Гости были приглашены на театральное представление к восьми часам. Они явились точно к назначенному времени, как это бывает только в провинции. Актеры пришли на час раньше, чтобы закончить последние приготовления и обсудить друг с другом детали представления. Уже гостиные были полны приглашенными, но хозяев дома еще видно не было. Вначале это не вызвало удивления, так как хозяева обычно не встречали самых ранних гостей. Но, когда пробило девять, нетерпение охватило всех по обеим сторонам занавеса. Особенно волновался директор канцелярии. Он беспокоился за жену, у которой от долгого ожидания в последний момент мог вернуться приступ мигрени. Добрый муж еще верил в существование у жены этой самой мигрени! Хотя Карцов никоим образом не отвечал за подготовку праздника, тем не менее он сновал туда и сюда, уговаривал юных дам проявить терпение, а у их родителей просил извинения за задержку. Все взгляды были обращены к дверям, ведущим во внутренние покои.
      Наконец, когда нетерпение достигло высшей точки, появился губернатор с Любочкой. Все присутствующие поднялись и отвесили глубокий поклон. Все выглядело так, как будто к ним вышел сам государь император. Бросилось в глаза отсутствие госпожи Бекле-шовой, все смотрели удивленно на вошедших. Борис в любезной форме извинился, что заставил гостей ждать так долго: жена внезапно плохо себя почувствовала, и он не мог ее оставить… все же она появится через несколько минут. Он тотчас распорядился о чае и закусках и для каждого гостя нашел приветливое слово. Любочка заняла молодых дам, к которым, впрочем, не питала никакого интереса.
      - И часто губернаторша страдает такими внезапными недомоганиями? - спросил шепотом Дьяков стоящего рядом Чебышева.
      - О да, такие случаи не в новинку… - и на ухо Дьякову: - Но только если Борис Иванович дает к этому повод, - добавил он едва слышно, с неизменным подмигиванием.
      Полковник расслышал вопрос Дьякова и вмешался в разговор.
      - Я убежден, что там, в покоях, снова свирепствовала настоящая буря. Говорят, бедная женщина очень несчастна. Муж буквально третирует ее. Мне от души ее жаль.
      Чебышев молча отошел от них. Кругом столько ушей, а он боялся этой темы. Полковник, как человек, не зависящий от губернатора, мог говорить, что ему угодно. Но разговор был прерван появлением Веры Петровны.
      Мужская часть общества встретила ее гулом восхищения… Ее выход был эффектен. Она была бледнее, чем обычно, и это шло к ее черному бархатному платью. После короткого приветствия наиболее знатных гостей, в числе которых был представленный ей Дьяков, она попросила всех занять места и подала знак к началу представления.
      Вначале представили небольшой русский водевиль, который вызвал всеобщие аплодисменты и веселье аудитории. Театр вообще был редким событием в Ярославле. Представление давалось исключительно для знакомых и родных. Сцены спектакля неделями обсуждались заранее и распределение ролей сопровождалось всевозможными интригами. В городе было несколько враждующих театральных партий, обычно принимавших решение на репетиции. Сообщения об ее успехе воспринимались поэтому с живым интересом. Много раз из-за упрямства пожилого актера или задетого тщеславия молодой любовницы спектакль готов был сорваться, но каждый раз благодаря дипломатическому искусству Бориса препятствия, казавшиеся непреодолимыми, удавалось преодолеть.
      Русскую пьесу выучили хорошо, актеры были в ударе и благодаря поддержке публики играли с подъемом. Когда упал занавес, аплодисменты не смолкали.
      Вторая пьеса была французской. Так как в Ярославле лиц, настолько свободно владеющих французским, чтобы отважиться с ними ставить пьесу, было мало, то ограничивались выбором небольших сценок. Их играли двое: он и она.
      На этот раз мужскую роль получил молодой офицер, ранее служивший в гвардии в Петербурге. Против своей воли он был отправлен служить в Ярославль, где у него было время подумать о своем юношеском легкомыслии. Женскую роль поручили госпоже Кар-цовой, которую увлекла идея сыграть во французской пьесе. Ей хотелось похвастаться своим знанием иностранного языка, и она рассчитывала на триумф, на такой успех, который другим дамам не под силу.
      Из-за задержки представления она, как и опасался ее муж, очень нервничала. Непредвиденный успех первой пьесы также не добавил ей ни юмора, ни вдохновения. В последний момент нервы ее совсем сдали. Только благодаря подбадриванию ее партнера, который не был новичком на сцене, и уговорам Беклешова удалось ее вывести на подмостки.
      Но вместо триумфа, на который рассчитывала госпожа Карцева, она потерпела фиаско, насколько это вообще возможно в любительском спектакле. Сцена ее появления, конечно, удалась и была эффектна. Все, что позволяли красивые туалеты и различные художественные полотна на сцене, - все было умело использовано. При подъеме занавеса ее приветствовали аплодисментами. Дамы, правда, при этой демонстрации чувств держали себя довольно холодно. При взгляде на красивую соперницу Любочка пришла в самое ужасное настроение. Но этого небольшого успеха не хватило, чтобы вернуть Дарье Алексеевне уверенность в своих силах.
      Как только она начала говорить, страх вернулся к ней снова. Она преувеличила свою возможность говорить на чужом языке, к которому не привыкла. Тонкая отделка была ей недоступна, не говоря уже о естественном и элегантном воспроизведении текста. Игра ее была скованной и невыразительной, бездарность не спасала даже поддержка ее кавалера. Большая часть присутствующих не понимала по-французски и поэтому была не в состоянии судить о роли и ее исполнении. Борису приходилось постоянно подавать знак к аплодисментам, отчего Любочка приходила в ярость. К ее несчастью, в кульминационный момент она увидела в зале Любочку, а рядом с ней Бориса, который что-то настоятельно шептал ей на ухо. Этого бедная уже не вынесла! Она забыла про все на свете, про свою роль, про театр, про публику и только смотрела на ненавистную соперницу.
      Зрителями овладело удивление. Все стали смотреть туда, куда невольно уставилась госпожа Карцова, и все взгляды обратились на Бориса и Любочку. Любочка, несмотря на присущее ей самообладание, смутилась и покраснела. Борис не мог преодолеть сильную досаду и сказал громче, чем позволяла вежливость:
      - Дура!
      Вера сидела спокойно. Кажется, она догадывалась о причине смущения, из-за которого все присутствующие внезапно стали участниками спектакля. И в первый раз за этот вечер хозяйка дома стала аплодировать, чтобы прийти на помощь госпоже Карцовой. Зрители живо последовали этому примеру, суфлер все громче и громче повторял реплики, пока Дарья Алексеевна не пришла, наконец, в себя и насилу довела роль до конца.
      Все, что началось так хорошо, окончилось огромным огорчением участников представления. Госпожа Карцова на этом вечере больше не показывалась и сразу после спектакля уехала домой, сославшись на нездоровье. Ее муж подходил к знакомым и повторял, не уставая:
      - Я советовал жене оставаться в постели из-за мигрени и позаботиться о себе. Вместо того чтобы послушать меня, ей захотелось здесь блеснуть, и вот результат: стала запинаться. А всему причиной - упрямство и мигрень.
      - Итак, вы полагаете, что причина - мигрень? - сухо спросил Илья Гаврилович.
      - Конечно! А вы предполагаете, что есть другая причина? - возразил Карцов, взглянув на него недоверчиво.
      - Я ничего не предполагаю. Вам, во всяком случае, должно быть лучше известно, - ответил Дьяков, после чего подошел к Борису, который издали подозвал его.
      У Бориса было время преодолеть свою ярость из-за неприятного инцидента и веселыми замечаниями и шутками сгладить впечатление. Он представил Дьякова Любочке. Она не сопротивлялась требованию поговорить с мужчиной, которого Борис определил ей в мужья. Илья Гаврилович тоже проявил легко объяснимое любопытство посмотреть на эту юную даму вблизи. Любочка совсем не была расположена ему нравиться. Ее больше заботило всем своим поведением дать понять присутствующему рядом Борису, что она решительно ничего не хочет знать о богатом помещике.
      На званом ужине, за который сели после представления, была натянутая и неуютная обстановка. Впрочем, гости отдали должное превосходной кухне губернатора, показав настоящий волчий аппетит. Но разговор не клеился и веселья не было. Говорили тихо. Все еще были под впечатлением пережитой катастрофы. Дьякову, как почетному гостю, была оказана честь сидеть рядом с Верой Петровной. В разговоре с ним она не изменила тому равнодушному спокойствию, которое владело ею весь вечер. Он попытался говорить о происшествиях вечера и пройтись на их счет легкими намеками, но она отвечала на это, что его не понимает, и тут же переводила разговор на обычные темы.
      Дьяков не мог скрыть своего восхищения тактичным поведением этой молодой женщины, о судьбе которой он уже знал немало, чтобы понять, как она тяжела. Атмосфера губернаторского дворца казалась ему угнетающей. И он впервые почувствовал себя хорошо, когда после полуночи оказался на свежем воздухе, выйдя на «большую площадь». К нему подошел полковник и попросил огня, чтобы зажечь сигарету.
      - Вы пешком идете домой, господин Дьяков? - спросил он.
      - Да, нужно перед сном подышать свежим воздухом, иначе, боюсь, замучают ночные кошмары. После всего, что сегодня видели там, наверху.
      - То, что происходит, - настоящий скандал, - сказал полковник, - и ничего нельзя изменить. Пренебрегать такой прелестной женщиной, как Вера Петровна, и из-за кого?
      - У нашего губернатора, я полагаю, широкое сердце. Но хотел бы ему посоветовать на будущее быть осторожнее, иначе мы будем свидетелями ужасного взрыва женской ярости. Уже сейчас, как мне кажется, очень напряженное положение.
      - Жду с нетерпением, когда мина, заряженная самим губернатором, взорвется под его ногами и сожжет его заживо. Нет подходящего наказания за его мерзкое поведение с бедной женой, - сказал полковник с грустью.
      - Ай, ай! Господин полковник принимает близко к сердцу судьбу губернаторши. Должно быть, прекрасная дама вскружила вам голову?
      - Не буду скрывать, это так. К сожалению, эта любовь не взаимна, она не опасна, - ответил полковник, смеясь.
      - Тогда я желаю вам, чтобы вы мечтали о даме вашего сердца!…
      Сказав это, Дьяков попрощался со своим спутником.
 

 
      Вера Петровна была уже три года замужем, из которых два жила в Ярославле. Благодаря неслыханной протекции, которая в России тогда произвела сенсацию, молодой Беклешов занял пост губернатора. Этим старый граф Островский выразил благодарность за службу.
      Первый год замужества Вера прожила в Петербурге, где в ежедневном общении с матерью и семьей находила утешение, чего ей так не хватало в новой жизни.
      Борис не предпринимал ни малейших усилий, чтобы скрыть свой характер и свое равнодушие к жене. Ни в чем себя не стесняя, он жил после свадьбы, не будучи связан ничем, как холостяк.
      Мужественно и покорно несла Вера свой крест. Ни с кем не делилась своей печальной участью… в том числе и с Любочкой, доверительные отношения с которой к этому времени прекратились. Наиболее тщательно Вера скрывала свои чувства от матери, чья спокойная любящая душа извелась бы от горя, узнав, в какой духовной пустоте живет ее бедная дочь. Вера отдалась водовороту петербургских развлечений, но не из-за самих развлечений, а из страха перед одиночеством и мыслями наедине с собой. Иногда она появлялась в свете с Борисом, но обычно ее видели там одну или с какой-нибудь подругой. Но любая из них была ей безразлична. В Петербурге и позже в Ярославле она всегда была серьезной и меланхоличной. Только приходя одна в родительский дом, она, владея собой, казалась веселой и в хорошем настроении.
      Так прошел год. Однажды она услышала, что через несколько недель в Петербурге ожидают Владимира Островского. Увидеть его снова было выше ее сил. Свежие раны еще кровоточили. Любой ценой она должна была избежать этой встречи. Ей хотелось покинуть столицу и уехать как можно дальше от Петербурга, в котором отныне будет жить Владимир.
      В первый раз в жизни ее желания совпали с желаниями мужа. Борис хотел сделать карьеру и для этого не боялся прожить несколько лет в провинции, имея в виду в особенности пост губернатора в Ярославле. То, что он будет там лишен удовольствий, которые предлагал ему Петербург, он знал хорошо. Зато он предвидел богатую компенсацию в независимом положении, что в то время позволяло ему делать что хочет.
      Переезд не занял много времени, и, прежде чем Владимир вернулся на родину, Вера покинула Петербург. Любочке ловко удалось получить от Веры приглашение сопровождать ее в Ярославль. Тем самым для любого подозрения против Бориса почва была выбита с самого начала. Конечно, Вера не думала, что пребывание Любочки в Ярославле продлится год. Однако тихой сапой Любочка пролезла и осталась надолго.
      От переезда Борис не изменился к лучшему. Он стал еще бесцеремонней и развязней. Вдали от отца, который усмирял его, он дал своим с таким трудом сдерживаемым страстям полную волю. Несмотря на это, Вера переносила свою судьбу в Ярославле легче, чем в Петербурге. Задача, которую она себе поставила - при всех обстоятельствах скрыть от матери свое настоящее положение, - постепенно стала трудновыполнимой. Играть роль успокоившейся и счастливой жены было выше ее сил. От этой тяжести она теперь, по меньшей мере, была избавлена. Она могла жить как ей нравилось, и ей не нужно было притворяться. Время пролетало, но она его не замечала. Настоящее почти перестало существовать. Мысли уводили ее в прошлое, в солнечное время ее юности, малейшие события которой она без устали вызывала в своей памяти. Он жила в этом постоянном круговороте воспоминаний и чувств. Было естественно, что друг ее детства, первая любовь ее проснувшегося сердца, был центром, вокруг которого вращалась жизнь ее души. И его образ, оживший в воспоминаниях, излучал свет, который согревал ее.
      Она уже давно простила Владимиру ошибочно предполагаемую несправедливость, высказав ему открыто все упреки. Она осуждала только себя, свой образ действий и считала, что понесла тяжелое, но заслуженное наказание. Почему она так быстро сбилась с толку? Почему в припадке гнева, из желания отомстить Владимиру она похоронила свое счастье? Она одна во всем виновата! Она одна грешна перед Владимиром! Не считая себя вправе ненавидеть мужа, она относилась к нему с полным безразличием. Если он вел себя иногда вежливо или даже дружески, она была рада редкому миру. Если он бушевал, она была неизменно спокойна, как будто приступы его ярости ее не касались. Поступки Бориса ее не печалили. Она не хотела их ни знать, ни видеть. Такие сцены, как та вечером, в театре, часто разыгрывались на ее глазах. Свидетели этих сцен удивленно спрашивали: «Она от природы такая или добровольно закрывает глаза?» - не получая никакого ответа на свой вопрос.
      Сам Борис не чувствовал необходимости внести ясность в их отношения. Он удовлетворялся тем, что Вера не связывала ему руки и не задавала каверзных вопросов о том, как он проводит свое время. Но даже при отсутствии ревности жены ему не всегда удавалось счастливо выкрутиться из любовных приключений.
      История с любительским театром имела для него дурные последствия. Из-за глупого поведения госпожи Карцовой Любочкина ревность разожглась до предела, а госпожа Карцова осыпала Бориса упреками из-за разговора с Любочкой. Прекрасная Дарья тем более опасалась Любочки, что та жила под одной крышей с Борисом, и она, Дарья, была лишена возможности наблюдения и контроля. Сама Любочка, как Аргус, следовала за Борисом по пятам и чуть ли не каждый день устраивала ему сцены ревности. Беклешов кипел от ярости, но не отваживался бунтовать.
      Он начал бояться Любочки, с которой был связан тайной. Много раз своими угрозами она напоминала ему о прошлом… И он считал ее способной при случае привести их в исполнение. У нее не было материальных доказательств для обвинения. Поверит ли Вера или даже Владимир в эти разоблачения? При этих мыслях его охватывал тайный ужас. Но свою беспутную жизнь переменить он уже не мог. Неприятности из-за Любочки он компенсировал отношением к жене и своим чиновникам, чья жизнь из-за его всегда возбужденных нервов отнюдь не была сладкой. В этой напряженной жизни, которой он уделял больше внимания, чем управлению губернией, и прошли все последующие недели и месяцы.
      Неприятный переход от зимы к лету был счастливо преодолен, и теплое солнце настойчиво приглашало к отдыху на природе. Общество устраивало пикники и загородные прогулки, которым Борис неизменно благоприятствовал. Молодежь, искавшая развлечений, его боготворила. Такого губернатора еще не видели. В этих вылазках Вера редко принимала участие. Она предпочитала им тишину своего сада. Любочка, напротив, дома не оставалась.
      Однажды после обеда, когда Борис проводил время с двумя дамами, курил сигарету и был, как исключение, в хорошем настроении, он сказал жене:
      - У меня отличная идея, Вера. Я придумал, как отпраздновать именины жены наследника престола*(Мария Федоровна, датская принцесса Дагмара, жена будущего царя Александра III.).
      - Да? - ответила Вера, не проявляя более интереса. Любочка реагировала иначе:
      - Вы - настоящий Maitre des plaisirs*(Мастер удовольствия.), Борис Иванович, - сказала она бойко, - и всегда умеете преподнести новый сюрприз. В чем заключается на этот раз ваша отличная идея? Скажите скорее, я сгораю от любопытства.
      - Сгораете? Чтобы избежать этого несчастья, - ответил он, смеясь, - не буду испытывать ваше терпение. Итак, дорогие дамы, слушайте. Вместо официального скучного обеда и бала соберем общество сразу после обедни и поедем на пароходе вниз по Волге до большого острова. Вы этот остров знаете?
      - Конечно, знаю, - сказала Любочка, хлопая от удовольствия в ладоши. - Ваша идея на этот раз действительно прелестна!
      - Но позвольте развить мою идею до конца. Возьмем с собой полковой оркестр, пообедаем там на свежем воздухе, а вечером устроим фейерверк.
      - И в заключение потанцуем, - вставила Любочка.
      - Как прикажете. Итак, в конце будут танцы! Ну, что скажешь о моем плане, Вера?
      - Ничего не имею против, - отвечала она. - Ты, как обычно, отдашь необходимые распоряжения?
      - Об этом не беспокойся. Я обо всем позабочусь.
      - И я помогу вам, Борис Иванович, - сказала Любочка.
      - Принимаю ваше предложение с благодарностью. Мы должны подготовить список приглашенных. Чтобы не мешать Вере, пойдем в соседнюю комнату и там спокойно поработаем.
      Сказано - сделано. Любочка взяла перо и бумагу и приготовилась записывать имена гостей, которые диктовал Борис. При имени Карповых Любочка остановилась.
      - Борис, не приглашай Дарью. Она испортит мне все удовольствие. Ты же знаешь, что я ее всем сердцем ненавижу.
      - Будь благоразумна, Любочка, - тихо ответил он. - Ты требуешь невозможного. Карцов был бы оскорблен, если бы при всей губернской общественности я не пригласил его жену. В этом случае он имеет право пожаловаться на меня самому министру.
      Борис не мог исполнить Любочкину просьбу еще и потому, что именно Дарья Алексеевна первой подала ему идею речной прогулки, за которую он ухватился главным образом, чтобы развлечь ее.
      - Ты прав, мой ангел, - отвечала Любочка. - Признаю, что моя просьба неблагоразумна и неисполнима.
      Но обещай мне, ты не будешь ею заниматься, по крайней мере не больше, чем этого требует вежливость хозяина.
      - Это я тебе обещаю. Я же всегда интересуюсь только тобой.
      - Всегда? - спросила она, шутливо грозя ему пальцем.
      Настроение в губернаторском дворце в этот день было исключительно дружеским и умиротворенным. Беклешов занялся подготовкой к празднику на острове с огромным усердием. Весь Ярославль охватило волнение. Молодежь с большим нетерпением считала дни и часы, оставшиеся до праздника, и многие возносили к небу молитвы о хорошей погоде.
 

 
      Небо, казалось, услышало молитвы, и двадцать второго июля, в день именин жены наследника престола, было солнечно. На небе - ни одного облачка. Солнце было жарким, даже палящим. Положенную к празднику большую обедню губернатор назначил на половину десятого, чтобы гости могли переодеться к двенадцати часам, времени отхода парохода. Беклешов в праздничном мундире со всеми без исключения чиновниками отправился в собор. В соборе была заметна нехватка среди женской половины. Сам архиепископ, казалось, испытывал терпение дам, которые украдкой поглядывали на часы.
      Наконец служба кончилась. Архиепископ благословил прихожан. Борис и Вераг как представители высшей власти, получили официальные поздравления. Каждый поспешил к себе, чтобы скорее переодеться в легкое платье и отправиться к берегу Волги. Зрителям предстояло веселое зрелище на пристани. Почти все население Ярославля высыпало на большую набережную, где пестрые группы расположились в тени деревьев. Гости обступили мостки, с которых должна была производиться посадка на судно, и ждали прибытия губернатора. Пароход был украшен гирляндами зелени, цветами, флагами и вымпелами всех видов. На носу разместился полковой оркестр, который скрасил время ожидания исполнением веселой музыки. Самой привлекательной частью всей сцены была группа молодых женщин, которые в светлых летних платьях, краснощекие и ясноглазые, шутили, смеялись и ангажировали мужчин для вечерних танцев.
      Так как Вера Петровна временно отсутствовала, то в группе дам выделялась своей красотой и элегантностью госпожа Карцова. Для сегодняшнего праздника она принарядилась и приукрасилась так, чтобы превзойти всех соперниц, ухаживающих за Борисом. Быть может, строгий критик нашел бы, что она одета не по возрасту, слишком юно. По крайней мере, не было дам, которые бы не высказывали это вслух. Все же выглядела она молодо и хорошо, и это легкое кокетство ей можно было простить. Несмотря на окружение молодых господ, заговаривавших с ней и кружившихся вокруг нее роем, Дарья, не отрываясь, смотрела на дорогу, по которой должен был приехать Борис. Она хотела первой встретить его и первой восхитить. Поблизости стоял ее верный Чебышев, ожидая малейшего знака, готовый выполнить каждое ее желание.
      - Семен Степанович! - вскрикнула она вдруг и подозвала его рукой. - Сделайте одолжение… Сбегайте, пожалуйста, побыстрее ко мне домой и принесите флакончик с английской солью. Вижу, что забыла его, а без этого маленького флакона я пропала. Знаете, мои нервы…
      - Охотно принесу, Дарья Алексеевна, - ответил исполнительный чиновник. - Боюсь только, что уже поздно. Их превосходительство вот-вот прибудут.
      - Ох, мой дорогой Семен Степанович, пожалуйста, постарайтесь. Если прямо сейчас поспешите, то и успеете. Что только будет со мной без моего флакончика!
      Более Чебышев не сопротивлялся и отправился выполнять поручение. Успел немного пробежать, как госпожа Карцова бросила ему вдогонку:
      - Будете у меня дома, захватите мою шаль… Вечером на воде может быть прохладно… Подождите минутку, Семен Степанович. Скажите Ваньке, чтобы дверь в коридор запертой держал. Поцелуйте детей и…
      Дольше задерживаться Чебышев не мог, числу поручений, казалось, не будет конца.
      Вскоре после того как он начал бег на длинную дистанцию, появился Беклешов с женой и Любочкой. Народ закричал «ура», оркестр исполнил «Боже, царя храни», и приглашенные гости, не поздравившие его в церкви, поспешили передать свои поздравления. Получив поздравление от госпожи Карцовой, Борис не стал задерживаться, чувствуя на себе подозрительные взгляды Любочки. Тут капитан парохода как раз доложил, что к отплытию все готово.
      - Дамы и господа, - крикнул Беклешов, обращаясь к собравшимся, - кто не остается, следуйте за нами. - И со своими домашними, указывая им дорогу, ступил на палубу.
      Дарья Алексеевна была в большом беспокойстве, так как все еще не явился Чебышев с нюхательным флаконом, который ей был так необходим. Она медлила, пока все были на берегу, но пришло время садиться на пароход. Оставить флакон в Ярославле ей никак не хотелось. Она испуганно смотрела вдоль улицы. Уже отдали концы, зазвучала команда капитана, и колеса парохода пришли в движение. И тут, в последний момент, наконец, появился Чебышев, с трудом переводя дыхание, весь в поту, едва передвигая ноги.
      - Ой, Борис Иванович, - крикнула мадам Карцова, бросаясь к Беклешову, - пожалуйста, попросите минуту подождать. Чебышев наконец вернулся и принес мне нюхательный флакон.
      Борис подал капитану знак, колеса прокрутились назад, пароход снова пристал к берегу, и по узкой доске бедный Чебышев поднялся на палубу.
      Эта небольшая сцена привлекла всеобщее внимание, но никто не знал, в чем дело. Когда событие разъяснилось, многие украдкой засмеялись. А Любочка шепнула на ухо Борису: