5

Персонал Дома моды Мортесьера во время дневного перерыва собрался в комнате отдыха и сидел перед телевизором: из Лезоль транслировали шоу мод Тьери Мюгле. Весенние фасоны этого кутюрье производили очень неплохое впечатление, то и дело раздавались восторженные аплодисменты зрителей, наблюдавших за шоу с ротонды гигантского парижского комплекса, которые подхватывались швеями Мортесьера.

Жиль работал с манекенщицами Айрис и Элис в своей комнате.

– Кто там теперь? – прошептала Айрис, обращаясь к Элис, когда до них донеслись восторженные возгласы из комнаты для отдыха.

Эфиопской манекенщице не терпелось присоединиться к числу зрителей; Айрис следила за показами парижских кутюрье с таким же энтузиазмом, с каким смотрела международные матчи по футболу.

Элис украдкой бросила взгляд на Жиля. Настроение молодого дизайнера оставляло желать лучшего. В той или иной степени они все еще не оправились от эмоционального взрыва, происшедшего за день до этого, когда Жиль осторожно сообщил Руди Мортесьеру о своем уходе.

Когда Айрис вновь зашептала что-то, Элис предостерегающе подняла руку. Им обеим не помешал бы перерыв, но сейчас лучше не выводить из себя Жиля.

На обеих манекенщицах были практически идентичные версии белого легкого костюма из весенней коллекции Мортесьера. Жиль дорабатывал мелкие детали.

Когда швеи у телевизора, работавшего на первом этаже, в очередной раз ахнули, Айрис не выдержала.

– В этом году Тьери, должно быть, просто фантастичен, – простонала она. – Я обожаю его модели. Он на голову выше Кристиана Лакруа, Унгаро… всех их.

Болтовня Айрис переполнила чашу терпения Жиля. Он бросил карандаш и опустил голову в ладони.

– Извини, что отрываю тебя от интересного зрелища, Айрис, – произнес он с уничтожающим сарказмом. – Разумеется, у тебя есть дела поважнее. Ступай и сиди перед телевизором до тех пор, пока шоу Мюгле не закончится и ты не присохнешь к спинке стула!

Айрис еще колебалась, однако снизу донесся новый взрыв аплодисментов. Она приняла виноватый вид, показала Жилю язык у него за спиной и выскользнула из комнаты.

Жиль утомленно протер глаза.

– Они просидели там все утро, убивая время. Как типично для этого проклятого места!

Он говорил правду – служащие ателье устроили необычайно длинный перерыв, что никогда не позволили бы себе, будь Руди на работе. Однако босс находился дома, сказавшись больным, и, по последним сведениям, обзванивал своих парижских кутюрье, сообщая им об ужасном предательстве Жиля.

Подперев голову руками, Жиль без всякого выражения смотрел на свой заваленный бумагами чертежный стол. Скорбные вопли Руди разносились вчера по всему зданию, когда он наконец сообщил боссу о своем решении перейти на работу в новоявленный Дом моды Лувель, приобретенный недавно американцем Джексоном Стормом.

– Я всегда знал, что ты собираешься покинуть меня!

Совсем обезумев от горя, Руди не мог сам вести машину и отправился домой на такси. На следующее утро в девять часов его слуга позвонил, чтобы сообщить, что господин Мортесьер не явится на работу. В сущности, он мог отсутствовать целую неделю. Жилю передали, чтобы он в отсутствие Руди завершил и так задержавшуюся весеннюю коллекцию. Благородный жест, но никто не знал, причастен ли к нему Руди. Неизвестно даже, проявил ли он к этому сколько-нибудь значительный интерес.

– Айрис скоро вернется. Она не может пропустить ни одного показа мод. – Элис действительно сожалела о ветреном поведении Айрис, однако считала, что Жиль слишком близко к сердцу принимает такие пустяки. А после объявления о своем уходе стал еще чувствительнее.

– Теперь мне уже все равно. Я знал, что оставаться здесь будет невыносимо. – Жиль поднял голову и в отчаянии огляделся вокруг. – Здесь невозможно работать! Только Руди все это по душе.

Он задумчиво посмотрел на белый костюм, в котором была Элис. Пора было возвращаться к работе; кажется, Элис говорила что-то о том, что отправляется на фортепьянный концерт в Центр Помпиду. В эту минуту на ней был минимум косметики, чтобы случайно не испортить костюм. Рыжие волосы она собрала сзади в узел, что подчеркивало изысканные линии ее шеи и горделивый разворот плеч.

Жиль неожиданно вспомнил об одном важном моменте в переговорах с Домом мод Лувель.

– Как твои дела? – довольно бесцеремонно спросил Жиль. Как и все у Мортесьера, он знал об испорченном вечернем платье. Это было главным предметом сплетен до тех пор, пока он не сообщил новость о своем уходе. – Ты в порядке?

– Да, разумеется. – Элис взглянула на него с недоумением.

– Что ж, только не благодаря Руди Мортесьеру. Если бы не он, тебе бы не пришлось идти на ужин с этим… этим… – Жиль поборол вспыхнувшее было в нем презрение. – Этим греком.

Элис удалось изобразить на лице унылую улыбку. Жиль был так молод, так категоричен в своих суждениях; хотя она всего на год или два старше, но чувствует себя умудренной опытом женщиной рядом с ним.

– Жиль, Руди ни в чем не виноват. – Теперь, когда молодой дизайнер покидал их, ей не хотелось быть замешанной в его ссору с боссом. – Он и слова не сказал по поводу платья.

Жиль фыркнул.

– С чего бы он стал говорить? Грек заплатил за него сполна.

Даже Элис удивилась, узнав стоимость украшенного бисером вечернего платья: восемнадцать тысяч долларов! И это не была безумная цена, некоторые платья парижских кутюрье шли по пятьдесят тысяч долларов. Однако она была уверена, что Николас Паллиадис, постоянный клиент второразрядных ночных клубов и щедрый покупатель драгоценностей, заплатил за свое вечернее увеселение гораздо больше, чем собирался. «Он, наверное, решил, что это очередной заговор», – усмехнулась про себя Элис.

Из сплетен, распространяемых в ателье Мортесьера, она узнала, что на следующее утро после свидания Николас позвонил Руди из парижского офиса Паллиадисов. По всей видимости, последовала череда телефонных переговоров, в которых, как поговаривали, участвовали адвокаты обеих сторон, но скандал с зеленым платьем в итоге был улажен, когда Николас Паллиадис полностью оплатил предъявленный счет.

Никто больше не вспоминал при Элис о платье, после того как она передала его главной закройщице ателье, которая чудом не упала в обморок при виде того, что стало с одной из лучших моделей. У Элис даже не было возможности переговорить с Руди; объявление Жиля об уходе сделало все остальное событиями второстепенной важности.

С того ужасного вечера Элис пребывала в напряжении. Ее интересовало, что именно поведал Руди Николас Паллиадис. Элис никак не могла забыть его дикий, параноидальный бред о том, что его шантажируют, его реакцию, когда он обнаружил, что она девственница. Разумеется, Паллиадис был взбешен из-за ее поспешного бегства из квартиры на авеню Фош. Она вполне допускала, что этот злосчастный эпизод может стоить ей работы. Ведь она всего лишь рядовая модель, а Николас Паллиадис богат и могуществен и, ко всему прочему, важный клиент Мортесьера.

Тем не менее, как это ни странно, в последующие дни Николас Паллиадис ни разу не попытался связаться с ней или застать ее на работе. Элис очень боялась, что он станет искать с ней встреч, и испытала облегчение, когда этого не произошло. Теперь она хотела как можно скорее забыть свою ошибку, вычеркнуть тот безумный вечер из памяти.

Жиль в упор смотрел на нее.

– Этот развратник вел себя с тобой как животное? Он оскорблял тебя? – Он нахмурился, когда Элис покачала головой. – Рвать на женщине платье, черт возьми, это отвратительно! Я бы придушил Руди собственными руками!

Элис не могла удержаться от улыбки. Жиль был по-юношески нетерпим в вопросах нравственности; когда это касалось женщин, особенно его красавицы жены, он становился похож на настоящего буржуа. Хотя в своем модном черном свитере с высоким воротом, джинсах и мотоциклетной кожанке он скорее выглядел как сексапильная звезда панк-рока.

Что касается вечера, проведенного с Николасом Паллиадисом, этого нелепого ужина в вульгарном ночном клубе с балалайками, бриллиантовых серег в шампанском – все это слилось для нее в один ночной кошмар. И, конечно, меньше всего она желала вспоминать о голом Паллиадисе, который как сумасшедший метался по комнате и обвинял ее в шантаже.

Когда-нибудь она посмеется над всей этой историей. Однако вряд ли это случится скоро.

– Мне жаль платье, – осторожно проговорила Элис. По официальной версии, в которую не верил ни один человек у Мортесьера, она зацепилась за дверную ручку «Даймлера». – Руди наметал его на мне незадолго до того, как я отправилась на ужин. Мне следовало быть поосторожней.

Если бы не неожиданное появление американского журналиста, который так вовремя подвез ее, неизвестно, чем бы кончилась для нее эта ночь. Что, если Николас Паллиадис догнал бы ее? Он мог попытаться силой заставить ее вернуться в квартиру на авеню Фош. Он мог бы…

Элис вздрогнула. Ей пришла в голову мысль, что Николас Паллиадис душевнобольной. Серьезный душевный недуг, скрывавшийся благодаря огромному богатству. Психически неуравновешенные наследники миллионных состояний не были большой редкостью в Париже.

Неудивительно, печально думала Элис, что она, в истерике, с дико блуждающим взглядом, желая только одного – избавиться от своего преследователя, запрыгнула в машину к американскому журналисту. Незнакомец, к чести его будет сказано, вел себя так, будто ничего особенного не произошло. Высаживая Элис на рю Буленвилье, он не стал расспрашивать ее, каким образом она оказалась в атласных туфельках под снегопадом на шикарной авеню Фош в такой час. Он дал ей свою визитную карточку. Его звали Кристофер Форбс.

– Говорят тебе, во всем виноват Руди, – горячо настаивал на своем Жиль. – Никто не любит связываться с греческими судовладельцами. Они вульгарны и беспринципны. Как и арабские нефтяные магнаты, они ценят только собственные деньги.

Элис поморщилась.

– Но, Жиль, должен же быть среди них хоть один…

Он фыркнул.

– Ни одного! Все они на одно лицо. Отец этого типа был известным ловеласом. Он гонял на дорогих машинах, попадал в скандальные истории с женщинами. Его несчастная жена была красавицей и наследницей огромного состояния, но стала алкоголичкой, потому что не могла вынести жизни с ним. У меня есть кузен, – сказал он с мрачным оттенком в голосе, – который одно время работал в «Рице». Он рассказывал, что однажды между ними была жуткая драка – они так лупили друг друга, что пришлось вызвать полицию, и его жену увезли в больницу на «Скорой помощи».

Элис уставилась на него.

– Жену Николаса Паллиадиса?

– Да нет же, речь идет о его отце, Ставросе, который погиб. Сынок точно такой же, только он, как гангстер, промышляет грязными делишками своего деда. Как Руди мог позволить такому человеку пригласить тебя на ужин? – Жиль ударил рукой по чертежному столу, так что его зарисовки разлетелись в стороны. – Во всем виноват Руди! Смотри, я пытаюсь доделать работу, которую должны были завершить еще несколько недель назад. Если Руди не закончит с ней до Нового года, показ устраивать бесполезно. Это даже хуже, чем вкалывать на мою мамочку в ее швейном бизнесе. Я уехал из Тура, чтобы покончить с хаосом. А теперь мне приходится бежать к американцам от тех же проблем!

Элис не знала, что ему ответить.

– Но, Жиль, Руди высоко ценит твою работу. Он…

– В постели… – сердито проворчал дизайнер. – Висит на телефоне, рассказывая всем в Париже, какая я неблагодарная сволочь, потому что ухожу от него. – Жиль отбросил цветные мелки следом за эскизами. – Но скоро он заговорит по-другому. Рассказав всем, кому только можно, что я ублюдок, он расплачется и придет к выводу, что в конечном счете я был прав. – Жиль передразнил тонкий голос Мортесьера. – Скажет, что желает мне только удачи у Джексона Сторма, придет к выводу, что американец более богат и могуществен, чем он, бедняжка Руди, и он понимает, что я принял верное решение. Потому что это сделает меня знаменитым.

Элис опустилась на край стула, неожиданно почувствовав невероятную усталость. В последнее время ей пришлось пережить слишком много эмоциональных стрессов, и это отражалось на ее настроении и физическом состоянии.

– Неужели Джексон Сторм действительно сделает тебя знаменитым? Жиль, есть ли этому какие-нибудь гарантии?

И без того суровое лицо Жиля помрачнело.

– Я же не дурак, дорогая. Конечно, я получил гарантии. Меня восхищает Джексон Сторм. Когда он говорит о рекламе, освещении в средствах массовой информации, миллионах, затраченных на популяризацию проекта на американском телевидении… – Он остановился, сердито сдвинув брови. – Уж поверь мне, Дом моды Лувель не уподобится этим французским проектам, которые раскручиваются отвратительно, но устраивают много шума и неразберихи.

– Но, Жиль, Руди доверяет тебе. Теперь ты проектируешь больше половины его коллекции!

– У Джексона Сторма я буду создавать всю коллекцию, целиком, – отрезал он. – Кроме того, Руди зарабатывает себе репутацию на классических моделях, свадебных туалетах, костюмах для жены французского премьер-министра и дам из Сан-Франциско, но именно я выполняю все эти заказы. – Он понизил голос, словно боялся, что кто-то услышит их. – Понимаешь, я вынужден уйти. Моя жена ждет ребенка.

– Деньги – это важный аргумент, – согласилась Элис. Ни для кого не было секретом, что, несмотря на нежную привязанность к Жилю, Руди оставался страшно прижимист.

– Тебе тоже нужно отсюда уходить. – Жиль искоса посмотрел на нее. – Что тебя здесь держит?

– Жиль, я только что получила эту работу.

Элис почувствовала приступ необъяснимого страха. Она не хотела оказаться на улице, вновь испытать неуверенность в завтрашнем дне.

– Джексон Сторм будет платить значительно больше. Любой парижской топ-модели, – поспешно добавил Жиль. Он не хотел, чтобы Элис узнала, что Джексону Сторму требуется именно она. – Ты ассоциируешься с моей одеждой, носишь ее так, как не сможет ни одна другая манекенщица, – горячо убеждал ее Жиль. – Элис, решайся! – Он больше не мог сдерживать возбуждение. – Я сделаю самую невероятную коллекцию в Париже! Джексон Сторм предоставит мне полную свободу творчества. Бог мой, я стану знаменит! У тебя тоже есть шанс.

Элис даже не знала, что и думать. Жиль был охвачен таким энтузиазмом, так верил в свой успех. Она надеялась, что все будет именно так, как он говорит. Однако через несколько недель ей предстояло демонстрировать модели, которые Жиль спроектировал для весенней коллекции Руди. Она с нетерпением ждала этого момента. Элис затратила много сил, чтобы стать ведущей моделью Мортесьера, и теперь страшилась лишиться этого.

– Я тебе сейчас не нужна, – сказала она мягко. – Джексон Сторм не собирается делать весеннюю коллекцию. Пройдет немало времени, прежде чем ты начнешь готовить выкройки осенней одежды. Тогда и будешь подыскивать себе модель.

Жиль не сомневался, что сможет легко убедить Элис уйти вместе с ним, и был крайне удивлен ее реакцией на его предложение.

– Нет, нет, я действительно не могу некоторое время предпринимать какие-то шаги. – Элис испуганно огляделась вокруг. – Жиль, как ты не понимаешь? Я хочу остаться здесь, мне не нужны новые проблемы.

– Какие еще проблемы? – Жиль не верил своим ушам. Если Элис откажется присоединиться к нему, это поставит под вопрос его соглашение с Джексоном Стормом!

– Давай поговорим об этом в другой раз. – Элис направилась к двери. – Я позову Айрис. Нам нужно продолжить работу.

Жиль вслушивался в постукивание каблучков Элис, спускающейся по лестнице в комнату отдыха для персонала. Ему не удалось переманить с собой Элис, а он так надеялся, что это получится без всяких осложнений. Жиль оказался в водовороте событий – решение перейти к Джексону Сторму, объяснение с Руди, необходимость скорее закончить весеннюю коллекцию – все одновременно обрушилось на него. Он недостаточно хорошо подготовился к разговору с Элис и не нашел подходящих слов, чтобы убедить ее. Жилем завладели самые мрачные мысли.

Конечно, не может быть, чтобы модели Жиля продавались только лишь благодаря Элис. Джексон Сторм хочет переманить ее к себе совсем по другим соображениям. Швейный бизнес всегда был полон отвратительных и подозрительных слухов. Жиль говорил себе, что его творчество само по себе достойно внимания; Элис нужна не для того, чтобы повысить цену его моделям.

С другой стороны, нет ничего плохого в том, чтобы прихватить ее с собой. Никто другой не сможет так демонстрировать его одежду. К тому же Джексон Сторм по неизвестной Жилю причине настаивает на этом.

Жиль нуждался в совете и пожалел о том, что не может найти его у Руди Мортесьера. Будущий главный дизайнер Дома моды Лувель протянул руку над чертежным столом, хватаясь за телефонную трубку. У него теперь новый работодатель. Он и должен помочь ему разрешить проблему.

Не клеился этот день и у Джексона Сторма. Исполнительный вице-президент Минди Феррагамо задерживалась в Нью-Йорке как раз тогда, когда он особенно нуждался в ней, а его собственная секретарша Трини Фогель вылетела утром, чтобы заняться работой, накопившейся в штаб-квартире. Неожиданно оказалось, что президент и председатель правления «Джексон Сторм ин-тернэшнл» должен управляться со всем собственноручно, и это никак не могло привести его в восторг.

Джек сердито посмотрел на группу, собравшуюся в его офисе на втором этаже Дома Лувель. Похоже, будто весь штат корпорации «Сторм-Кинг» только и делал, что летал в Штаты и обратно на протяжении всей недели. Разве так возможно заниматься бизнесом?

Во время ленча в «Ля Куполь», любимом заведении Джека на Монмартре, он поведал о своем недовольстве Питеру Фрэнку, главе отделения международных связей корпорации. Питер поспешно заявил, что не может взять на себя функции координатора; его собственный рабочий день занят переговорами с адвокатами «Паллиадис-Посей-дон» – компании, владеющей контрольными акциями всех океанских акций Паллиадиса. А вот что необходимо сделать, заметил Питер, так это встретиться с некой мисс Брукси Гудман, имевшей собственное рекламное агентство в Париже и собиравшейся предложить нечто свеженькое.

– Свеженькое? – проворчал Джек. – К черту свеженькое! Все, что нам нужно, это нормальная секретарша в проклятом офисе.

Часом позже он начал питать подозрения к американцам, которые живут за границей и внедряются в иностранную культуру настолько глубоко, что говорят на местном языке, как на родном. Он слышал, как мисс Гудман перешагивает через доски и ведра в помещении будущего вестибюля Дома Лувель, что-то выкрикивая плотникам на парижском сленге. Мисс Брукси Гудман напоминала Джеку некоторых жестких и агрессивных подружек его дочерей, только была гораздо старше.

Джек понимал, что Брукси Гудман, слегка полноватая молодая женщина под тридцать, имела что предложить ему.

– Мы уже заполучили ведущего дизайнера, – сказал он, желая поскорее закончить эту встречу, – молодого и талантливого француза. В скором времени мы объявим об этом в прессе.

– Дело не в дизайнере, Джек, – откликнулся Питер Фрэнк, – мы бы не стали занимать твое время такими пустяками.

Как выяснилось, мисс Гудман представляла интересы принца Алессио Медивани из знаменитого карликового королевства в Адриатике, государства, известного в основном благодаря местному казино и вместительной бухте, где стояли на якоре яхты миллионеров.

Джек приподнял бровь, вопросительно глядя на Питера Фрэнка. «Какое, черт возьми, это имеет к нам отношение?»

– Вероятно, вы удивляетесь, где здесь связь с Джексоном Стормом, – быстро выпалила дама из парижского рекламного агентства. – Что ж, все знают, что принцесса Монако Стефания провела в качестве ученицы несколько месяцев у Кристиана Диора.

– Это был провал, – кратко бросил Джек. – Она как пришла к Диору, так и вылетела оттуда.

Круглое лицо мисс Гудман под низко нависшей над бровями челкой оставалось невозмутимым.

– Я лишь сослалась на это как на прецедент. – Она открыла сумочку из крокодиловой кожи и двумя пальцами вытащила оттуда сложенный лист бумаги. – У меня письмо от принца Алессио Медивани, который также имеет дочь. Это принцесса Жаклин Эмилия Маргарита Медивани, студентка, талантливая юная художница.

Джек с выражением недоверия на лице посмотрел на своего главу отделения международных связей.

– Вы, должно быть, меня разыгрываете.

– Мистер Сторм! – произнесла дама.

– Джек, – вставил Питер Фрэнк, – просто выслушай.

Похоже, принцессе наскучила школа искусств в Нанте, где ее концепции оказались слишком передовыми для такого рутинного заведения. Принцесса Жаклин желала вступить в мир коммерции в качестве дизайнера-модельера.

Джексон Сторм прищурил голубые глаза. Осторожно, предостерег он себя, все это может оказаться подвохом, даже если тебе предлагают особ королевских кровей. Джек внимательно посмотрел на эту аппетитную дамочку, которая, угрюмо подумал он, лучше бы вышла замуж за славного дантиста-еврея и растила малышей, вместо того чтобы ошиваться в Париже, занимаясь ерундой.

– Думаю, вы не расслышали, – сказал он. – У нас уже есть дизайнер.

Произнося эти слова, Джек вспомнил, как имя принцессы Монако Стефании мелькало в каждом заголовке, в каждой газете от «Нью-Йорк тайме» и до «Нэшнл инкуайер». В продолжение всего времени, пока она работала с Диором, пресса интересовалась ее карьерой.

– В действительности, – сказала Брукси Гудман, – существует много плюсов в том, чтобы нанять принцессу, особенно в раскручивающемся деле, как ваше. Это даст вам хорошую рекламу, позволит установить связь с некоторыми наиболее известными аристократическими фамилиями Европы, обеспечит положительные отзывы в высших сферах и немедленно отразится на рыночных доходах.

Джек откинулся на спинку кресла.

– Вы понимаете, о чем, черт возьми, она говорит?

Мисс Гудман сделала паузу.

– Послушайте, – произнесла она наконец совершенно другим голосом. – Позвольте мне кое о чем вас спросить. Для чего, собственно, Джек Сторм объявился здесь и обосновался в Доме моды Лувель? Вы собираетесь поразить Париж, Нью-Йорк, весь мир задеть за живое, и не только с помощью моды. Журналистов на грандиозной пресс-конференции в «Плаза Атеней» так просто не проймешь.

– Мы это знаем, – быстро вмешалась Кэнденс Добс. – У Джексона Сторма обширные…

– Выбор у вас небогат, – продолжала мисс Гудман. – Вероятно, вы можете предпринять то, что делают все остальные дома моды. Скажем, продавать новую парфюмерию.

Питер Фрэнк согласно кивнул.

– Да, мы планируем.

– Однако новые духи произведут сенсацию, – теперь она обращалась только к Джексону Сторму, – только в том случае, если их распространению будет содействовать кто-нибудь из мировых звезд вроде Элизабет Тейлор. Вы можете сделать ставку на новую ткань, такую, как ультразамша. Но кто достанет вам новую ультразамшу? – Она пожала плечами. – Первоклассный парижский дизайнер? Итак, у вас уже есть один. Жиль Васс, возможно, и неплох.

Джек поднял руки и, сложив пальцы пирамидкой, приложил их к губам. Она лучше, чем выглядит, подумал он. Этакая маленькая пробивная штучка.

– Как вы узнали о Жиле Вассе? – быстро спросил Питер Фрэнк.

Однако Джек сделал ему знак умолкнуть.

– Сделка еще не завершена, пока только ведутся переговоры.

Возможно, малышка Медивани действительно студентка. Но действительно ли он нуждается в ней? Его американские операции шли неважно: «Джуниор лонстар», «Сэм Ларедо джине», его отделения мужской одежды перекачивали средства в новое парижское предприятие. Для них присутствие принцессы не имело никакого смысла. Однако временами безумные затеи вроде этой били прямо в цель.