ГЛАВА 3

«Роберт!»

«Да, это я, но не оборачивайся», — быстро добавил он.

Конечно, это он: Дженн узнала неслышный голос, узнала сразу же, как только он произнес ее имя. Но… Но это же невозможно! Он не мог…

«Каким образом… Где ты?»

«Сижу в четвертом ряду от тебя».

«Позади меня? — Дженн подпрыгнула, но сумела заставить себя не оглянуться. — Что, если тебя увидят?»

«Я переодет. Никто меня не узнает».

Дженн сделала глубокий вдох, судорожно пытаясь разобраться в происходящем. Нужно, чтобы мысли стали ясными чтобы колотящееся в груди сердце успокоилось…

Он вернулся! Наконец! Облегчение и что-то похожее на страх нахлынули так быстро, что Дженн не могла разобраться в своих чувствах. Ей отчаянно хотелось обернуться, увидеть его, снова прочесть любовь в его глазах.

Он в безопасности. Жив и здоров. Сидит позади нее… Дженн чуть не рассмеялась.

«Что ты здесь делаешь?»

«Мне подумалось, что ты захочешь узнать: у Мики все в порядке. И у епископа Маккоули тоже. Он здесь со мной».

«В этой церкви?»

«Нет».

«Зачем ты привез его в Люсару?»

Столько вопросов, так хочется удержать его рядом хоть на несколько минут — после того, как все эти бесконечные годы он был лишь воспоминанием… Дженн понимала, насколько это безрассудно, но ничего не могла с собой поделать.

«У него есть здесь дела».

«Но почему ты оказался здесь?»

Ответ последовал не сразу.

«Мне нужна твоя помощь».

Мысленный голос Роберта не дрогнул — словно эта их встреча была чем-то обычным, случающимся каждую неделю. Привычное холодное спокойствие Роберта прозвучало в его тоне; спокойствие — и ничего более. Было так легко представить, как он сидит на скамье, небрежно сложив руки на груди, как будто происходящее — нечто совершенно нормальное. Ему нужна ее помощь?

«Я не хотел бы вовлекать тебя, но никто больше не сумеет сделать того, что нужно».

Дженн заморгала, не сводя глаз с триума на стене. Нельзя позволить себе выйти за те строгие границы, в которых ее жизнь протекала последние шесть лет… Роберт нуждается в ее помощи. Вот и все.

«Что я должна сделать?»

«Помочь мне вновь попасть в Анклав».

«Зачем?»

В течение нескольких секунд она почти могла слышать, как Роберт обдумывает свой ответ; когда же ответ прозвучал, какая-то печальная часть души Дженн совсем не удивилась услышанному…

Неужели она всегда останется такой… наивной?

«Я ничего не могу объяснить. Мне просто нужно как можно скорее оказаться в Анклаве».

Дженн сделала глубокий вдох. Говорить ей он не хочет…

Ожидает, что она пойдет на ужасный риск, но ничего не объясняет. До чего же типично!

Пустота в душе родила гнев.

«Ты с ума сошел!»

Отвезти его в Анклав! Имеет ли он представление о том, как пристально за ней следят? Если станет известно, что Роберт появился в окрестностях Клоннета, ее немедленно заподозрят. Второй раз то, что она — супруга Ичерна, ее не спасет. И Эндрю… О боги, пострадает ведь Эндрю! Она не может позволить такому случиться! Просто не может.

«Ты должен отсюда уехать. Немедленно!»

Уехать и оставить ее с воспоминанием об этой встрече… До чего же…

«Пожалуйста, выслушай меня. Я понимаю, что ты рассержена, но дело слишком важное».

«От всей души надеюсь, что важное: если ты рискуешь моей жизнью и жизнью моего сына ради какой-то мелочи, я сама выдам тебя Гильдии!»

Мгновение царила тяжелая тишина, потом его голос донесся вновь, решительный и уверенный.

«Без тебя я не могу попасть в Анклав. Если бы ты смогла уехать из Клоннета всего на пару недель, я доставил бы тебя в Анклав и обратно так, чтобы никто ничего не заметил. Риск совсем невелик».

«Это мне безразлично. Я не могу сделать такого! — бросила Дженн. Или он считает ее дурой, которую можно обвести вокруг пальца дважды? Ох, но именно такая дура она и есть… — Я должна думать о сыне. — Дженн решительно подавила всякие колебания. — И я не собираюсь рисковать всем, чего с таким трудом добилась, только потому, что понадобилась тебе, — а ты даже не желаешь мне ничего объяснить. Тебе придется найти другое решение, Роберт, потому что я не могу и не хочу тебе помогать».

«Я понимаю». В голосе Роберта прозвучало разочарование, но удивления в нем не было. От этого Дженн почувствовала себя еще хуже.

«Нет, не понимаешь. — Да и как мог он понять? Ведь это он кинул ей спасательный круг, а теперь с безразличием отнимает. Он ее не любит — ему просто нужна ее помощь, и даже ничего объяснить он не хочет. — Оставь меня в покое, Роберт. Не появляйся здесь больше».

Дженн встала, рассеянно начертила в воздухе знак триума и двинулась к дверям. Она старалась не смотреть по сторонам, но над собственными глазами она оказалась не властна. Они по своей воле нашли Роберта — тот сидел там, где и сказал, одетый в рубище нищего. Он ответил Дженн твердым взглядом, и на мгновение она увидела знакомый блеск зеленых глаз; но тут ноги вынесли ее из церкви.

Ничего… В его глазах не было ничего, кроме сожаления.

Дверь церкви захлопнулась с безнадежной окончательностью, отдавшейся в камне стен, зазвеневшей стеклом окон. Шепот и бормотание молящихся дали Роберту несколько мгновений, необходимых ему, чтобы взять себя в руки. Он сгорбился в своих нищенских одеждах, спрятав под ними ноющую рану. Он не вышел из церкви, даже не стал следить за Дженн на ее пути в Клоннет колдовским зрением.

Ах, насколько было бы лучше, если бы он сумел не влюбиться в Дженн! И ее участь была бы легче, и он сейчас не испытывал бы такой мучительной боли. Хотя все его существо тянулось к Дженн, желая хотя бы коснуться ее, Роберт сейчас, как и на протяжении всех этих лет, прошедших со времени их расставания, держал свою душу на замке. Новое признание в любви ни одному из них не принесло бы ничего, кроме страданий.

Мог ли он довериться Дженн, открыть ей причины, делающие необходимой его поездку в Анклав?

Нет. Еще нет. Сначала он должен сам во всем увериться; слишком много жизней подверглось бы опасности в случае ошибки.

В церкви воцарилась тишина; Роберт взглянул на ряды свечей перед алтарем. Крошечные колеблющиеся язычки пламени на фоне серой стены… искренняя вера, закованная в неподатливый камень. Так много благочестия и так мало надежды! Как одно может благополучно соседствовать с другим?

И что, если вы еще питаете надежду, но утратили веру? Разбудит ли зажженная вами свеча спящих богов?

Тень легла на церковное окно, заставив сумрак внутри церкви еще более сгуститься. Скоро стемнеет и, наверное, пойдет дождь. Нужно поторопиться, иначе Маккоули станет беспокоиться, начнет метаться по лесной поляне и вздрагивать при малейшем шуме. Епископ — смелый человек, но на свою храбрость он не полагается, словно боясь, что она изменит ему при первых признаках настоящей опасности.

Роберт глубоко вздохнул, стряхивая с себя напряжение, и поднялся на ноги, не сводя глаз с триума над алтарем. Медленно и торжественно он коснулся одного плеча, лба и другого плеча. Шаркающей походкой — соответствующей не только внешности нищего старика, но и его настроению, — Роберт двинулся к выходу из церкви.

Раскаты грома пришедшей с востока грозы обрушились на рощу с безжалостной мощью. От дождя земля под деревьями покрылась лужами и быстрыми ручейками, стекавшими в спрятавшийся среди папоротника поток. Даже если бы Эйден Маккоули и мог видеть в сгустившемся сумраке, всюду в окрестностях он увидел бы то же самое. Однако священник и не пытался вглядываться в даль. Он съежился в дальнем углу маленького шалаша, стараясь найти укрытие от ветра, и поплотнее завернулся в плащ. Однако совсем спрятаться от дождя не удавалось: капли падали на ноги Маккоули, его сапоги увязли в жидкой грязи. Позади шалаша привязанные к дубу кони опустили головы под струями ливня, словно стыдясь чего-то.

Эйден не замечал никакого движения в роще, пока рядом с ним из сумерек не вынырнула темная фигура. Роберт больше не притворялся стариком нищим; мокрый плащ хлопал его по ногам, спутанные волосы прилипли ко лбу. Роберт остановился у входа в шалаш. Несмотря на сгущающуюся темноту, Эйден заметил улыбку на его лице.

— Я вернулся.

— Это я вижу, — ответил Маккоули, по-прежнему горбясь в своем углу. — Как все прошло?

— Прекрасно. Если, конечно, не считать дождя.

— Она согласилась?

— Нет. — Роберт, нахмурившись, протянул руку к куче веток, которую Маккоули навалил на крышу шалаша, увидев приближающуюся грозовую тучу. — Что это такое?

Эйден гордо выпрямился.

— Я сделал укрытие.

— Под деревом? В грозу?

— А в чем дело?

Усмехнувшись, Роберт вошел в шалаш и хлопнул Маккоули по плечу.

— У молний есть скверная привычка выбирать какие-нибудь высокие деревья. Поверьте, если молния ударит в этот замечательный дуб, вам под ним не поздоровится. Пошли, есть и лучшие местечки, где мы можем устроиться на ночь.

Эйден огляделся, но ночная тьма была непроглядной, и в лесу не было заметно никаких признаков приближения того, кого высматривал Маккоули.

— Но мы не можем еще уйти отсюда.

— Почему?

— Дело в том…

— Все в порядке, святой отец, — раздался голос из-за толстого ствола дуба. — Я уже здесь.

Роберт обернулся:

— Грант! Что, во имя Серинлета, ты здесь делаешь?

Кони встрепенулись и застучали копытами, когда к шалашу подъехал и спрыгнул в грязь Грант Каванах, владетель герцогства Фланхар. Это был великан: высокий и широкоплечий, с привычкой громогласно смеяться и довольно своеобразным чувством юмора. Голос Гранта, глубокий и звучный, исходил, казалось, из глубины густой рыжей бороды, падающей на грудь. Вновь прибывший откинул капюшон плаща, с опаской осмотрел шалаш и, пригнувшись, шагнул внутрь.

— Я думал, вы уже возвращаетесь в Бликстон, — начал он, стаскивая перчатки. — Разумно ли было оставлять здесь бедного епископа, пока ты развлекался в городе?

— А ты говорил, что всю зиму проведешь во Фланхаре. Если ты подобным образом будешь сбегать из дому, твои подданные начнут удивляться.

— Да знаю я! — ухмыльнулся Грант; его зубы блеснули в мутном свете еле пробившейся сквозь тучи луны. — Но все мы должны терпеливо нести свою ношу.

— Так все-таки что ты здесь делаешь — если не считать промокания под дождем?

Герцог усмехнулся, распахнул плащ, вытащил небольшой кожаный кошель и протянул Роберту.

— Я как раз возвращался из западных земель и завернул в Дромму, чтобы проведать Мику. Он там хорошо устроился. Мика просил передать тебе вот это и сказать, что встретится с тобой, как вы и договаривались.

Роберт не сделал попытки взять кошель, и Эйден с опасением взглянул на предмет в руках Гранта.

— Послание? От Мики?

— Именно, — кивнул Грант. — Так нужно оно тебе, Роберт?

— Нет! Мне… — Эйден бросил на Роберта быстрый взгляд. Спокойная насмешливость исчезла с лица Данлорна, глаза его сверкали, словно светились каким-то внутренним светом. Он медленно протянул руку, взял кошель и резким движением открыл его.

Крепко сжав губы, Роберт вынул единственный листок бумаги, зашуршавший в его руке, когда он развернул письмо и начал читать. Эйден затаил дыхание; забота о ночлеге и мысли о промокших ногах внезапно улетучились.

Через мгновение Роберт с шипением скомкал листок в руке и кинул его в воздух; письмо вспыхнуло, и в грязь под ногами опустился лишь легкий пепел. Роберт, ничего не говоря, отвернулся от своих друзей.

Эйден ждал, прислушиваясь к раскатам грома. Он понимал, что задавать вопросы нельзя — да в этом и не было нужды.

— Похоже, что, несмотря на все ваши молитвы, епископ, — медленно и тихо, так что шум дождя чуть не заглушил его слова, сказал Роберт, — я оказался в конце концов прав.

— Милосердная Минея! Грант нахмурил брови:

— Ты хочешь сказать, что самое худшее случилось? Я вез такое известие, а Мика ни слова мне не сказал!

— Конечно, не сказал, — пробормотал Эйден, не сводя глаз с Роберта. — Что вы собираетесь делать?

— Да о чем вы — «что собираетесь делать»? — рявкнул Грант. — Это же очевидно! Потроха Серинлета, разве не провели мы последний год в приготовлениях — на всякий случай? У Роберта больше нет выбора!

— Выбор есть всегда.

— Простите меня, святой отец, но это бред свинячий! Роберт знает, что я прав. Вы посмотрите на него: стал бы он хмуриться, как черная грозовая туча, если бы ничего особенного не случилось?

При этих словах Роберт обернулся. Взгляд его был суров, но лицо смягчила еле заметная улыбка.

— Ты разделишь ночлег с нами? Епископ готовит великолепную баранью похлебку.

— Здесь, в лесу? Ты что, шутишь? — Настроение Гранта мгновенно изменилось. — Я зажиточный герцог с собственным прекрасным государством, а не преступник, за голову которого назначена награда, как некоторые, на кого не будем показывать пальцем. Не в моих привычках мокнуть в лесу — у меня другие вкусы.

— Так ты отправляешься обратно в город, — улыбнулся Роберт.

— Ты чертовски прав! — Грант громогласно расхохотался и дернул за повод своего коня. — Я собираюсь хорошенько поужинать и завалиться в теплую постель, а может быть, и найти кого-нибудь, кто мне ее согреет.

— Ваша светлость! — ахнул Эйден. — Вы ведь женатый человек!

Грант виновато развел руками, пятясь из шалаша.

— Простите меня, святой отец, я просто пошутил. Роберт все вам объяснит после моего отъезда. Увидимся во Фланхаре, когда вы туда доберетесь. Постарайтесь не ввязываться в неприятности, хорошо?

Прежде чем Эйден смог сказать хоть слово, Грант вскочил на коня и исчез в темноте.

— Ему трудно бывает отказать, — пробормотал Роберт.

— Может быть, но, надеюсь, дамы в Джарди не станут придерживаться такого же мнения.

Роберт усмехнулся и вскинул на плечо седельные сумки. Отвязав коней, он повел Эйдена под дождем через лес.

— Так что вы собираетесь делать?

Роберт шел впереди, направляясь к густым кустам, нависавшим над небольшой лощиной. В этом естественном укрытии он еле мог выпрямиться во весь рост, но зато оно было достаточно просторным, чтобы можно было завести в него и лошадей. Не глядя на Эйдена, он начал стаскивать в одно место валяющийся вокруг сушняк, чтобы разжечь костер.

— Мы с вами много раз обсуждали это за последние пять лет. Приготовления, переписка — все это было направлено к единственной цели. А теперь вы спрашиваете меня, что я собираюсь делать! Как вы думаете, что я предприму?

— Я не хочу давать этому название.

Роберт, держа в руке седельную сумку, остановился и тихо рассмеялся:

— Я всегда говорил, что мыдруг друга стоим. Я все гадаю: что случилось бы с нами, если бы Селар не бросил вас в темницу, как только вас избрали епископом.

— Ну, — пробормотал Эйден, не в силах отвести взгляд от лица Роберта, — если бы Макглашен и Пейн не спасли меня, я сейчас, наверное, был бы мертв. Не знаю, что в этом случае делали бы вы.

Роберт улыбнулся и опустился на колени перед кучей хвороста; одним взмахом руки он его зажег.

— Сделался буйнопомешанным или давно лежал бы в могиле. Ладно, пора ужинать. Я голоден.

Эйден уселся у костра и взялся за котелок, который Роберт достал из вьюка. Почему-то теперь думать о предстоящем было не так мучительно.

— Значит, мы все-таки отправляемся завтра в Элайту?

— По-моему, у нас нет выбора. Тирон не обратил внимания на мои письма, ваши попытки наладить хоть какой-то контакт с Бромом кончились неудачей. Мы потратили три года на то, чтобы предотвратить это, но теперь нам ничего не остается, как нанести удар, — и Элайта первый и необходимый шаг на нашем пути. Что потом? Ну, мне придется найти какой-то способ попасть в Анклав без того, чтобы штурмовать его. Такая попытка ведь не прибавит мне друзей, верно?

Эйден поднял глаза, понимая, что Роберт делится с ним не всеми своими мыслями. Чувствуя, что задавать такой вопрос не следует, он все же не смог удержаться:

— Она рассердилась?

Лицо Роберта осталось неподвижным.

— Я уже говорил вам раньше, епископ: я ни с кем не стану говорить о Дженн — даже с вами. — С этими словами он отвернулся и стал расседлывать лошадей.

Эйден взялся за приготовление ужина. Укрепив котелок над углями, он со вздохом пробормотал:

— Одно могу вам сказать…

— Что же?

— На меня гораздо большее впечатление производило бы ваше колдовство, если бы вы могли что-нибудь сделать с этой проклятой погодой!

Роберт со смехом хлопнул его по плечу.

— На меня тоже, епископ. На меня тоже.

Поленья в камине трещали и плевались искрами, но Дженн не обращала на это внимания. Она продолжала метаться по мягкому ковру в своей комнате, не в силах остановиться ни на мгновение. Ей следовало бы переодеться к ужину, но все ее мысли были заняты другим. Перед ее глазами все еще стояло лицо Роберта: накладная борода и внимательные глаза, в которых было сожаление — и ничего больше.

Он ведь ожидал, что она ему откажет, — так зачем было просить? И почему ему так необходимо снова попасть в Анклав? Почему он не пожелал ничего ей объяснить? А она, значит, должна была ему помочь только потому, что он попросил? Да, потому, что проклятый Ключ сказал ему, что не пустит в Анклав, если только его не будет сопровождать Дженн…

Стиснув зубы и зажмурившись, Дженн попыталась отогнать вопросы, все возникавшие и возникавшие в ее мозгу. Слишком это напоминало ей дни, последовавшие за ее арестом…

Нет. Она ведет себя по-детски, несправедливо. Даже если Роберт не пожелал сообщить ей свои резоны, они у него, несомненно, были, — и к тому же очень весомые. Но… но ведь она теперь не может свободно располагать собой, не может ему помочь, и ему следовало бы это знать. Ее долг — защитить их сына… нет, ее сына. У Роберта есть и другие помощники. А у Эндрю, кроме нее, нет никого.

Несмотря на свой гнев и разочарование, она все-таки приняла правильное решение. Дженн была в этом уверена.

Разве не так?

Дверь в ее комнату отворилась, но колдовское зрение уже предупредило Дженн, что ее посетитель — отец Джон.

— Разве вы не спуститесь к ужину?

— Нет. — Дженн открыла глаза и снова заметалась по комнате. — То есть да. Через минуту.

Отец Джон подошел к ней и успокоительно коснулся ее руки.

— Что-нибудь случилось?

Дженн на мгновение остановилась, взглянула на священника, потом отвернулась. Весь ее внутренний мир рушился, и она не знала, как этому помешать.

— Дженн!

— Я… — Слова застревали у нее на языке, но Дженн знала, что должна продолжать: отец Джон заслуживает того, чтобы знать правду. — Я видела в городе Роберта. — Она снова повернулась к отцу Джону, но тот не обнаружил удивления, только слегка побледнел. — Он говорил со мной в церкви — мысленно, конечно. Он хотел, чтобы я помогла ему вернуться в Анклав.

— Ох… — Отец Джон, со своей обычной деликатностью, никак больше не откликнулся на ее слова.

— Конечно, я отказалась, — быстро продолжала Дженн. — Что еще могла я ему ответить?

— Безусловно, ничего. Он был один?

Дженн отвернулась и принялась теребить вышивание, оставленное ею на столе.

— Он сказал, что с ним Маккоули.

— Вы не собираетесь мысленно поговорить с Финлеем?

— Не думаю, что такое мне удастся. Слишком велико расстояние. Но вы ведь можете послать сообщение с гонцом?

— Конечно, могу. Как жаль, что только вы трое обладаете даром мысленной речи и что Роберт не может связаться с Финлеем напрямую.

Раздался стук в дверь, но прежде чем Дженн успела ответить, в комнату ворвался маленький черноволосый мальчик и с криком уткнулся в юбку Дженн:

— Мама! Мама, спаси меня! За мной гонится чудовище!

Дженн опустилась на колени и обхватила малыша руками. Эндрю поднял голову и взглянул на нее озорными синими глазами. Никакого чудовища, конечно, не было: просто такова была любимая уловка ребенка, когда ему надоедало ждать мать. Дженн старалась постепенно отучить Эндрю от этой привычки, но в данный момент шалость сына оказалась удобным выходом и для нее самой.

Она поцеловала Эндрю и взяла его на руки. Мальчик стал уже слишком тяжелым для нее, но Дженн продолжала так делать ради удовольствия ощутить близость малыша.

— Ты уже выучил свой урок?

Выразительные глаза Эндрю стали серьезными, и он с опаской оглянулся на отца Джона.

— Нет еще.

— Но ты же знаешь: через несколько дней приедет твой дядя Лоренс, а он очень любит говорить об истории. Что же ты будешь делать, если не сможешь ответить на его вопросы?

Эндрю поднял брови — так похоже на Роберта, что сердце Дженн заныло.

— Я что-нибудь выдумаю.

— Нет, так не годится!

Эндрю захихикал, и Дженн не могла не улыбнуться тоже. Она опустила мальчика на пол, но продолжала держать его за руку. Снова повернувшись к отцу Джону, она спросила:

— Вы считаете, что с моей стороны было неправильно отказать?

Джон покачал головой, но лицо его осталось непроницаемым.

— Решать вам — ведь и риск был бы ваш. Я понимаю ваши сомнения.

— Но все же вы считаете, что я поступила неправильно. Отец Джон двинулся к двери.

— Пришлите ко мне Эндрю, когда пойдете вниз, и мы с ним доделаем уроки.

Нэш налил себе еще вина; серебряный кубок оказался полон до краев, и ему пришлось наклониться, чтобы отпить, не пролив. Стол был давно накрыт для ужина, и Ичерн уже уселся на свое место, недовольно ворча. За годы знакомства Нэш научился притворяться, будто слушает, на самом деле отдаваясь своим мыслям.

Как удается ему, находясь в одном доме с ней, сохранять безразличный вид, когда предвкушение встречи заставляет так трепетать сердце? Даже ожидание ее появления — наслаждение, каждый его момент — драгоценность.

Дверь отворилась, и явился предмет его обожания; Дженнифер была в платье нежного розового цвета, подчеркивавшего белизну ее кожи, блеск волос и сияние глаз. Она улыбнулась Нэшу, и сердце того забилось от радости.

Кровь и пламя! Сколько еще предстоит ему вздыхать по своей красавице, словно деревенскому мальчишке?

— Добрый вечер, господа. — Дженнифер заняла свое место за маленьким столом между двумя мужчинами. Столовая была хорошо натоплена, прекрасные гобелены на стенах не позволяли сквознякам гулять по комнате, а в камине между двумя окнами с мелкими стеклами уютно потрескивал огонь. Когда подали первое блюдо, Дженнифер продолжала: — Так вы останетесь у нас до завтра и отправитесь на соколиную охоту, советник?

— Не получится, — проворчал Ичерн. — Птицы болеют. Этот паршивый птичник не держал их в тепле, так что Нэшу придется подождать до следующего раза.