Ее дыхание участилось, обдавая теплом его лицо. Глаза, синие озера, едва тронутые тенями, смотрели со смущением. Она не может быть так невинна, как выглядит, думал он. Просто отлично натренирована – в этом все дело.

– Я… я всегда могу уйти из Дома моды Лувель. – Горячие губы, пощипывающие мочку ее уха, лишали Элис способности думать и говорить. – Я не собираюсь никому подчиняться!

Николас весь горел. Его рот нежно прикоснулся к ее шее, потом он застыл, уловив невольную дрожь, вновь пробежавшую по телу Элис. Ее ответная реакция нестерпимо возбуждала его. Ему становилось трудно сохранять ясность мыслей. «Даймлер» замедлил ход; теперь не представляло труда, скользнув под нее рукой, свободно обнять ее нежное теплое тело, не оказывавшее прежнего сопротивления, и привлечь к себе. Хотя он и проклинал себя за желание, стремительно разгоравшееся внутри его. Проклинал настойчивую боль возбуждения, которое, он понимал, Элис могла ощущать сквозь одежду.

Николаса удивляло, как сильно она притягивала его. Эта девушка, обыкновенная продажная манекенщица Дома моды, была куплена; она являлась частью опасного заговора – он мог бы поклясться в этом жизнью. Однако он не хотел прислушаться к голосу рассудка, умолявшего его остановиться.

– Отчего ты сопротивляешься мне? – глухо прошептал он у ее сладостных полуоткрытых губ.

Элис уже не могла сопротивляться, даже если бы и хотела. Зов плоти был сильнее голоса разума, и она уступила ему. Она инстинктивно подняла руки и обвила ими его шею, сдаваясь, покоряясь, отдаваясь ему во власть. Начиная любить ее, Николас был медлителен, чувствен, нежен… а она стремилась к яркой, мгновенной вспышке. Пытаясь добиться своего, Элис впилась губами в его губы.

Эффект был мгновенным. С внезапной конвульсивной дрожью желания Паллиадис толкнул ее на бархатное сиденье. Впервые Элис осознала, насколько он сильнее ее. Она взглянула на его потемневшее от страсти лицо, в его глаза, полуприкрытые густыми ресницами.

– Нет, – простонала она, вдруг испугавшись силы охватившей ее страсти.

– Да… да… – выдохнул он у ее губ. – Я хочу любить тебя. Я не причиню тебе боли! – В долгом поцелуе он провел губами по ее шее. – Единственное, о чем я мечтаю, это сделать для тебя мгновения любви совершенными!

«Даймлер» остановился. Зимний солнечный свет ярким потоком струился сквозь тонированные стекла. Ее лыжная куртка была распахнута, и сильные, напористые пальцы Николаса оказались под ее свитером, ее вздымающаяся грудь легла в его ладонь, сосок набух под ласкающими движениями его большого пальца. Элис медленно плыла по течению пылкой фантазии, чувствуя прикосновение его осязаемой мужской плоти.

– Ты околдовала меня, – нежно прошептал он: – Тебе надо покинуть тех людей, остановиться, пока не поздно. Тебя втянули в опасную игру. Надеюсь, ты не носишь с собой пистолет?

Она посмотрела на него непонимающе, загипнотизированная его страстью и нежностью.

– Ты что-то сказал о пистолете?

– Не имеет значения. – Николас снова поцеловал ее, осторожно проникая языком в ее рот, потом отпрянул. Он скользнул рукой в нагрудный карман пиджака. – Боже, как я хочу тебя, – пробормотал он, снова принимаясь целовать ее.

Поцелуи Николаса сделали Элис совершенно беспомощной. Открыв глаза и бросив взгляд через его плечо, она обнаружила, что машина припаркована на улице перед Домом моды Лувель.

Но ведь они ехали на его квартиру на авеню Фош!

Николас Паллиадис почувствовал ее напряжение и прервал поцелуй. Он отодвинулся на несколько дюймов, смотря на нее сверху вниз горящими черными глазами.

– Да, я хочу тебя – сегодня, прямо сейчас. Но я не могу принуждать тебя. Я привез тебя назад к Дому Лувель.

Он показал то, что вынул из внутреннего кармана. Это были серьги, разбрызгивавшие огненные искры на солнечном свете, проникавшем сквозь оконные стекла «Даймлера».

– Я велел вставить сюда камни побольше, – хрипло произнес Николас Паллиадис.

Разум Элис, убаюканный чувственностью Паллиадиса, разом пробудился в ней. Она, не веря своим глазам, смотрела на ужасные серьги, которыми он потрясал перед ней. Что ни говори, а Николас Паллиадис оставался таким же грубым, примитивным типом, каким был в тот первый раз, когда она увидела его. Почему она позволила себе думать иначе?

– Не нужны мне твои дешевые бриллианты! – Элис сделала попытку сесть. – Не хочу, чтобы со мной обращались, как с проституткой. – Она нащупала дверную ручку «Даймлера». – Не бойся, нет против тебя никакого заговора. Тебе не требуется от меня откупаться. Просто оставь меня в покое!

– А что в них плохого? – Николас не двигался. – Что, черт возьми, ты имеешь в виду, когда говоришь «дешевые бриллианты»?

Элис почувствовала отвращение, вспомнив, что позволила ему ласкать себя на заднем сиденье лимузина.

– Ты не понимаешь, – выкрикнула она. – Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Это… этого никогда не будет!

Раздался щелчок отпирающегося замка, и дверь лимузина распахнулась. Элис, спотыкаясь, выскочила на улицу Бенедиктинцев.

Она ринулась к средневековым воротам, ведущим ко входу в Дом моды Лувель. Он последовал за ней, все еще держа в руке бриллиантовые подвески.

– Ты хочешь сказать, что серьги недостаточно хороши для тебя? – Он поймал ее и развернул лицом к себе. – Отвечай! Что значит «дешевые»?

– Дешевые! – зло повторила Элис, стараясь вырваться из его рук. – Тебе не понять, что значит дешевые. Но я стою больше, чем это!

– Ах вот как?! – Теперь его голос приобрел зловещую вкрадчивость. – Наконец-то мы добрались до истины. Какова же цена той ночи? Я имею в виду твою маленькую невинную долю в крупном предприятии. Ты мне никогда не говорила.

Она отдернула руку, но он крепко держал ее.

– Я скажу тебе, – сказал он, и его губы разомкнулись, обнажая ровные белые зубы. – Я купил твое девственное тело. Это сделало тебя моей. В настоящее время ты больше ни на кого не работаешь и ни перед кем не отчитываешься. Ты больше не часть их стратегии. Если не веришь, – добавил он с угрожающим выражением на лице, – попытайся найти какую-нибудь другую работу в Париже. Попробуй вернуться в свою маленькую квартирку на Ранелах и увидишь, позволят ли тебе там остаться. Рискни обратиться к Мортесьеру, и посмотрим, как он тебя примет!

– Ты ублюдок! – задохнулась Элис. Он был богат и влиятелен; она понимала, что он сможет осуществить все, чем сейчас ее пугает.

– Ты принадлежишь мне, – взревел он, сжимая ее руку. – Гораздо больше, чем можешь себе представить. Ты не должна отвергать мои подарки. Если захочу, то заполучу тебя без всяких «дешевых» бриллиантов!

Они оба не замечали мужчину, приближавшегося к ним из внутреннего дворика Дома Лувель, где стояли припаркованные машины.

– Ты повредишь мне руку! – Элис извивалась в железных тисках его рук. – Не я устраиваю новую сцену, а ты!

Когда Николас грубо дернул ее к себе, позади них раздался голос:

– Эй! Мне кажется, леди желает, чтобы ее оставили в покое.

Элис поняла, что сейчас произойдет, когда услышала голос Кристофера Форбса. Корреспондент с непокрытой головой и без пальто встал между ними.

– Она хочет, чтобы вы отпустили ее, – повторил он снова.

Николас Паллиадис даже не посмотрел на него.

– Не вмешивайтесь. Это вас не касается.

Форбс сделал одно едва уловимое движение, и Элис услышала отчетливый звук удара. Николас Паллиадис пошатнулся. Корреспондент быстро двинулся вперед, но прежде чем он успел нанести следующий удар, Паллиадис провел прием карате. Элис услышала крик боли.

На шум прибежали сотрудники Дома Лувель. Первым показался Абдул. Шофер Паллиадиса тоже выпрыгнул из лимузина. Он бросился к Николасу и прижал его спиной к «Даймлеру», оба соперника разъяренно кричали друг на друга.

Подбежал сын Абдула Карим, чтобы убедиться, что его отцу не требуется помощь. Элис закрыла лицо ладонями. О Боже, сейчас только не хватало появиться Джексону Сторму!

– Скорее, скорее! – приказал араб-портье.

Он подтолкнул Кристофера Форбса к деревянным воротам, и Элис ринулась следом. Карим захлопнул за ними ворота. Оказавшись во внутреннем дворике, Кристофер осторожно прикоснулся к кровоточащим губам.

– Что за сукин сын! – произнес он, переводя дыхание. – Я так хотел отделать его в отместку за ту ночь, но упустил свой шанс.

– Он сумасшедший. – Элис прислонилась к каменной стене дворика, прикидывая, слышал ли их кто-нибудь еще. – Ты ранен?

Вглядевшись в Кристофера в полумраке дворика, она обнаружила, что он ухмыляется.

– Мой дантист будет счастлив узнать, – невнятно произнес корреспондент, – что я не потерял ни одной передней коронки.

Он достал платок и стер алую струйку, сбегавшую вниз по его подбородку.

– Гляди веселей, красотка, – подбодрил он ее. – Дело стоило свеч. Потому что теперь я знаю, кто ты такая.

– Ситуация весьма скользкая, – признал Джек Сторм.

Он положил обутую в дорогой ботинок ногу на угол письменного стола и откинулся на спинку кресла, разглядывая новую лепнину на потолке административного офиса. Последние дни стук плотничьих инструментов сменился острым, вяжущим запахом краски, что означало скорое окончание реконструкции здания.

Питер Фрэнк выглядел взволнованным.

– Понимаешь, Джек, мы могли попасть в настоящую историю, я постарался проверить слухи о том, что они подрались несколько недель назад и он пытался сорвать с нее одежду.

Джек Сторм покачал головой.

– Он никогда бы не тронул свою жену, я абсолютно уверен в этом. – Не меняя интонации, он перешел на другую тему: – Нет, все дело в швейных машинах. Точно, я знаю, что некоторые из крупных домов – Карден, Лакруа – называют такие вещи «полукутюр», но за этим просто скрывается частичное машинное производство. Если они могут это делать, то можем и мы. – Он пожал плечами. – Это его, конечно, будет коробить первое время. Но потом он свыкнется. Девушки должны использовать швейные машины, по крайней мере, для прострочки швов. Это выгодно с точки зрения стоимости. Черт, мы же пытаемся протащить это заведение в двадцать первый век! Питер Фрэнк был поставлен в тупик.

– Джек, я думал, мы говорим о… ну… о нашем инвесторе. Нике Паллиадисе. И об Элис, нашей манекенщице.

Джек опустил ногу с полированной поверхности стола.

– Лично я говорю о Жиле Вассе. О нашем дизайнере. Не об этом молодом жеребце, который охоч до манекенщиц. – Он помедлил. – Так что насчет них?

Питер поскреб свою лысину – неопровержимый знак того, что он был ошеломлен.

– Джек, пожалуйста… в данном случае ты ведешь себя несерьезно. Просто закрываешь глаза на неприятности. Во-первых, Элис его ненавидит.

– Она отправилась с ним на ленч, разве нет? Что-то я не заметил, чтобы она проявляла к нему враждебное отношение.

– Разве у нее был выбор? – Питеру никогда не нравилось, как действовал Джек в отсутствие Минди Феррагамо. Но сейчас, увы, ее удерживали дела в Нью-Йорке. – А как же Жиль? Что он станет делать, если Элис вспылит и уйдет?

Джексон Сторм слегка улыбнулся.

– Она не собирается уходить, Пит. Поверь мне, этот греческий парень будет носиться с ней как с королевой, преподносить ей все, что она пожелает. Просто с Элис, независимой американской девушкой, требуется немного повозиться. Эти европейцы жутко крутые, ты же знаешь! Но я уверен, девушка сможет это уладить.

Питер Фрэнк не испытывал такой уверенности в отношении Элис. Не был он уверен и в Жиле. Джек не счел нужным поговорить с молодым дизайнером насчет швейных машин. И Жиль решил, что ему предстоит работать в традиционном духе, как это было у Руди Мортесьера.

Ходили легенды, что произведение высокой моды легко отличить, вывернув его наизнанку: оно было столь законченным, что могло носиться даже в таком виде. Каждый дюйм изготовлялся вручную, включая швы, и слова «швейная машина» приобретали неприличное значение. Однако времена менялись. Прет-а-порте, дорогие модели в бутиках готовой одежды, нынче были частично машинного производства.

Тем не менее когда их молодой дизайнер обнаружил ряды швейных машин в комнате рядом с ателье, он был в шоке. Жиль рвал и метал.

– Не знаю, чем все это кончится, – Питер с сомнением покачал головой. – Мы завязли, Джек. Как мы собираемся все уладить перед началом весеннего сезона? И в довершение ко всему, – простонал он, – еще эта принцесса.

Выражение вежливого безразличия исчезло с лица Джека. Тема принцессы Жаклин, как видно, занимала его.

– Джек, мы не на Седьмой авеню, – продолжал Питер Фрэнк. – Ты не можешь просто так позволить какой-то девчонке прийти и заявить, что она собирается стать помощницей дизайнера. – Он сделал глубокий вздох. – У Жиля появился пунктик, что с ним никто не считается.

– У меня есть кое-какие соображения, – сказал Джек, – как все уладить. Доверься мне, Питер.

– Великолепно. Значит, мы отошлем принцессу Жаклин домой?

Глава всемирно известной корпорации «Сторм-Кинг» нахмурился.

– Питер, помнишь, как мы принимали здесь представительницу принцессы, мисс Гудман, и та предложила устроить своего рода грандиозный взрыв, чтобы с ходу раскрутить Дом моды Лувель?! Потому что нынче уже слишком поздно показывать весеннюю коллекцию, а до осени еще далеко. Что ж, я вынашиваю поистине необычную идею. Ты удивишься, это будет самый честолюбивый, самый современный проект, который когда-либо проводил в жизнь Джексон Сторм.

– Джек… – беспокойно начал Питер Фрэнк.

– Послушай, – жестом остановил его Сторм, – только послушай. Мы позволим Жилю сделать то, что он делает лучше всего, – создать такие фантастические модели, какие он только сможет придумать, не заботясь о коммерческой стороне дела. Я лично подумываю о том, чтобы устроить грандиозное шоу.

Питер Фрэнк еще раз пожалел об отсутствии Минди Феррагамо.

– Джек, ты помнишь, сколько мы затратили в этом квартале на западном рынке? Послушай, доходы на массовом рынке Соединенных Штатов оставляют желать лучшего, и это сильно тревожит меня. Не то чтобы я хотел пролить холодный душ на все добрые начинания, – добавил он поспешно, – но шоу… любое шоу… потребует огромных затрат, и особенно в Париже.

– Мне видится очень яркое, – продолжал Джек, не обращая внимания на слова, – фантастическое действо на тему моды. Спектакль-мечта, который бы сполна окупился благодаря трансляции на весь мир. Мы арендуем парижскую «Гранд-опера» и устроим официальный бал, где все примут участие в благотворительном маскараде. А в середине вечера устроим… – Он напрягся, пытаясь вспомнить нужное слово. – Ну же, как это называют французы? Фэнтэзи!

– Эй, Джек, – с тревогой произнес Питер, – ты уже обсуждал это с Жилем?

– Может, ты все-таки выслушаешь меня?! – Джексон Сторм внезапно выпрямился на стуле. Глядя на его лицо, Питер решил больше не прерывать босса. – Согласно моему плану, Жиль творит фантастические модели. Боже милостивый, головные уборы! – воскликнул он. – Французы просто сходят с ума от головных уборов. Последний раз, когда Марианна и девочки были здесь – это было много лет назад, – мы в головных уборах и масках отправились на костюмированный бал в «Криллона». – Он внезапно снова превратился в Джека Сторма с Седьмой авеню, захваченного блестящей идеей. – «Бал Белых Птиц». Как это сказать по-французски?

– Не знаю, – Питер Фрэнк скорчил гримасу. – Однако что бы ты ни делал, Джек, ради Бога, обещай мне, что сначала посоветуешься с Жилем. Понимаешь, его жена должна родить со дня на день, парень находится в стесненных обстоятельствах, и к тому же на дух не переносит принцессу. Спроси его, – умолял Питер. – Спроси Жиля, желает ли он делать костюмы к «Балу Белых Птиц». Ладно?

– Не выводи меня из себя, Питер! – Джексон Сторм смерил холодным взглядом главу отделения международного развития корпорации. – Жиль сделает прекрасные экземпляры для фэнтэзи. Поверь мне. Я тем временем позабочусь о принцессе.

– Она не делает нам никакой рекламы, как было обещано. – Питер Фрэнк никогда не был высокого мнения об их высокородной ученице дизайнера; Кэнди Добс уже посвятила его в детали обучения принцессы Стефани у Диора. – Никто не проявит интереса до тех пор, пока принцесса действительно не спроектирует какую-нибудь одежду, а для этого потребуется не один месяц. Если это вообще произойдет, – добавил он.

– Все-таки ты меня плохо слушал, Питер. – Джексон Сторм слегка постукивал по поверхности стола кончиком карандаша. – У нашего греческого денежного мешка есть его очаровательная куколка Элис, поэтому он счастлив и не путается у нас под ногами. Жиль спроектирует потрясающие модели для «Бала Белых Птиц», что принесет ему известность, большую, чем у Кристиана Лак-руа. И с принцессой мы определенно сможем поладить, – решительно произнес он. – Принцесса Джеки тоже принесет нам солидный доход.

Питер Фрэнк смотрел скептически.

– Понимаешь, Джек, гм… многие поговаривают, что принц Медивани лечил ее от привязанности к наркотикам здесь, в Париже, в начале этого года, – выпалил он. – Я не говорю, что она и теперь балуется этим, но ей всего лишь… сколько… семнадцать? Итак, ее биография не вполне чиста для юной девушки, ты так не думаешь?

– Питер, позволь напомнить тебе, что мы имеем дело с личным агентом принца Медивани, смышленой курочкой Брукси Гудман. Она бы не стала нас так подставлять, – заверил его Джек. – Выше нос! Думай о хорошем, Пит. У нас получится. Все идет именно так, как я говорил. Абсолютно никаких проблем!