«Живой журнал» для начинающих

– Первый свой ЖЖ я завела сразу после переезда в Москву. Можно сравнить по датам: я переехала 25 января 2001 года, а знаменитый пост Романа Лейбова[49] был… примерно тогда же. Завела я его уже в Москве, вслед за моим другом Станиславом Львовским. Тогда нас было, что ли, 36 или 40 человек, пишущих на русском языке.

– И вы все друг друга читали?

– Да, первое время. Была мода устраивать сходки и знакомиться живьем. Для меня это было не так обаятельно, как для других, потому что мы-то проходили это все с IRC: поразительные эффекты долгой дружбы без очного знакомства, развиртуализацию… Я помню первый брак людей, которые познакомились в IRC, – он произвел на всех нас такое же впечатление, какое производили на других браки, начатые со знакомства в ЖЖ.

В первые годы русскоязычный «Живой журнал» был очень текстоцентричным, да и сейчас еще остается таковым. В нем быстро сформировался слой пользователей – офлайновых журналистов, филологов и писателей, – для которых ЖЖ был в первую очередь инструментом для работы с текстом и площадкой для публичных высказываний, а не личным дневником.

– Это был самый интересный вопрос – что в него писать. Он у всех был. Вся работа по осваиванию формата, и огромные дискуссии – что это за хреновина и что мы будем с ней делать, – происходили ровно тогда, – вспоминает Линор в 2008 году. – Но я писала настоящие дневниковые записи – скорее, такие «события дня», чем даже рефлексию поначалу. А потом довольно быстро я стала выкладывать туда тексты, то есть стала пользоваться ЖЖ как механизмом публикации.

– А дневниковые записи были открытыми для всех?

– Тогда дискутировался и этот вопрос тоже – об этичности закрытой записи как таковой, о существовании групп, о том, можно ли удалять из френдов и как это должно социально трактоваться. Как раз тогда все это и было живым мясом.

Существовал еще один вопрос, который мог стоять на повестке дня только в 2001–2002 годах, когда френдлента почти каждого русскоязычного пользователя включала всех остальных русскоязычных пользователей, какие были в «Живом журнале»: вопрос количества постов в день. «Если писать в ЖЖ редко, получается несколько постов подряд. Не сердитесь», – писала Линор в мае 2002 года, позволив себе два поста за один день. Один из этих постов, кстати, назывался «И всех заебу! И всех заебу!» Тогда почти никому не снилась активность Максима «Mrparker» Кононенко, публикующего по 20 постов в день. Каждый русскоязычный пользователь ЖЖ твердо знал, что остальные его читают, поэтому лишний пост расценивался почти как вмешательство в личное пространство френда: это было все равно что звонить приятелю по пять раз в день, чтобы рассказать, что ты съел на завтрак.

Постепенно русскоязычных пользователей в ЖЖ прибавилось; они разбились на группы и сообщества, стали добавлять в ленту журналы, которые им интересно читать, даже если они не знакомы с их обладателями ни лично, ни виртуально. Чувство, что каждым своим постом ты входишь в пространство конкретного человека – одного из 40 русскоязычных пользователей, у которых ты в ленте, – ушло «под замок», в записи, видимые только определенной группе френдов. В открытых постах на смену былому чувству локтя русскоязычных пользователей пришло ощущение необъятного и неизведанного пространства вокруг, когда пост обращен уже как бы ко всей блогосфере в целом – в неизвестное пространство, практически в пустоту. Этот перелом в ЖЖ лучше всего описывается в одном из постов в журнале long-days, хотя на первый взгляд он вроде бы совсем не об этом: «В супермаркете рыбы в смертном аквариуме; в обычном аквариуме смотрят только друг на друга и почти никогда – на нас, в этом – только на нас и никогда практически друг на друга, потому что с нами им еще есть о чем смотреть, а друг с другом – что? – только плакать».

Первый журнал Линор назывался lori_lo. Когда-то это был ее ник в IRC, перекочевавший позже в ЖЖ и благополучно забытый после удаления журнала. Он назывался в честь Попугайчика Лори из «Алисы в стране чудес», который был одним из зверьков, чуть не утонувших в Море Слез, наплаканном Алисой, когда она была ростом в девять футов.

– Это непонятно кто. Такое существо, которое бегало с Алисой вокруг слезного озера… Слезного моря? Слезливого моря? – объясняет Линор.

Про Попугайчика Лори действительно известно мало. В самом начале третьей главы Алиса поспорила с ним о чем-то, после чего Лори надулся и сказал: «Я старше, чем ты, и лучше знаю, что к чему!» Это одна из немногих его реплик в книге, и уж точно одна из самых содержательных; остальные его высказывания сводятся к следующему: «Д-да», «Нет-нет» и «Как жаль, что она не пожелала остаться» (про Мышь, которая ушла, обидевшись на рассказ Алисы о кошке Дине).

Как блогер lori_lo был более разговорчивым, хотя, по мнению Линор, ничуть не более содержательным, чем персонаж Кэрролла. Поэтому его было совсем не жалко удалять. В теперешнем основном журнале Линор – snorapp – можно найти пост, который гласит: «Вот почему я перестала писать в лори_ло и почему снорапп весь friends_only». Ссылка, поставленная на «вот», разумеется, уже не работает. Поэтому приходится верить Линор на слово.

– У меня есть жесткая политика: я никогда и никого не удаляю из френдов. Я не могу объяснить почему. Я сама абсолютно равнодушна к удалению меня из френдов кем бы то ни было. Но я видела пару раз людей, который воспринимали это так серьезно и так расстраивались, что я, видимо, побаиваюсь. Я добавляю френдов сравнительно часто, а не удаляю никого никогда. У меня есть группа, на которую я пишу все закрытые записи, а все остальные записи – открытые. Поэтому единственный риск того, что добавишь во френды кого-нибудь, кто тебе не нравится, – что время от времени ты будешь получать комментарии, которые тебе не нравятся. У меня комментарии закрыты для всех, кроме меня и френдов, так что с этим можно жить. А lori_lo был удален ровно потому, что в нем было много людей, которых я не хотела по абсолютно разным причинам иметь во френдах. И было уже ясно, что ЖЖ прирастает, и чем кого-нибудь удалять, я решила удалить журнал и завести новый.

– А то, что в нем было, где-то хранится?

– Нет. Тексты выходили как тексты, я использовала ЖЖ просто для того, чтобы выкладывать их раньше, чем они публикуются в каких-нибудь изданиях. Так что никакой мелодрамы здесь нет. А дневниковые записи не то чтобы представляли острый интерес. Там не с чем было мучительно расставаться.

Расставаться нужно было, конечно, не с записями, а с людьми. «Добавить человека в друзья означало получать от него комментарии и чувствовать себя обязанным вступать с ним в дискуссию, – говорит Линор. – По этой причине я и завела snorapp; часть людей из lori_lo я оставила во френдах, а часть не оставила, чтобы не попадать в эту сложную ситуацию».

Snorapp (правда, с одним «p») тоже был вымышленным персонажем – на сей раз из фантастического рассказа Гордона Диксона «Странные колонисты». Там фигурируют два героя – Лат и Снорап, представители древних рас, которых «эволюция приспособила к любым условиям, существующим в космосе и на планетах». Есть чему позавидовать, особенно учитывая бешеную работоспособность Линор, огромное количество самых разных проектов, которые она ведет одновременно, и вечное отсутствие свободного времени: «Они не нуждались в атмосфере и могли питать свои тела всевозможными химическими соединениями, при разложении выделяющими энергию. В случае нужды они могли даже довольствоваться солнечным излучением, хотя это был не лучший способ питания. Облаченные в плоть, которая была приспособлена к поистине фантастическим нагрузкам, давлениям и температурам, они повсюду чувствовали себя как дома».

Читая рассказ Диксона, невозможно отделаться от ощущения какого-то иронического родства между Снорапом и Линор, даже несмотря на то, что «Снорап походил на очень жирную и сонную ящерицу десяти футов длиной – эдакий безобидный переевший дракон, который предпочитает посапывать в мягком кресле, нежели пожирать юных дев». Лат и Снорап гордо именуются «философоинженерами»; хотя Диксон тактично замечает, что это «занятие, труднообъяснимое в человеческих терминах», довольно скоро понимаешь, что под этим подразумевается праздное междусобойное философствование, так любимое советской кухонной интеллигенцией, российской богемой и обитателями «Живого журнала».

– Это существо, которое по любому вопросу имеет мнение, – объясняет Линор. – Короче, это умно говорящий дурак. Такое разглагольствующее существо, которое не понимает элементарных вещей.

Тут можно добавить, что элементарные вещи, которых не понимает и не видит Снорап, – это, например, семейные узы и любовь между мужчиной и женщиной. Тоже, если вдуматься, похоже на Линор, умеющую быть язвительной и подчеркнуто циничной в обсуждении отношений, секса и всего того, о чем с трепетом пишут в женских романах, журналах и сообществе girls_only.

– Я человек хорошо социализированный, но крайне некоммуникабельный. Для меня ЖЖ – это не место, где происходит моя социальная жизнь. Я почти никогда не отвечаю на комментарии, даже когда их делают близкие мне люди, если эти комментарии – не вопросы. И сама не пишу комментариев никогда. Можно сделать поиск по комментариям, которые оставила я, – там, может, три комментария в месяц, и то примерно в духе «выздоравливайте».

Тысячники как люди

– Из тысячников я читаю Евгения Гришковца, юзера drugoi. Не могу вспомнить, кто третий – наверное, кто-то социально близкий.

– Носик?

– Да, Антон Носик, естественно. Большинство людей, которые в рейтинге «Яндекса» занимают первые 50 позиций, – я вообще не знаю, кто это такие. Ну, то есть, впервые вижу их ники. Я фильтрую сильно: у меня и те, кто добавлен в друзья, не факт, что добавлены в группу, которую я читаю. Так что у меня какой-то совсем другой, «параллельный ЖЖ», как говорит Толик Воробей. Вот, кстати, Толика Воробья я читаю, который юзер avva.

– У вас были какие-то сильные эмоции от вашей жизни в ЖЖ?

– Только на очень ранних этапах, потому что тогда его читало мало людей, и никто не мог предсказать, что его будут читать многие. Если мне хочется поделиться чем-нибудь сильно личным – у меня есть группа, потом еще более узкая группа, потом совсем узкая группа человек из четырех, наверное. Да, у меня есть другой ЖЖ, в который вы добавлены, естественно, и который служил для совсем личных переживаний. Но я просто поняла, что технически это бессмысленно. И он сейчас – просто группа внутри snorapp. Но и там я пишу или тогда, когда меня совсем все достало и хочется кому-нибудь поплакаться, или когда у меня есть вопрос, который я готова задать этим пяти людям и больше никому.

– Как вы думаете, подзамочные записи у всех устроены так же?

– Знаете, это из области вопросов про секс. Одна из самых больших проблем в сексологии – тот факт, что мы никогда не наблюдаем изучаемый предмет в действии. Мы знаем свой опыт, насколько можем. Мы знаем опыт своих знакомых, насколько они рассказывают. Мы знаем опыт добровольцев, которые участвуют в исследованиях, и это требует поправки на присутствие наблюдателя. А вообще о предмете нашего изучения мы не знаем ничего. Мы в худшей позиции, чем люди, изучающие редкие виды носорогов: они-то хоть могут добраться до них и посмотреть. Сексологу гораздо тяжелей, а если он идет на жертвы ради науки, то с большой вероятностью окажется в тюрьме, – смеется Линор. – Это касается и подзамочных записей: ни малейшего представления.

«Ни малейшего представления» – ее любимый ответ. Как человек, делающий все возможное, чтобы ненароком не вступить в какую-нибудь дискуссию и не оказаться в ситуации, когда нужно высказывать экспертное, решающее или просто «умное» мнение, Линор изо всех сил притворяется, что ни о чем таком не думает и никаких мнений по предложенным вопросам не имеет. На самом деле – и думает, и имеет; просто, как и все, не хочет отвечать за базар, если можно этого не делать.

– Большинство записей под замок люди делают потому, что они не хотят отвечать за базар перед всем миром. Причины неотвечания за базар могут быть самые разные: это слишком личное, или это вещь, которую мы не готовы обсуждать, даже если она касается предпочтений в литературе. Люди, которых читают многие, иногда делают самые простые записи подзамочными, чтобы их не цитировали, чтобы эти записи не расходились. Иначе говоря, они готовы открыть их 800 людям, зная, что 800 – это предел. Я знаю ситуации, когда люди использовали закрытые записи, чтобы заниматься какими-то интригами между собой, своей подругой и ее любовником – один видит запись, другой не видит… Другими словами, это механизм, который можно применить к чему угодно. Я делаю закрытые записи, или когда они личные, или когда я не готова вступать в публичное обсуждение.

В ЖЖ, как и в жизни, самые интересные обсуждения – непубличные. Даже если они ведутся в якобы публичном пространстве – в комментариях к открытой записи, в гостевой книге, на вечеринке.

Френды и друзья

«Есть такая Линор, – пишет некто yakovis в своем журнале 9 сентября 2002 года. – Умеет писать. Еще умеет рисовать, кажется. Писать она умеет очень хорошо. До того хорошо, что один юзер признавался мне, что от зависти читать ее не может».

В качестве примера yakovis приводит две ссылки: на «Дневник шиншиллы в изгнании» и на «Нейротику» – колонку об эротике и порнографии в современной культуре на Гранях. ру. «Пишет заумно и скучно», – гласит первый же комментарий к этой записи. Это закон блогосферы: писатель в ней должен быть больше, чем просто писатель, чтобы вызывать интерес у широкой публики.

– Знаете, я ни хрена не понимаю в политике и не интересуюсь ею, а это самый рейтинговый тип весомого персонального высказывания в блогах, – говорит Линор. – Кроме того, я не завожу в ЖЖ социальную жизнь. Я крайне не люблю скандалов, меня это не развлекает. Я это эмоционально плохо переношу.

Это не скромность, а скорее мизантропия. Линор делает vanity search несколько раз в день, как и автор, и многие читатели этой книги. Но вот результаты этого поиска у Линор сильно отличаются от того, что пишут в блогах о каждом из нас, ее читателей.

– Чаще всего это просто цитирование: меня цитировать проще всего, я ведь не телевизор. Кто тебя читает и цитирует, в каком контексте – это очень интересно. Иногда – какие-то обсуждения. Увидеть в vanity search пост от кого-нибудь, кого ты знаешь, можно крайне редко.

– Почему?

– Мне кажется, это нормально. Не могу объяснить почему, – Линор задумывается. – Слушайте, ну это какой-то статистический эффект, – оживляется она через некоторое время. – Потому. Просто люди, которых ты знаешь, – такие же статистические единицы, как люди, которых ты не знаешь, и по своим привычкам цитирования они ничем не отличаются от других статистических единиц в этом исследовании.

Люди как статистические единицы – ее любимое объяснение. Со статистическими единицами ей, программисту по образованию, проще иметь дело. Статистические единицы могут цитировать и не цитировать, читать и не читать, писать у себя в неведомых блогах гадости или восторженные панегирики о творчестве Линор Горалик – когда речь идет о статистике, а не о людях, все эти действия равноценны анекдоту про «могу копать, могу не копать». Людей вокруг Линор меньше, чем статистических единиц; это не значит, что она отгораживается от мира (хотя она отгораживается), не любит общаться с окружающими (хотя она не любит). Просто вокруг мультитысячника всегда больше статистики, чем людей.

– Люди, которых ты знаешь, и френды – это разные животные. Когда я говорю «люди, которых ты знаешь», я имею в виду человек 100 всего. Иногда у меня бывают периоды, когда я каждую неделю смотрю, кто меня добавил. Это может быть связано с двумя вещами: или я думаю, что за это время мог завести ЖЖ кто-нибудь, кого я знаю и хочу читать, или мне хочется добавить кого-нибудь нового и читать еще кого-нибудь.

– Зачем?

– Очень многие люди пишут интересные вещи, – смеется Линор. – Иногда хочется какой-нибудь информации, еще какой-нибудь интересной информации. Я не держу в ленте людей, которые будут кого-нибудь истерически удалять. То есть среди моих знакомых таких вроде нет. Нам всем не по 16 лет, чтобы пользоваться удалением из френдов как способом сказать: «Я на тебя обиделся».

– Вы когда-нибудь убивали свой журнал?

– Нет, никогда.

– Почему?

– Слушайте, ну почему я никогда не звоню людям и не говорю: «Я сейчас приму сто таблеток снотворного»?

– Непонятно почему.

– Нет, ну надо совесть иметь. Это такая дешевая манипуляция, что или уж прими и помалкивай, или уже отдавай себе отчет в том, что все не так плохо: если ты их до сих пор не принял, наверное, ты справляешься, – с раздражением говорит Линор. Наверное, она справляется.

Работа блогера

В апреле 2007 года в одном из журналов Линор появилась запись:

У всех популярных блогеров, на журналы которых подписано более 7000 человек, есть одно общее качество – любопытство. Круг их интересов гораздо шире, чем среднего обитателя интернета. У блогеров, выбранных героями этой книги, есть еще одно качество, близкое к первому: удивительная работоспособность.

Это люди, которым интересно работать с таким множеством разной информации и разнородных задач, какое чаще всего и не снилось их читателю. Мультитысячник – это фактически сверхмощный процессор, которому в единицу времени удается обработать столько запросов, сколько средний калькулятор вроде нас с вами способен обработать за неделю. Такой мультитысячник чаще всего имеет несколько работ, несколько сторонних проектов, несколько увлечений помимо тех проектов, которые он сам не считает рабочими, а в свободное время еще, говоря образно, выпиливает лобзиком – например тестирует гаджеты, как Антон Носик, или ведет блоги о моде и делает украшения, как Линор.

– Какое-то время у меня были, по-моему, два ЖЖ, которыми я пользовалась как литературными проектами. Один был от имени кошки, второй – от имени шиншиллы. Первый совсем неинтересный, а второй назывался pylesos. Это была такая невротизированная шиншилла, писавшая от первого лица. Но выяснилось, что дневник как литературный проект, даже от имени персонажа, который меня развлекает, скучен: мне не нравится тип динамики сюжета, который подразумевает письмо раз в какое-то время. Поэтому pylesos не стерт, но и не жив.

– У меня есть ЖЖ, который называется pro-lyudei, куда я пишу дурацкие истории про животных, – редко, но с удовольствием, – продолжает Линор. – Есть ЖЖ quoting, в который я выкладываю выписки из каких-нибудь книжек. У меня были ЖЖ, которыми я пользовалась в исследовательских целях. Например, 70s_children, где я задавала вопросы про воспоминания нашего детства, то есть объекты конца 1970-х, и люди писали, что они помнят; этот материал пока никак не использован, но я надеюсь, что когда-нибудь сделаю с ним что-нибудь хорошее. Я заводила разные ЖЖ, чтобы собирать комментарии на темы, нужные мне для исследований, – например, для журнала «НЛО» или «Теория моды». И это, как выяснилось, хороший способ сбора человеческого материала, если у тебя не очень узко задан сегмент аудитории, который тебе нужен.

Когда спрашиваешь Линор, зачем все это ей нужно и как она все успевает, откуда так много проектов, дел и идей, как она справляется с каждой из своих многочисленных ипостасей – писателя, художника, менеджера, драматурга, блогера, журналиста, – она смотрит на тебя в упор и говорит очень медленно и четко: «Просто я трудоголик. Я очень. Много. Работаю».

– Вот мы с вами сидим здесь, – легко улыбается она секунду спустя, оглядывая кирпичный зал московского клуба ArteFAQ. – Что я делаю в данный момент из того, о чем можно упоминать? Есть сравнительно большая фирма, находящаяся в стадии становления, которую я консультирую как специалист по развитию бизнеса. Есть другая большая фирма в стадии становления, которую я веду как управляющий. Я являюсь одним из двух координаторов проекта «Эшколь»[50]. Я делаю еще один коммерческий проект, про который не могу пока говорить. И это мы обсудили только то, что связано с бизнесом.

Если говорить о текстах, то есть журналистике, есть колонка в «Ведомостях», там же я рецензирую книги о моде и еде. Есть колонка про детскую литературу на OpenSpace. Есть тексты, которые выходят книжками, или выкладываются в ЖЖ, или живут еще какой-нибудь жизнью. Ну просто «нет такой хуйни, на которую художник не может потратить кучу сил и времени», – смеется в конце концов Линор, махнув рукой на перечисление. – Я ровно этот художник, я все время занимаюсь какой-нибудь байдой. Сейчас еще мы с близкой подругой будем открывать галерею…

– Зачем?

– Потому что я невротик. Потому что я испытываю сильное чувство тревоги, когда ничего не делаю. Потому что я очень люблю мои игрушки, – смущенно улыбается она. – Потому что это отвлекает меня от головной боли. Потому что историю с головной болью я лучше переношу, когда чем-нибудь занята, чем когда я остаюсь с ней наедине. Я всегда работала очень много, но не так много, как в эти пять уже лет, – это Линор говорит уже вполне серьезно, потому что за годы ее жизни с трансформированной мигренью, на которую слабо действуют обезболивающие, «про голову» уже пошучено все, что можно было про нее пошутить, и даже кое-что сверх того. – Так что вчера, через два часа после приезда «Скорой», лучшее, что я смогла для себя сделать, – это встать и поехать работать. И сегодня тоже, – добавляет она после паузы. – Потому что, когда ты остаешься с этим наедине, тебе еще противней. То есть для меня работа – это терапия в самых разных смыслах. Кроме того, это так интересно…

«Заяц Пц», украшения из искусственных волос и битых фарфоровых чашек, романы о будущем порнографии и о прошлом своего поколения, стихи, короткая проза, очень короткая проза, исследования по теории моды, бизнес и развитие бизнеса – «все так вкусно», говоря фразой из анекдота. В апреле 2007 года Линор писала: «Я уже поняла, кажется, как работает машинка… В те периоды, когда “не могу писать тексты”, оно просто переключается на визуальное. В те периоды, когда “не могу делать руками”, оно просто переключается на текстовое. Это вариатив. А чтобы это увидеть, мне надо было признать, что “руками” – это мне тоже важно. Перестать так уж этого бояться. А как не бояться, если совершенно непонятно, что это такое. В смысле результата. Вот это, что ты тут наговнякал, – это что? Это куда годится?»

Личное и публичное