Он ощутил, как затлела дремавшая до поры до времени скрутка, горячая точка в самом центре его существа. Даже паря в серебряном ничто музыки, он чувствовал, как нарастает его сила. Теперь, если он пожелает, то может нанести удар и скрутить нечто намного более сложное и мощное, чем охранная система. Ему представился лежащий под ним земной шар, погруженный во тьму, которую пронизывают трассы электронных путей, капиллярные сгустки крошечных огоньков, и ощутил – в охватившем его серебряном, полном безумной музыки величии, – что если он пожелает, то сможет скрутить весь мир.

Дред услышал доносящийся откуда-то собственный смех. Причина для смеха достойная. Слишком много, слишком много.

Но не такое ли же чувство испытывает Старик? Не подобное ли ощущение власти владеет им, только постоянно? Что мир принадлежит ему и он волен сделать с ним все, что пожелает? Что людишки наподобие Дреда есть лишь крошечные огоньки, значащие меньше светлячков?

Пусть даже так, Дреда это не волновало. Закутавшись в собственное серебряное величие, он не испытывал ни зависти к Старику, ни страха перед ним. Все изменится, и теперь уже очень скоро.

Нет, сейчас ему нужно думать о другом, мечтать о другом. Он снова позволил единому пульсирующему тону освободить свой дух от бремени тела. Скрутка согрела его, когда он вернулся в прохладное серебристое место, где он может видеть далеко вперед и размышлять над теми мелкими делами, которые необходимо сделать на пути вперед.

Дред лежал на голом полу и слушал свою мыслительную музыку.

Она раздражающе долго не отвечала на вызов. Дред уже проверил симов и знал, что путешественники по Иноземью спят. Что она там делает? Снова торчит в душе? Не удивительно, что Дульси настолько одержима своей кошкой – она сама почти что кошка, постоянно вылизывает шерстку. Этой сучке не помешает немного дисциплины… особенной дисциплины.

Нет, напомнил он себе. Не забывай о серебряном месте. Дред негромко включил музыку, не мыслительную музыку (он уже использовал свою недельную квоту, а насчет этого Дред был очень строг с самим собой), а слабое эхо, тихие тональные всплески, напоминающие капли воды, падающие в пруд. Он не позволит раздражению мешать делам. Ведь это то дело, которого он ждал всю жизнь.

Хотя сигнал вызова содержал код его подписи, она ответила только голосом, не включая видео:

– Алло?

Серебряное место. Великая картина. Спокойно…

– Это я, Дульси. Ты что, опять недавно вылезла из ванны?

На экране появилось веснушчатое лицо Дульси Энвин. На ней и в самом деле оказался легкий халатик, но рыжие волосы были сухими.

– Я просто отключила картинку, когда отвечала на предыдущий вызов, а потом забыла снова включить.

– Не важно. У нас проблема с этим проектом.

– Это из-за того, что они снова разделились? – Она закатила глаза. – Если так пойдет и дальше, то наш сим останется в одиночестве. Ребятишки-варвары отпали, теперь наблюдаемых осталось четверо. Пятеро, включая агента.

– Проблема не здесь, хотя это меня тоже не радует. – Дред заметил мелькнувшую на полу в кухне тень. – Ты сейчас одна?

Удивленная Дульси оглянулась.

– Господи, да это же Джонс. Моя кошечка. Ты что, и в самом деле подумал, что я начала бы этот разговор, если бы здесь был кто-то еще?

– Нет. Конечно нет – Он слегка прибавил громкость звучания, создавая для себя смывающее раздражение спокойствие, и теперь смог улыбнуться. – Извини, Дульси. У меня много работы.

– Могу поспорить, что слишком много. Ты наверняка несколько месяцев планировал… проект, который мы только что завершили. Ты когда в последний раз отдыхал?

Словно он какой-нибудь жалкий, затраханный работой менеджер среднего звена. Разговор даже стал развлекать Дреда.

– Давно, но поговорить я хочу не об этом. У нас проблема. Мы не только не можем привлечь третьего человека, который бы помог нам управлять симом, мы больше не можем отвлекать на это двух человек.

Она нахмурилась:

– Не понимаю.

– Наверное, ты невнимательно слушала. – Он попытался произнести последние слова небрежно, но его никак не радовало, что приходится тыкать девицу носом в нечто настолько очевидное, особенно в свете того, о чем он собирался ее попросить. – Эта Мартина… слепая женщина. Если она говорит правду, а я не вижу причин сомневаться в ее высказываниях, то она представляет для нас реальную опасность.

Дульси, словно поняв, что ее застукали спящей на посту, теперь резко надела на лицо профессиональное выражение:

– Продолжай.

– Она обрабатывает информацию непонятными для нас способами. Говорит, что чувствует в виртуальном пространстве такие вещи, которые ты и я (и остальные беглецы) ощутить не могут. Если она еще и не заметила, что в нашем симе обитают два разных человека, то это лишь вопрос времени – до тех пор, пока она не справится со своей проблемой «белого шума», и это не станет для нее очевидным.

– Ясно. – Дульси кивнула, потом подошла к кушетке. Села, поднесла к губам чашку и сделала глоток, прежде чем заговорить. – Но я думала об этом.

– В самом деле?

– Я пришла к выводу, что худшее, что мы можем сделать, – внезапно изменить те подсознательные импульсы, которые посылаем симу. – Она отпила еще глоток того, что находилось в чашке, и помешала содержимое ложечкой. – Мартина уже могла создать нашу сигнатуру и принять ее за норму для этого сима. Но если мы что-то изменим, то она сразу заметит разницу. Во всяком случае, я так думаю.

К Дреду вернулась часть прежнего восхищения Дульсинеей Энвин. Дура дурой, но чертовски хороша, когда ей подбрасывают проблему для быстрого решения. Он не удержался и принялся гадать, смогла бы она сидеть такая же спокойная и самоудовлетворенная, если бы ей довелось увидеть истинный облик своего шефа – если бы она увидела его реальную сущность, когда все маски сброшены… Он заставил себя отвлечься от мыслей, уводящих в сторону.

– Гм-м-м. Я понял, что ты имеешь в виду. Звучит вполне разумно, но не уверен, что полностью с тобой согласен.

Он увидел, как она решила закрепить успех, принесенный ей быстрым мышлением:

– Ты у нас босс. И как по-твоему нам следует поступить? В смысле, какие у нас варианты?

– Как бы мы ни поступили, решение следует принять быстро. И если мы не станем продолжать то, что уже делаем, то единственный вариант – кто-то из нас должен управлять симом постоянно.

– Постоянно? – Она едва не утратила с трудом обретенное самообладание. – Это же…

– Не очень привлекательная идея, знаю. Но нам, возможно, придется на такое пойти. А реально, работать придется тебе, потому что у меня безумно много других дел. Но я подумаю над тем, что ты сказала, и свяжусь с тобой позже. Сегодня вечером, в десять. Хорошо? Сим к тому времени будет спать, а если нет, то мы отделим его от группы или еще что-нибудь придумаем.

Плохо скрываемое раздражение наемницы развлекало его.

– Конечно. В десять вечера.

– Спасибо, Дульси. Да, у меня вопрос. Ты много знаешь старинных песенок?

– Что? Старинных песенок!

–  Просто я услышал одну такую, и меня снедает любопытство. Она звучит так…

Внезапно ему не захотелось петь для Энвин – создастся впечатление, будто он проявил человеческую слабость перед женщиной, которая, в конце концов, его подчиненная. И он не спел, а продекламировал:

– «Меня коснулся ангел, меня коснулся ангел…» Что-то в этом роде. Снова и снова.

Дульси уставилась на него так, словно босс задумал какой-то особенно хитроумный трюк.

– Никогда такую не слышала. А почему она тебя так заинтересовала?

Он одарил ее своей лучшей улыбкой:

– Да так, ничего особенного. Она мне показалась знакомой, но никак не могу вспомнить откуда. Значит, в десять вечера.

И Дред отключил канал.

Код Дельфи. Начать здесь.

То была просто река. Странно, что, даже имея настолько острый слух и уши, дополненные лучшим оборудованием для обработки звуков, какое можно купить на деньги, полученные после судебного иска (и которое теперь обрабатывает информацию, поступающую из лучшего оборудования для генерации звуков, какое смогло купить Братство Грааля), меня все еще способен одурачить звук текущей воды.

Я размышляла о своем новом дневнике и поняла, что начала его на очень пессимистичной ноте. Я надеюсь, что эти записи когда-нибудь смогут быть найдены и прочитаны, но трата такого количества времени на рассказ о своей жизни, похоже, предполагает, что эти мысли услышит кто-то другой, но уже не я. Возможно, это и прагматично, но не приводит в нужное расположение духа. Я должна делать вид, что когда-нибудь отыщу эти записи сама. А когда я это сделаю, то захочу, чтобы они напомнили мне, что именно я испытывала в тот или иной момент.

Я мало что могу сказать о том, как проникла в эту Сеть, потому что почти ничего об этом не помню. Охранная система, что бы она из себя ни представляла, показалась мне примерно такого же типа, как и программа, захватывавшая детей – устройство для глубокого гипноза, которое Рени описала со столь ужасающими подробностями после своего пребывания в виртуальном ночном клубе. Похоже, оно действует на уровне подсознания объекта воздействия и вызывает непроизвольные физические эффекты. Но я помню лишь впечатление чего-то разгневанного и злобного. Несомненно, это программа или нейронная сеть, чей уровень сложности и мощь намного превосходят все, о чем я знала.

Но с тех пор как я проникла в Сеть, я постепенно сумела отыскать обратный путь – сквозь ужасный грохочущий шум, одновременно реальный и метафизический – к той ясности ума, которую, как я опасалась, уже никогда не обрету вновь. И теперь я могу делать такое, чего никогда не могла прежде. Преодолев замешательство, я попала в совершенно новые владения сенсорного восприятия – подобно Зигфриду, облитому кровью дракона. Теперь я слышу, как падает лист, как растет трава. Могу обонять каплю воды, дрожащую на листе. Могу ощущать даже погоду с ее сложным, полуимпровизированным танцем, и угадывать, в каком направлении она сделает следующий шаг. В определенном смысле все это очень притягательно – подобно молодому орлу, стоящему на ветке и впервые подставившему ветру расправленные крылья, я испытываю чувство неограниченных возможностей. От этого будет трудно отказаться, но я, разумеется, молюсь о том, чтобы мы добились успеха и чтобы я до этого дожила. Полагаю, тогда я с радостью от всего этого откажусь, но сейчас мне трудно такое представить.

Успех вообще почти невозможно представить. От нашей группы уже отпали четверо, причем не по своей воле. У нас нет возможности узнать, куда подевались Рени и !Ксаббу, а мое ощущение того, что они здесь, в этом конкретном месте, резко ослабело. Орландо и его юного друга унесло вниз по течению. И я не сомневаюсь, что парни оказались в одной из бессчетного числа других симуляций.

Итак, нас осталось пятеро. Пожалуй, я предпочла бы остаться именно с той четверкой, которой с нами уже нет, особенно с Рени Сулавейо, которая, несмотря на свою колючесть, стала мне почти другом, и теперь мне ее очень не хватает. Но если говорить честно, то я говорю так, возможно, потому, что еще не очень хорошо узнала оставшихся четверых. Впрочем, это довольно странная группа, особенно по контрасту с открытостью !Ксаббу и Рени, и мне с ними не очень комфортно.

Самая сильная личность из них – Сладкий Уильям, но мне хочется верить, что его едкая ирония скрывает самое старое из всех клише – доброе сердце. Несомненно, что, когда мы вернулись на берег и обнаружили его и робота, Уильям был потрясен тем, что Орландо и Фредерикса унесло течением. Моя новая и еще не до конца познанная чувствительность подсказывает, что в нем есть какая-то любопытная незавершенность. Иногда, несмотря на внешнюю дерзость, он проявляет нерешительность – как тот, кто боится сделать неожиданное открытие. И еще мне интересно, что скрывается за его отказом говорить о своей реальной жизни.

Пожилая женщина, Кван Ли, выглядит менее сложной, но не исключено, что она лишь желает произвести такое впечатление. Кван заботлива и молчалива, но высказала несколько на удивление хороших предложений, и внутренне она, несомненно, сильнее, чем изображает. Несколько раз в тот день, когда даже упрямая Флоримель была готова бросить поиски Рени и !Ксаббу, Кван Ли ухитрялась находить силы, чтобы продолжать их, и нам оставалось лишь со стыдом следовать за ней. Но не перестаралась ли я, отыскивая во всем особый смысл? Нет ничего удивительного в том, что некто с ее культурой и из ее поколения может испытывать необходимость скрывать свои способности под маской скромности. И все же… не знаю.

Флоримель, такая же агрессивная индивидуалистка, как и Уильям, беспокоит меня больше всего. Внешне она такая деловая, немногословная и почти презрительна к нуждам остальных. Но в иные моменты она, похоже, едва справляется сама с собой, хотя я сомневаюсь, что это заметил кто-нибудь, кроме меня. В ней есть такие странные флуктуации… как же это называется? Кажется, аффекты. В ее аффектах случаются настолько необычные, но тонкие изменения, что иногда мне кажется, что у нее раздвоение личности. Однако я никогда не слышала, чтобы раздвоенная личность притворялась одним человеком. Насколько я понимаю, в реальных раздвоенных личностях каждый из персонажей борется за свой шанс стать доминантным.

Все же моя способность понимать все, что я ощущаю, до сих ограничена, поэтому я, возможно, ошибаюсь или неправильно интерпретирую мелкие странности ее поведения. Она смела и отважна. Она не сделала ничего плохого, но много хорошего. И я буду оценивать ее только на основании действий и поступков.

Последний из нашей маленькой группы, которая может оказаться всем, что осталось от отчаянной попытки Селларса решить загадку Иноземья (в конце концов, мы можем лишь надеяться на то, что Рени и остальные выжили), это молодой человек, называющий себя Т-четыре-Б. То, что он мужского пола, тоже, разумеется, лишь предположение. Но, несомненно, были ситуации, когда его энергия и поведение казались мне несомненно мужскими – иногда в нем пробивается едва скрываемое чванство, которого я никогда не встречала у женщин. Но Т-четыре-Б может быть и странно, по-женски заботлив, поэтому я и предполагаю, что он моложе, чем хочет показаться. Невозможно определить возраст или что-нибудь иное по его уличному диалекту, в котором немногочисленные короткие слова имеют несколько значений – насколько я могу судить, ему может оказаться всего лет десять или одиннадцать.

Итак, я здесь, в компании с четырьмя незнакомцами, в опасном месте, окруженном, и я в этом не сомневаюсь, еще более опасными местами. Врагов у нас тысячи, на их стороне огромная власть и богатство, а также кнопки управления этими карманными вселенными. Мы же, напротив, уже увидели, как нас стало вдвое меньше всего за два дня.

Мы обречены, безусловно. Если мы даже выживем и доберемся до следующей симуляции, это уже станет чудом. Опасности повсюду. Вчера днем паук размером с грузовик поймал насекомое всего в нескольких метрах от меня – я слышала, как изменяются вибрации мухи по мере того, как из нее высасывают жизнь, и это стало одним из самых жутких впечатлений, пережитых мною в реальном и виртуальных мирах. Мне очень страшно.

Но с этого места и далее я продолжу этот дневник так, словно это неправда, словно я верю, что когда-нибудь снова пройдусь по моему знакомому дому и смогу думать об этих моментах, как о чем-то в прошлом, как о героических, но отдаляющихся временах.

И я молюсь о том, чтобы это могло стать правдой.

Кто-то зашевелился. Мне надо идти, вернуться в наше странное путешествие. Я не стану с тобой прощаться, мой дневник. Я скажу лишь: «До новой встречи».

Но боюсь, что это ложь.

Код Дельфи. Закончить здесь.

Кошка, с обычным королевским безразличием ко всему, что не касалось ее лично, приводила себя в порядок на коленях Дульси Энвин. А ее хозяйка тем временем настраивала себя на конфронтацию. Во всяком случае, именно для этого предназначался первый стакан довольно паршивого «Тангшанского красного». Второй же стакан… ну, наверное, потому, что первый не привел Дульсинею в нужное состояние.

Ей не хочется этим заниматься. Вот в чем заключалась суть, если выразиться несколькими словами, и ему придется это понять. Она специалист, она больше десяти лет угробила на оттачивание мастерства, получила такой практический опыт, о котором средний хакер даже мечтать не может – недавняя работа в Картахене, возможно, и была самой кровавой (для нее лично – все всяких сомнений), но ни в коем случае не самой странной или масштабной, и Дреду глупо ожидать, что она вот так запросто возьмет и отложит все в сторону, превратившись в няньку на полный рабочий день для хакнутого сима.

И на какой срок? Судя по тому как развиваются события, эти люди могут застрять в Сети и на год, если выдержат их системы жизнеобеспечения. Ей придется забыть про личную жизнь и развлечения. Она и так уже ни с кем не встречалась почти шесть недель, у нее несколько месяцев не было секса, и то, что он предлагает, просто нелепо. И вообще, вся эта затея – сплошная нелепость. Дреду следовало бы это понять. В конце концов, он даже не ее босс. Она работает с ним по контракту – он лишь один из тех, на кого она работает, когда хочет. Господи, она даже убила человека! (От этой мысли Дульсинею сжала краткая тревога.) И уж точно она не обязана заискивать перед ним, словно какая-нибудь серая мышка-секретарша или младший помощник.

Все более энергичные движения кошки стали раздражать Дульсинею, и хозяйка столкнула ее с колен. Джонс взглянула на Дульси с упреком и неторопливо побрела на кухню.

– Приоритетный вызов, — объявил экран. – Приоритетный вызов.

– Черт! – Дульси допила вино, потом заправила блузку в брюки (она больше не станет разговаривать с ним в халатике, это все равно что напрашиваться на неуважение) и села прямо. – Ответить.

На метровом экране появилось лицо Дреда. Темная кожа тщательно выбрита, густые непослушные волосы стянуты в пучок на затылке. Выглядел он более сосредоточенным, чем прежде, когда создавалось впечатление, будто половину времени он прислушивается к какому-то внутреннему голосу.

– Добрый вечер, – сказал он, улыбаясь. – Хорошо выглядишь.

– Послушай. – Она сразу перешла к сути; нет смысла тянуть резину, – Я не хочу этим заниматься. Постоянно. Я знаю, что ты мне скажешь, и прекрасно понимаю, что у тебя много важных дел, но это вовсе не означает, что ты сможешь заставить меня взять все на себя. И дело не в деньгах. Ты был очень и очень щедр. Но я не хочу заниматься этим круглые сутки – даже на пару с тобой это достаточно тяжело. И хотя я никому и никогда не скажу об этом ни слова, что бы ни случилось, но если ты станешь настаивать, мне придется выйти из дела.

Она перевела дыхание. Лицо нанимателя было почти совершенно неподвижным. Потом на нем стала появляться другая, странная улыбка – губы превратились в широкую дугу, но не раздвинулись, пряча за собой его широкие белые зубы.

– Дульси, Дульси, – проговорил он наконец, покачивая головой и изображая разочарование. – Я позвонил тебе как раз для того, чтобы сказать, что не хочу, чтобы ты постоянно управляла симом.

– Не хочешь?

– Нет. Я поразмыслил над твоими словами и решил, что ты права. Мы рискуем тем, что изменения станут заметны. Какое бы поведение ни проявлял сим сейчас, когда мы управляем им вдвоем, слепая женщина уже наверняка решила, что это и есть для него норма.

– Значит… значит, мы и дальше будем делить эту работу? – Дульси старалась ухватиться за что-нибудь, что помогло бы ей сохранить эмоциональное равновесие; она настолько подалась вперед, готовясь к спору, что возникла опасность падения. – Но как долго? Неопределенный срок?

– На ближайшее время. А потом будет видно. Правда, тебе, возможно, придется тратить на сима больше времени, чем прежде, особенно в ближайшие несколько дней. Старик мне кое-что поручил, и я должен найти для него кое-какие ответы, чтобы он и дальше оставался доволен. – Снова улыбка, но уже не такая широкая. – Но я и дальше буду регулярно управлять марионеткой. Я к ней привык, понимаешь? Мне это даже нравится. И есть… кое-какие штучки, которые мне хотелось бы испробовать.

Дульси испытала облегчение, но смешанное с чувством, что она что-то упустила.

– Так, значит, мы договорились? Все будет продолжаться по-прежнему. Я стану делать свою работу. А ты… ты и дальше будешь щедро мне платить. – Она поняла, что ее смех прозвучал не очень убедительно. – Примерно так.

– Примерно так.

Дред кивнул, и его лицо исчезло с экрана.

У Дульси оказалось несколько долгих секунд, чтобы расслабиться, и тут его лицо внезапно появилось вновь. Она едва не вскрикнула от неожиданности.

– Да, знаешь что, Дульси?

– Что?

– Ты не выйдешь из дела. Мне только что пришло в голову, что ты должна это понять. Я стану хорошо с тобой обращаться, но ты не сделаешь ничего, пока я тебе не скажу. Если ты хотя бы подумаешь об отставке, или кому-нибудь проболтаешься, или сделаешь с симом что-нибудь необычное без моего разрешения, я тебя убью.

Теперь он показал ей зубы, которые словно расцвели на его темнокожем лице и заполнили экран цепочками могильных надгробий.

– Но сперва мы станцуем, Дульси. – Он говорил с убийственной невозмутимостью проклятого грешника, обсуждающего погоду в аду. – Да, станцуем. Под мою музыку.

Он отключился, но она еще долго сидела с широко распахнутыми глазами. Дульсинею Энвин трясло.