В свою очередь, эта специфическая ситуация обусловила и тот факт, что наиболее характерным "жанром" еврейского гения оказался… комментапий. Новое в развитии еврейского духа – это летворяется и жизнеутверждающая страсть к новым приключениям духа, и жизнеохранительное требование освящения наследия. Очевидно, книга Зохар оказалась столь популярной, долговечной и влиятельной благодаря тому, что она как нельзя адекватно воплотила эту названную особенность еврейского духа.
Категорически обновленный комментарий к Библии, – вот содержание и жанр Зохара, читающегося, как мистический роман. Мистицизм, интуитивно-ритуальный, подчеркнуто нерационалистический подход к миру, преследующий цель поисков скрытого смысла всего очевидного, обрел значение символа времени, о котором идет речь в этом разделе. Как и следовало ожидать, участие еврейства в этом всеохватном движении вылилось в форму нового, мистического, переосмысления Библии, которую евреи не только давно уже подозревали в обладании неким скрытым смыслом, но пытались даже его выявить, обращаясь к разным методам Каббалы, державшимся в тайне и изустно передававшимся из поколения в поколение лишь избранным из раввинов.
Благодаря вышеназванной специфике еврейской психики, сама методология Каббалы, лежавшая в основе Зохара, принципиально отличается от общепринятого представления о мистическом подходе. Дело здесь не только в том, что Каббалу, как и другие феномены предрасположенного к синтезу еврейского духа, можно воспринимать как реакцию на две такие исторически мощные духовные установки старого мира, как рационализм на Западе (греческая логика) и спиритуализм на Востоке (индийская мистика). Дело не только в эклектизме еврейского мистицизма, или в его синтетичности Дело вот в чем: в то время как мистицизм сводится к сугубо индивидуальному, неповторимому, тайному общению с потусторонним, еврейский мистицизм, основанный, естественно, на этом же принципе исключительности и необъяснимости опыта общения с божественным, получил название Каббала, т.е. Традиция!
Уже сам этот факт указывает на определяющий момент обращенного к мистике еврейского духа: истинная интуиция и истинная традиция – суть одно и то же. Иными словами, по еврейской традиции, в высшей степени личностный и интимный способ познания Бога и мира и есть именно путь к традиционной мудрости: источник мудрости един, и потаенные индивидуальные миры каждого из людей сливаются, в конечном счете, в единый всеохватный мир, именуемый Богом. Такова каббалистическая схема взаимослияния индивидуального, социального и вселенского. Такова и идеология Зохара: нет границы между Богом, миром и отдельной душой; все эти три начала едины, и их фактическое распадение явилось итогом некоего космического греха, о котором в параболически-облегченной форме рассказано в библейской легенде о запретном фрукте, сорванном с древа познания.
Авторство Зохара приписывается испанскому раввину 13-го столетия Исааку Лурия, который, в свою очередь, приписывал его выдающемуся талмудисту 2-го в. Иохананубен Закаи. Вернее, однако, создателями этой книги считать многочисленных раввинов-мистиков, на протяжении долгого периода неустанно стремившихся к определению в отдельной человеческой душе тех неопределяемых словами и непостижимых рассудком сил, которые продержат в загадочной нерасчле-нимости обыденное и возвышенное в человеке, личностное и вселенское, доказуемое, а посему приемлемое, и недоказуемое, но тем не менее, неподвластное забвению. Эти поиски, в зависимости от вкусов или интересов того или иного автора, шли в разнообразных формах, которые, выражаясь нынешним языком, следовало бы обозначить как а) теология; б) космогония; в) психология; г) антропология и др. Ниже приводятся пассажи и фразы из Зохара, хотя и объемлемые разными из дисциплин, но в сумме своей воссоздающие образ, без которого невозможно представить картину еврейского духа.
Священный Царь обладает десятью коронами. Он и есть эти короны, а короны – это и есть Он, Его десять обличий, десять проявлений, именуемых сефирот. Вот обозначения этих начал в их последовательности:
1. Кетер Элион – высшая корона Бога;
2. Хохма – мудрость, или первозданная идея о Боге;
3. Бит – интеллект Бога;
4. Хесед – любовь, или милосердие Бога;
5. Дин – власть Бога, проявляемая как правосудие и наказание;
6. Тиферет – красота, или соединение двух предшествующих начал;
7. Неца – превечность Бога;
8. Ход – величие Бога;
9. Иесод – основание всех активных сил Бога;
10. Малхут – царство Бога, или Израиль. …
Все эти божественные силы образуют восходящую фигуру, напоминающую дерево. Десять сефирот есть мистическое древо Бога, каждая из ветвей которого непостижима. Это древо Бога есть также и остов всего мироздания; остов этот разрастается и заполняет собой все вокруг. Все на свете обыденные и сотворенные вещи и явления существуют постольку, поскольку в них таится и действует энергия сефирот.
Процесс сотворения мира происходил на двух разных уровнях: верхнем и нижнем, почему, собственно. Тора начинается с буквы "Б", цифровое значение которой равно 2-м. Видимый мир, сотворенный на нижнем уровне, соотносится с тем, который вверху, с миром сефирот. Но когда кто-либо созерцает вещи в их мистическом свете, весь мир предстает ему как единое целое.
Все вверху повязано с тем, что внизу, вплоть до самого последнего звена в цепи, и истинная сущность Бога проявляется как в небесах, так и на земле; вне Его не существует ничто. Именно это и имели ввиду мудрецы, говоря: Когда Господь дал Израилю Тору, Он распахнул перед ними семь ворот земных, но и за ними не было ничего, кроме Его славы. Семь пропастей открыл Он их глазам, но ничто кроме славы Господней не оказалось внизу. Вникните в эту правду, – и уразумеете, что сущность Божья повязана и скреплена со всеми мирами, и что все формы бытия связаны меж собой и восходят к Его бытию.
Непосредственное познание человеческой души невозможно; она проявляет себя лишь посредством отдельных членов тела, которые в совокупности образуют нечто вроде инструментов души. Стало быть, душа одновременно и ведома нам, и неведома. То же самое -и с Единым Священным, да славится имя Его, ибо Он есть Душа всех душ. Сущность всех сущностей, скрывающихся от любого взгляда. Тем не менее. Его все-таки можно разглядеть сквозь ворота отдельной души.
За каждыми воротами скрываются другие, дверь – за дверью, а за нею, за последней дверью, кроется Единый Священный. Первые, ближние ворота – это ворота праведности, о которых говорится: "Открой же нам ворота праведности!" Пройдя в эти ворота, можно увидеть все остальные потайные двери, ибо праведность – основа любых прозрений.
Сегодня ворота эти замкнуты, ибо Израиль пребывает в изгнании… Они замкнуты, и нет никакой связи между ними и всеми другими. С возвращением Израиля к самому себе все остальные ворота по-прежнему окажутся гармонически связаны с первыми, и люди постигнут возвышенную мудрость, о которой никогда не догадывались, как сказано: "И дух Господний коснется их, дух мудрости и всепонимания, дух благоразумия и мощи, дух знания и страха Господнего".
Есть в Раю огромный зал, именуемый "Залом Прокаженных". В этом-то зале каждый раз и объявляется Мессия, призывая на свою голову все язвы и страдания Израиля. Если б он не делал этого, – кто бы из сынов Израиля смог снести все те беды, которые ниспосланы Израилю за его пренебрежение к Торе… Пока .сыны Израиля обитали на Святой Земле, они и призывали самозабвенно на свои головы все страдания людские, и святостью своею вызволяли мир из беды. Теперь же один Мессия спасает народы от гибели.
Если кто-нибудь ходит всю жизнь стезями Господа, но случайно оступается и свершает грех, – каждое живое создание, вверху или внизу, помогает ему скрыть проступок.
Поднимаясь с постели и свешивая ноги на землю, каждый обязан сказать себе: "Следи за поступью своей, ступая по земле".
Благое намерение засчитывается в благое деяние.
Горе тому, на кого жалуется Богу бедняк, ибо бедняки ближе к Держителю.
Не обделяй собственных бедняков, раздавая милостыню чужим.
Мир этот был создан во славу тех, кто стыдится творить зло.
Правосудие – не правосудие, если хоть бы отчасти не основано на милосердии.
Кто поистине свят? Тот, кто каждый новый день воспринимает
как последний, и каждый день раскаивается.
Любовь без ревности – не истинная любовь. Бог продолжает создавать новые миры. Как? Через свадьбы.
Душа, ниспосылаемая с небес на землю, состоит наполовину из мужского, наполовину из женского духа. Мужской дух воплощается в мальчика, а женский – в девочку. Если Богу они чего-нибудь да стоят. Он соединяет их в брачном союзе. Вот это и есть настоящее супружество.
Святой Дух может почивать только на человеке женатом, ибо неженатый человек – полчеловека, а Святой Дух никогда не почиет на том, что не совершенно и не цельно.
Почитай отца твоего и мать твою, а не только Господа, ибо создавали они тебя втроем.
Любовью внуков наслаждаются больше, нежели любовью детей.
Тому, кто дважды в день заставляет сына усаживаться за Тору, – засчитывается, как если б он дважды в день присягал ей в верности.
Мудрецы превыше пророков, ибо пророк не ощущает в себе пророческого дара постоянно, тогда как мудрость мудрецам присуща всегда.
Если человек хвалит себя, значит он ничего не знает.
Самый грешный изо всех грешников – тот, кто сожалеет о своих добрых делах.
Откуда в человеке трусость? Грехи его требуют немалой смелости, и ее больше ни для чего не остается.
Если человек грешит тайно. Бог прощает ему. Если человек жалеет о грехе, Бог прощает ему этот грех и забывает о нем. Если же человек не раскаивается. Бог предает прегрешение гласности.
Тот, кто пытается предотвратить чужой грех пусть даже безуспешно, – спасает себя от ада; но грешник, не прислушивающийся к Его предостережению, погибнет в тенетах своих грехов.
Даже в золотую пору мы вправе уповать не на полное исчезновение, но лишь на ослабление Злого Духа.
Если б израильтяне не поклонялись когда-то золотому тельцу и не поддались Злому Духу, они б потеряли охоту иметь детей, и род еврейский иссяк бы.
Запрещено молить Бога насылать на порочных погибель. Если б Бог отозвал от жизни идолопоклонника Тера, пока тот не породил Авраама, – не было б ни Израиля, ни Торы, ни Мессии, ни Пророков.
Когда в правосудии не остается ничего от милосердия, – в мире наступает голод.
Если в гневе человек разбивает какую-нибудь вещь, эту вещь следует считать жертвоприношением на алтарь Сатаны.
Как распознать гордеца? Он никогда ничего не хвалит.
Кто стремится достичь того, что создано не для него, тот теряет даже то, что дано именно ему.
Бог может простить любой грех, только не грех возложения собственной вины на невинного.
Не хвали того, кто хвалы не заслуживает: не вгоняй его в краску.
Никто не в силах властвовать над собственным ухом или глазом, но язык свой может обуздать каждый.
Молчание гарантирует спокойствие. Оно гарантирует спокойствие сердцу, легким, гортани, языку, губам и рту.
Каждая душа обследует ночью все то, что человек содеял за день.
Полноводная река замерзает медленнее мелководной.
Стоит человеку швырнуть в собаку камень, она бросается в ярости на… другую собаку.
Нет такого Нечистого Духа, который не был бы связан с Духом Святым хотя бы тоненькой нитью.
ОПТИМИЗМ ХАСИДОВ
"Шемах Исраэл Адонай Элоену Адонай Эхад" – "Слушай, Израиль, наш Бог – Бог единый!" Сказать, что именно к этой установке и сводится, пожалуй, весь интеллектуально-поэтический мир хасидов, – значит сказать лишь половину истины, ибо эти слова, открывающие собой молитву каждого еврея и давно уже ставшие сакраментальными, обрели значение неизменного пароля среди еврейского народа. Другое дело – сказать, что, следуя утвержденному Зо-харом принципу поисков тайного значения любого традиционного образа, хасидизм сводит молитвенное восклицание о единости Бога к казалось бы, незамысловатой, но неожиданной идее, которая соответственно определяет популярность и оригинальность этого учения и движения, возникшего в Восточной Европе в середине 18-го в.
Традиционное прочтение сакраментального "Шемах Исраэл" восходит к эпохе, когда еврейский дух был зажат в тесное кольцо окружавших его бесчисленных языческих богов. Это прочтение, подчеркивающее отличие еврейства от остального мира, служило, прежде всего задаче выживания Израиля. Теперь же, когда, с одной стороны, Израиль уже прочно утвердил свою самобытность, а с другой, увлекся поисками скрытого смысла в наследии предков, утоляя тем самым жажду обновления, – в этих условиях хасидизм утверждает себя существенно новым толкованием этой корневой идеи еврейского интеллекта. Во-первых, заявляет он, идея о единости Бога должна быть понята так, что все сущее – добро и зло, мысль и чувство, камни и птицы, время и пространство – есть проявление Бога; Бог един, ибо Бог – это все. Во-вторых же, единость Бога – это цельность и нерасчленимость всего универсума: земли и неба, души и плоти, эмоции и идеи, человека и растения; все едино, и все – обличие единого Бога.
На этом, однако, и заканчивается интеллектуальная программа хасидизма, утверждавшего, что доступность Бога каждому человеку – каким бы он ни был темным и неотесанным – обеспечивается не столько посредством рассуждения, сколько через чувство восторженного отношения к жизни: "У каждого глупца хватает причин для уныния, и только мудрец разрывает смехом завесу бытия".
Скорее всего именно пренебрежение к формализму в религии и в быту, безусловный, т.е. ничем не обусловленный и ничем не сдерживаемый, оптимизм, обретающий масштабы мистического подхода к миру, а также незамысловатость всей программы и обеспечили хасидизму характер поистине народного движения. До того момента, когда – подобно многим страстным идеалистическим движениям – оно оказалось во власти демагогов, хасидическое движение утверждало с новою силой присущий еврейскому духу союз неба с землей. Почти целое столетие, пока герои хасидизма – цаддики (праведники) выродились в бюрократов и алчных карьеристов, хасидизм щедро порождал имена, которым суждено было навсегда остаться в истории еврейского духа.
а) Баал Шем Тов (1700 – 1760) или Бешт, – основатель хасидизма и один из самых экстраординарных людей в еврейской истории.
К Бешту заявились как-то несколько посвященных в Закон и преисполненных полемического пыла мужей. "В старые времена,- сказали они, – было немало набожных людей, истязавших себя всякими лишениями и постами. Теперь же ученики твои внушают каждому, будто продолжительный пост противозаконен, а самоистязание преступно". Бешту пришлось ответить так: "Цель и содержание моего паломнического пребывания на земле сводится ко внушению всем моим братьям по жизни, что человек может служить Богу в радости и ликовании, ибо тот, кто исполнен радости, исполнен и любви к людям и ко всякой твари". В другой раз Бешт ответил так: "Сила, которую приходится терять во время постов, должна быть отдана Торе и богослужению. Вот почему, отказываясь от поста, можно подняться ближе к небесам".
Человек должен знать, как быть гордым, но не становиться гордецом; он должен знать, как быть сердитым, но не сердиться. Человеку следует быть полноценным и не чураться никаких страстей. Разве Тора не предстваляет нам самого Бога как вершителя одновременно и правосудия и милосердия!
Господь не отвергает тех, кто недопонимает чего-нибудь, лишь бы только их стремление к пониманию определялось любовью к знаниям. Господь – как отец, которому приятно выслушивать любимое дитя даже тогда, когда оно обращается к нему сбивчиво.
В час своей смерти Баал Шем произнес: "Теперь уже мне понятно, ради чего я был создан".
Когда вы чувствуете с какою настойчивостью и усердием пытается подбить вас на злодеяние Сатана, поймите, что он всего лишь стремится исполнить свой долг. Научитесь у него прилежанию и настойчивости в исполнении вашего собственного долга – долга бороться с Сатаной и одолевать его.
Несколько хасидов сказали Бешту: "Наши противники, броде-кие мудрецы, изводят нас обвинениями, будто мы пренебрегаем обычаями предков. Скажи, какую следует дать им отповедь?" Бешт ответил: "Они, хулители наши, руководствуются своим религиозным рвением и, не сомневаясь в собственной благодетельности, испытывают радость при нашей критике. Стоит ли лишать их этой радости?"
Не смейтесь над чувствами человека, усердствующего в своей молитве. Он усердствует потому, чтобы не допустить посторонних мыслей, оскверняющих молитву. Станете ли вы смеяться над утопающим, который остервенело бьет по воде руками?
Каждому человеку следует обуздывать свой разум. Он должен пытаться постигнуть все, что может, но, поднявшись на ступеньку, выше которой ему уже нет хода, он обязан обратиться к вере и углубить прежние знания. В тех сферах, которые находятся за пределами человеческого понимания, мудрец ничем не отличается от простака.
Если кто-нибудь скажет в ваш адрес, что "простак, увы, верит каждому слову", – напомните насмешнику другой стих: "Господь Бог хранит простака".
Бешт комментировал как-то такую фразу: "Наш Бог и Бог отцов наших". Он сказал: "Некоторые люди веруют только потому, что их призывали к тому отцы. Такая вера, с одной стороны, приемлема, ибо никакой философский довод не сможет пошатнуть их веру; но, с другой стороны, она не достаточна, ибо основана отнюдь не на их собственном понимании и знании… Есть, однако, другие люди, которые пришли к вере в результате долгих поисков и размышлений. Такая вера удовлетворяет нас опять же только отчасти: да, они познали Бога всем своим нутром, но если кто-нибудь приведет противоположный их вере довод, они могут заколебаться и отступиться… Лучшими являются именно те из верующих, чья вера удовлетворяет в любом отношении: они веруют одновременно благодаря преданности традиции и благодаря собственным рассуждениям. Вот что и имеем мы в виду, когда произносим "Наш Бог и Бог отцов наших". Господь является Господином нашим как потому, что мы сами сознаем Его в качестве нашего Бога, так и потому, что наши отцы учили нас сознавать Его в качестве Бога".
Некий отец пожаловался Бешту, что сын его забросил Бога:
"Что мне делать, Рабби?" "Любить его больше, чем когда-либо", -ответил Бешт.
У Бешта спросили: "Скажи, что же является главным в богослужении, если принять на веру твои слова, будто пост и самоистязание есть грех?" Бешт ответил: "Главное – настроить себя на любовь к Господу, Израилю и Торе. Но человек может достичь этого, если располагает достаточной для поддержания здоровья пищей и не растрачивает сил, необходимых для подавления дурных побуждений".
Нескольким из учеников Бешта было поручено отправиться к некоему заурядному человеку, о котором вдруг все вокруг заговорили, как об истинном мудреце. Перед самой дорогой они, однако, спросили у учителя: "Как же нам распознать в нем истинного цаддика?" Бешт сказал: "Спросите его совета, – что сделать, чтобы не отвлекаться во время молитвы или учебы. Если он выдаст вам хоть какой-нибудь совет, знайте, что мудрость его не стоит и гроша: до последнего вздоха человеку не отделаться от посторонних мыслей, неотступно его преследующих и мешающих восхождению души".
Каждому одаренному человеку присуща гордыня, и лишь укрощая ее на людях, он осознает всю ее силу.
Бешт спросил у кого-то: "Почему быстрая лошадь стоит в десять раз дороже медленной?" "Потому, – ответил тот, – что она бежит к цели в десять раз быстрее". "Но если она собьется с пути, -возразил Бешт, – то и уйдет от цели в десять раз быстрее". Тот не нашел, что ответить, и Бешт продолжил: "Тем не менее, если сбившаяся с пути быстрая лошадь опомнится и вознамерится вернуться на верный путь, то сделает она это в десять раз быстрее".
По-настоящему Сатана ликует именно тогда, когда ему удается убедить человека, будто злодеяние есть добро. Ведь если человек проявляет "слабость", т.е. если он свершает грех, сознавая что свершает именно грех, такой человек близок к раскаянию: если же он считает, что совершая грех, творит добро, станет ли он когда-нибудь раскаиваться?
Один набожный человек пожаловался как-то Бешту: "Всю свою жизнь я тяжело работал и беззаветно служил Господу, но вот, увы, так ничего и не достиг: кем был, тем и остался – безвестным и безграмотным мужиком". Бешт ответил: "Ты достиг того, что осознал себя человеком безвестным и безграмотным. А это совсем не мало".
Подлинный цаддик никогда не может найти у человека недостатки. Истинный праведник не в состоянии узнать о прегрешениях знакомых ему людей. Вот почему он не может служить примером и не может поучать их. Вот почему нет на земле никого, кто бы не грешил. Грех делает цаддика человечным и позволяет ему наставлять других.
Время, потраченное на питание и сон, нельзя считать потерянным, ибо в эти минуты и часы наша душа отдыхает и обретает возможность обновления сил.
Однажды на самом пороге синаноги Бешт воскликнул с возмущением: "Комната эта битком набита молитвами и словесами!" "Отчего же тогда тебе не войти в эти святые стены?" – удивились ученики. "Если б это были святые стены, – ответил Бешт, – то молитвы и всякие глубокомудрые словеса устремились бы к небесам, а синагога оказалась бы пуста. Земное пространство набивается лишь молитвами и словесами, идущими не из сердца".
Выдавливая сок из виноградных плодов, винодел процеживает его сначала сквозь сито, потом – сквозь марлю. Но сколько бы раз он не процеживал сок, от осадка отделаться невозможно. То же самое и с цаддиком. Он обязан подавлять в себе дурные побуждения, и все-таки от грешных его помыслов что-нибудь да останется.
При виде прекрасной женщины или какой-нибудь миловидной штучки, каждый мужчина безо всякого колебания должен сказать себе так: "Разве красота эта исходит не из Божественного Духа, пронизавшего весь мир? Если же по происхождению своему она божественна, то стоит ли мне довольствоваться лишь частичкой Духа? Не лучше ли стремиться к созерцанию Его целиком, не лучше ли созерцать источник Красоты". Когда человек вкушает вкусную пищу, он должен сознавать, что вкус этот имеет небесное происхождение и является отражением присущей небесам способности порождать качество вкусности. Подобное отношение к красоте и есть постижение Превечного, да славится имя Его. Если, кроме того, человек выслушал какую-нибудь забавную историю, доставившую ему удовольствие, пусть он возьмет в толк, что вся эта история есть проявление царства Любви.
Стенания и печаль – грех чрезвычайно большой, и человек призван служить небесам в веселии своего сердца.
"Да оставят Меня в покое", говорит Бог, "но да веруют в Мою Тору". Это следует понимать так: конец всякого знания – знание того, что мы не в силах знать хоть что-нибудь. Тем не менее, есть две разновидности незнания. Первая – это примитивное незнание, когда человек даже* и не пытается что-либо познать, ибо-де познать невозможно. Другая – поиски знания до тех пор, пока приходит понимание, что знание недостижимо. С кем же из людей можно сравнить разницу между этими двумя видами знания? С двумя мужьями, которые вознамерились как-то узреть царя. Первый входит в его хоромы, обходит все комнаты и залы дворца, наслаждается видом сокровищ, восторгается блеском и красотой царской утвари, но под самый конец убеждается в том, что самого царя ему, увы, увидеть не придется. Другой же муж говорит себе: "Поскольку царя мне не увидеть, стоит ли утруждать себя вхождением во дворец?" Отсюда – один шаг к пониманию слов Господа Бога. "Оставить Меня в покое" значит перестать доискиваться встречи со Мной, ибо увидеть Меня немыслимо. Но, перестав преследовать Меня, люди да будут верны Моей Торе!
Ни одна встреча с каким бы то ни было существом или какой бы то ни было вещью на протяжении вашей жизни не свободна от тайного смысла. Все – люди, животные, вещи – заключает в себе загадочный смысл, который лишь с нашей помощью может обрести свою чистую форму и достигнуть совершенства. Если мы пренебрегаем этой ниспосланной нам на нашем пути духовной субстанцией, мы сами лишаем себя наполненной жизни.
б) Нахман из Брацлава (1770 – 1811) – правнук Баал Шем Това, живший на Украине и вошедший в историю хасидизма как один из его основных идеологов.
Человек может служить Богу даже из дурного побуждения при том, однако, условии, что всю страсть и силу своего поведения он отдает Богу.
Даже раскаяние должно быть достигнуто посредством радости. Мы обязаны радоваться Богу столь глубоко и неустанно, что в конце концов в душе нашей должно зародиться чувство сожаления за прегрешения перед Ним.
Бог отвергает подавленные души.
Прямая обязанность испытывающего радость человека – стремиться заразить этим чувством всякого, кого охватила печаль и меланхолия.
Сущность человека – это мысль и знания. Где помыслы человека – там и сам он. Да будут мысли его о возвышенном.
Злобность и жестокосердие вызывают ущербность наших знаний. Увеличение понятливости приносит душевный покой, мир, доброту и удовлетворение.
Каждый автор должен определять ценность своего труда в зависимости от того, какова связь между его трудом и Книгой Всего Человечества. Точнее говоря, ему следует ответить на такой вопрос: может ли извлечь человечество из его книги какую-нибудь пользу?
Осмысление той истины, что все случившееся с вами ведет к вашему же добру, поднимает вас до высот, которых удостоились обитатели Рая.
В своей вере в Бога человек должен основываться прежде всего на собственном чувстве веры, но не на ожидании чудес.
Среди вождей существуют и такие, кто следуют лишь самым поверхностным и даже ложным ценностям. Их, не умеющих управлять даже собою, злой дух наущает повелевать другими. И все-таки они заслуживают меньшего позора, чем те, кто верует в них иих поддерживает. Именно эти последние и будут в конце концов призваны к суду за свои злодеяния.
Если человек способен выслушивать оскорбления с улыбкой, он заслуживает стать вождем.
Бог повсюду, где утверждается мир.
Тот, кто жаждет большего, повинен в мысленном разбое.
Совмещать в себе человечность и деньги невозможно. Либо лишаешься денег, но остаешься человеком, либо лишаешься человечности, но сохраняешь деньги.
Занятие философией может оказаться опасным, если развитие мозга не поддерживать благородными делами.
Прежде чем помолиться, раздай милостыню.
Истинным хасидом может быть лишь тот, кто на оскорбление отвечает молчанием.
Не оказывайте почестей скандалисту, если даже он учен и образован.
Весь наш мир обязан устойчивостью тому, кто при ссоре смыкает уста.
Знания, за которые платят, запоминаются дольше.
В городе, кишащем ворами, всегда можно найти взяточников среди судей и полицейских.
Невозможно думать сразу о двух вещах. Думайте о Торе, думайте хотя бы о собственном деле, и дурным мыслям не останется места в вашей голове.
В доме неискренних родителей дети неуправляемы.
в) Другие цадцики
Рабби Бунам сказал своим хасидам: "Величайшее из прегрешений отдельного человека заключается отнюдь не в тех грехах, которые он свершает: соблазн велик, а воля наша слаба! Величайшее из прегрешений в том, что каждое мгновение человек может повернуться к Богу, но не поворачивается".
Кто-то пожаловался Бунаму: "Талмуд учит, будто если человек не стремится к почестям, почести сами настигают его. Но я вот со всех ног бегу от почестей, а они, увы, и не думают меня нагонять". "Причина в том', – ответил цаддик, – что ты то и дело оглядываешься".
Склонившись над умирающим Рабби Бунамом, жена его горько всхлипывала. Он проговорил: "Стоит ли плакать? Вся моя жизнь была дана мне именно для того, чтобы научиться умереть".
Рабби Бунам сказал однажды в старости, уже будучи слепым: "Я не хотел бы поменяться сейчас местами с отцом Авраамом. Что пользы Господу, если бы праотец Авраам стал таким же, как слепой Бунам, а слепой Бунам, – таким, как Авраам?".
Рабби Зуся заметил незадолго до своей смерти: "В грядущем мире меня не спросят: "Почему ты не был Моисеем? Меня спросят: "Почему ты не был Зусей?".
Один хассид спросил Злочевского маггида: "Сказано: "Каждый во Израиле должен возгласить: "Когда же дело мое приблизится к делу моих отцов, – Авраама, Исаака и Яакова?" Как это понимать? Вправе ли мы допустить, что сможем сравняться с праотцами?"
Маггид объяснил: "Отцы наши прокладывали новые пути в служении Богу, – каждый сообразно своему характеру: один – посредством любви, другой – мужества, третий – великолепия. Так и мы, каждый из нас, в согласии со своей природой, призваны вносить новый свет в учение и служение. Не повторять уже совершенное, но делать что еще не сделано. С рождением каждого человека входит в мир нечто новое, чего еще не было, нечто первозданное и неповторимое. Долг каждого во Израиле знать и не забывать, что он в мире единственен в своем качестве и что никогда еще не появлялось никого ему подобного. Ибо если б уже был подобный ему человек, то не было бы необходимости в нем самом. Каждый – новое создание в мире, и каждый должен довести собственное своеобразие до совершенства. Непонимание этой истины и есть причина непришествия Мессии.
Рабби Энох из Александрова говорил: "Многие народы земли верят, что имеются два мира: тот и этот. Различие же между народами в том, что если большинство полагает, будто один мир отделен и обособлен от другого, Израиль признает, что оба мира составляют одно целое". (Комментарий М.Бубера: "В своей сокровеннейшей сущности оба мира составляют единый мир. Они только как бы разошлись в разные стороны. Но они должны вновь стать единством, каким они являются в своей сокровеннейшей сущности. Чтобы воссоединить оба мира, сотворен человек. Он способствует достижению этого единства, живя единой священной жизнью с миром, в котором он находится".)
