Письмо в блоге

Принято считать, что с появлением блогов изменилось многое, но больше всего – литература. В первые годы XXI века растущей популярностью блогов объясняли очень многие процессы в современной литературе – появление так называемой новой искренности[51], отношения между автором и читателем, интерактивность современного письма и даже отсутствие заглавных букв и знаков препинания в поэтическом и иногда прозаическом тексте. Появился термин «сетература», (в некоторых литературных кругах воспринятый с иронией и даже с негодованием), обозначающий гибрид литературы с чем-то, что, за неимением другого определения и внятного описания, принято было считать интернет-средой.

Сами блогеры, конечно, все отрицали – кто с бoльшим, кто с меньшим упорством. Особенно упорно отрицает влияние блогов на литературу сама Линор – автор прозаических циклов «Короче» и Found life, мастер очень короткой прозы, по формату напоминающей записи в ЖЖ: «Пара лет тридцати пяти, сидящая за двумя компьютерами в интернет-кафе. Он клепает какой-то документ, она роется в сети. Говорит ему: “Вот смотри гороскоп – сегодня для этого хороший день и завтра хороший день, говорят – вырастет гений…” Он: “Слушай, ну мы же договорились, что не в этом году”».

– Цикл «Короче» вырос из другой короткой прозы – моей же, но совершенно другой. Самое-то смешное, что первые записи в цикле «Сквозь пальцы», из которого сделана книжка «Недетская еда», были начаты в 1995 году, когда никакими блогами и не пахло. Я рассылала их мейлом своим друзьям, за которыми, собственно, и записывала. Потом я стала выкладывать их на Geocities – блогов еще не было. Потом их стали цитировать – никаких блогов еще не было. Так что получилось наоборот. Это сейчас я часть этих записей по мере поступления выкладываю в ЖЖ, потому что формат совпадает. Но это не то чтобы я была уникумом. Понятно, что блоги стали массовым явлением именно потому, что этот жанр стал легитимизироваться и возникать какими-то другими способами на многих языках сразу, бла-бла-бла. Это связано с социальными и литературными изменениями, но для меня лично вот сами эти мои тексты начались задолго до всяких блогов.

– Вы писали, что в цикле «Сквозь пальцы» все время хочется написать какое-нибудь вранье, особенно про Гаврилова[52]. Часто вы там пишете вранье?

– Всегда, – смеется Линор. – Нет, реально. Понимаете, это вопрос того, что такое вранье. Это как в кино пишут – «основано на реальных событиях». Так вот, 90 % этих записей основаны на реальных событиях. Другое дело – как они обработаны. Когда мне кто-нибудь что-нибудь говорит или что-нибудь происходит, я задаю два вопроса: можно ли записывать и с именем или без. Если человек говорит «с именем», это значит, что он хочет сохранить свое авторство этого «мо», или цитаты, или истории; если он говорит «без», я заменяю его на что-нибудь неопределенное. Иногда люди говорят «нельзя», потому что потом вставляют это в свои собственные тексты. Поэтому я и научилась спрашивать, можно ли записывать вообще – можно ли присвоить эту ситуацию.

Поскольку из всех персонажей «Недетской еды» и всего цикла «Сквозь пальцы» в смысле репутации нечего терять, пожалуй, только Гаврилову (как говорит сама Линор), примером вышесказанному будет служить ситуация с его участием:

Из всего словесного творчества, которое современные литераторы обозначают максимально широким понятием «тексты», сама Линор текстами считает лишь малую часть того, что пишет. У нее есть собственное деление на «посты» и «тексты», которые друг от друга отличаются интуитивно или даже номинативно: «тексты» – то, что сам автор готов признать литературой; «посты» – все остальное. Это очень органичное разделение для блогосферы, где переход набора слов из разряда «постов» в разряд «текстов» зачастую осуществляется авторским (или читательским) произволом.

– Иногда сам текст (не текст, который пост, а текст, который текст) я писала прямо в семаджике – в программке, которой пользуются, чтобы делать посты. Это удобно, особенно когда это тексты, которые ты сохраняешь в ЖЖ, а не в Word’е. Я стихи, например, не держу файлом и часто пишу в семаджике: если стих короткий и пишется быстро – ну, за несколько часов, – я уже пишу его прямо в семаджике, потому что все равно его выложу. А файла «Стихи» у меня нет. И потом, когда мне надо восстановить что-нибудь для публикации, я отматываю ЖЖ, потому что знаю, что почти любой текст я практически сразу туда выкладываю.

– А если это не стихи, а, например, рассказы из цикла «Короче»?

– В семаджике. Короче говоря, я и их не держу в файле. Для меня ЖЖ – это еще и хранилище, в самом буквальном смысле. У меня есть журнал, который я веду в private mode. Не потому, что я веду там дневник для себя – это мне никогда в жизни не удавалось, – а потому, что он крайне удобное онлайновое хранилище ссылок. Очень удобно, потому что в нем каждый пост – это тема. Все ссылки внутри него я добавляю и убавляю по мере работы над какими-то проектами. Он private, потому что это хранилище, в нем нечего читать, в нем нечего комментировать.

– Это тексты, но ведь есть еще Заяц – причем их у вас несколько: Пц и…

– Ну, уже один. Другой на пенсии.

– Тот, другой, был заяц Валерий Маркович[53], «обсессивно-компульсивный писатель среднего поколения» (персонаж нескольких рисованных историй, которого Линор в конце концов забросила. – Ю.И.). Почему его не стало?

– Слушайте, он меня бесил, реально. Я просто не хотела больше иметь с этим дело. Заяц Пц (другой персонаж комикса, придуманный Линор, – Ю.И.), хоть и, конечно, мудак, но все-таки агрессивный, у него есть какая-то воля к жизни, не очень большая, но все-таки есть. А этот же был совсем… Он мне просто был противен. Я не хочу с ним больше общаться.

– А зачем вы его завели-то?

– Нет, ну сначала-то он мне был симпатичен, а потом я поняла, что долго я этого выдержать не могу: ну он же мудак какой-то! У меня есть я, зачем мне он? Такой же унылый мудак…

– А заяц Пц разве не такой?

– Нет, Пц – пассивно-агрессивный невротик. Это гораздо интересней, чем депрессивный невротик.

– Расскажите про него.

– А что вы хотите знать? Спросите что-нибудь.

– Почему он такой квадратный?

– Слушайте, это гениально, – вдруг восхищается Линор. – Квадратный. Откуда эта цитата – «почему он такой квадратный»? Ну, заяц Пц – реальный «альтер эго», – тут она спохватывается, что диктофон все еще работает, и продолжает разговор. – Я бы хотела быть им, конечно. Это значило бы не менять в собственной личности ничего, но потерять совесть. Мне кажется, это было бы прекрасное существование. Ну, по нему не скажешь, что это прекрасное существование, но, по крайней мере занимательное, в отличие от моего. Почему он такой квадратный? Потому что я не умею рисовать. Я не могу нарисовать анатомически корректного зайца, и мне лень это делать. И я сделала схематических персонажей, которых использую копипейстом, когда они мне для чего-нибудь нужны. Все-таки по этим комиксам видно, что они очень условные. Они комиксы постольку, поскольку в них используется визуальный элемент для передачи информации, но это текст все-таки, а не карикатура.

– А почему персонажи такие?

– Квадратные? – с подозрением спрашивает Линор. – Потому что удобно их было рисовать полосочками.

– Нет, почему их зовут «Ф», «Щ», «Грелка» и «Свиная отбивная с горошком»?

– Мне было лень придумывать имена.

– А «Ф» – это вообще жираф или хорек? – спрашиваю я, вдруг вспоминая «русского литератора Александра Феликсовича Гаврилова» из другого текста Линор и его историю про хорька.

– Там нет хорька! – с тихим ужасом восклицает Линор. – Там кошка. Это кошка. Какой хорек? Хорек – это тот, кого изнасиловал жираф. Вы все это время думали, что он изнасиловал другого персонажа?

– Мне было приятно так думать, – говорю я первое, что приходит в голову.

– О’кей, – осторожно произносит Линор. – Как бы мне тактично перевести разговор обратно? Потому что тут у меня возникло несколько вопросов к вам. Нет, ну что вы, там нет никакого хорька. Это кошка. Меня поражает этот вопрос, потому что для меня совершенно понятно, что Ф – это кошка, а Щ – это жираф.

– Почему, из чего это следует?

– Потому что кошка – девочка.

– И что же, «Ф» – это женское имя?

– Естественно, – говорит Линор, непонимающе глядя на меня.

Я точно так же гляжу на нее. Когда молчание затягивается, она медленно произносит:

– Я не знаю, как это объяснить. Почему Наташа – это женское имя? Кто бы назвал мальчика Ф или девочку – Щ? Мальчика еще можно назвать Наташей, если это индийское имя, – тут Линор принимается задумчиво рассуждать. – Я вообще считаю, что Оля и Ева – это индийские имена. Тогда понятно, почему Ева – мальчик, а Оля – девочка. Я даже не знаю, как ответить, – сдается она через некоторое время. – Ну вот Щ – твердый согласный же, да?

– Мягкий.

– Слушайте, я не знаю! – кричит Линор в отчаянии. – Ну ежу понятно, что Ф – кошка, а Щ – это жираф.

– Причем всегда мягкий, по законам фонетики русского языка.

– Я не могу объяснить, – повторяет Линор. – It’s natural.

– Жуть, – только и могу выдавить я, потому что очень смеюсь.

– Да нет, жуть – это не понимать, кто из них кто! – Линор тоже хохочет. – Так вы же не поняли, что Ф – это девочка!..

– Он не похож на девочку, – упорствую я.

– Это не он, – с расстановкой говорит Линор, пристально глядя мне в глаза. – Это. Кошка. Она. Девочка. По ней. Видно. Это не хуй, это хвост, – вдруг ее осеняет ужасная догадка: – А вы думали, что у него хуй смотрит в одну сторону, а голова – в диаметрально противоположную?!

В этот момент к нам подходит официантка с очередным чайником жасминового чая, и мы обе заговорщически замолкаем. Но каждый думает о своем.

Блог-терапия

– Я невротик, – объясняет Линор, отпивая чай и одновременно проверяя рабочую почту в коммуникаторе.

– И все ваши многочисленные тексты – это профилактика невроза?

– Да какая профилактика, поздно уже. Это поддерживающая терапия, – улыбается она. – Мне от этого становится легче, как и всем, наверное, кто пишет. Я пишу тексты потому, что мне, как частному лицу, это терапевтически помогает. То, что у этого есть некоторые социальные импликации – например, я их публикую все-таки и интересуюсь реакцией на них, – не то чтобы у меня был ответ, почему мне важна и эта часть, но она, безусловно, важна. Хотя и в очень ограниченном виде. Я, например, целенаправленно делаю так, чтобы это занятие не приносило мне денег в сколько-нибудь заметном по отношению к моим доходам размере.

– Почему?

– Вредно. Терапевтически вредно. Ты начинаешь писать текст исходя из других требований, и он перестает работать как терапевтический механизм. А он мне слишком дорог как терапевтический механизм, я не готова от этого отказываться. Другого писателя у меня для меня нет, и другого терапевтического механизма тоже.

– То есть вы что же, не забираете гонорары за публикации, например?

– Нет, я не ставлю коммерческой задачи перед текстом. Я не занимаюсь биддингом между издателями – кто даст больше. Я не завожу агента, который бы этим занимался. Если у меня заказывают текст и он получается не таким, за какой заказчик хочет платить, как это иногда бывает с журналами, например, я говорю – жалко, что так получилось, но понимаю, что этот текст мне дороже, чем обещанный гонорар.

– Даже если это журналистский текст?

– Да, конечно. Много лет я зарабатывала письмом в глянцевые журналы, но это не тексты, а то, что называется writing – такая работа со словами, как копирайтинг в рекламе. Ты выполняешь заказ и пишешь текст, соответствующий техническим требованиям, это понятно. Но если ты пишешь этот текст как личный, то да, для меня важно подлаживаться под собственный невроз и собственное желание. Потому что иначе я не очень понимаю, зачем этим заниматься.

– У меня очень долго была железная внутренняя политика – подписывать своим именем все, даже если это тексты в глянцевые журналы, – продолжает она. – Мне было это нужно на протяжении многих лет как дисциплинарное действие, которое заставляло меня не гнать халтуру, даже если это глянцевая статья, сказки для «Норильского никеля» и т. д. Отвечать за базар. Все-таки под своим именем нельзя совсем халтурить: можно выполнять техзадание, но выполнять его прилично. Я сейчас дописываю роман. Я знаю, кому я его отдам. Я знаю, что его можно было отдать при помощи агента в большое издательство за существенные деньги. Но я не хочу. Я знаю, кому я его отдам, и знаю, что получу за него долларов 500 или 800. Ну вот, теперь мы все знаем, кому я его отдам, – Линор улыбается, а я перебираю в уме московские издательства, известные склочностью и низкими гонорарами, зато престижные среди интеллектуалов, и понимаю, что я действительно теперь знаю, кому Линор намерена отдать свой роман. Знаю, но не скажу. – Это, безусловно, не коммерческий выбор. Это просто издательство, в котором мне лестно издаваться. И которое, я твердо знаю, не издаст мою книгу под красно-желтой обложкой с полуголой бабой на ней, не в обиду никому будет сказано, – тут я вспоминаю обложку романа «Нет», изданного в Ad Marginem, и как я не могла объяснить родителям, что эта вот книжка в красно-желтой обложке с полуголой бабой – современная русская литература, написанная двумя хорошими писателями Линор Горалик и Сергеем Кузнецовым. Вспоминаю – и ничего не говорю.

Интенсивный блогинг

Линор как писатель и художник у многих ассоциируется с такими вот щемящими наблюдениями над маленькой жизнью, которая происходит вокруг нас ежеминутно и которую почти никто, кроме нее, не считает достойной внимания. Почти все, что делает Линор, так или иначе посвящено этому и в каком-то смысле наследует Гоголю – даже яйцеголовые однорукие уродцы из керамопластика, которых она иногда лепит и обжигает у себя в микроволновке и которые тоже живут своей собственной маленькой, трудной и печальной жизнью, любят, мучаются и нерешительно переминаются в своих рамочках с ноги на руку.

– Я-то хочу быть художником, и мне это важно, но прав называться им у меня нет. То, что я делаю, недостаточно хорошо. Я и со словом «писатель»-то в плохих отношениях. А «художником» меня называют, в основном, из-за Зайца Пц, потому что в нем есть визуальный элемент.

– А почему у вас плохие отношения со словом «писатель»?

– «Писатель» – это социальная роль, я ею не интересуюсь. Я готова продать душу за то, чтобы писать хорошие тексты, а вот быть писателем мне совершенно не хочется. Это как-то… диктофон не передает слово «буэ-э-э»?

– И на этой почве вы, собственно…

– …и помешались, – смеется Линор.

– Нет, разошлись во мнениях с вашим соавтором Сергеем Кузнецовым, когда роман «Нет» номинировали на премию «Национальный бестселлер», а вы отказались в этом участвовать. Потому что Сергей-то убежден, что писатель должен работать писателем – получать премии, давать интервью, жить социальной жизнью…

– Да, а я твердо убеждена, что писатель, во-первых, ничего не должен, во-вторых, это существо, от которого странно что-нибудь требовать: оно довольно убогое. А в-третьих, я не писатель, я человек, который пишет тексты. Недавно один глянцевый журнал, к которому я отношусь отлично и с которым работаю в разных других ипостасях, предложил мне протестировать тональный крем. И я, с моей бешеной любовью к макияжу, отказалась – ровно потому, что меня не развлекает этот тип медийного присутствия. То есть меня не очень интересует быть публичной фигурой, под фотографией которой стоит подпись «писатель».

– А сейчас у вас есть личный маньяк? У многих известных интернет-деятелей, особенно у женщин, есть свои маньяки.

– У меня закрыты комментарии для не-френдов.

– Ну все равно ведь можно как-то на вас выйти…

– У меня закрыта аська. У меня закрыт тот адрес почты, которую я читаю регулярно. Я человек очень дистантный, ко мне не постучишься особенно. Я не отвечаю на письма незнакомым людям – кроме крайних ситуаций, когда мне хочется сказать «спасибо» за какое-нибудь доброе слово. Но доебаться до меня невозможно. У меня есть человек, который с некоторой регулярностью – наверное, раз в месяц – пишет мне маленькие письма о вещах, не имеющих никакого отношения ни ко мне, ни к нему. Например, как он увидал на улице, в каком порядке едят воробьи. Примерно раз в полгода я отвечаю ему: «Спасибо за ваши письма». Это длится очень давно. Я не знаю, кто этот человек, ни разу не попыталась узнать по его электронному адресу. Знаю, как его зовут, потому что это имя стоит у него в заголовке и в подписи, но не знаю фамилии. Это отличные продуктивные отношения с незнакомым человеком.

– А что вы хотите сообщить миру? – спрашиваю я, потому что отношения тысячника с миром – это, в сущности, тысячи маленьких отношений с незнакомыми людьми, которые тебя читают, комментируют, цитируют, обсуждают, любят и ненавидят, пока ты занимаешься своим уютным или неуютным внутренним миром.

– Ну что я могу ему сообщить, чего он не может сам изобресть? – ворчит Линор. – Это вот и есть не быть «писателем» – не становиться в позу и не начинать пасти народы, не чувствовать себя человеком, у которого есть что сказать миру, а чувствовать себя человеком, у которого есть потребность выражать свои мысли словами. И это твоя частная терапевтическая проблема. Я публикую тексты, потому что это входит в мою терапию. То, что их кто-то читает, мне важно, но даже если бы я не могла их опубликовать, я бы их писала. Я и пишу гораздо больше, чем публикую.

– Руками пишете? В смысле, ручкой?

– Да, но только в терапевтических целях, может, раз в полгода, когда я чувствую, что у меня есть какой-то конфликт, ускользающий от моего понимания. Что я даже не то что не могу его решить, а у меня не хватает рационального умения, чтобы его систематизировать, привести к решаемости. Тогда я пользуюсь бумагой и расписываю его. Но это не имеет к текстам никакого отношения.

– Схемы, что ли, рисуете?

– Нет, как-то выражаю словами. Это такой способ упорядоченно мыслить. Ровно та же цель, с которой ходят к психотерапевту, – чтобы какие-то вещи проговорить, тогда их легче сформулировать, легче услышать со стороны. Но это не имеет отношения к тексту. А так – нет, не пишу на бумаге вообще, и даже мелкие записи уже делаю в коммуникатор. Но у меня есть записная книжка, которой я, в основном, пользуюсь на деловых встречах, чтобы изображать то, о чем идет речь, чтобы нам с партнерами было легче тыкать во что-то пальцем.

mrparker

^{блогер-провокатор}

Досье

Mrparker – блогер, журналист, теле– и радиоведущий Максим Витальевич Кононенко. Родился 13 марта 1971 года в поселке Апатиты Мурманской области. Окончил МИРЭА (Московский институт радиотехники, электроники и автоматики), учился в Литературном институте им. М. Горького в Москве. По первому образованию и профессии – программист, работал в компании ParallelGraphic (Paragraph). В 1990-е начал карьеру журналиста; в разные годы – постоянный обозреватель газеты «Газета», главный редактор интернет-газеты Дни. ру, шеф-редактор «Буржуазного журнала». Создатель культового сетевого проекта Vladimir.vladimirovich.ru, сайта alla.borisovna.ru и предполагаемый автор или соавтор комиксов о Борисе Грызлове «Человек-Грызлов»; автор романа «День отличника», ведущий программ «Реальная политика» и «Коллекция глупостей» на НТВ. Учредитель старейшей в русской блогосфере «Премии Паркера» за лучший блог года, вручаемой в нескольких номинациях. В 2005 году был кандидатом в депутаты Мосгордумы по списку партии «Свободная Россия». С 2007 по 2008 год – член Высшего совета партии «Гражданская сила». Женат, имеет двух сыновей[54].

* * *

С наличием среди героев этой книги Максима «mrparker» Кононенко остальные фигуранты мирились скрепя сердце, как с неизбежным злом.