– Гана! – закричал Старейший. – Поди сюда! Что ты тут устроила?!
      Они заспорили, поминутно упоминая Ткачиху и зачем-то оглядываясь на меня. Мне удалось расслышать ганино:
      – Ведь не он же… не из-за него все это…
      Потом она сказала:
      – Ей все равно, а для меня в нем вся жизнь… – и дальше снова неразборчиво.
      Старейший топнул ногой и внезапно исчез. Гана стояла, подбоченясь, среди людской толкотни – часть провожающих шла за телегами, часть расходилась по домам, – и ждала. Вскоре Старейший вернулся.
      – Я говорил с ней, – объявил он. – Все будет по-твоему, но тебя ждет наказание.
      – Пусть! – запальчиво выкрикнула Гана.
      – Следующая невинная дева в твоем Роду умрет старухой, – продолжал Старейший. – И ты проведешь в ее облике триста лет.
      – Да хоть четыреста! – захохотала баньши, развернулась и бегом бросилась догонять обоз. Запрыгнула в телегу рядом с мужчиной своего Рода, обняла человека за плечи. – Мне с ними не миловаться! – крикнула она Старейшему и махнула рукой на прощание.
      И хотя смертный не мог ни слышать, ни видеть, ни чувствовать ее присутствия, он вздрогнул и поежился, как от сильного холода.
      Готова спорить, в эту минуту Ткачиха в своем гамаке из судеб пожалела, что не сказала "пятьсот лет". Хотя… Зная Гану, уверена, она не расстроилась бы даже от тысячи в старческом облике, если уж добилась своего. Странная она баньши, Гана. У меня еще не было Рода, а ее уже тогда звали – безумная. Ведь она влюбилась в человека и умолила Ткачиху отдать ей его потомков… Среди нас о ней ходило столько легенд и слухов, сколько не бывает среди баньши: ведь мы всегда знаем наверняка. Но Гана…
      Говорят, она увидела его нить в паутине судеб. Говорят, влюбилась с первого взгляда. Говорят, упала в ноги Повелительнице – с просьбой разрешить ей колдовство. С просьбой вмешаться в его судьбу.
      Говорят, она нашла кого-то из Старших, кто начертил ей круг и привел туда человека. Они были вместе всю ночь – человек и баньши. А наутро Гана вывела смертного из круга – целого и невредимого. Потом он женился. Породил детей, прожил долгую жизнь, умер… В ночь его смерти один из его потомков зачал мальчика, как две капли воды схожего с тем человеком – благодаря колдовству, которое всю ночь творила безумная баньши.
      И такие дети будут рождаться пока стоит этот мир. Всегда. И пока они есть, будет жить Гана.
      А еще говорят, что раз в один или два века Гана заманивает своего человека в круг. В круг, где ждет его она одна.
      И еще – если похожий на предка человек умрет, когда его дети слишком малы для брака, безумная баньши зачахнет с тоски.
      Так говорили среди нас – и все это было правдой. Я знала это, потому что когда-то давно, счастливая после той ночи, пьяная своим успехом, Гана делилась со мной подробностями. У меня тогда не было Рода, я редко появлялась в смертных землях, и я спросила – стоило ли оно того? Зачем привязываться к одному-единственному человеку, зачем создавать одинаковых потомков, зачем влезать в долги – тот Старший немало запросил за свою помощь… Зачем все это?!
      Гана тогда сказала, что я все пойму позже… она ошиблась. Не нужны мне потомки, даже если они будут похожи на Тиана и лицом, и характером. Только он, никто другой… Без него я не хочу жить. Как глупо…
      Люди уже разошлись от ворот, осталась только стража. Старейший, как и я, не ушел, он стоял неподалеку и подозрительно вглядывался в мое лицо. Что ему надо? Чего он боится, о чем подозревает? Думает, я сделаю какие-то выводы из выходки Ганы, из их странного разговора? Или просто ждет, что выкину уже я?
      Гана… Она никогда не заботилась о том, чтобы в ее Роду было много потомков, поэтому эта семья – все, что у нее есть. Если что-то случится хотя бы с одним из них – весь Род окажется под угрозой. Не потому ли она поспешила увести своего человека – а он точь-в-точь похож на своего предка, Гана мне того когда-то показывала… Не потому ли Ткачиха не так уж и разгневалась на ганино самоуправство? Потому что убить этого смертного – значит убить и Гану? Княгиня, конечно, любого из нас покарает, не задумываясь – если заслужили, но Гана никогда не раздражала Эйш-Тан, не в пример мне. А Ткачиха даже меня не убила, когда я ее разгневала, даже мне нашла дело. А уж Гана-то… Великой всегда было интересно, что выйдет из ганиной затеи. Наверное, потому-то она и позволила спасти человека, а то и с самого начала решила, что так и будет, только не предупредила баньши. Наверное. Спасти. А теперь – стоп. От чего спасти?! Почему я уверена, что ганиного человека здесь ждет смерть? Девчонка сказала? Но это со слов Ганы, а та могла исказить или скрыть часть правды, лишь бы уговорить смертных. Но ведь Гана и раньше меня предупреждала… и человек, которого мы убили в кругу, тоже говорил о какой-то опасности…
      Я подняла глаза. Старейший все еще стоял рядом, не сводя с меня настороженного взгляда.
      – Почему Гана увела своего человека отсюда?
      Старейший поднял брови.
      – Откуда я могу знать, что взбредет безумной баньши в голову?
      – Какая Кострякам грозит опасность? – не отставала я. – Что увидел тот человек, который умер ночью в нашем кругу? Зачем вы его убили? Что задумала Великая?
      Почему я должна не отходить от Тиана? Зачем Княгиня дала мне смертное тело? И…
      – Замолчи! – рявкнул Старейший. – Думай, о чем говоришь! И придержи свой поганый язык, баньши угасшего Рода!
      А вот это он зря. За столько тысяч лет знакомства мог бы и запомнить, что я не выношу, когда на меня кричат и пытаются приказывать.
      – Что, Старейший? – рассмеялась я ему в лицо. – Значит, я угадала? Княгиня еще не наигралась, не надоело плести красивые узоры? А ты и рад стараться. Вон как хлопочешь – хочешь, чтобы ни одна смертная душа не ускользнула от гибели. И не жалко тебе, Старейший? Ты ведь их рождение видел, и рождение их предков. И как Костряки строились, видел. Ты ведь не только Род Кузнеца хранишь, на тебе весь город держится. А, может, свободы захотелось? Может, Княгиня обещала отпустить тебя, как только Город падет? Ну, признайся мне, здесь нет чужих ушей. Что она пообещала тебе, прародитель? Если жить надоело – так шел бы в Хаос сам, эта дорога никому не закрыта. А если…
      Высказать очередное предположение я не успела. Старейший изменился в лице, оскалил зубы, как зверь, резко шагнул на меня, поднимая руку для удара. Я отшатнулась, закрывая голову руками. И – ничего не почувствовала. Коснуться друг друга мы можем только в кругу или в доме Ткачихи. Об этом знал и Старейший.
      – Ты ответишь за свои слова, баньши угасшего Рода, – прошипел он, отступая на шаг. – На следующей встрече – ответишь за каждое.
      Я снова расхохоталась.
      – А с чего ты взял, что я туда приду? Что буду чертить для вас этот проклятый круг? Зачем, как ты думаешь, мне по ночам играть на ваших встречах? Выслушивать оскорбления, смотреть, как вы убиваете людей…
      – Придешь, – перебил меня баньши. – На коленях приползешь, лишь бы приняли. И очень скоро.
      Теперь уже я рванулась к нему.
      – Скоро?! Когда это? Что еще вы задумали? Чью смерть вы захотите приблизить?
      Кого заманить в круг? Ответь мне! Старейший!
      Баньши пропал. Исчез из вида, словно и не было его. Миг – и он снова стоит передо мной. К Княгине ходил… или она позвала. Зачем?
      – Не городи чушь, Нара, – неожиданно мирно ответил Старейший. – Откуда ты только этот бред взяла – смерти, нападения, гибель города. Заманить, убить, предать…
      Ты действительно считаешь, что мы на это способны? Нельзя столько времени со смертными проводить, они и не то на Старших наговаривают. Ну же, Нара, успокойся.
      Никому ничего не грозит.
      Я опешила. Что такого сказала Старейшему Княгиня, что он пересилил гнев и принялся меня успокаивать?
      – А человек? – требовательно.
      – Какой человек?
      – Которого мы убили этой ночью. Скажешь, случайность?
      – Нет, Нара, не скажу. – Старейший вздохнул. – Не хотел тебе говорить, но раз уж ты настаиваешь…
      – Не тяни время!
      – А ты угомонись, девчонка, не забывай, с кем разговариваешь, – резко ответил Старейший, но тут же взял себя в руки и приветливо улыбнулся. Да что с ним такое?
      – Да, мы знали, что человек будет проходить по пустоши этой ночью. Мы нарочно велели тебе начертить круг на его пути.
      – Зачем?!
      – Зачем-зачем… Глупая ты еще, Нара, не знаешь, что такое Приграничье. Человек этот – зверолов, правда, не очень-то мирный… он и его дружки не столько сами ловят, сколько чужие ловушки грабят, когда могут, а то и у других добычу отнимают. Отнимали. Ну, не о том речь. Они забрались далеко во Вьюжные Леса, да перепились как-то. Ну и наткнулись на оборотней… тоже ребята молодые, выпили маленько, гуляли себе по лесу…
      – И что? – не поняла я.
      – И что, и что, – передразнил баньши. – У страха глаза велики, особенно если их заливать всякой дрянью. Хаос их знает, за кого люди оборотней приняли, да только в драку полезли, кричали что-то непотребное. Старшие защищались… люди погибли.
      Почти все. А когда поняли, что один ушел, поздно было.
      – А мы тут при чем?! – поразилась я. Какая-то странная история выходит у Старейшего, но что не так – никак сообразить не могу.
      – Да ни при чем, если подумать, – согласился баньши. – Но человек шел с криком, будто Старшие – чудовища, людей убивают… мог шум подняться, люди бы мстить пошли, Старшие бы защищались… Ты сама говоришь, я не только один Род храню, я и за Костряки отвечаю. Не хотел я этого допускать. Не мог.
      – А убивать-то зачем? Неужели не было другого выхода?
      – Да не хотели мы никого убивать! – замахал руками Старейший. – Думали людьми притвориться, поговорить по душам, объяснить человеку, в чем он не прав, уговорить, чтоб не поднимал шума. Для этого и никого на помощь из Старших звать не стали, тебя попросили. Кто же думал, что человек нас узнает?
      – Но вы убили его, – наполовину спросила, наполовину заявила я. Старейший сокрушенно вздохнул.
      – Он хотел напасть на тебя, – тихо сказал баньши. – Ты – единственная из нас всех, кому человек мог причинить вред, и, какая бы ни была, одна из нас. Я не мог сдержаться, я должен был защитить тебя. Ты важнее, чем какой-то смертный бродяга.
      – Но… – Я неожиданно растрогалась. Между нами – я имею в виду всех нас – нет никаких родственных или дружеских чувств, никто столетиями не вспоминает, что Старейший породил всех остальных, включая и меня – от предыдущего поколения баньши. Нет, об этом никто не говорит – зачем? Мы терпим существование друг друга – только и всего. А здесь прародитель говорит, что я важна для него, что я имею значение… – А ты не подумал, Старейший, что тело убитого человека обнаружат люди? Они увидят мои следы – сначала из тайного входа к телу, потом обратно. Что мне делать, если меня обвинят в убийстве?
      Баньши покачал головой.
      – Не бойся, Нара, никто не узнает. Круг не только скрывает от посторонних глаз тех, кто в нем находится, он еще и стирает все следы. Иначе люди давно бы придумали объяснение и линиям на земле, и неизвестно чьим следам, и нашим встречам. Не бойся, никто не узнает, – повторил баньши. Не слишком ли он на этом настаивает?
      – А Гана? – спросила я.
      Старейший вздрогнул.
      – Что Гана?
      – Почему она уехала? Зачем увезла своего человека? Чего она боялась?
      – Да не боялась она ничего! – отмахнулся Старейший. – Вечно ты придумываешь!
      – Зачем она тогда весь Род увезла, да еще и сама уехала?
      – Зачем-зачем. Дура она, вот зачем. Ей Великая показала, где живут люди, от которых ее Род продлится. Вот Гана и поспешила туда, чтобы все устроить. Но для ее планов надо детей не просто познакомить, а чтобы те на всю жизнь там остались.
      Ну, и не хотела семью разбивать. Все равно ей теперь там оставаться, девочка-то еще совсем маленькая. А ты Гану знаешь, она без главы семьи жить не может, вот и устроила… спектакль. – Старейший нахмурился. – Говорил я Гане – уговори своих людей заранее. Тихо, дома, без лишних глаз и ушей. А то такую сцену устроила, смотреть противно. И своего человека без вещей оставила, добро все разворуют, с деньгами опять же как выкручиваться будут… Нет, куда там! Как была сумасшедшей, так и осталась…
      – И все?
      – И все, Нара. Других причин нет, и не ищи. Видишь, как все просто?
      Я покачала головой. Мысли путались. Что-то не так было в объяснениях Старейшего, в чем-то он лгал. Лгал… Баньши? Мы ведь почти никогда не обманываем, помню, как мне сложно было скрывать правду от Тиана в первые минуты нашего знакомства, как тяжело выпутываться из его вопросов…
      – А почему?.. – начала было я, но меня в который раз прервали.
      – Нара! – знакомый голос. Немного встревоженный, но почему-то кажется: притворяется. И недовольный. А вот это всерьез. Кольд. И тут от него покоя нет!
      Старейший злорадно усмехнулся, кивнул на прощание и исчез, оставив меня одну на пустоши за воротами.
      – Ты что это сама с собой разговариваешь? – принялся допытываться наемник, подходя ко мне. – Стоишь, руками машешь, кричишь что-то непонятное, шепчешь…
      Совсем мозги отморозила? Тиан тебя по всему городу ищет, а ты здесь топчешься.
      – Давно ты слушаешь? – резко спросила я, не собираясь отвечать на упреки или давать объяснения. – Что Тиану надо?
      – Что ему надо, это он тебе сам объяснит. Волнуется он за тебя, пожалела бы хоть…
      – Не твое дело!
      – Не злись, красавица, тебе не идет, – улыбнулся моему раздражению наемник. – Пойдем, отведу тебя в "Гнездо", пока не простыла. Все вы, менестрели, с приветом, о себе не заботитесь.
      На мои возражения, что я и сама прекрасно до дома доберусь, Кольд лишь фыркнул.
      Покрепче ухватив меня под руку, он почти потащил меня от ворот… Что такое? Он будто боится чего-то?
      Тиан Оставив Нару в ее комнате, впрочем, не слишком надеясь на то, что, вернувшись, найду ее там, я, скрепя сердце, отправился в Совет, получать назначение. Втайне я надеялся, что меня поставят старшим смены – все-таки я с самого Вольграда, пусть и сослан в эту глушь. Здешнее отребье-то по сравнению со мной… И список послужной у меня не так уж плох, я даже к награде однажды был представлен.
      Мои надежды не оправдались…
      Молоденький маг, ответственный за назначения, глянул на меня так, будто что-то мерзкое увидел, брезгливо нос сморщил, губы скривил.
      – Полукровка? – спросил он с презрением.
      – Никак нет, – выпучил я глаза. – Человек я.
      – Ну-ну, – не поверил тот, видимо понятия не имея о том, какие в Вольграде порядки насчет крови-то. На мгновение мне захотелось последовать примеру Кольда – резануть ладонь, подтверждая свои слова, но я вовремя опомнился: еще чего, перед этим ничтожеством унижаться. Больно нужно мне было во главе смены вставать!
      Я и простым часовым на воротах вновь постою – не гордый! Огнь явно в этом со мной не соглашался – бился во Врата, жаждя проучить смертного недоучку, оскорбившего его Воина.
      – Иди в казармы, – маг накарябал на клочке пергамента пару рун и сунул его мне.
      – Найдешь Осипа Остроглаза. Скажешь, что в помощь ему тебя направили. В самый раз должность тебе…
      И усмехнулся злобно. Нехорошее предчувствие кольнуло душу: куда ж это я вляпался опять? Неужто…
      К несчастью, мои опасения оправдались. Остроглазый был одним из трех стражников, что отвечали за расследования убийств. Нет, оказаться на воротах в ночном карауле было бы лучшей участью! В Вольграде лишь одного мы боялись больше ссылки в глушь – оказаться среди крыс, как презрительно звали их сослуживцы и горожане.
      В крысы попадали окончательно спившись или не поладив с начальством – редко кому удавалось после этого прожить пару месяцев, каждую неделю стражники находили их с перерезанными глотками…
      Остроглаз оказался именно таким, как я ожидал – синеносым, с мутным единственным глазом и воняющим перегаром. Его форма была заляпана жиром и чем-то бурым, а под длинными, загибающимися крючками, ногтями можно было сажать огород – столь грязи накопилось.
      – Значит, кхе-кхе, ты новенький, – буркнул он, дохнув на меня перегаром и чесноком. – В самый раз! Давай-ка, дуй к северным воротам, выйдешь, иди вдоль стены, направо… Там пустошь будет, увидишь – поймешь. Мимо не пройдешь, там с утра труповозка стоит, ждет пока мы тело-то осмотрим… Так вот, тело глянь…
      Там, грят, феечье семя погуляло знатно, а бедолага увидел – вот и не дожил до рассвета, так что ты не усердствуй, главное запомни детали, чтоб можно было бумажку в Совет отнести, что вроде как работаем…
      Нет, похоже, я все-таки был не прав… Не все так плохо. Этот Остроглаз мозги не пропил. И, хотя мне претит это его "вроде как работаем", надо признать, "вроде работать" – это единственный шанс выжить на паскудной крысиной должности…
      Я успел дойти лишь до ворот. Загудело вдруг что-то, засвистело, серебряной дымкой окутало город. Горожане крестились. Оставшиеся за воротами пытались прорваться внутрь, но дымка не пускала, отбрасывала назад. Одна из женщин упала, схватившись за сердце. Я попытался броситься к ней, помочь, но один из стражников ухватил за руку.
      – Не дури! – кричал он, но в стоявшем оре я едва его расслышал. – Маги по…ли щит!
      Я кивнул. -… на стену!
      Еще раз кивнул. Нехорошее предчувствие кольнуло душу, заволновался за вратами Огнь.
      Шевелящаяся пестрая масса надвигалась на город. Я протер глаза, не доверяя себе.
      Это еще что за…? Внизу шумел город, но здесь, наверху, был ясно слышен мерный бой:
      Тум! Ту-дум! Тум-Тум!
      Не люди, не звери – они шли на Город.
      Дыхание сперло. Я наконец понял, зачем Княгиня призвала меня. Чего от меня ждала.
      Тум! Ту-дум! Тум-Тум!
      Гремели обтянутые человеческой кожей барабаны, по которым колотили длинными костями. Мерно позвякивали бубны.
      Легенда ожила…
      Зверолюди вновь пришли с Края Мира.
      И не было людям спасенья, и не было у них Великого Воина, чтобы спас – лишь я: стражник, не способный защитить и себя, не то, что Рось.
      Нара Эти четыре дня я его не видела. Приказав мне никуда не выходить, Тиан ушел сражаться. Спал ли он? Ел ли? Сомневаюсь…
      И вот он вернулся. Когда я уже потеряла надежду и собралась сама отправиться на стены, искать его.
      Он сидел, уткнувшись лбом в подтянутые к груди колени. Словно ребенок, испугавшийся темноты. Сначала я подумала, он не услышал, как я вошла, но Тиан вдруг произнес тихо:
      – Город обречен. Последний раз восход окрасит стены города в янтарь. Последний раз мы увидим, как сядет солнце.
      Он боится? Разве Воин может бояться?
      Мигом позже я поняла – не страх загнал его в эту полную теней и призраков комнату. Не страх, что-то другое… Но что? Как мне помочь ему?
      – Это ничего… Это пройдет… – шепчу невпопад, опускаясь на колени рядом с ним, проводя ладонью по спутавшимся багряным прядям.
      – Ты ненавидишь меня?
      Я хочу ответить, что нет, как я могу ненавидеть моего человека, но молчу, продолжая перебирать его мягкие волосы.
      – Ненавидишь… – по-своему понимает он мое молчание. – Я привел тебя в этот город. Я втянул тебя во все это. Из-за меня… Надо было мне сдохнуть по дороге, ты бы повернула обратно, нашла бы себе новый Род – богатый, бед не знающий… Не будь меня…
      Нужно было объяснить моему глупому, ничего не понимающему человеку, что у баньши может быть лишь один Род. Раз и навсегда Ткачиха привязывает нас к Крови. Не останется Людей, уйдет вслед за ними и Баньши…
      Я должна была рассказать Тиану. Он бы понял. Он бы не стал рисковать моей жизнью, ушел бы, сбежал, осел в тихом месте. Да, я уверена, так бы он и поступил.
      Я такая эгоистка… Хватит лгать себе, все что я делаю – я делаю прежде всего ради себя. Но сейчас это все – о Тиане, не обо мне. Это должен быть его выбор, не мой. Это его жизнь – не моя. Я выдержу, я отпущу, я…
      – Ты плачешь? По кому ты плачешь, Нара? – его пальцы скользят по моей щеке.
      Плачу? Я? Нет, я не плачу. Баньши провожают лишь людей, не себя. Я. Не. Плачу.
      Но я так не хочу умирать. И я не хочу, чтобы умер он.
      Сухие потрескавшиеся губы касаются моих. Не поцелуй – просто два дыхания становятся одним. От него пахнет дымом и кровью. Запоздало понимаю – он только что вернулся со стен, а тут я со своими…
      – Не плачь, моя Нара, – шепчет он, и я отбрасываю тяжелые мысли. – Не плачь, моя…
      Нара… Я защищу тебя. Я умру за тебя. Однажды ты будешь рассказывать детям сказки о Тиане, Последнем из Рода Берсерков… Я клянусь тебе в этом.
      Я плачу, уже не сдерживая себя. Впиваюсь зубами в ладонь, чтобы приглушить всхлипы, но он видит, отводит мою руку. И целует. И я тону: в поцелуе, в запахе, во тьме, в его тепле и странном чувстве, колющем сердце.
      Я всегда жила ради будущего, ради чужого будущего. Но здесь, сейчас, мне плевать, что будет завтра. Пока я с ним – мне плевать…
      Тиан Вечность тому назад я верил, что жизнь – высшая ценность. Право на жизнь дано нам от рождения, от первого вздоха. Лишь Проклятые лишены его. Да, я верил в это…
      Вечность тому назад. Сейчас я понимаю, что ошибался. Первейшее право человека – право на смерть. И никто не лишен его. Право на смерть – право принять ее или бежать от нее.
      Нам не выстоять. Город падет. Их шаманы слишком сильны, нашим магам – жалкой горстке сосланных в Пограничье неудачников – не справиться с их кровавой магией.
      Мы продержались так долго, – почти четыре дня, – лишь благодаря тому, что наемники взялись за оружие. Наемники да охотники. Но стрел не хватает, людей – тоже. Сотни уже погибли, сотни – ранены.
      Да, нам не выстоять…
      И я боюсь. Не за себя. За Нару. Нару, которую я притащил в этот проклятый гибнущий город. Я поклялся защищать ее, но обрек на участь, что хуже смерти: быть сожранной нелюдью. Лучше бы я ее своими руками…
      Нужно было бежать, выбираться из осажденного города, ползти крысиными норами, но…
      Но я не мог. Даже ради нее не мог. Сбежав, бросив людей, я перестал бы уважать себя. Я бы себя возненавидел. Каждый миг я бы помнил, что струсил, бросил, смалодушничал. Она бы все равно ушла от такого меня – не выдержала бы, презирала бы.
      – Что, прохлаждаешься? – спросил синеглазый наемник, падая рядом, утирая выступивший на лбу пот. – Там наши бочки с вином на стены прикатили: всем наливают. Говорят: грех такое вино нелюдям оставлять. Пойдем? А то не достанется…
      Я невольно улыбнулся… Старшие и Князья презирают людей – но как можно презирать тех, кто, глядя в лицо смерти может думать о хорошем вине, кто может смеяться над страхами?
      Люди разные, но на каждого труса найдется герой. На каждого лжеца найдется менестрель.
      Их стоит защищать…
      – Менестрелька-то твоя где? – спросил Кольд.
      – Я ее в "Гнезде" оставил. Она все на стены рвалась, но ей там делать нечего, еще стрелой шальной заденет, – я нахмурился, вспомнив скандал, который Нара мне закатила. Пришлось запереть ее в комнате, а то бы за мной побежала. Хорошо еще хозяин обещал присмотреть…
      – Может оно и лучше бы было, стрелой-то… – начал Кольд осторожно.
      – Что, думаешь, не удержим?
      – А сам-то как считаешь?! – Кольд хлопнул себя по колену. – Сильны, твар-р-ри, Хаос их пожри! Тут вся армия Роси нужна. Не выстоим. Солнце сядет – они на прорыв пойдут. Маги-то выдохлись, щит истончился, да и ворота не удержим. Так что… Совет тебе – убей ее сам. Эти твари такое с женщинами творят – что мне блевать хочется, а уж…
      – А Князья и Старшие? Неужели не помогут? – спросил я, все еще цепляясь за отчаянную, несбыточную надежду, что не придется… – Ведь там, под Псховом…
      Там они вмешались, защитили. Неужто теперь иначе будет?
      Кольд устало вздохнул. Он выглядел осунувшимся – сутки на ногах. Одежда была подрана: он был одним из тех смельчаков, что утром рискнули сделать вылазку за ворота. Впрочем, он выжил. Их всего трое из двух десятков вернулось.
      – Та история – другое дело. Князья тогда не просто так вмешались. Их об этом настойчиво попросил тот, кому они не могли отказать. Да и то, взамен потребовали услугу. Тогда люди не справились бы сами. Но сейчас… Сейчас город может выстоять без помощи чужаков. Ведь так? Ты ведь знаешь, о чем я? Ты знаешь…
      Он внимательно смотрел на меня. Он ждал. Ждал и решал. И в этот момент я понял: время пришло. Время выбирать. Время решать. Время доказывать свое право на Имя.
      Но я не мог…
      Не мог!
      Я знал, что это – трусость. Слабость.
      Но я не был Берсерком. Существо ждало, что я подтвержу свое право, повторю подвиг предка.
      Только вот я – не он. Потому, что я не считаю его героем. Потому, что я никогда не повторю его дел. Великих дел, прославивших его в веках, но дел злых.
      – Велика ли разница? Что смерть от лап этих, что смерть в Огне… Едино все, – горько заметил я. – Даже если ты прав, если я – Тиан Берсерк, я не смогу… Я не имею права. Целый город обречь – кем это надо быть?! Как их пламени отдать?!
      Всех – детей, стариков, женщин? Огнь-Смерть когда-то увел за собой целый город.
      Может он и считал, что в праве, но я – нет.
      – Ты мог бы стать Великим Воином, Тиан Берсерк. Более Великим, чем Первый, – торжественно произнес Кольд. – И то, что ты сейчас сказал, лишь доказательство этому. Но ты ошибся, Тиан Берсерк. Нельзя вернуть прошлое, невозможно повторить узор Ткачихи. Тот выбор был сделан твоим предком, но ты… Ты можешь найти свой путь. Ты должен его найти. Или этот город падет. Или твоя женщина будет сожрана одним из монстров, что не знают жалости. Или я разочаруюсь людях…
      И он сбросил маску. Не приспустил – снял.
      Еще вчера бы я испугался. Отшатнулся. Сейчас же я был благодарен ему. Благодарен за то, что он меня поддержал, что помог, что он… верил в меня.
      Кем бы он ни был.
      Мы смотрели друг другу в глаза и молчали. Он кривил в усмешке похожий на разруб рот. Я – просто улыбался. Улыбался странному, невероятному существу, с которым сражался плечом к плечу, который не смотря ни на что продолжал в меня верить, не упрекнул в трусости.
      – Свой путь, да? – спросил я.
      – Почему нет? Вы, люди, странные существа. Я сотни лет пытаюсь познать то, чем вы являетесь, но вы не перестаете меня удивлять. Князья – скучны по сравнению с вами. Они слишком… предсказуемы. Они не смогли меня заинтересовать. Но ты, Тиан Берсерк, смог. Я не вмешаюсь, не помогу тебе больше, чем уже помог. Я – Враг. Враг Всего. Но я не стану на этот раз мешать. Тебе – не стану. Я – Враг Всего, но не твой. – Даже голос его изменился, стал еще глубже, еще холоднее.
      Что-то смотрело на меня из жестоких, синих глаз – чужое, безумное, беспощадное.
      На мгновение я увидел ЕГО: черноволосого мужчину, за спиной которого вился черный плащ с алым подбоем. И армия за его спиной – армия демонов, кошмаров…
      – Тиан, Тиан! – крик за моей спиной. Я обернулся, краем глаза отметив, как маска человека вновь занимает свое место на лице Кольда. Медленно, слишком медленно.
      Поздно. – Нет! Нет!
      Она осела на землю, привлекая своим криком внимание к нам. Впрочем, людям некогда было на нас смотреть, они понимали, что не время сейчас для любопытства – слишком мало его осталось, времени.
      – Нет, – Нара смотрела на Кольда со страхом, ненавистью и отчаянием. Так она когда-то глянула на меня: там, у горящей хижины. – О, Хаос… Этого не может быть… Не может быть…
      Ее колотило. Я встал и подошел к ней, поднимая, прижимая к себе, закрывая, создавая преграду между ней и Кольдом.
      – Не бойся, ОН ушел. Я же – лишь смертная аватара ЕГО. Почти человек. Почти бессилен. – Кольд встал и просунул в одну из дыр два пальца, пошевелил ими. – Вот Хаос, такая хорошая куртка была – любимая. А эти ур-р-роды когтями своими!
      Не были б они от Хаоса, не запрети ОН помогать людям, я б им устроил… Мать их так!
      Похоже, Нара начала приходить в себя. Трясти ее перестало, но вырываться она не начала, наоборот, еще крепче прижалась ко мне.
      А я вдруг понял, что это – прощание. Солнце садится. Если Кольд не врал, – а он не врал, – эта ночь станет концом всего. Эта ночь убьет нас всех.
      Если я не проложу свой путь.
      Если я не пойму, что должен делать.
      Если я не смогу удивить Всемогущий Хаос.
      – Вы тут милуйтесь, а я – на стены, – весело кликнул Кольд. – Не всех, так хоть парочку положу. Авось, мне сойдет с рук…
      – Он… Он… – Нара запнулась. – Он…
      – Я знаю, – мягко произнес я, сжимая ладонями ее лицо. – Я видел. Но он защищал нас. Защищал меня и тебя. И он сказал, что не Враг мне…
      – Мы должны бежать, – испуганно произнесла она. – Тиан, мы ДОЛЖНЫ БЕЖАТЬ! Город падет. Мы погибнем здесь! Есть тоннель, он остался еще со времен, когда был выстроен первый город, тот самый… Тогда им не воспользовались, но сейчас… Мы ДОЛЖНЫ бежать. Выведем, кого сможем, отправимся в Вольград. Пусть Академия останавливает вторжение!
      Бежать… Вывести… Остановить… Скинуть ответственность на чужие плечи… Да – в этом вся она. Но это не плохо, просто не для меня.
      – Сколько еще погибнет, пока маги соберут силы? – спросил я. – Нара, смотри мне в глаза! Скажи, сколько? Ты сможешь спать по ночам, зная, что на твоей совести тысячи смертей? Сможешь? Я – нет… Ты ведь понимаешь. Ты с самого начала знала, что однажды мне придется сделать этот выбор. Ты знала, каков он будет.
      – Плевать, сколько погибнет! – Она вырвалась, замерла, сжимая кулаки, раскрасневшись. – Они мне – никто. Но ТЫ будешь жить! Это все, что для меня имеет значение. А ты, смельчак-Воин, что собрался сотворить? Слава предка голову вскружила?! Решил его переплюнуть! Он тысячи в Огнь привел, а ты – десятки тысяч ему скормишь?! А меня ты спросил?! Пусть лучше меня сожрут эти звери, чем путь Воина. Не пойду! Но ты ведь уже решил! Воин!
      "Воин!" она выплюнула, словно ругательство, болью в сердце откликнулось.
      А потом вдруг всплыли ее слова: "Есть тоннель, он остался еще со времен, когда был выстроен первый город, тот самый…" Тот самый…