Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Прячась от света

ModernLib.Net / Ужасы и мистика / Эрскин Барбара / Прячась от света - Чтение (стр. 13)
Автор: Эрскин Барбара
Жанр: Ужасы и мистика

 

 


Когда он приехал, она уже ждала его на крыльце.

– Извини, Юдит. Тебе надо было прийти ко мне домой. Сегодня я всюду опаздываю. – Он достал из кармана ключ.

Они включили свет. В церкви было очень холодно. Первой обязанностью Билла Стэндинга было следующее: воскресным утром, по мере приближения осени, приходить пораньше в бойлерную и включать отопление. В другие дни недели здесь вообще было холодно, как в гробнице.

– У тебя есть ноты?

– Вот они. Все очень простые. – Майк улыбнулся. – Я тебя пожалел.

Она резко взглянула на него.

– Это звучит так, будто ты вообще не думал об этом, пока я тебе не позвонила.

– Не совсем. – Проклятие, не хватало ему новых наставлений! – Я хорошо обдумал тему проповеди. – Хотя бы это была правда, даже если на бумаге вышло не совсем то. – Выбрать правильную тему достаточно непросто.

Он смотрел, как она уселась на стул, открыла крышку, включила мехи и зажгла свет.

– Юдит, я ухожу.

– Завезу тебе ключ на обратном пути. – Она листала ноты.

У Майка не нашлось повода сказать «нет». Он мог лишь надеяться, что она просто бросит их в почтовый ящик, не потревожив его.

Но она этого не сделала. Спустя всего сорок минут раздался стук в дверь.

– Вот и я, Майк. – Не успел он воспротивиться, как она прошла мимо него в прихожую. Бросив ключ на стол, Юдит вошла в кабинет. – Значит, проповедь готова?

– Только что совсем закончил. – Он стоял в дверях позади нее. – Вообще-то мне надо вечером еще немного поработать. Потом еще отрепетировать... – Он нахмурился. Юдит подошла к письменному столу и откровенно уставилась на монитор. Цветная заставка ничего не выдала.

– Я же тебе раньше говорила, Майк, ты должен позволить мне помочь тебе с перепиской. – Ее взгляд переместился с компьютера на кипу писем на столе. – Тебе необходим помощник, что-то вроде секретаря, и я буду очень рада помочь тебе.

Он сделал глубокий вдох.

– Это очень любезно с твоей стороны, Юдит, но у меня своя система, хочешь – верь, хочешь – нет. – Он улыбнулся. – Никто другой не смог бы разобраться в ней, и я рад, что могу без труда с ней справиться сам. – Боже, упаси его от ее частых посещений!

Она коротко и разочарованно усмехнулась:

– Мое дело предложить...

– И я ценю это. Если мне станет трудно, я дам тебе знать. – Он помолчал. – Если больше нет ничего срочного, Юдит, то мне надо продолжить...

– Ты виделся с Линдси Кларк! – Она резко повернулась к нему лицом.

– Как ты узнала об этом? – Майк почувствовал, что ее нервное напряжение растет.

– Ее соседка мне сказала. Она тебя видела. Я же говорила тебе – не встречайся с ней, Майк! Просила оставить ее мне!

Майк нахмурился.

– Юдит, дорогая, не тебе указывать, с кем мне встречаться, а с кем не встречаться! Я ценю твои советы, но ты должна позволить мне решать это самому, – сказал он решительно.

Юдит раздраженно щелкнула языком.

– Что она тебе сказала?

– Как это иногда случается, ее не оказалось дома, когда я пришел.

– Значит, ты ее не видел?

– Нет.

– Благодарение Богу! – Юдит теперь стояла спиной к столу, скрестив на груди руки, надежно преградив ему путь. – Не приближайся к ней, Майк! Я хорошо знаю эту девушку. Когда я впервые с ней встретилась, то подумала, что она совершенно безобидная, по-детски играющая в колдовство и магию, хотя это тоже опасно. Но я ошиблась. Все гораздо хуже, чем я думала. Она... она ядовитая! И она никогда не будет тебя слушать. Епископ придет в ужас, услышав о том, что ты общаешься с такими людьми, как она!

Майк ощутил обычное отвращение.

– Юдит, епископ будет рад узнать, что я делаю свою работу, которая заключается в спасении заблудших грешников и возвращении их в лоно церкви! Если он вообще об этом узнает. А нет никаких особых оснований, чтобы он узнал!

Ему в голову пришли весьма мрачные мысли о Юдит. Чопорное угрюмое лицо женщины было слишком вызывающим, когда она так стояла перед ним.

Но вот она улыбнулась ему вдумчивой, почти расчетливой улыбкой.

– Джон Даунинг до тебя дозвонился, Майк?

– Да. Мы все обсудили.

– И он тебе помог?

Майк встретился с ней взглядом и постарался улыбнуться в ответ.

– Да, конечно. Он собирается заняться этим делом. Сказал, чтобы я не волновался.

– Хорошо. – Она казалась довольной. – Я за тебя очень беспокоилась, Майк.

Он кивнул.

– Он так и сказал. А теперь, Юдит, мне надо работать.

– Но уже почти девять. Послушай, если ты не успел поесть... – Она старательно скрывала агрессивность, но на глаза ее улыбка не распространялась.

– Нет, Юдит, извини. Теперь поесть уже нет времени.

Он пожалел, что произнес слово «теперь». Она выглядела вначале удрученной, а потом виноватой. Но его уловка сработала.

– Тогда я пойду. Не забудь перевести часы. Завтра увидимся?

– Конечно. Доброй ночи.

Закрыв за ней дверь, он резко опустил задвижку, зная, что она могла слышать ее щелчок, и с облегчением глубоко вздохнул.

Джон Даунинг не тревожил его, звонить ему сам Майк не хотел. Довериться ли ему своей чрезвычайно услужливой помощнице? Или самому епископу?

Теперь ему действительно надо написать проповедь!

К полуночи Майк напечатал последние страницы проповеди, скрепил их степлером, выключил компьютер и со вздохом облегчения направился к двери. Дом погрузился во мрак, центральное отопление отключилось в одиннадцать часов, оставив дом остывать.

Майк устало поднялся по лестнице в спальню, думая о Юдит. С ней еще предстояли трудности. Она в приходе давно и, несомненно, имела влиятельных друзей как в самой церкви, так и среди его прихожан. С ней придется ладить. С другой стороны, не была ли она представительницей того ответвления церкви, которое было лично для Майка совершенно неприемлемо? Репрессивного, старомодного, евангелистского? Беспощадного. Безрадостного.

Пуританство!

Вот что это такое.

Майк выключил свет в спальне и подошел к окну. Стена тумана снаружи стала еще плотнее, поднимаясь от реки, давя на стекла; она заглушала любые звуки со стороны дороги. С минуту он взирал на туман с отвращением, потом задвинул занавески, отгородившись от темноты ночи. Салли такая ночь понравилась бы. Майк откинул покрывало. Она бы смеялась, и требовала музыки и огня в камине, и варила бы супы, и пекла бы домашний хлеб. Он грустно покачал головой. Возможно, теперь всего этого она требовала от другого мужчины? Их отношения не увяли, когда он оставил преподавание в школе, они прекратились, когда Майк принял решение стать священником. Салли никогда не стремилась к замужеству и не была готова к его новому положению.

– Я могла бы бороться с другой женщиной, Майк. Богу я противостоять не смогу! – сказала она, прижавшись к нему в тот последний день, когда они обстоятельно все обсудили. – В наших отношениях нет места кому-то третьему. Знаю, это избитая фраза, и знаю, что я виновата. Но я... не могу. Тебе понадобится жена, умеющая варить варенье и излучающая обаяние, посещающая женские курсы или помогающая обитателям трущоб. Я на это не способна, Майк. Лучше расстаться теперь, до того, как ты начнешь меня ненавидеть.

Это было правильное решение. Конечно, правильное! Но теперь он скучал по ней. Трущобы... Варенье... Он сел на кровать и поежился.

«Салли была распутница. Она не верила в таинство брака. Ты правильно сделал, что оставил ее...»

Внутренний голос прозвучал так четко, что Майк даже оглянулся, словно ожидая кого-то увидеть за спиной. Воображение разыгралось? Слишком долго он просидел за компьютером...

– Господи Иисусе, не оставь меня. Господи Иисусе, Ты – во мне. Господь за мной, Господь предо мной...

«Женщина, Юдит, тверда в своей вере. Она не смирится с существованием ни одной ведьмы, вроде этой Сары Паксман...»

– Прекрати! – Майк вскочил на ноги. – Кто ты?

Голова у него кружилась, он закрыл глаза. Звуки... Голоса... Обрывки смешанных речей звучали у него в ушах, словно он улавливал сразу все волны какого-то радиопередатчика. Майк повернулся, схватившись руками за голову, и, не успев понять, что делает, упал на колени, сжимая голову руками, словно пытался выдавить из нее эти ужасные звуки.

– Господи Иисусе, не оставь меня. Господь мой... во мне... Боже милостивый! – Он закатил глаза и вскинул руки к потолку. – Во имя Господа нашего Иисуса Христа, прекрати!

Полная тишина.

Открыв глаза, Майк оглядел комнату. Она выглядела совершенно обычно, как и всегда.

Дрожа, он встал и направился к двери. Неуверенным шагом спустившись по лестнице в кабинет, он подошел к письменному столу и сел за него, невидящими глазами уставившись на кипу бумаг перед ним. Затем он медленно потянулся к своему ежедневнику. На внутренней стороне обложки был четко записан телефон Тони и Руфи Джилкрист, сразу под номером Джона Даунинга, общаться с которым у Майка не было никакого желания. Он пытался дозвониться до Тони пару раз, в надежде, что он уже вернулся после крестин, но ответа не получил. Возможно, они решили задержаться. О боже, как ему надо было услышать сейчас спокойный голос Тони! Пожалуйста, пожалуйста, отзовись, Тони! В пустом доме звонок звучал долго, и наконец он в отчаянии бросил трубку. Они даже не включили автоответчик.

Майк долго лежал в постели, не засыпая, и глядел в потолок. Туман рассеялся также быстро, как опустился, обнажив холодное звездное небо. Подмораживало. По дороге проехала машина, на секунду ее фары на повороте аллеи осветили стену. Машина уехала, и в комнате снова стало темно. Постепенно Майк заснул.


Эта женщина, Сара, снова пришла к нему. Она вошла в его дом на Сауф-стрит, требуя провести ее к нему, и вот она стояла здесь, разглагольствуя об этой ведьме, Лизе Кларк. Он разглядывал ее, едва прислушиваясь к тому, что она говорила, наполовину занятый ее обликом. Сара... В прошлый раз, когда она приходила в Мистли-Торн, она была одета очень пристойно – в черное платье с белым воротничком и манжетами, в накидке с капюшоном поверх белого льняного чепца. Теперь же она нарядилась, как великосветская куртизанка, была одета так, как часто являлась ему в мечтах. На ней была нижняя юбка из розового поплина, отделанная бархатной тесьмой, а поверх было надето светло-голубое шерстяное платье. На шее и в ушах жемчуг, туфли на каблуках. На плечах накидка, вышитая голубым шелком.

– Вы ничего не сделали, чтобы освободить ее, господин Хопкинс! – Она подошла ближе к нему, от ее тела исходил аромат лаванды и розы. – Ничего! А я вас об этом просила! Лиза не ведьма! – Когда она жестикулировала, цепочка с кошельком у нее на талии нежно звенела. Ее волосы под гофрированным чепцом были такие светлые и мягкие. На лоб небрежно спустился локон. – Вы должны выпустить ее. Вы не имеете права ни в чем ее обвинять!

– Ее уже обвинили, сударыня. – Он старался, чтобы его голос не дрогнул. На своих высоких каблуках она была выше его. Он отступил на шаг, распрямив плечи, довольный тем, что не снял шляпу, когда она вошла. Высокая тулья прибавляла ему росту и солидности.

– Вы ее пытали? Вы вместе с этой Мери Филипс? Я знаю, что вы делаете с этими женщинами!

– Мы делаем богоугодное дело, сударыня! – Он с трудом сдерживал голос. – Это наш долг перед Богом – истреблять слуг дьявола.

– Лиза не служит дьяволу! – Сара подошла еще ближе, сверкая гневным взором, и он отпрянул. – Она богобоязненная женщина!

Хопкинс кисло улыбнулся.

– Очень и очень сомневаюсь. – Он почувствовал, что сейчас раскашляется, попытался сдержаться, не смог и отвернулся, содрогаясь всем телом от приступа удушья. На носовом платке остались капли крови, когда он приложил его к губам. – Пожалуйста, уйдите! – От боли на его глаза навернулись слезы, которые он не хотел ей показывать. – Уходите!

– Я не уйду, пока не получу вашего обещания отпустить Лизу, господин Хопкинс! – Голос ее звучал совсем близко.

Он вдохнул ее чуть солоноватый, интимный женский запах, почти почувствовал прикосновение ее одежды и резко отвернулся.

– Я сказал, уходите! Или вы хотите, чтобы и вас арестовали, как тайного соучастника ее дьявольских деяний?

– Вы не посмеете меня арестовать. – Она была так близко, что вынуждена была опустить глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. – Все ваши жертвы, господин Хопкинс, это просто бедные беззащитные невежественные женщины, за которых некому заступиться, от которых приходу нет никакой пользы. У них нет ни семьи, ни друзей. У меня есть и семья и друзья, господин Хопкинс. У меня есть деньги и собственность моего мужа! Вы не осмелитесь коснуться ни единого волоса на моей голове! – Ее глаза не мигая впились в его лицо. Он мог видеть нежный румянец на ее щеках, мягкие тени на коже там, где ее грудь скрывалась под корсетом. Зрачки темными точками сверкали в светло-карих глазах. – Отпустите ее, господин Хопкинс, отпустите...

Вдруг ее глаза стали меняться. В изумлении он увидел, что их янтарный цвет становится зеленым, волосы под чепцом вдруг потемнели и повисли прямыми прядями...

И вдруг ему стало страшно...


Вскрикнув от страха, Майк сел на кровати в полной темноте, сердце его бешено колотилось.

– Господи, не оставь меня, Господи, Ты – во мне... – Это был тот же сон! Сон, в котором он, Майк Синклер, каким-то образом перевоплощался в Мэтью Хопкинса. Выбравшись из постели, он кое-как добрался до окна и, открыв его, высунулся наружу, глубоко вдыхая ледяной воздух. – Отче наш, иже еси на небесех...

Женщина в этом сне была такая реальная! Так близко стояла, что он мог ощутить ее всю, прикоснуться к ней, слышать шелест ее платья, и вдруг Майк понял, что узнал ее. Она более не была тенью, призраком из прошлого.

Это была Эмма Диксон!

40

Воскресенье, 25 октября.

Конец летнего времени в Англии

Вздрогнув, Эмма проснулась. Минуту она лежала, глядя в темноту, не понимая, где она. Осторожно протянув руку, она почувствовала крепкое теплое тело Пайерса рядом с собой и вздохнула с облегчением. После их ссоры она боялась, что он скоро уедет. Осторожно она крепче прижалась к его спине, слыша мурлыканье в ногах. Макс и Мин были с ними в постели. Со счастливой улыбкой она закрыла глаза и уже через минуту погрузилась в сон.


Она подъехала прямо к дому Лизы. С того дня, как старую женщину арестовали, к нему никто не приближался. В день ареста Лизы она забралась в дом поздно вечером, чтобы похоронить двух кошек на цветочной клумбе, упокоить их рядышком, присыпав землей и цветами. Печально посмотрев на свежий холмик, она повернулась, чтобы принести несколько веток розмарина. Она осторожно прикрыла ими могилку и пошла в дом. К вещам старушки никто не прикасался, никто в деревне не осмелился даже приблизиться к дому. Ступка и пестик, кувшины – все так и валялось там, где упало. Травы увяли и засохли, пепел в камине давно остыл, вода в котелке покрылась пыльной пленкой. Глаза Сары наполнились слезами, когда она подошла к столу и провела рукой по смятым сухим листьям и лепесткам.

– Нет! – ударила она кулаком по столу. – Нет, я им не позволю это сделать! – громко простонала она, грозя кулаками в потолок. – Этого нельзя допустить!

Когда она обходила стол, ее энергично развевающиеся юбки подняли пыльный ворох сухих лепестков медуницы и лаванды, рассыпанных на полу.

– Помоги мне, Лиза! – сердито потребовала она у темного угла за камином. – Где ты? Помоги! – Ответа не последовало. – Лиза! Что же мне делать?

Она подошла к камину и стала смотреть на холодный пепел. Лиза всегда следила за тем, чтобы камин был тщательно вычищен, но теперь веник валялся на полу. Рядом с ним лежала Лизина старая сумка для рукоделия, и было видно, что ее кто-то сознательно растоптал. Она подняла сумку и прижала к груди, не обращая внимания на то, что испачкала платье.

– Госпожа, я вас искал.

Она подскочила, когда в дверях появилась тень.

– Это ты, Джон Пеппер?

– Ваш отец просит вас вернуться домой, госпожа. Он считает, что вам небезопасно находиться здесь. – Джон глядел по сторонам внимательно, с любопытством и страхом.

Сара почувствовала раздражение.

– Не надо меня повсюду сопровождать, Джон.

– Но ведь здесь повсюду солдаты и всякий сброд. Нигде не безопасно, пока идет эта война, и непонятно, кто друг, а кто враг. – Он насупился, окинув взглядом дом в последний раз. – Обожду снаружи, госпожа, если вам надо побыть здесь еще.

На миг она почувствовала себя виноватой. После смерти брата она осталась у отца единственным ребенком.

Когда Джон Пеппер вышел в дверь и скрылся из виду, дом снова залил яркий солнечный свет. Она нахмурилась. Преданность Джона ей и ее отцу была вне всяких сомнений, но в голосе его звучало нечто, на что она не обратила было внимания. В задумчивости она вернулась к столу и посмотрела на инструменты Лизы, которыми та пользовалась, работая с травами, и покачала головой. Она совсем позабыла про войну и вспомнила дни, когда Лиза, в чистеньком чепце, в опрятном платье и белом фартуке, помогала в детской в доме Беннетов. «Слушай внимательно, моя уточка, – вспомнила она голос Лизы. – Ты старшая, так вышло, что ты единственная девочка, потому есть вещи, которые ты должна знать. Секретные вещи...»

Она все это забыла. Неужели забыла? Когда она увлеклась красивым молодым Робертом Паксманом и решила выйти за него замуж, она все вспомнила. Хриплый соблазнительный шепот Лизы на ухо: «Если ты чего-то хочешь добиться, моя уточка, ты это получишь. Помни об этом: ты получишь все, чего только ни пожелаешь в целом мире. Если только захочешь очень сильно и будешь знать, как этого добиться». Наполовину объятая страхом, наполовину возбужденная осознанием приобретенной тайной силы, она поднялась тогда с кровати; свет полной луны заливал ее комнату; убедившись, что Агнесс спит, она выбралась в сад...

– Госпожа, ваш отец ждет. Он будет волноваться. – Голос Джона Пеппера прервал ее воспоминания, и она виновато вздрогнула. – На мой взгляд, этот проклятый дом надо бы сжечь дотла! – Он стоял на тропинке снаружи.


Удар в оконную раму заставил Эмму вздрогнуть и проснуться, и она увидела, как Мин спрыгнула с кровати и забралась на подоконник, уселась там и стала сердито ворчать куда-то в темноту. Возможно ее потревожила птица, нечаянно ударившаяся в темноте о стекло. В тревоге Эмма села на кровати, чувствуя рядом спящего Пайерса. Как он ее успокаивал!

Она снова видела сон и была чем-то недовольна. Пытаясь воспроизвести в памяти дом, каким он был давным-давно, она чувствовала яркий солнечный свет, запах сухих трав, висящих на крюках на кухонном потолке, видела густой мрак ускользающих теней. Она отчаянно пыталась сохранить эти воспоминания, запомнить все, но все образы растаяли, оставив ее в недоумении. Что это было, чего она не могла вспомнить? Отчего в ее подсознании не осталось ничего, кроме чувства страха?

Рядом зашевелился Пайерс.

– Что такое, Эм? Спи, у нас есть лишний часок утром, помнишь?

Она легла на подушку и смотрела в окно на темный силуэт кошки на фоне звезд. Туман, кажется, рассеялся. Закрыв глаза, она поймала себя на том, что надеется вернуться в тот же сон.

41

Когда Эмма с криком проснулась во второй раз, уже рассвело.

– Эмма! Эм, ради бога, проснись! – Пайерс тряс ее за руку. – Эм, что случилось? Тебе больно?

Минуту она смотрела на него дикими глазами, не узнавая.

– Эмма! Проснись!

– Пайерс! – Она вцепилась в одну из подушек и сильно прижала ее к груди. – Я видела такой страшный сон...

Он встал с постели.

– Бедная моя старушка. – Обойдя кровать, он присел рядом с ней и обнял ее. – Да ты вся дрожишь! Эм, это все кошмары об этом месте, да?

Она пожала плечами и шмыгнула носом:

– Это было не о доме.

– А о чем же?

Она покачала головой:

– Какая-то чепуха. Топот конских копыт. Люди в черном, с такими злыми лицами, такими безжалостными. Жуткий страх и бессилие. – Теперь она сидела, все еще обнимая подушку, и он увидел, что она начала покачиваться из стороны в сторону, по ее щекам текли слезы.

Он вздохнул.

– Это все твой проклятый дом, не так ли? Даже когда ты здесь, он мучает тебя! – Пайерс умолк, ожидая ее ответа. Она молчала. – Ну ладно, Эм. Мы ведь уже проснулись. Почему бы тебе не встать, не принять душ, а потом мы позавтракаем? Пойду, поставлю кофе. – Он помедлил. – Дома твое место все еще ждет тебя, ты знаешь. Я бы очень хотел, чтобы ты вернулась.

Она откинула простыни.

– Пайерс...

– Знаю. – Он повернулся к двери в ванную. – «Спасибо, но»?..

– Пайерс, я совсем не это хотела сказать. Просто теперь это моя жизнь! – крикнула она, но он уже вышел из комнаты.

Когда она сбежала по лестнице, он был занят.

– Кофе, тосты, яйца. – Он улыбнулся ей. – Мой Бог, ты выглядишь ужасно!

– Спасибо! – Сев за стол, она уставилась на тарелку, которую он перед ней поставил. – А ты накормил кошек?

– Конечно. – Сев за стол, он наклонился и положил ладонь на ее руку. – Упражняясь в моих неожиданных кулинарных способностях, я вот о чем думал. Понимаю, что я никогда не смогу вырвать тебя отсюда, и ты права – домик в деревне нам нужен. А этот подходит идеально. Возвращайся в город, Эм? А сюда мы будем наезжать по выходным. На прошлой неделе звонил Спенсер, спрашивал о тебе. Говорит, что твоя работа все еще ждет тебя. И ты же сама знаешь, что скучаешь по ней, верно?

– Нет, Пайерс. Не скучаю.

– Но мы же говорили об этом вчера вечером у Вестов.

– Мы с тобой оба видели, в каком напряжении была эта женщина. Переутомление, стресс, стремление быть постоянно на вершине! Знаешь, Пайерс, когда я впервые увидела этот дом, я вообще не думала о том, чтобы как-то здесь работать. Тогда это не имело для меня никакого значения. О да, потом, конечно, я об этом подумала. Все было из-за денег. Я могла позволить себе купить дом, но я не могла бы позволить себе жить здесь не работая. Знаю, на разведении трав много не заработаешь. Но, видишь ли, это меня не заботит. Ты знаешь почему? Не потому, что Дэвид дает мне кое-какую подработку, а потому, что жизнь в Лондоне, тот стиль жизни, выходные, рестораны – все это так дорого. Не живи так – и никаких затрат! О, у меня будет электричество, траты на бензин, налоги, но все это мелочи в сравнении с тем, что ты платишь, например, за свою городскую квартиру. И большую часть овощей я тоже смогу вырастить сама! У меня есть кое-какие сбережения и часть папиного вклада. Если я буду экономна, мне не понадобится так уж много денег. И мне совсем не скучно и не одиноко. Пайерс молча смотрел на нее.

– Ты серьезно?

– Да, серьезно.

– А как насчет мурлык? Тебе предстоит кормить двух вечно голодных кошек.

– Ничего, как-нибудь прокормлю.

– А пенсия? Как насчет грядущей старости?

– Что-нибудь придумаю. Послушай, Пайерс, есть и еще один выход. Ты ведь можешь переехать ко мне?

– Это не выход. Извини. О, Эм! Я полагаю, что ты просто идиотка! – Он отодвинул свою тарелку, не притронувшись к ней. – Даже теперь мне тут делать нечего, верно? Все действительно кончено! Твоя жизнь сосредоточена теперь здесь, и ты не хочешь идти на компромисс! – Он встал.

– Ты куда?

– Обратно в этот противный дорогостоящий Лондон!

Через десять минут он собрал вещи и сел в машину.

– Пайерс! – Она пыталась остановить слезы. – Ты не можешь уехать вот так! Пожалуйста, я хочу, чтобы мы остались друзьями!

Он помедлил и вернулся к ней. Схватив ее за руки, он смотрел на нее минуту.

– Мне больно видеть тебя такой несчастной, Эм, но я ничего не могу поделать. Твоя Лиза победила. Я всегда приеду, если понадоблюсь тебе, но буду жить в Лондоне и, – он поколебался в нерешительности, – Эм, мое предложение о твоем возвращении пока остается в силе, но так будет не всегда. – Он пожал плечами. – Мужчина не может ждать вечно. Поцелуй кошечек за меня, дорогая. И береги себя.

Кто бы или что бы ни обитало в доме Эммы, оно не потрудилось припугнуть Пайерса. В этом не было необходимости: он не нес в себе угрозы.

После его отъезда дом показался невыносимо пустым, даже кошки куда-то пропали. Поэтому, надев куртку, Эмма быстро пошла по аллее в сторону деревни. Воздух был чистый и морозный. Она шла очень быстро, стараясь «выветрить» чувство одиночества и горя, охватившее ее. Она не знала, чего именно ждала от Пайерса, но только не такого ужасного внезапного прощания.

Пройдя мимо причала и гостиницы «Торн», Эмма остановилась посмотреть на воду, веером брызгавшую из клюва фигуры лебедя на каменном фонтане, и, поежившись, отправилась к причалу.

В утренних лучах глина по берегам блестела как стекло, и она видела, как бежали по реке мелкие волны. Несколько лодок все еще болтались на якорях, но большинство уже были вытащены из воды. Эмма остановилась, засунув руки глубоко в карманы.

– Что вы тут делаете? – Голос, неожиданно раздавшийся сзади, заставил ее вздрогнуть. Повернувшись, она увидела стоявшую рядом Линдси с велосипедом.

На неприязнь в ее голосе Эмма отреагировала не меньшей неприязнью:

– Значит, и это тоже ваше личное место, не так ли? Я думала, гулять на причале можно всем!

– Можно. – У Линдси был усталый вид. – Я подумала, что вы пришли посмотреть на меня.

– Нет. Зачем это мне?

Линдси пожала плечами.

– Вы правы, незачем.

– Из-за того, что вы были так невыносимо грубы ночью, когда я думала, что вас надо спасать, и готова была рисковать своей жизнью ради вас? – Эмма не сводила с нее глаз.

Линдси покраснела. Потом она слегка пожала плечами и улыбнулась.

– Полагаю, что-то вроде этого. Простите меня. Думаю, мы тогда изрядно друг друга напугали.

– Послушайте, Линдси, – вздохнула Эмма, – я забыла, что вы давно здесь живете. Давайте начнем сначала? Хотите, зайдем в кафе, выпьем чаю или еще что-нибудь? Нам незачем враждовать, верно?

Линдси снова пожала плечами. Должно быть, этот жест у нее был припасен на все случаи жизни, им она выражала «да», «нет» и «может быть». Девушка прислонила велосипед к стене, и они пошли по узкой улочке к старым причалам, которые были приспособлены под ателье, галереи. Там они нашли маленькую чайную.

Сев у окна с прекрасным видом на реку, Эмма ждала, когда же Линдси заговорит, но девушка молчала. Эмма вздохнула:

– Алекс о вас беспокоится.

Далеко, среди серых в белых барашках волн, обнажился остов старого затонувшего корабля.

– Алекс всегда о чем-то беспокоится...

– Похоже, он очень добрый человек.

– Да. – Наконец Линдси взглянула на нее. – Он настоящий друг.

– Когда вы тогда внезапно убежали в дождь, он решил, что с вами что-то случилось. Мы оба так подумали.

– Я просто захотела уединиться на время, вот и все. Надо было подумать о том, что произошло.

Эмма изучала лицо молодой женщины. Она опустила глаза на стол, машинально мешая ложечкой сахар в сахарнице, которая стояла между ними.

– Почему вы так не хотите, чтобы я жила в доме Лизы? – осторожно спросила она.

Линдси подняла глаза:

– У меня есть причины.

– Этот дом я знаю с детства, – тихо продолжала Эмма. – Мне так хотелось купить его, что я бросила любимого мужчину, чтобы жить в нем.

– Это было глупо. – Лицо Линдси напряглось.

– Да, – покорно произнесла Эмма.

– Так почему бы вам не вернуться к нему?

– Не знаю...

Они изучали друг друга.

– У меня были ночные кошмары, – продолжала Эмма, разговаривавшая почти сама с собой. – Об этом доме. О том, что происходило здесь в старые времена...

Линдси уронила ложку, рассыпав сахар по столу.

– Простите, я такая неловкая! – Она смахнула сахар на пол.

– Я буду заботиться об этом доме. Я знаю, что этот дом – особенный, – продолжала Эмма. – И я не собираюсь следить за тем, что происходит на церковном дворе. Особенно по ночам и зная, что он никому не принадлежит. – Ей вдруг стало холодно. – Я действительно не шпионила за вами в ту ночь.

– Хорошо. – Линдси сощурила глаза, глядя в окно через реку, в сторону затонувшего судна, над которым среди лохматых облаков открылась полоска чистого голубого неба. – У меня есть важный повод бывать там, и я имею разрешение.

– Понимаю. – Повод, подобный черной магии?

Эмма поняла, что хочет посмотреть прямо в глаза Линдси и спросить, во что же она верит и чем занимается. Девушка выглядела вполне нормальной. Она суеверно скрестила пальцы под столом, и вдруг ей захотелось, чтобы рядом с ней оказался Пайерс. Как бы он смеялся, если бы Эмма призналась ему, что пила чай с местной колдуньей, и как бы он издевался над ней, если бы узнал, что ей было страшно...

42

Воскресенье, полдень

Как он и предчувствовал, в воскресенье магазин был закрыт. Отойдя на середину улицы, Марк всмотрелся в окна здания. Никаких признаков жизни... или чего-либо еще. Марк вздохнул. Можно было попросить ключ у Стэна Баркера, но он не был уверен, хочется ли ему это делать? Улица была безлюдна. Короткие мгновения ясного солнца прошли, надвигались сумерки. Отправившись в обратный путь, Марк медленно спустился по Хай-стрит, пересек дорогу и пошел обратно по другой стороне. Затем он направился к Церковной улице, к дому священника.

Майк снова сидел у компьютера. Он провел Марка в кабинет.

– Единственная комната с камином, – извинился он, указав на одно из потертых кожаных кресел. – Не люблю, когда меняется время года. Внезапно и так сурово приближается зима, и ночи становятся все холоднее.

– Вам не надо проводить службу или еще что-нибудь подобное? – Марк сел. – Я забыл, кажется, воскресенье у вас очень занятой день.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33