник
      [60/61]
      может говорить, что рабочие не в состоянии непосредственно, как класс, управлять государством, то очень скоро оказывается, что только безнадежный невежда и буржуазный мошенник может говорить, что рабочие в состоянии управлять промышленностью, государством.
      Жорж Клемансо говорил, что война слишком серьезное дело, чтобы его можно было доверить генералам. Ленин, сразу же после захвата власти, приходит к выводу, что пролетарская диктатура слишком серьезное дело, чтобы его можно было доверить пролетариату.
      Диктатура пролетариата определяется Лениным прежде всего, как система, отвергающая парламентаризм, предусматривающий отделение законодательной и исполнительной властей. Диктатура пролетариата - слияние воедино управления и законодательства.34 Это значит, что власть имущие принимают законы, по которым осуществляют свою власть, не подвергаясь никакому контролю. Впрочем, Ленин, чтобы не было никаких кривотолков, объяснил слово «диктатура»: «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть».35
      Поскольку пролетариат оказывается неспособным осуществлять эту диктатуру, дело это берет на себя авангард рабочего класса - партия. Ленин этого не скрывает: «Когда нас упрекают в диктатуре одной партии… мы говорим: Да, диктатура одной партии! Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем».36 Еще до прихода к власти вождь партии большевиков пренебрежительно отверг буржуазное понятие - «воля большинства». Важно, писал он, в решающий момент, в решающем месте быть сильнее, победить.37
      Первое же соприкосновение с властью, с практикой рождает в Ленине убеждение в необходимости диктатуры партии, а в ней - и это было вкладом в марксизм - диктатуры отдельной личности. В марте 1918 года Ленин объясняет необходимость личной диктатуры с точки зрения нужд современной экономики: «… Всякая крупная машинная индустрия - т. е. именно материальный, производственный источник и фундамент социализма - требует безусловного и строжайшего единства воли… Но как может быть обеспечено строжайшее единство воли? Подчинением воли тысяч воле одного. Это подчинение может, при идеальной сознательности и дисциплинированности участников общей работы, напоминать больше мягкое руководство дирижера. Оно может принимать резкие формы диктаторства… Но, так или иначе, беспрекословное подчинение единой воле…
      [61/62]
      необходимо».38 В марте 1918 года, через четыре месяца после революции, Ленин говорят о необходимости - «так или иначе» - личной диктатуры. По причинам экономическим. В марте 1919 года, в речи, посвященной памяти Я. Свердлова, он настаивает на необходимости личной диктатуры по причинам политическим: «В эпоху резкой борьбы, осуществляя рабочую диктатуру, надо выдвигать принцип личного авторитета, морального авторитета отдельного человека, решениям которого все подчиняются без долгих обсуждений». Мечта о сильной власти живет в Ленине с давних пор. Троцкий в брошюре Второй съезд российской социал-демократической рабочей партии. Отчет сибирской делегации, выпущенной в 1903 году в Женеве, писал о планах Ленина: «Осадное положение, на котором с такой энергией настаивал Ленин, требует твердой власти. Практика организованного недоверия требует железной руки, Ленин делает мысленную перекличку партийному персоналу и приходит к выводу, что железная рука это он сам - только он». Ленин отнюдь не скрывал своих намерений. Троцкому не нужно было их разгадывать. В стенографическом отчете второго съезда, изданном в Женеве, на стр. 241 занесено в протокол, что во время выступления делегата Попова, говорившего о вездесущем и всюду проникающем духе Центрального комитета, Ленин поднял высоко кулак и воскликнул: «Кулак!»
      Власть кулака, которую Ленин утверждал в партии, распространяется на страну.
      Рождается «философия власти» 20-го века. Обнаружив, что реальность не похожа на его представление о ней, Ленин решает силой изменить реальность, изменяя прежде всего представление о реальности. Не случайно первым декретом Совета народных комиссаров был «декрет о печати», вводивший цензуру, закрывавший газеты и журналы, критически относившиеся к новой власти. Признавая, что кое-кому «даже из старых большевиков» трудно было примириться с тем, что до революции «наша старая программа» требовала «свободы печати», а после прихода к власти эта свобода была немедленно ликвидирована, Бонч-Бруевич формулирует «новые требования Октябрьской жизни» так: «Во время революции должна существовать только одна революционная печать…»39
      Гитлер, прилежный ученик Ленина и Сталина, отмечал, что слабость буржуазного мира по сравнению с марксизмом заключается в принципиальном отделении духа и силы, идеологии и террора. В марксизме, - говорил фюрер, - «дух и грубая сила гармонично совмещены». И добавлял: «Национал-социализм - это то, чем марксизм мог бы быть, если бы он разорвал абсурдные узы, связывающие его
      с демократическим порядком». 40
      [62/63]
      Ленин первым открывает секрет сочетания «духа и грубой силы», практического использования силы для осуществления утопической программы, прикрытия силы утопической программой.
      Важнейшим элементом ленинской политики, направленной на удержание власти меньшинства, одной партии, был раскол большинства, дробление, атомизация общества.
      Одним из первых своих актов - 11 ноября 1917 года - советское правительство уничтожает сословия и гражданские чины, существовавшие в дореволюционной России. Но в отличие от «буржуазных революций», которые устанавливали «равенство всех граждан перед законом, в действительности являвшееся равенством формальным», пролетарская революция устанавливает в стране принципиальное неравенство. Оно закрепляется в первой советской конституции - в Конституции РСФСР, принятой в июле 1918 года. Часть населения полностью лишается прав, русский язык обогащается словом - «лишенец». В число лишенцев были включены лица, живущие на нетрудовые доходы, частные торговцы, служители культа, бывшие сотрудники полиции, члены бывшего царствующего дома, но так же «лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли». Это касалось прежде всего крестьян, нанимавших хотя бы одного работника весной или осенью для помощи в полевых работах. Таких крестьян насчитывалось не менее 5 миллионов человек. Лишение прав распространялось на всех членов семьи. Для детей это означало, в частности, лишение права учиться в вузах и ограничение - в связи с нехваткой мест - права учиться в школах. Все остальные крестьяне ограничивались в избирательных правах - при выборах в советы один голос рабочего равнялся пяти голосам крестьян.
      Все крестьянство разбивается на множество категорий: деревенский пролетариат, бедняки, маломощные середняки, середняки, кулаки. Поскольку определенных, точных критериев принадлежности к той или иной категории не было, законом становится произвол. Рождается система, в которой наличие одной или двух коров, одной или двух лошадей, определяет положение человека в обществе и определяет будущее его детей. «Социальное положение» становится клеймом. До революции продвижение по службе или деньги позволяли перейти из одного сословия в другое. Революция ликвидирует социальную мобильность для лиц с «неподходящим» социальным происхождением, изменить которое человек был не в состоянии, как нельзя изменить расовое происхождение.
      Иллюстрацией конкретного осуществления «лишения прав» было решение петроградского комиссариата продовольствия ввести в июне 1918 года «классовый паек для различных групп трудового
      [63/64]
      и нетрудового населения». Были созданы на первых порах 4 категории: 1 - для рабочих тяжелого физического труда, 2 - для остальных рабочих и служащих по найму, 3 - для лиц свободных профессий, 4 - для нетрудовых элементов.41 Решение это было выполнением требования Ленина, выраженного еще в декабре 1917 года, о «необходимости проведения классового принципа при распределении продовольственных пайков».42 27 сентября 1918 года Правда опубликовала сообщение о том, что «Наркомсобес подтверждает необходимость лишения пайков все кулацкие и буржуазные элементы деревни и города. Полученные таким образом излишки будут использованы для увеличения пайка деревенской и городской бедноты».
      Раздробив общество, правительство присваивает себе право обрекать часть населения - низшие касты - на голодную смерть, ради спасения высших каст.
      Важнейшим инструментом ленинской политики становится ВЧК, представлявшая собой чрезвычайный орган большевистской партии, подчиненный непосредственно Ленину. С первых же дней после прихода к власти Ленин, по свидетельству Н. Крупской, опасался больше всего мягкости своих товарищей. Он был несказанно возмущен решением второго съезда Советов, отменившего, по предложению Каменева, 25 октября 1917 года смертную казнь. Февральская революция отменила в России смертную казнь и когда Керенский попытался ввести ее для дезертиров, больше всех негодовали большевики. Теперь Ленин в гневе повторял: «Глупость, глупость… Что же они думают, что можно совершить революцию без расстрелов9» Это, - говорил он, по свидетельству Троцкого, - «ошибка, недопустимая слабость, пацифистская иллюзия».43 После принятия декрета об отмене смертной казни большевистское правительство, под давлением Ленина, решило - несмотря на декрет - «прибегать к смертной казни, когда станет очевидным, что другого выхода нет».44
      Сеть чрезвычайных комиссий покрывает всю советскую республику: их создают в городах - губернских и уездных, на железных дорогах, в морских и речных портах, в армии. Очень быстро ВЧК приобретает неограниченные права. Это, - пишет один из его руководителей, - «орган…, пользующийся в своей борьбе приемами и следственных комиссий, и судов, и трибуналов, и военных сил».45 Чрезвычайные комиссии сами арестовывали, сами вели следствие, судили и приводили приговор в исполнение.
      30 августа 1918 года в Петрограде студент Леонид Канегиссер убивает председателя петроградской ЧК Урицкого, в Москве эсерка Фанни Каплан ранит Ленина. Это поворотный день в истории ВЧК. Ей поручается осуществление «беспощадного массового террора». СНК
      [64/65]
      издает 5 сентября постановление о «красном терроре».46 В этот же день Каплан была расстреляна без суда, по постановлению ВЧК.47 Начинается волна массовых расстрелов. «Количество расстрелянных, - утверждает заместитель председателя ВЧК Петере, - чрезвычайно преувеличено. В общем и целом цифра расстрелянных ни в коем случае не превышает 600 человек».48 По мнению Петерса, эту цифру нельзя считать чрезмерной за ранение Вождя. Народный комиссар внутренних дел Петровский издает специальный приказ, в котором, негодуя по поводу «чрезвычайно ничтожного количества серьезных репрессий и массовых расстрелов белогвардейцев и буржуазии», дает указание: «взять значительные количества заложников»49 Председатель ВЧК Дзержинский в циркулярном письме разъяснял «что такое заложник». Заложниками, - указывал он, - «следует брать только тех людей, которые имеют вес в глазах контрреволюционеров… Они чем дорожат? Высокопоставленными сановными лицами, крупными помещиками, фабрикантами, выдающимися работниками, учеными, знатными родственниками находящихся при власти у них лиц и тому подобными». В то же время, - поучал председатель ВЧК, - «никто не заступится и ничего не даст» за «какого-нибудь сельского учителя, лесника, мельника или мелкого лавочника».50
      Система заложников, неизвестная дореволюционной России, дополнялась другим, ранее неизвестным инструментом репрессии - концентрационными лагерями. Кошмарная слава, какую приобрели гитлеровские концлагеря, не должна заслонять приоритета советского государства. Честь первого использования этого термина принадлежит Троцкому. В приказе от 4 июня 1918 года наркомвоенмор требует заключения в концентрационные лагеря чехословаков, не желающих сдать оружие.51 26 июня Троцкий направляет в Совет народных комиссаров меморандум, в котором предлагает причислить к буржуазии бывших офицеров, не желающих вступать в Красную армию и заключить их в «концентрационные лагеря».52
      8 августа Троцкий, значительно расширяя состав клиентуры концентрационных лагерей, распоряжается об их создании в Мурому, Арзамасе и Свияжске и заключении «темных агитаторов, контрреволюционных офицеров, саботажников, паразитов, спекулянтов». 3
      9 августа Ленин, озабоченный размахом крестьянского восстания в Пензенской губернии, телеграфирует в губисполком, требуя: «Провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города».54
      Концентрационный лагерь становится универсальным средством террора против всех «сомнительных». 5 сентября 1918 года, после
      [65/66]
      того, как эта мера репрессий уже широко применяется, она узаконивается постановлением Совета народных комиссаров: «необходимо обезопасить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях».55 В следующем пункте Постановления говорилось. «Подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам».56
      Концентрационный лагерь - мера наказания, непосредственно следующая по суровости за расстрелом. Смертная казнь, об отмене которой так сожалел Ленин, была восстановлена декретом СНК от 21 февраля 1918 года. Этот декрет предоставлял ВЧК «право непосредственной расправы с активными контрреволюционерами» Критерий «активные контрреволюционеры» был достаточно широк Декрет считал ими: «неприятельских агентов, спекулянтов, громил, хулиганов, контрреволюционных агитаторов, германских шпионов» Все они «расстреливались на месте», 57, то есть без суда и следствия Но ВЧК расширила этот список, включив в него - в «Объявлении» от 22 февраля - саботажников и прочих паразитов.58 16 июня народный комиссариат юстиции РСФСР известил революционные трибуналы, что и они «не связаны никакими ограничениями» в «выборе мер борьбы с контрреволюцией, саботажем и проч.»59
      Число расстрелянных в первый год революции точно неизвестно Лацис утверждает, что за первую половину 1918 года было расстреляно чрезвычайными комиссиями «всего 22 человека», но «за второе полугодие 1918 г. уже расстреляно свыше 6 тысяч человек». 60 Неизвестно, однако, сколько было расстреляно по приговору революционных трибуналов, местных советов и так далее. Не говоря о том, что цифры, приводимые Лацисом, вызывают сильное сомнение. Достаточно сказать, что сообщение «О расстреле бывшего царя Николая Романова» говорило о «приведении в исполнение 16 июля 1918 г.» приговора президиума уральского областного совета, добавляя: «Жена и сын Николая Романова отправлены в надежное место».61 В Ипатьевском доме были убиты царь, царица, наследник, четыре княжны, доктор, повар, лакей и прислуга. Если Лацис, первый историк ВЧК, всегда считал расстрелянным одного человека, когда убито было одиннадцать, статистика его вряд ли может считаться достоверной.
      С первых же дней после прихода к власти Ленин видит в диктатуре, в никакими законами не связанной силе, ключ к решению всех проблем - политических, экономических, социальных В 1902 году в замечаниях на проект партийной программы, составленной Плехановым, Ленин писал, что если крестьянин не примет пролетарской точки зрения, то «мы при диктатуре скажем нечего слов тратить по-пустому,
      [66/67]
      где надо власть употребить». Вера Засулич, читая эти замечания, написала на полях: «Над миллионами-то! Попробуй-ка!» Для террористки, готовой выстрелить в одного слугу самодержавия, казалась невероятной диктатура над миллионами. Для противника индивидуального террора Ленина массовый террор представлялся совершенно необходимым методом строительства социалистического общества. Массовый террор: против крестьян (постановление Совета рабоче-крестьянской обороны от 15 февраля J9J9 года гласит: «…взять заложников из крестьян с тем, что если расчистка снега не будет произведена, они будут расстреляны»62); против рабочих (все недовольные новой властью рабочие объявлялись «нерабочими», не чистыми» пролетариями, зараженными мелкобуржуазной психологией, концлагеря были объявлены «школой труда»63); против всех других классов.
      Орудие террора - «орган непосредственной расправы» - ВЧК находилась под непосредственным руководством Ленина и не подчинялась никому. В сентябре 1918 года все губернские ЧК получили директиву Дзержинского «В своей деятельности ВЧК совершенно самостоятельна, производя обыски, аресты, расстрелы, давая после отчет Совнаркому и ВЦИК».64 В дополнение к своим неограниченным правам ВЧК была признана «непогрешимой», была запрещена критика органа, «работа которого протекает в особо тяжелых условиях» 65 В первые месяцы после революции - в осуществление идей Ленина и под его непосредственным руководством - складывается государство нового типа, государство тоталитарное. Одной из главных его черт является не суровость закона, но полная его произвольность Конституция лишила прав, выбросила за рамки общества значительную категорию граждан страны. Не это, однако, было особенностью советского государства. В дореволюционной России были категории населения, права которых ограничивались. Значительно ограничены были права крестьян даже после 1861 года, многих гражданских прав были лишены евреи. Но все эти ограничения были определены законом, который к тому же определял возможности перехода в другие сословия, пользовавшиеся всеми правами. После революции даже те категории граждан, которые имели по конституции все права, были лишены всех прав. Ликвидировано было понятие вины. Государство определяло - кто виноват. Виноватыми перед государством были рабочие, не желавшие работать за голодную зарплату, виноваты крестьяне, не желавшие отдавать бесплатно сельскохозяйственные продукты, виновата интеллигенция, представлявшая себе революцию иначе; виноваты представители бывших правящих классов, ибо они и их предки эксплуатировали
      [67/68]
      народ. Лацис писал: «Феликс Эдмундович не в состоянии примириться с тесными рамками буквально понимаемой контрреволюции. Разве контрреволюционер только тот, кто работает в направлении свержения Советской власти с оружием в руках? А тот, кто преднамеренно или непреднамеренно разрушает транспорт или товарообмен, кто мешает хотя бы своим попустительством развитию производственных сил страны… Разве до них нет ВЧК никакого дела? Нет, все это вредно, подлежит искоренению, и ВЧК должна всем этим заниматься».66
      ВЧК должна заниматься теми кто «преднамеренно или непреднамеренно» действует во вред советской власти, кто мешает ей хотя бы «попустительством». В 1922 году Ленин потребует включить в Уголовный кодекс статью, предусматривающую суровое наказание для тех, кто «объективно помогает или может помочь» мировой буржуазии. «Объективная» помощь, «непреднамеренная помощь» - означало, что государство в лице его руководителей - выбирало врагов, определяло кто враг. ВЧК затем ведала практическим воплощением директивы в жизнь, или, лучше сказать, в смерть.
      Бывшие офицеры царской армии были включены после революции в категорию активных или потенциальных врагов. Когда военспецы понадобились для строительства Красной армии, их перевели в разряд «полезных граждан». Летом 1918 года, когда в деревню была - путем создания комбедов - внесена гражданская война, единственным полезным крестьянином стал бедняк и деревенский пролетарий. Когда оказалось, что политика эта сплачивает деревню против советской власти, в категорию «полезных» был включен «середняк»
      Когда Герману Герингу заметили, что один из его близких сотрудников - еврей, он возразил: кто еврей - определяю я. Задолго до Геринга в советском государстве утверждается принцип: кто враг советской власти - определяет советская власть - совершенно произвольно, учитывая нужды данного момента.
      В предисловии к Красной книге ВЧК положение, сложившееся в России после революции, определялось красочно и точно: «Новый диктатор, явившийся на смену помещикам и буржуазии, принявшись за новое строительство, в первый момент оказался в блестящем одиночестве''.67 Но это «блестящее одиночество» новый диктатор выбрал сам. Одиночество стало полным после ухода левых эсеров из правительства в марте 1918 года «Своим выходом из правительства, - констатирует обвинительное заключение о так называемом левоэсеровском мятеже, - партия левых эсеров избавила Правительство от лишнего балласта, тормозившего его деятельность, но, однако,
      [68/69]
      еще не перешла все же открыто в лагерь его врагов».68 Левые эсеры ушли из правительства, протестуя против подписания Брестского мира, но остались во ВЦИКе и в других советских учреждениях, прежде всего в ВЧК. Убийство 6 июля германского посла Мирбаха сотрудниками ВЧК, левыми эсерами Блюмкиным и Андреевым, представляется советскими историками, как сигнал к мятежу. В постановлении ЦК левых эсеров выступление названо актом «борьбы против настоящей политики Совета Народных Комиссаров и, ни в коем случае, как борьба против большевиков».69