Глава 7

…В римские легионы никогда не брали и, думаю, вряд ли станут брать пролетариев, разве что где-нибудь в очень уж отдаленных концах империи. Потому как служить в легионе почетно и выгодно. Легионер получает жалование, на которое содержит достаточно большую семью, и может дослужиться до офицерского чина. А это уже совсем другие деньги, почет и уважение. Легионерами почти всегда становятся дети легионеров и потомки ветеранов, если они сильные и здоровые, если тела их не отягчены крупными животами или пухлыми задницами. Когда юноша приходит проситься в легион, его раздевают и прилежно осматривают, потому что у него должна быть прямая спина и длинные пальцы. Он должен иметь сильные руки и с легкостью поднимать и потрясать большим щитом. Потому что, когда выстраивается фаланга, в правой руке легионер держит меч, а в левой – щит, которым прикрывает стоящего по левую руку от него воина. И если кто-то не может держать щит, он – слабое звено в цепи, которое противник может с легкостью пробить. А стало быть, это угроза всей фаланге.

Пролетарий не может набрать достаточно денег, чтобы оплатить себе щит, уставной доспех, копье – пилум[17], меч – гладий, и все остальное, необходимое настоящему легионеру. Но не в этом дело. Пусть сын пролетария раздобудет где-нибудь достаточно средств, чтобы выглядеть, точно настоящий легионер. Пусть одолжит, найдет денег на одежду и вооружение, пусть он даже отыщет способ назваться свободным римским гражданином, но его тут же выдаст его неграмотность. А ведь неграмотный воин – урон всему войску. Потому как он не сможет грамотно и красиво написать эпитафии на надгробных памятниках! Или не напишет ничего вовсе. В результате сыновья павших героев не узнают о подвигах своих отцов и братьев.

Рассказывая Ироду о Риме и правилах, принятых в легионах, я обратил на себя внимание правителя, считавшего себя господином, а меня слугой, а на деле бывшего зверем, на которого я уже расставил свои силки, домашним животным, которого я должен был пестовать до момента, когда тот будет готов для заклания.

Первое, что я к удивлению своему обнаружил, но о чем, поразмыслив немного, не стал докладывать Марциалию Нунне в Рим или Криспину Марцию в Иудею, где последний гостил при дворе Гиркана, был простой вывод о том, что Ирод, за которым я был нанят наблюдать, не являлся старшим в семье Антипатра. А следовательно, не мог рассчитывать на то, что отец оставит его наместником в родной Идумее. Да. Он, не щадя сил и самой жизни, охранял пределы доверенной ему земли, но подлинный хозяин Идумеи – старший сын Антипатра, внук Антипаса – Фасаил был молод, силен и отменно здоров. Следовательно, у Ирода не было ни малейшего шанса сделаться хотя бы правителем Идумеи, не то что царем всех евреев. Так же, как младшие из детей Антипатра – капризный и своевольный Ферора и мечтательный, вечно витавший в облаках Иосиф не могли рассчитывать сменить на посту Ирода, покуда тот еще жив.

С другой стороны, прими Ирод бремя правления в Идумее, помогло бы ему это возвышение подняться на Олимп власти? Да ни в коей мере, потому как, что такое Идумея для жителей еврейского царства? Мелкая пограничная провинция, лежащая к югу от Иерусалима и Вифлеема. Сумасшедшие горцы, именующие себя полузабытым именем эдомитяне, как прозывались их далекие предки в то время, когда Идумея именовалась Эдом. Злейшие враги Иерусалима и правящего дома Хасмаев. Не раз они подбивали вавилонян к разрушению Иерусалима и сами неоднократно выступали с открытыми протестами против официальной власти, предпочитая чтить своих собственных богов, а не читать навязанную им Тору[18].

Именно злобные эдомитяне, согласно писанию, не дали пройти через свою землю Моисею, выстроившись на границе и потрясая дикарским оружием. Я спросил управителя иродова дома почтенного Аввакума, отчего Моисей так не понравился их далеким предкам, и тот доходчиво объяснил, что благородный воспитанник фараона шел не один, а тащил за собой чуть ли не весь свой ныне расселившийся на благословенной земле и поработивший в конечном итоге идумеев народ. Посетив с благородным Криспином Марцием Навусом Иерусалим и видя его узкие, запруженные народом улочки, на самой широкой из которых едва могли разойтись два самых худосочных верблюда, я получил некоторое представление о количестве народа и согласился с почтенным Аввакумом в том, что пройди они числом в три раза меньшим через скудные земли Идумеи, от последних не осталось бы даже следа.

Добавлял перцу во взаимоотношения двух народов и тот факт, что воинственный племянник Иуды Маккавея Иоанн Гиркан I покорил идумеев, силой обратив их в свою веру. По словам благородного Аввакума, он заставил гордых горцев обрезать себе крайнюю плоть, что идумеи считали постыдным для себя, потомков Исава, брата Иакова, называемого также Израилем[19].

Итак, иудеи не любили и не без основания подозревали идумеев в подстрекательстве к заговорам и смутам, а значит, не могли бы принять царем выходца из этой страшной и неблагонадежной земли. Сомнения добавлял и тот факт, что в Иерусалиме правила династия хасмиеев, к которой, кстати, мой подопечный не имел ни малейшего касательства.

Проанализировав два таких важных момента, как неприятие Идумеи как таковой и нецарское происхождение Ирода, я мог только пожимать плечами, отчего благородный Марциалий Нунна Алауда, а заодно и мой премудрый учитель поверили бредням оракула. К слову, не верить в пророчество оракула – грех, тем более оракула, к услугам которого прибегают «тайных дел мастера», но оракул – он же не только глас божий, а еще и человек из плоти и крови. Человек со всеми своими низменными качествами и потребностями, а, следовательно, он мог быть нездоров или пьян и нагородить, таким образом, кучу глупостей, которые теперь мне приходится разбирать. С другой стороны, боги тоже шутники еще те.

Как же я был не прав тогда!

Для передачи собранных сведений господину Марциалию Нунне служили специально прибывшие для этой цели в Идумею купцы. Я должен был раз в месяц приносить свои зашифрованные сообщения в одну из четырех специально поставленных для этого лавочек, откуда они затем передавались с караванами. В крайнем случае можно было воспользоваться больше присущей арабской армии системой сигнальных огней, но это следовало делать с максимальной осторожностью, да и много ли передашь, размахивая над костром плащом или накидкой?

Народу в Идумее не так много, как в Иерусалиме, каждый человек на счету, отчего при брате правителя я занимал несколько должностей – писаря, оруженосца и советника. Последней я дорожил больше всего. Не пытаясь приспосабливаться к обычаем моих новых хозяев, я предпочитал одеваться в тунику без вышивки на римский манер. В конце концов своим местом при Ироде я обязан именно римскому происхождению. И до тех пор, пока я буду выглядеть как поставленный для присмотра за малым сим народом прокуратор, мне удастся удержать свое более чем выгодное положение. Впрочем, никакие особенные неприятности от ревнителей местных обычаев мне не грозили. Идумеи предпочитали острую пищу, которую запивали водой, в то время как для гостя-иноземца в изобилии имелось вино. Слуги Ирода разбили достаточно симпатичный сад, в котором предпочитала гулять Дорида с девушками-служанками и где время от времени отдыхал я. Там же, за глухой стеной под открытым небом, были установлены ванны, в которых любили возлежать члены семьи Ирода и гости. Для меня сии обычаи были приятны и отдохновенны. Единственное отличие от таких же ванн в римских домах составляла странная для просвещенных людей манера идумеев не показывать друг другу своей наготы. И, к моему великому сожалению, женщины мылись и возлежали в ваннах на своей половине дома. И строго в присутствии других женщин.

В Идумее, так же, как в Иудее, не приветствовалась однополая любовь, и я нигде не видел сопровождавших зрелых мужей в бани и купальни подвластных им мальчиков. Последний обычай меня несказанно радовал, так как хоть и не был писаным красавцем, в Риме я то и дело ловил на себе похотливые взгляды плечистых любострастцев, от которых делалось не по себе.

И еще приятная новость: в Идумее и Иудее, практически во всех аристократических семьях, говорили на греческом, предпочитали обставлять свои дома, одеваться и вести себя, подражая эллинам.

При этом простые люди предпочитали арамейский. Что же до иудейского, то на нем в основном проводили службы в храмах и разъясняли непонятные места в Законе Божьем в синагогах[20]. Были, конечно, сумасшедшие фанатики, считавшие своей целью заставить как можно больше народа говорить на иудейском, но такие вещи обычно не делаются насилием. Так что даже самые ярые приверженцы исконно еврейского языка были вынуждены то и дело перемежать свою речь греческими терминами. Особенно этим грешили торговцы, корабельщики и моряки. Что касается строителей кораблей, то если им попадались негреческие термины, то их обычно произносили на латыни.

Несколько раз удалось наблюдать правителя Идумеи, старшего брата Ирода – Фасаила. Ирод брал меня с собой, отправляясь к нему в гости. С густыми, похожими на баранью шерсть волосами и раздвоенной бородой, правитель был ниже и уже в плечах, нежели его брат. Впрочем, господин Идумеи, несмотря на молодость и прекрасное здоровье, сильно сутулился, из-за чего я затруднялся определить его подлинный рост. Добавьте к этому резкий, неприятный тембр голоса и отрывистую манеру разговора, бегающие воровские глазки и неспокойные руки и получите портрет старшего сына Антипатра Фасаила.

Его точная, хотя и более молодая копия – юный Ферора, четвертый сын Антипатра и Кипры, показался мне злобным, маленьким, отвратительно воспитанным негодяем. Вспыльчивый, обидчивый, подозрительный, этот дикарь мог уйти с друзьями в горы и жить там, не сообщая о себе, неделями, мог, разгневавшись бог весть на что, не разговаривать с семьей целыми днями, отказываясь принимать пищу и злобно рыча, словно неприрученное животное. Слава всем богам Рима, Ферора жил вместе со старшим братом, и я был избавлен от общения с этим неприятным человеком.

Третьего сына Антипатра, Иосифа, я почти не видел, так как он, подобно Ироду, был приставлен к делу, защищая доверенные ему рубежи. Впрочем, если во главе когорты ауксилариев он и мог показаться сильным и опытным воином, в обществе отличался косноязычностью и был непростительно для юноши скромен. Полагаю, что Иосиф тяготился шумными собраниями и пирами, предпочитая жизнь в своей дикой и опасной провинции, где ему не нужно было соблюдать этикет и вести себя как пай-мальчик.

Да, рядом с братьями Ирод выглядел воистину по-царски. Величавый, с прекрасными густыми волосами и спокойным властным взором, Ирод был явно отмечен самими богами для высшей власти на этой земле. Оставался вопрос: как именно он этой власти добьется.

И тут меня осенило – ведь здесь Ирод всего лишь воевода. Да, он защищает Идумею, но наследовать ее будет сын Фасаила и только он, а следовательно, ничто не мешает моему господину поискать себе иного счастья. Какой смысл служить там, где тебе ничего не светит? Обычный легионер может продвинуться до центуриона, Ирод же достиг всего, чего только мог достичь в родной ему Идумее. У него был самый главный после брата пост, красавица жена, ребенок мужеского пола. У него было все и одновременно ничего. Ничего, что он мог бы передать своим детям, чем ублажить свою собственную старость, скрасить время ожидания перед отправкой в страшный Тартар.

А значит, у Ирода было самое главное для того, чтобы добиться для себя другой дороги и иной славы, – сила и амбиции.

– Я слышал, ты принимал послов из Иудеи? – задал вопрос Ирод после того, как брат выслушал его отчет относительно последних набегов соседей.

– Были. Были. Дорожку не забыли, – ухмыльнулся в двойную бороду Фасаил.

– А как дела в Иерусалиме? Что слышно? – Ирод принужденно улыбнулся. Резкая манера общения брата заметно задевала его.

– А что могут эти евреи? – Голос Фасаила сделался почти каркающим. – Как обычно, ждут мессию.

– Это я – настоящий мессия, – шепнул мне Ирод, когда мы покидали негостеприимные покои правителя.

– Мессия? – я сделал вид, будто бы не расслышал.

«Мессия – избранник богов. Тот, кто призван занять иерусалимский трон, поправ древние обычаи. Вот оно что!», – закопошилось в голове, но я глубоко вздохнул, не желая выказывать, насколько меня взволновал этот вопрос.

– Еще бы! А ты разве еще не догадался? Я слышал, что римляне проницательны и почти что колдуны. Или так говорят об эллинах? – Он заливисто рассмеялся. – Уж если и искать человека, в котором заключено божье благословение, то без хвастовства признаюсь, что это я. Ну, посмотри сам, я обещал брату, что разбойники из арабского царства не будут доставать его Хеврон или горную Петру, и за все время, которое я охраняю рубежи, ни один отряд не дошел до наших главный городов. А Хеврон – это ведь не просто столица. Нет! Хеврон – святейшее место для правоверных иудеев, место поклонения и молитвы. Это святые гробницы, в которых покоятся наши прародители: Авраам, Сара, Ишмаэль и Ицхак, сын Ицхака Яаков-Исраэль и их жены Ривка и Лея! Древние прародители, о которых еще в Торе писано. Они все в пещерах Макпела, что к северо-западу от города, – все до единого! Оттого и стекаются паломники святые в Идумею, а в пути их охраняет наш бог Яхве.

В древний Хеврон, согласно преданию, пришел однажды по воле Всевышнего наш праотец Авраам. Оказавшись в Хевроне, он постиг святость сего места и поселился в нем. Здесь у него и его жены Сары родились Ишмаэль и Ицхак. Однажды Авраам посетил пещеру Махпела, где ему было видение, будто бы именно в этом месте похоронены первый человек Адам и его жена Хава! Позже Авраам купил эту пещеру у местного жителя, не понимавшего, чем он владеет, и, когда умерла Сара, Авраам похоронил ее в этой пещере, объявив сыновьям свое желание лежать рядом с женой. Здесь же затем хоронили его детей.

Хеврон – особое место. Место, в котором духовный мир соединяется с материальным. Само слово «Хеврон» происходит от слова «соединение». Вот что такое для всех нас Хеврон!

Какое-то время мы молчали.

– И вот что еще я тебе скажу, друг мой, – первым нарушил молчание Ирод, – пока я стою на границе Идумеи и Арабского царства, ни один нечестивец не переберется сюда, к нашим святыням и моей семье. А значит, понимают это жители Хеврона или нет, но для них я не только брат правителя, а данный богом защитник! А когда человек на своем месте делает все с умом и радением – он и есть истинное божье благословение. И особенно это касается облеченных властью господ, не важно, царь он, прокуратор или староста деревни. Для подданных такой человек – обретенное сокровище. – С этими словами он весело похлопал меня по плечу, направляясь к купальням.

Гораздо позже, уже будучи царем, Ирод неоднократно повторял, что когда боги ставят человека на созданное специально для него место, для которого он подходит как крышка для горшка или как меч для ножен, этот человек способен привести область, в которой он правит, к процветанию, и дурно, когда обладающий талантами и возможностями человек этого не делает.

Ирод произносил сие множество раз, так что эта мысль плотно вошла в летописи. Но однажды я услышал еще одну версию божественной природы моего нечаянного покровителя и моей будущей жертвы совершенно по-новому. Это была история, которую Ирод рассказал после великого пира по случаю завершения постройки Кейсарии[21]. Помню, тогда я был настолько поражен похожей на сказку повестью о маленьком мальчике и пещере духов, что, улегшись спать пьяным, увидел ее так, словно все происходило на моих глазах.

Глава 8

Серый плотный туман обступал со всех сторон, окружал мальчика, точно неведомое войско злого духа, околдовывал. Так что мир сделался почти что невидим. Еще немного – и туман поглотит все. Дыхание давалось с трудом. Мальчик оглянулся в надежде, что где-нибудь да проглянет огонек костра. Тщетно. Серый туман вместо неба, туман вместо воздуха, туман под ногами. А за ним что? Пропасть и смерть?..

Ирод вытянул перед собой руку и не увидел пальцев. С трудом различался браслет на запястье – подарок царицы. Но изображенные на нем животные исчезли, точно ушли охотиться в серое беспросветье.

Если дышать туманом, постепенно и сам сделаешься туманом, – ребенок отер с лица слезы и, нащупав на стене складную веревку, пошел по ней. Тропа была ему знакома, здесь проходили испытания царевичи – сыновья и племянники арабского царя Арета III, у которого Антипатр оставил своих сыновей во время проведения военных действий[22]. Здесь они любили играть, устраивая засады друг на друга или ловя птиц. Но это при свете дня и когда тебе в затылок не дышит косматое чудище – туман.

При мысли о чудище мальчик поежился и потрогал рукоять длинного кинжала, привычно болтавшегося у него на поясе.

Наверное, следовало прибавить шагу, но камни под ногами вдруг сделались осклизлыми, а рядом ждала бездна.

– И почему это выпало именно на мою долю? – Размазывая кулаком по лицу слезы, спрашивал себя Ирод, моментально становясь взрослым.

Во сне у меня даже дыхание перехватило – вот буквально только что передо мной стоял мальчик лет девяти, и вот он же – вздорный, бородатый и опасный, точно посланник Прозерпины подземной, Ирод!

– Давно же это было, ох, давно, так давно, что почти стерлось из памяти, растворилось в волшебном тумане заветной ночи посвящения, – шлепает себя ладонью по коленке Ирод. – И вот же явилось во сне и оказывается, не исчезало никогда.

Ароматный дым курильниц поднимается вверх, расползаясь подобно магической пелене, в которой исчезают полуголые танцовщицы, расплываются покрытые узорами в виде цветов и волшебных зверей стены. Вот уже и нет придворных, поисчезали гости, один за другим испарились слуги и только необыкновенные лучистые глаза царя светились сквозь непроглядную муть, подобно бог весть кем оставленным сигнальным кострам. Но, чу, судя по звуку, Ирод зевнул, на секунду закрыв глаза, от чего мир утратил последние источники света.

И вот снова маленький мальчик и пещера духов. Один на один, как и должно быть в ночь посвящения, когда отрок становится мужчиной, в первый и, возможно, в последний раз встречаясь с духами или богами, узнавая свое предназначение.

Что обычно происходит с проходящими посвящение мальчишками? Они спускаются, держась за специально привязанную к камню веревку, совсем одни, слушая перекличку ночных птиц, наблюдая за звездами или ночной красавицей луной. Трясясь от страха и ожидая, что в любой момент на них нападет какой-нибудь охотящийся в темноте хищник, голодный демон или они попросту сломают себе шею при спуске. Наконец ребенок достигает дна пещеры, где следует ждать, пока не появится дух, призванный вести его по жизни, или тот, который расскажет о дальнейшей судьбе. Не разрешается разводить огонь, шуметь. Нужно просто сидеть и ждать.

Прошедшие испытания на следующий день рассказывают, что видели духа или ощущали его присутствие. Если посланец богов не сказал ни слова и в голове ребенка не родилось ни одной картинки, его жизнь мало изменится или мало будет отличаться от жизни его отца и деда.

Многие мальчики рассказывают о том, будто боги удостоили их видением будущего, где они скакали на прекрасных конях в окружении воинства. Кто-то видит деньги, кто-то богатые земли. Затем придворные звездочеты и маги расшифровывают услышанное от детей, излагая события грядущего.

Что же увидит или услышит сын Антипатра Ирод?

Мальчик свертывается калачиком, ожидая нападения и на всякий случай извлекая из ножен подаренный отцом кинжал.

– О, великие духи, боги, – он делает знак, отводящий злые чары, еще бы – места здесь не родные. Идумея далеко. А тут, в Арабском царстве, и боги и духи другие и… – Великие боги, те, что слышат сейчас меня, – на всякий случай уточняет мальчик. Сотворивший небо и землю бог далеко, а здесь, в этом самом месте… – ответьте, покажите, что ждет меня в жизни. Чего я сумею добиться на радость моим дорогим папе и маме?

Пушистый покров тумана вдруг приподнялся, и вот перед маленьким Иродом не хмурые пещеры, а дворец хасмонеев с коленопреклоненными придворными. Все в мельчайших деталях.

– Спросите любого, кто посещал когда-либо пещеры духов судьбы о том, что он видел и слышал там, и получите слабое блеяние на счет таинственных голосов и бликов света, – смеется в лицо лицезреющего его особу прошлого, в лицо маленького Ирода, Ирод Великий.

– Они будут говорить, что какой-то бог благословил их многими детьми, большими поместьями, хорошим местом при дворе… несчастные… строгать детей – нехитрое дело, особенно для мужчины. Земли и богатства обычно приходят с наследством или удачной женитьбой, место при дворе сын наследует за отцом, либо движется, влекомый вперед невидимой веревкой.

Вы спрашиваете – кто говорил там со мной? У бога много слуг – верных ему ангелов. Но в ту судьбоносную ночь я говорил… – Ирод Великий смотрит в глаза девятилетнего Ирода. – Отвечаю. Я видел самого себя таким, каким я неминуемо должен был стать. Я видел… – царь Ирод исчезает, и маленький Ирод встает на твердых ногах. В сердце его больше нет страха, но живет вера, которая крепнет с каждым ударом сердца. Ирод знает, что, когда вырастет, он непременно станет царем Иудеи, потому что это обещал себе он сам – высшая инстанция, человек знающий что ему нужно в этом мире, четко осознающий, к чему стремиться, что искать. Понимающий, что во имя своей святой цели, обещанного будущего, он не сможет умереть от простуды или ранения. Его не возьмет ни меч, ни яд, ни коготь зверя, ни предательство близкого друга. Он станет царем, и вокруг него развернется шумный, веселый пир. Вся жизнь будет, словно ликующий праздник, и народ благословит его имя, и множество сыновей будут подпирать своими плечами его трон.

– Кем станешь ты, Ирод, сын моего друга и родственника Антипатра? – вопрошает арабский царь Арет III, вышедший лично встречать чумазого мальчишку, ставшего за несколько часов мужчиной, проведшего ночь в пещере духов и, возможно, получившего сокровенное знание.

– Я стану собой! – как две звездочки, сияют на грязном личике глазенки Ирода. – Я буду тем, кем должен стать – благословенным для своего народа царем! Я, – перед глазами мальчика проплывает веселый пир, прекрасные женщины, изящная посуда, – я стану царем, и народ мой будет снова жить в золотом веке! – звонко произносит он, смеясь от счастья в лицо ничего не понимающего царя. – Я стану иудейским царем в обход законов Иудеи, но по законам правящих миром.

– Ирод, сын Антипатра, внук Антипаса станет царем всех евреев, – с хрустом, похожим на разламывание скорлупы множества орехов, распечатываются уста каменной богини судьбы в храме Нептуна в Афинах.

– Ирод из Идумеи, сын Антипатра, сядет царствовать в Иерусалиме, и будет это по воле богов, – одновременно с ожившей статуей вопит насилуемая духами Тартара, сивилла храма Весты в Риме.

– Ирод и никто иной сметет устаревший род хасмонеев и примет их царство, начав новую династию, названную его именем, – каменно вторит богам оракул в Дельфах.

– Да прольются же кровь и вино на головы ваши, неверные, лукавые рабы, ибо Ирод, сын Антипатра, внук Антипаса призван царить над вами, – не скрывая слез, подтягивает богам и духам жрица храма Артемиды, чьи покровы черны, точно ночь.

– Я стану тем, кем единственно мне дано стать. Я стану собой, – тихо произносит маленький Ирод, обмякая на руках царевых слуг. – За мной скоро пришлют.

Немало встревоженный речами и внезапной слабостью сына Антипатра, царь Арет III велит отнести ребенка во дворец, дабы его мог осмотреть придворный лекарь, когда неожиданно пред ними предстает покрытый пылью с головы до ног гонец с известием о том, что первый советник и министр царя Гиркана II Антипатр просит своего союзника незамедлительно остановить военные действия и прислать в Иудею гостивших у него сыновей.

Глава 9

Итак, Ироду было предсказано стать великим царем и пролить кровь. Впервые оказавшись в Идумее, я мог лишь слушать, наблюдать, делая выводы о происходящем вокруг. Напомню: до знакомства с Иродом я не знал об Идумее и Иудее ровным счетом ничего и теперь страдал от этого. Да и как не страдать? Заказчик ждал от меня сведений, а я понятия не имел, какая информация окажется действительно ценной, а что известно каждой кухарке и гулящей девке. Не так бы я чувствовал себя, дай мне мои учителя хоть какую-нибудь подготовку.

Впрочем, в должной степени помогал и сам Ирод, который благоволил ко мне, отчего время от времени старался быть любезным, удовлетворяя мое любопытство по поводу происходивших в их землях событиях, в обмен на информацию, которую я мог ему сообщить о Риме. Было понятно, что он уже давно ждет какого-то невидимого прочим знака, весточки, получив которую, незамедлительно отправится на назначенную встречу. Куда? В Рим? Почему бы и нет.

– В старину говорили, что, вступая на престол, правитель совершает брачный обряд со страной, данной ему в невесты. Если так, то имя моей нареченной мне известно с того дня, когда отец взял меня еще ребенком в Иерусалим! Величественная госпожа Иудея, с ее храмами и веселыми базарами, с ее садами и извилистыми тропами в горах, Иерусалим, горная Масада[23], Иерихон, в котором некогда бил фонтан вечной молодости и здоровья – фонтан жизни. И тут же, всего в двух милях от города, коварная долина Призрака Смерти, из которой вырывается в предместья Иерихона шумный поток Вади-килт.

Прекрасная во всех отношениях страна-царица, которую я пожелал себе в жены. Одного взгляда на госпожу Иудею оказалось достаточно для того, чтобы влюбиться в нее раз и навсегда, поняв, что она должна принадлежать мне душой и телом, – говорил Ирод. – О, я бы делал все для своей нареченной, настроил дворцов, подобно тому, как мужья дарят своим любимым драгоценности, я бы возводил храмы и базилики, заботясь о ее благочестии; возводил новые города, пекшись о процветании моей возлюбленной. Я был бы ей лучшим из возможных мужей, и век золотой покрыл бы голову ее расшитым драгоценным платом. Я бы восстановил Иерусалимский храм – сердце Иудеи, и сделал народ ее счастливым!

Спустя приблизительно месяц после того, как я вошел в свиту Ирода, его отец Антипатр отозвал в Иудею своего старшего сына Фасаила, дабы тот мог принять ответственную должность при Гиркане, оставив Ирода губернаторствовать в Идумее. Подобное продвижение по служебной лестнице могло одновременно означать и то, что Ирод увязнет в своей горной провинции по самые уши, и то, что, вытащив старшего сына в богатую и благословенную Иудею, он не позабудет о младшем.

Здесь мне следует немного отвлечься от жизнеописания Ирода – человека, которого я считал и считаю самым удивительным из всех, встреченных мною, и немного рассказать о событиях, без которых история триумфа Ирода показалась бы не полной.

Итак, во времена давние, но до сих пор памятные, Иудеей правил свирепый царь хасмонейской династии Александр Яннай, после смерти которого бразды правления перешли в руки его вдовы Александры Саломеи, чьим ставленником и покорным данником в ту пору числился дед Ирода Антипас, в ведение которого была отдана вся Идумея в тогдашних ее пределах.

Но время шло, у Антипаса подрастал сын Антипатр, ставший впоследствии опорой вдовствующей царицы иудейской, поддержкой ее трону и высочайшей власти. Двое сыновей царя и царицы – старший Гиркан II и младший Аристобул II, как и водится в семьях, где нет согласия, начали борьбу за престол сразу же после смерти матери. По закону должен был править Гиркан II и, надеясь на него, Антипатр обещал царице стать советником при престолонаследнике, помогая юному царю во всем, а, по сути, управляя за несмышленыша Иудеей. Но неожиданно все далеко идущие планы советника были смяты и порушены более активным и предприимчивым Аристобулом, который, зная о слабой воле и крайней нерешительности старшего брата, решился потеснить рохлю на престоле, став царем на правах сильного.

Решиться-то он, конечно, решился, и будь Гиркан более серьезным противником, никакой младший выскочка не посмел бы позариться на законное добро, богом данное старшему сыну царя место. Но, должно быть, Аристобул действительно отлично знал характер своего братца, а вернее сказать, его полное отсутствие, посему собрал он вокруг себя достаточное количество желавших перемен в своей участи люда да и двинул войной на брата. А тот почти без борьбы сдался. Я так понял, что отец Ирода не только из-за первородности его своим господином признал, а еще и из-за того, что мямля Гиркан никогда в жизни «мяу» громче кухонной кошки произнести не мог, а, следовательно, управлять им одно удовольствие – что дитенком-несмышленышем. Отказался Гиркан с братом грызться. Любой министр на месте Антипатра руки бы опустил, а затем лоб бы о пол расшиб перед новым правителем, желая сохранить хоть малую толику того, что прежде имел. Но не таков был папаша Иродов, и, невзирая на стенания законного царя хасмонейской династии и нытье, что «де, может, не надо со злюкой Аристобулом ссориться?