Глава 10

Дни мои при Ироде проходили в относительном покое, так как несмотря на то, что господин Идумеи вел весьма активную жизнь, то сражаясь с разбойниками, то подменяя Фасаила на посту законного правителя, встречаясь со старейшинами городов и деревень, принимая послов или отправляясь лично урегулировать очередной конфликт между идумеями и заезжими купцами.

Я ленился писать отчеты, не желая посылать пустые письма, а предпочитая больше слушать и наблюдать. Так что однажды в очередной раз не дождавшиеся моего письма гонцы вызвали меня, прислав условный знак – небольшой расписанный мелким арабским узором сосуд, который я якобы заказал. Сосуд этот был исключительно ночного предназначения, что могло обозначать как то, что меня ждут в вечернее или ночное время, так и то, что у не менее меня обленившегося гонца не нашлось под рукой другого кувшина или горшка.

Приняв от посыльного посуду, я не стал дожидаться вечера, а, отправившись прогуляться по городу, завернул в лавочку, в которой меня ждали.

Да… когда я предположил, что фальшивый купец обленился, ожидая моего письма к Марциалию Нунне, я и представить себе не мог, насколько я был далек от истины. Все помещение лавки представляло собой комнатку весьма талантливого гончара с полочками на стенах, столами и ящиками, в которых битком были набиты разнообразные миски, кувшины, сосуды, амфоры, здоровенные горшки для запекания мяса, округлые посудины для заваривания теста, крошечные вазочки для благовоний и масса предметов, о назначении которых я мог лишь догадываться.

– Наш римский господин, – начал с придыханием гонец, – давно уже ждет твоего отчета, в то время как ты, похоже, забыл о своих обязанностях.

Из соображений секретности он прикрыл за мною дверь, но и теперь не спешил назвать имя нашего хозяина. Это было мудро. Я оглянулся, приметив заднюю, скорее всего, ведущую в мастерскую дверь.

– Я отпишу ему, как только сумею что-нибудь раздобыть.

– Господин просил передать, что божий человек в Сирии поведал о встрече с богом. Надо ли говорить, о чем происходила беседа, если нам приказано разузнать, в чем сила Ирода?

По всей видимости, юродивый в очередной раз повторил пророчество на счет Иродова царствования. Я прикусил губу. Отправляя меня, учитель Люций Грасса четко дал понять, что самое удивительное в семейке Антипатра – это как раз отношения между ее членами. И действительно, папаша уже устроил на руководящий пост старшего брата Ирода, и, судя по всему, нынешнее управление Идумеей – всего лишь ступенька для второго сынка, который… Мысль зашевелилась неожиданно споро. Отличная семья – ни малейших внутренних конфликтов, только поддержка и помощь. Главой всему, разумеется, отец, но он не единственное активное звено. Все так или иначе при деле. Мать Ирода Кипра – арабская царевна, обеспечивающая через свои родственные связи дружбу Антипатра с правящим домом. Не случайно же Арет III выступил на стороне Гиркана, да еще и детей его у себя до времени приютил. И старший брат Ирода назван арабским именем Фасаил, не исключено, что в чью-то честь.

Старший сын занимает заметную должность в Иудее, и Ирод неумолимо движется по его стопам, выше и выше, остается дочь Саломею замуж за достойного человека отдать, и вот уже новый родственник приставлен греть идумейский престол, Иосифа и Ферору к делу приставить…

В семье – их сила, настоящая сила, но еще вернее – в отце. Я даже позавидовал немного Фасаилу с Иродом, согрешив против своего родного отца, который позаботился обо мне уже и тем, что дал свою кровь и объяснил, как вырастить из себя настоящего «Черного паука», стать «тайных дел мастером».

Свои соображения я изложил гонцу, после чего мы и расстались, условившись о новой встрече в первый день новолуния через две недели. Но уже на следующий день Ирод велел мне сопровождать его в Аскалон, где он собирался присутствовать на церемонии назначения правителя. Не то, чтобы Ирод сильно радел за своего кандидата, просто как раз в это время в Аскалоне должно было поспеть молодое вино. А все знают, что самыми лучшими в этих провинциях считаются знаменитые вина Аскалона и Газы, так что за свое присутствие на собрании старейшин он рассчитывал получить щедрый дар в размере как минимум двух грузовых телег, полных пузатых амфор. Аскалон и так не пожадничал бы и прислал подарки брату своего правителя, но взять самим казалось быстрее и вернее. К тому же не век же колесить по дорогам Идумеи в поисках новых вооруженных неожиданностей, иногда можно и в гости съездить, посмотреть, как другие живут, чем торгуют на рынках, послушать сплетни, просто отдохнуть…

По дороге нам, правда, пришлось сделать крюк для личной проверки состояния границ. И вовремя – одна из деревень оказалась недавно сожжена, часть жителей убита, а часть, должно быть, угнана в рабство.

Пустынные жители не любят лихих работорговцев, и наши воины были готовы, не делая привала, броситься по следам убийц. Полагаю, что двигали ими не столько желание праведной мести, сколько разумный расчет. Потому как когда угли на пепелищах еще слабо тлеют и трупы не успели провонять на такой жаре, следовательно, и разбойники далеко уйти не могли, тем более отягощенные немалым полоном. Отчего прямой резон пленников отобрать, а заодно вывернуть у разбойников пояса, седельные и заплечные мешки, удовлетворив, чем бог послал свои аппетиты и любопытство. И то верно, насколько я успел узнать Ирода, к простым солдатским барышам он относился более чем равнодушно – глянул раз хозяйским глазом на скудные разбойные богатства, взял, что приглянулось, а коли нет, то и все простым ратникам отдал. Пущай военный человек потешится, жене, деткам трофей домой принесет, похвастается, выставляя себя героем. И то хлеб, и то радость. А как без них?

Правда, легко сказать, да мудрено исполнить. Проклятых разбойников мы догоняли в убыток собственным делам более полутора суток, заплутав и потеряв дорогу. Нагнали благодаря тому, что в отряде живопыр произошли разногласия, после которых мы неожиданно отыскали наших красавчиков по стаям грифов, слетевшихся на мертвые тела.

Никогда не следует бросать тела не похороненными, решил я для себя. Нет вернее приметы, чем кружащиеся в небе падальщики.

К закату следующего дня, уже несколько раз готовые повернуть обратно, мы застигли изрядно поредевший отряд вооруженных нищебродов, дравшихся над распростертым на земле телом черноволосой чумазой девчонки.

– Она ведьма! Настоящая ведьма! – признался под пыткой железом главарь шайки. – Из-за нее все мои люди перебесились. А какие были люди! Желая обладать ею еще там, в деревне, сцепились два моих разведчика, и оба погибли, один пал в честном бою, другой скончался по дороге от ран. Потом она заставила моего лучшего надсмотрщика покинуть вместе с ней лагерь, чтобы побаловаться за камнями. Но там она оглушила его и сбежала. Насилу мы сумели догнать ведьму, но когда мой брат попытался прирезать ее, дабы прекратить распри и не навлекать более порчи от колдовского глаза, он тоже был убит, а мои люди разделились на два лагеря. Одни из которых желали получить ее для своих личных нужд, а другие требовали, чтобы никто не смел портить товар, лишая его привлекательности для клиентов.

Они спорили и даже пару раз применяли оружие, благодаря чему ведьма переходила от одного победителя к другому, и только ваше появление сумело, наконец, прекратить наши споры. Посему, умоляю тебя, благородный незнакомец, убей исчадие ада, дабы и твои люди не подверглись ее тлетворному влиянию и злобной магии.

Ирод попросил подвести к нему ведьму, но по слабости та не могла ходить, гневно сверкая единственным не заплывшим глазом и поминутно облизывая опухшие, почерневшие от крови и разбойничьих поцелуев губы.

– Хо-ро-ша! – Ирод улыбнулся девчонке и, велев дать ей воды, распорядился посадить или положить ее на коня, дабы разобраться с темными силами в более спокойной обстановке. Что же касается остальных рабов… ситуация была, мягко говоря, не самая благоприятная. С одной стороны, мы ушли уже достаточно далеко от разрушенной деревни и не могли тратить время на возвращение. Забрать же полон с собой… м-да… старейшины Аскалона ждали в гости брата правителя, если не в блеске его славы, то хотя бы в окружении свиты. Теперь же мы должны были тащиться в окружении женщин и детей, которые ныли, прося дать им напиться или отдохнуть.

– Мы не сможем взять их с собой, – не выдержал Ирод. Он делал вид, что сердится, нервно покусывая ус и злобно сверкая глазами на спасенный полон. Но я уже научился распознавать настроение повелителя, понимая, что он на пределе.

– Но что они будут делать в пустыне? – В этот момент я испытал такое глубокое и всеохватывающее чувство жалости, что посмел возвысить голос на правителя, поставив таким образом под удар операцию моих настоящих хозяев.

– Пойми, у нас всего пятьдесят человек. Если мы выделим женщинам хотя бы вшивый десяток, это не спасет их, а погубит нас, нарвись мы на менее усталых разбойников. Мы и так зашли в пустыню дальше, чем следовало.

– Дождитесь ночи, – понял приказ правителя на свой лад десятник Абоб, – дождитесь ночи, но не спите. В небе, приблизительно там, – он показал пальцем в сторону запада, – там появится звезда. Идите на нее. Идите все время на звезду, и к концу второго дня перед вами предстанет небольшой оазис. Там вас покормят и дадут работу. – Он отвесил Ироду хилый поклон и, поняв, что тот не возражает, продолжил объяснения.

– Куда он посылает их? – Я посмотрел на раскачивавшуюся в седле ведьму, девчонка либо уже потеряла сознание, либо была на грани. Сердце мое сжалось. Я подскочил к бывшей пленнице и успел упредить ее падение, подхватив на руки.

– В город Восора[27], – отмахнулся Ирод, – там они все снова попадут в рабство, но, должно быть, такова их судьба.

– Спасать для того, чтобы они из одного рабства попали в другое? Не так ты поступал с тем полоном, что спас в день моего приезда.

– Согласен, но только мы слишком далеко от дома, и если местные правители застанут нас в компании с этими беднягами, они, пожалуй, примут мой личный отряд за презренных разбойников, пленивших и теперь ведущих на продажу в Аскалон этих женщин и детей, и нападут на него. Посему все, что мы можем сделать по отношению к этим людям, мы уже сделали. Спасли их и дали свободу.

– Но они же погибнут в пустыне! – Не верил я своим ушам.

– Тогда бери их себе! – Ирод вскочил в седло и тут же дал коню шпор.

Его примеру последовали пять десятков воинов. Поняв, что спасители того и гляди умчатся восвояси, бывшие пленники громко завыли, бросаясь под копыта коней, хватаясь за одежды воинов и стремена и пытаясь удержать Ирода со свитой. Куда там.

О, боги! Что же я наделал?! Я смотрел вслед уносившемуся куда-то на запад золотистому пыльному облаку, не веря своим глазам и понятия не имея, что теперь делать. Да уж, в пограничной Идумее люди взрослеют раньше и мои благородные увещевания, которые могли бы произвести впечатление на сенат в Риме, здесь казались в лучшем случае детскими капризами. К слову, женщины здесь тоже взрослели раньше, нежели в крупных и сравнительно безопасных и культурных городах, поэтому, узрев, что их бросили на безусого юнца, они сделали первое, что, с их точки зрения, казалось единственно правильным, – обступили меня со всех сторон, обхватив потными руками и непрерывно воя и треща на языке, смысл которого я мог разобрать лишь весьма приблизительно, так как он немного походил на арамейский.

Попал. Конечно, «Черные пауки» могут жить в любых условиях, сражаться с числом противников, в несколько раз превосходящих их самих, но… я был юн, совсем один, и к тому же в чужой стране, в пустыне! Возможно, уже провалил задание, потому что, сочтут ли меня местные стражники за презренного разбойника, привезшего на рынок живой товар, или я встречусь с настоящими разбойниками, имея на руках безоружных, голодных и измотанных женщин и детей, я все одно не сумею уйти. С другой стороны, бросить полон на неизбежную погибель в пустыне, чтобы спастись самому и догнать Ирода, – проявить малодушие, за которое суровый правитель вполне мог отлучить меня от своей особы, выслав обратно в Рим, или выдворив за пределы своего дворца, дабы я сдох или выжил, согласно разумению пославших меня богов.

Понятия не имея, куда теперь следует отправиться, я снова посадил себе в седло не способную еще передвигаться самостоятельно ведьму и взял курс на полуисчезнувшее за отрядом Ирода облачко пыли. Вроде бы правитель говорил, что до Аскалона, если двигаться в выбранном направлении, оставалось не более двух суток пути. Поняв, какое направление я решил избрать, женщины застрекотали, показывая в сторону Восора – направление, указанное им десятником. Теоретически они были правы, этот путь представлялся более коротким, но в Аскалоне я еще мог найти Ирода и помириться с ним, в то время как в Восоре меня могло ожидать все, что угодно, включая собственное пленение и позорное рабство.

Ах, ну отчего ни мой благородный отец, ни мудрейший учитель Люций Грасса Вулпес не удосужились научить меня способам выживания в пустыне? Почему я не потрудился выспросить секреты борьбы с ночной стужей, отсутствием воды и пищи у воинов Ирода или у него самого? Я не испытывал лишений, находясь среди отряда правителя, живя там на всем готовом, теперь же все зависело от меня самого, а я был растерян и подавлен.

Ночью, когда мы, трясясь от холода, шли по выбранному направлению, я боролся с искушением дать шпоры коню, дабы отделаться от невыносимого эскорта, но проклятые женщины были начеку. В темноте их глаза светились дьявольским огнем, а длинные, похожие на когти хищных птиц ногти казались когтями самих гарпий. А как они шумели – о великие мойры, чью драгоценную пряжу я не постеснялся бы забить в эти не знающие покоя рты. Как они галдели, то и дело для чего-то показывая мне своих детей и заставляя последних держаться за потник моего коня или хватать меня за одежду. Все это было невыносимо.

На рассвете, когда я устал слушать их не прекращавшийся многоголосый вой, мы сделали привал, и тогда женщины легли вплотную ко мне, согревая меня своими телами. Полдня мы проспали, истомленные тяготами пути, и, поднявшись, я разделил между собой и бывшим полоном остатки воды из своего личного бурдюка и оставшуюся часть похожего на сухих змей вяленого мяса. После чего пытка пустыней продолжилась, и мы вновь пустились в путь.

К середине второго дня зловеще посерело небо, а тревожный ветер начал поднимать песок, кружа его, точно крошечные веретенца, швыряя пригоршнями нам в лица. До этого, двигаясь по сравнительно спокойной пустыне, я лицезрел только разноцветную ее шкуру, удивляясь про себя тому, что местами пустыня напоминает застывший океан, с маленькими, похожими одновременно на огородные гряды и замерзшие волны песчаными холмиками. Теперь ветер начал приводить эти волны в движение, поднимая верхние слои песка с их застывших гребней. Мы продолжали идти, я – потому что плохо представлял, что будет дальше, а женщины, потому как не останавливался я. Девочка, сидевшая передо мной в седле, отвернула от пыльного ветра заплывшее после побоев лицо, удобно ткнув его мне в грудь, в то время как я никак не мог справиться с набивавшимся в рот, ноздри и даже глаза песком. Наверное, следовало устроить привал, чтобы как-то переждать бурю, но неожиданно в воздухе кроме серой пыли, сквозь которую не пробивалось даже убийственное солнце, начала ощущаться влага. Это казалось странным, потому что несмотря на то, что стало не столь жарко, дышать было нечем. Не в силах укрыться от пыли, мой конь лег и не желал больше трогаться с места, пока я не избил его плеткой. Наконец мы приметили бархан побольше, с опасно нависавшим песчаным навесом, под которым и спрятались от песка, готовые на все, даже быть погребенными заживо, лишь бы впустить в забитые песком ноздри хоть каплю воздуха. Какое-то время мы пытались продышаться, закрыв головы своей скудной одеждой, и таким образом увернуться от кружившегося вокруг нас, подобно пустынным демонам, песка.

А потом пошел дождь, нет, не дождь, а ливень такой силы, что дышать снова сделалось нечем. Поначалу мы все бросились к краю песчаного балкончика, подставляя ладони под струящуюся воду, пили, пили, пили. После, уже утолив жажду и умывшись, мы сидели исхлестанные водой, как раньше были избиты песчаной плеткой. Замерзшие, голодные, мы могли лишь смотреть на дождь, сетуя уже на то, что остались живы, и ожидая, когда же набрякший от струящейся с небес влаги песчаный навес низвергнется, в одночасье покончив со всеми нашими бедами.

Не помню, как заснул в объятиях с ведьмой и ее товарками. Во сне я продолжал видеть песчаную бурю и смертоносный ливень. Утром меня неожиданно растолкали, я открыл глаза, и тут же ведьма залепила мне рот своей грязной ладошкой, показывая на небо, в котором среди черных туч слабо угадывалась светлая полоска.

– Если мы не уйдем прямо сейчас, мой господин, мы останемся здесь навсегда. Твой конь вынесет нас из пустыни, и ты скоро присоединишься к своему правителю или погибнешь в пустыне рядом с неспособным двигаться быстрее полоном.

Стараясь не шуметь, я снял с себя обнимавшие меня безвольные руки и, горько сожалея в душе о своем проступке, покинул вместе с ведьмой наш лагерь. Когда мы оказались на спине моего исстрадавшегося коня, женщины и дети проснулись и с глухим ревом бросились за нами, но ведьма ущипнула скакуна своими острыми ногтями, и он понесся из последних сил.

Как же я ненавидел себя в этот момент! Ненавидел, но не мог ничего сделать. Ведьма была права, и внезапная буря в пустыне, повлекшая за собой невероятной мощности ливень, спасла моего погибавшего от жажды любимца, а значит, я просто не имел права не воспользоваться этим последним, данным мне самим Нептуном, шансом. Не мог не попытаться вызволить себя из плена огнедышащей пустыни, чтобы найти Ирода и выполнить оказавшуюся под угрозой миссию.

Не знаю, что приключилось с вверенным мне полоном, но полагаю, что они тоже обрели новый шанс и добрались до приграничий Аскалона, где нашли свою судьбу.

В Аскалоне я первым делом снял две смежные комнаты в гостинице для себя и спутницы и пригласил к ней лекаря.

Нежная Абаль – на мой язык ее имя переводится как «дикая роза», несмотря на свою слабость, старалась обслужить меня, шипя на гостиничную прислугу, всякий раз, когда те успевали раньше нее подать мне воду для умывания или пытались перестелить постель.

Да, в постель она тоже норовила просочиться, но я сводил брови к переносице, скрещивал руки на груди и надувал щеки, пытаясь, таким образом, хотя бы временно отогнать прелестницу, давая ей возможность оправиться после перенесенных испытаний. Ночью Абаль тихой кошкой прокрадывалась в мою комнату и, стуча зубами от воображаемого холода, просилась уступить ей краешек места.

Думаю, она хотела хоть таким образом отблагодарить меня за спасение, да я и сам уже что-то чувствовал к ней. Крестьянка она или рабыня, а было в ней что-то такое, что не пропустит ни один «Черный паук», что-то такое, что было в моей матери. Колдовское, призывное, в чем-то неправильное и незаконное, но такое свое, что хотелось кричать в голос: «Моя!»

Именно с такими женщинами «Черные пауки» заводят детей, потому что Абаль принадлежала к плеяде женщин Черной луны, к самым лучшим, таинственным, прекрасным и опасным жрицам ночи и тьмы…

Абаль…

Глава 11

Я нашел Ирода через два дня после того, как мы благополучно достигли Аскалона, недалеко от базарной площади, где мы с ведьмой покупали лепешки и мед. Заметив издалека правителя со свитой, мы инстинктивно отскочили друг от друга, разъединив руки.

Немало не удивившись моему появлению, Ирод не поинтересовался, куда я дел женщин и детей, понимая, что как мужчина, я имел полное право распорядиться ими по своему разумению: бросить, продать или использовать для собственных надобностей.

При мне был верный конь, шедший точно на незримой привязи, пока мы гуляли по рынку с Абаль. Теперь я был вынужден сесть в седло, дабы быть ближе к нерасстававшемуся со своей лошадью правителю. Поняв, что Ирод намерен расспросить меня о произошедшем, стража отстала на несколько шагов. Абаль же, не обращая внимания на пялившихся на нее идумеев, продолжала следовать за мной, неся на плече корзину с нашим завтраком.

Я подумал, что, раз уж я и Абаль нравимся друг другу, мне следует признаться в этих чувствах Ироду, объяснив свои честные намерения и попросив его милостивого разрешения заключить брак. Конечно, формально он подарил мне рабов, но мне хотелось соблюсти приличия. Неравный брак – вещь не самая приятная и уж никак не поощряемая в обществе. Если бы мы сейчас оказались в Риме, нам с Иродом следовало бы посетить отдел регистрации, где он подтвердил бы факт дарения Абаль, а я дал бы ей официальную вольную, сделав вольноотпущенницей. Как сия процедура проходит в Идумее, я не имел понятия. Кроме того, поженившись или нет, жить мы должны были в доме Ирода, а стало быть, опять же нужно было его разрешение и благословение. «Черные пауки» – особый народ. Мы выглядим покладистыми и спокойными, мы вежливы, рассудительны и внешне покорны судьбе. Во всяком случае, никто из выдающихся представителей этой категории шпионов никогда не поставил бы свою миссию под удар из-за женщины. Даже из-за такой, как Дикая Роза – Абаль. Иными словами, я не имел права выходить из роли, не мог вот так сразу из преданного слуги и друга Ирода сделаться слугой своего чувства, презрев ради похоти дело своей жизни.

Ирод рассказывал о приезде в Аскалон, на подступах к которому их угораздило встретиться с засадой мелких «перекресточников», я – о буре в пустыне и ливне, чуть не угробивших нас.

Приметив впереди стоявшие почти что напротив друг друга храмы Аполлона и Венеры, я подумал, что на этом месте было бы уместно попросить Ирода поженить нас с Абаль.

Ирод продолжал рассказ о разбойниках, то и дело косясь на мирно следовавшую за нами девушку. Проезжая мимо дома с садом, мой господин сорвал бутон дикой розы и, вколов его в прическу, отметил, что со дня нашего расставания моя рабыня сделалась еще красивее и теперь, буде я решусь продать ее, за спасенную девку можно будет выручить вчетверо против цены, которую я мог получить за нее на границе или в деревнях. В подтверждение своих слов Ирод извлек из-за пояса золотую монету с выгравированным на ней коленопреклоненным бородачом[28] и протянул ее мне. Плохо понимая, что я делаю, я принял плату, и наблюдавшая за нашими расчетами Абаль, глубоко вздохнув и понурившись, посеменила за конем моего повелителя.

Без веревки, сама пошла, добровольно. А куда денешься? Уж лучше в рабы к повелителю Идумеи, нежели…

Мой конь стоял, не зная, следовать за конем Ирода или нет. Вне себя от горя, я смотрел то на бутон дикой розы в густых волосах моего повелителя, то на понуро шедшую за ним Дикую Розу – Абаль, понимая, что еще немного, и я брошусь на этого человека. Брошусь и… скорее всего, погибну от рук идумейской стражи.

Что ты делаешь, безумец? – кричало внутри меня. – Абаль из породы женщин, могущих производить на свет божий лишь «тайных дел мастеров», жрецов и колдунов! На что она Ироду? Одно слово, и он отдаст ее тебе обратно.

Но я не сказал этого слова, а, глубоко вздохнув и обменявшись парой ничего не значащих слов с молчаливыми, вечно следовавшими за своим повелителем горцами, побрел за ними. Сердце мое разрывалось, голова шла кругом, но, по всей видимости, перемена во мне не была заметна.

Долгое время после этого случая я успокаивал себя мыслью, что Абаль была дана мне не для того, чтобы я был счастлив, а единственно с целью поднять меня на более высокую в ремесленном смысле ступеньку. Хотя уж лучше бы я был счастлив.

Глава 12

«Крепость и достоинство – одежда ее, и смеется она над грядущим днем.

Уста свои открывает она с мудростью, и кротко наставление на языке ее», – стенала поселившаяся в сердце песня царя Соломона, или Шломо.

Наши кони двигались один за другим по шумным, наводненным народом улицам прекрасного Аскалона. Как же много я еще увижу городов, познакомлюсь с различными народами, выучу языков и диалектов, но Аскалон, представший перед моим взором после лишений огненной пустыни белой жемчужиной, до сих пор кажется мне величайшей драгоценностью в мире, соперничать с которой может только горная Петра, но это уже совсем другая история.

Когда-то отец говорил, что самый прекрасный город на свете тот, в котором тебя посетила любовь…

Впрочем, в Аскалоне, несмотря на желтоватые лужи ишачьей и верблюжьей мочи, ящики с гниющими фруктами, кровь погибавших под ножами торговцев овец, желавших показать покупателям, что торгуют по-настоящему свежим, еще трепещущим мясом, удушающие запахи благовоний и пряностей, свежей и уже протухшей рыбы – Аскалон был особым городом для Ирода. К слову, как я узнал несколько позже, Аскалон был городом, который Ирод и его семья чтили, неизменно жертвуя на его прекрасные, хотя и не крупные храмы. Когда же мой повелитель сделался царем всех иудеев – он снял с Аскалона почти что все налоги, выделяя его из череды подобных ему городов[29].

– Вот у этого колодца, – Ирод остановил коня и когда я поравнялся с ним, наклонился таким образом, чтобы я мог расслышать каждое его слово. На площади, через которую мы в этот момент проезжали, было многолюдно и весьма шумно. – Вот у этого самого колодца мой отец впервые увидел мою мать Кипру. Поэтому вся моя семья и любит Аскалон, без которого нас, родившихся от этого брака детей, не было бы на свете, а мой отец, как он справедливо считает, никогда не обрел бы счастья.

Рядом торговка в синем платье с красноватым добродушным лицом предлагала сиреневые пучки лука шалота и клубни белых лилий. Сами цветы стояли рядом в кувшине с водой как доказательство, что товар честный. Машинально я подумал, что лук шалот[30] – самый популярный товар Аскалона, и даже вспомнил вкус приправы из лилий, которую, по словам иродовой поварихи, готовили по личному рецепту Кипры. Странно: имя Абаль переводится как Дикая Роза, то есть шиповник, а Кипра как Цветок Кипра – дикий шиповник, из которого делают розовое масло и благовония… забавное совпадение или знак?