зависимости от того, называют ли того или иного критика мар
      ксистом, или даже если он сам себя склонен так определять,
      только конкретный анализ его философских и политических
      взглядов способен дать ответ на вопрос, кем он действительно
      является.
      106
      ГЛАВА II
      "Герменевтика подозрительности"
      Более того, нередко бывает
      очень трудно выделить этот эле
      мент марксизма (даже в его не
      омарксистской оболочке) из об
      щего идеологически-теоретическо
      го комплекса позднесартровской экзистенциальной феноменоло
      гии, постструктурализма Фуко, фрейдовского и лакановского пси
      хоанализа и дерридеанской деконструкции. Современное западное
      сознание ощущает как общую черту названных выше мыслителей
      то, что Рикер в своей книге "Об интерпретации" (1965) (254)
      назвал более или менее ярко выраженным недоверием к поверх
      ности вещей, к явной реальности. Отсюда тот импульс к деми
      стификации поверхностных явлений и иллюзий, которую Рикер
      определил как "герменевтику
      подозрительности".
      Разногласия левых деконструктивистов и Йельской школы
      Как уже отмечалось, основ
      ными пунктами разногласия ме
      жду левыми деконструктивистами
      и йельцами были аполитичность и
      анти-, вернее, аисторичность по
      следних. У де Мана и Хиллиса Миллера эта аисторичность прак
      тически доходила до отказа от истории литературы. Точнее было
      бы сказать, их познавательный релятивизм закономерно приводил
      их к историческому нигилизму вообще и, в частности, к мысли о
      невозможности истории литературы как таковой, в чем откровен
      но признавался Хиллис Миллер (239, с. XXI). Бремя истории,
      как остроумно заметил Лейч, оказалось для них неподъемным
      (213, с. 299).
      Антиисторизм йельцев и его критика
      В предисловии к своей книге
      де Ман пишет: "Аллегории про
      чтения" задумывались как исто
      рическое исследование, но закон
      чились как теория чтения. Я на
      чал читать Руссо, серьезно готовясь к историческому исследова
      нию о романтизме, но обнаружил свою неспособность выйти за
      пределы локальных трудностей интерпретации. Пытаясь спра
      виться с этим, я был вынужден перейти от истории дефиниций к
      проблематике прочтения" (101, с. IX).
      Точно так же и в предисловии к "Риторике романтизма"
      (1984) де Ман отмечал, что практика его анализа как скрупу
      лезного прочтения текста постоянно нарушает континуум преем
      ственности историко-литературных традиций, а свою статью в
      107
      ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
      "Йельском манифесте" он заключает типично деконструктивист
      ской сентенцией: "Ничто, ни поступок, слово, мысль или текст
      никогда не находится в какой-либо, позитивной или негативной,
      связи с тем, что ему предшествует, следует за ним или вообще
      где-либо существует, а лишь только как случайное событие, сила
      воздействия которого, как и сила смерти, обязана лишь случайно
      сти его проявления" (105, с. 69).
      Естественно, что подобный аисторизм не мог не вызвать
      возражения у исследователей иной политической ориентации, и
      прежде всего у тех, кто не мыслил себе существования литерату
      ры вне непосредственного контакта с социально-историческими и
      политическими проблемами. Одним из самых решительных кри
      тиков аисторической установки Йельской школы явилась бенгалка
      по происхождению Гайятри Спивак. Известность в деконструк
      тивистских кругах она приобрела своим предисловием к переводу
      на английский язык работы Дерриды "О грамматологии" (1976)
      (112, с. I-XC), фактически представляющим собой целую моно
      графию, где было дано детальное объяснение ключевых положе
      ний французского ученого, а также показан тот исторический и
      интердисциплинарный контекст, в котором развивались идеи
      Дерриды. Спивак часто называют в критической литературе мар
      ксистским и феминистским литературоведом. Если последнее оп
      ределение вряд ли у кого вызовет возражение, то первое более
      чем спорно и свидетельствует лишь о ее несомненной социальной
      ангажированности, выраженной в попытках интегрировать про
      блемы третьего мира с феминизмом. С ее точки зрения, тенден
      ция западной цивилизации исключать, т. е. не учитывать общеми
      ровой роли колониальной женщины, равнозначна психоаналитиче
      скому импульсу исключения "другого" и тем самым проявлению
      социальных, расовых и классовых предрассудков.
      Если отвлечься от навязчивой идеи фаллоцентризма - иде
      фикса всей феминистской критики, критический анализ которого
      понимается здесь как часть более широкого идеологического ана
      лиза логоцентризма -- исторически детерминированной и детер
      минирующей системы, приписывающей женщинам специфические
      сексуальные, политические и социальные роли, -- то главное, что
      не приемлет Спивак в йельском варианте деконструктивизма, _
      это его представление об истории, ее излишняя текстуализация у
      йельцев, приводящая к неудержимому релятивизму: "Даже если
      все исторические систематики могут быть подвергнуты сомнению,
      то и в этом случае для того, чтобы появилась возможность ин
      терпретации, необходимо допустить существование минимальной
      108
      ГЛАВА II
      исторической схемы, которая предполагает, что фаллоцентризм
      является объектом деконструкции вследствие его одновременного
      и совместного сосуществования с историей западной метафизики,
      с историей, не отделимой от политической экономии и от собст
      венности человека как держателя собственности" (270, с. 185).
      Еще одной специфической чертой подхода Спивак, сущест
      венно отличающей ее уже от чисто феминистской критики (в ча
      стности, например, от Б. Джонсон и Ш. Фельман), является ее
      более трезвое понимание текстуальности. С точки зрения Спивак,
      -- в данном случае она явно выступает против последователей де
      Мана, -- было "ошибкой представлять себе тематику текстуаль
      ности как простую редукцию истории до языка" (там же, с. 171).
      Принцип текстуальности для нее не означает разрыва всякой
      связи с социально-экономическими, политическими или историче
      скими сферами, как часто полагают многие американские декон
      структоры, и в этом она, пожалуй, близка позиции Дерриды на
      чала 80-х годов.
      В этом плане Спивак является представительницей того на
      правления левого деконструктивизма, который пытается соеди
      нить теории текстуальности и интертекстуальности с теорией со
      циального текста. В частности, для нее фаллоцентризм -- это
      часть более широкой схемы, сети или текста -- социального тек
      ста западного логоцентрического общества, и ее основная задача
      -- не столько трансформировать литературоведение, сколько само
      это современное общество в его патриархальных, капиталистиче
      ских, расовых и классовых формах: "Точно так же, как женщины
      требуют признания себя в качестве активной силы общества, та
      ким же образом в самом этом обществе должно начаться соответ
      ствующее движение за перераспределение сил производства и
      воспроизводства" (там же,
      с. 192).
      Теория "социального текста"
      Объединившись вокруг
      журнала "Социальный текст"
      (Social text. -- Michihan, 1978),
      сторонники этой концепции су
      щественно раздвинули границы интертекстуальности, рассматри
      вая литературный текст в контексте общекультурного дискурса,
      включая религиозные, политические и экономические дискурсы.
      Взятые все вместе, они и образуют общий или социальный текст.
      Тем самым левые деконструктивисты напрямую связывают худо
      жественные произведения не только с соответствующей им лите
      ратурной традицией, но и с историей культуры. Нетрудно заме
      109
      ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
      тить, что здесь они шли в основном по пути, предложенном еще
      Фуко.
      В связи с этим произошел пересмотр и понятия "референт".
      Разумеется, речь идет о пересмотре в рамках постструктуралист
      ской перспективы. Что здесь было первичным: влияние идей
      марксизма в том или ином виде, традиций социологического или
      культурно-исторического литературоведения, или естественного
      развития постструктуралистских концепций, -- вопрос, который в
      каждом случае должен решаться индивидуально, в зависимости
      от особенностей духовного развития конкретного автора.
      Так, например, Джон Бренкман в статье "Деконструкция и
      социальный текст" (1979) (72) критиковал узость, ограничен
      ность йельского представления о референте, или "Реальном",
      основанного, по его мнению, на устаревших понятиях об объектах
      восприятия как о стабильно зафиксированных в сознании воспри
      нимающего. С его точки зрения, референт, или Реальное, являет
      ся исторически порожденным и социально организованным фено
      меном.
      Несоответствие означающего и означаемого как "лингвистическая пробуксовка"
      Традиционную для всех
      постструктуралистов проблему
      несоответствия (т. е. произволь
      ный характер связи) между оз
      начающим и означаемым Бренк
      ман, опираясь на Лакана, решает
      в духе психоаналитических пред
      ставлений как "лингвистическую
      пробуксовку": для многих выска
      зывания содержат в себе неизбежные конститутивные смысловые
      "провалы", которые сообщают своим адресатам нечто отличное от
      того, что было изначально заявлено или констатировано. Бренк
      ман объясняет этот феномен лингвистической пробуксовки специ
      фической природой человеческой психики, якобы укорененной в
      мире фантазмов.
      Таким образом, американский исследователь стремится вос
      становить утраченную в теории деконструктивизма связь лингвис
      тической референции одновременно и с социальной реальностью,
      и с бессознательным, не отказываясь и от присущего этой теории
      представления о неадекватности данной связи. В то же время он
      разделяет деконструктивистский тезис о фикциональности и рито
      ричности языка, что, по его мнению, лучшего всего выявляет спо
      собность литературы и критиковать общество, не столько проти
      вопоставляя себя реальному, сколько осознавая свою известную
      110
      ГЛАВА II
      отстраненность от него, и одновременно порождать утопические
      возможности, давая волю воображению, или, как предпочитает
      выражаться Бренкман, "высвобождая материал фантазии".
      Как и все теоретики социального текста, он критически от
      носится к деконструктивистскому толкованию интертекстуально
      сти, считая его слишком узким и ограниченным. С его точки зре
      ния, литературные тексты соотносятся не только друг с другом и
      друг на друга ссылаются, но и с широким кругом различных сис
      тем репрезентации, символических формаций, а также разного
      рода литературой социологического характера, что, вместе взятое,
      как уже отмечалось выше, и образует социальный текст.
      Одной из наиболее представительных (чтобы не сказать, по
      пулярных, поскольку на нее чаще всего ссыхаются лишь как на
      образец литературы подобного рода, судить же о степени ее
      влияния в академических кругах можно только косвенно, по той
      энергии, с какой она опровергается) книг леводеконструктивист
      ского толка является работа Майкла Рьяна "Марксизм и декон
      структивизм" (1982) (259). Билингв, ученик Гайятри Спивак,
      работавший в конце 70-х годов во Франции вместе с Дерридой,
      Рьян поначалу испытывал воздействие модных в конце 60-х го
      дов идей маоизма, а затем западноевропейского неомарксизма,
      прежде всего итальянского теоретика Антонио Негри, в переводе
      работ которого он принимал самое активное участие.
      По всем своим политическим ориентациям и эстетическим
      пристрастиям он является типичным представителем радикального
      французского постструктурализма. Подобно Спивак и Бренк
      ману, Рьян также предпринимал попытки связать понятия тек
      стуальности и интертекстуальности с теорией "социального тек
      ста", и своеобразие его трактовки заключается в переосмыслении
      концепции Дерриды "инаковости", или "отличности" (alterity):
      "Невозможно точно локализовать подлинную основу субстанции
      или субъективности, онтологически или теологически, бытия или
      истины, которая не была бы вовлечена в сеть отношений с дру
      гим (other relations) или в цепь процесса дифференцирования"
      (там же, с. 14).
      Здесь, очевидно, снова необходимо напомнить о специфике
      постструктуралистской терминологии, где понятие "сети", близкое
      тому, что под этим подразумевал Делез, употребляя термин
      "ризома", заменило традиционное для структурализма представ
      ление о структуре и отличается от него не столь строгим упорядо
      чиванием отношений между своими составными частями и эле
      111
      ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
      ментами, хотя некий принцип, как правило, весьма туманный,
      организованности все же сохраняется.
      С точки зрения Рьяна все явления, объекты и концепции
      способны функционировать исключительно во взаимосвязи, во
      взаимном сцеплении, в общем переплетении отношений, конвен
      ций, историй и институтов. Для него, как и для большинства
      постструктуралистов, идеи и представления обладают таким же
      реальным бытием, как и объекты предметного мира, мира вещей,
      точно так же и сам мир представляется ему текстуализованным,
      хотя, в противоположность йельцам, и наполненным социальным
      содержанием, поэтому любой литературный текст он рассматрива
      ет как неизбежно взаимосвязан
      ный с социальным текстом.
      "Анархичность децентрации" у М. Рьяна
      Наибольший интерес в рам
      ках исследуемой нами проблемы
      вызывает сравнение, проводимое
      Рьяном, между философией но
      вых левых и деконструктивистов:
      оба эти течения, по ему мнению, обладают общими чертами, сви
      детельствующими о решительном сходстве их главных характери
      стик: "Приоритет плюральности над авторитарным единством,
      склонность скорее к критике, нежели к подчинению, неприятие
      логики власти и господства во всех их формах, утверждение
      принципа различия в противоположность тождеству и оспарива
      ние этического универсализма" (там же, с. 213). Таким образом,
      у Рьяна децентрализация (или "децентрация") как способ проти
      востояния любой централизованной власти, санкционированному и
      освященному властью авторитету в его любой форме -- государ
      ственной власти, партийной политики, философской концептуаль
      ности или канонизированной литературной традиции -- приобре
      тает явно анархический оттенок в духе новых левых.
      Нельзя не заметить, что в этом высказывании Рьяна весьма
      наглядно просматривается близость постструктуралистских уста
      новок с постмодернистскими, по крайней мере в том виде, как
      они были сформулированы немецким философом Вольфгангом
      Вельшем (286). Фактически можно с уверенностью сказать, что
      у Рьяна мы наблюдаем несомненное перерастание чисто пост
      структуралистской проблематики в тот конгломерат идей и пред
      ставлений, который выступает как постструктуралистски
      постмодернистский комплекс.
      112
      ГЛАВА II
      Негативная и позитивная герменевтика по Джеймсону
      Ту же тенденцию мы на
      блюдаем и у другого американ
      ского исследователя, Фредрика
      Джеймсона, представляющего
      собой, как и Майкл Рьян, и
      Шошана Фельман, своего рода
      переходный франко-амери
      канский, если не франко
      англо-американский, вариант постструктурализма. Его самые из
      вестные работы "Марксизм и форма: Диалектические теории ли
      тературы XX в." (1971) (190) и "Политическое бессознатель
      ное: Повествование как социально символический акт" (1981)
      (191) отмечены существенным влиянием книги Рикера "Об ин
      терпретации". Именно Рикеру Джеймсон обязан тем важным для
      его позиции разграничением, которое он проводит между нега
      тивной, деструктивной герменевтикой и герменевтикой позитив
      ной.
      Первая нацелена на демистификацию иллюзий -- традиция,
      выводимая Джеймсоном из идей Маркса, Ницше, Фрейда и
      Дерриды, близкая, по его мнению, марксистской критике
      "ложного сознания". Вторая -- позитивная герменевтика, пы
      тающаяся получить доступ к "сущностным истокам жизни", свя
      зывается исследователем с концепциями диалогичности и карна
      вальности М. Бахтина, социальным утопизмом франкфуртских
      социологов и "антропологической марксистской философией"
      Э. Блоха с ее "принципом надежды". Несомненно, что Джейм
      сон и сам марксизм рассматривает через призму философского
      утопизма Блоха (и вообще из франкфуртской установки на уто
      пию как на методологический принцип), когда утверждает:
      "Марксистская негативная герменевтика, марксистская практика
      собственно диалогического анализа должны в практической рабо
      те прочтения и интерпретации применяться одновременно с мар
      ксистской позитивной герменевтикой или расшифровкой утопиче
      ских импульсов тех же самых по-прежнему идеологических тек
      стов" (191, с. 296).
      Джеймсон, работая в рамках так называемой "критики куль
      туры", попытался создать свой вариант постструктурализма, где
      значительную роль играла бы методика анализа герменевтики и
      деконструктивизма. В частности, последний, несмотря на свой
      явный аисторизм, по мнению критика, "освобождает нас от эм
      пирического объекта: института, события или индивидуального
      художественного произведения, привлекая наше внимание к про
      113
      ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
      цессу его конституирования как объекта и его отношения к дру
      гим объектам, конституированным таким же образом" (там же
      с. 297).
      В этом высказывании, пожалуй, явственнее всего проявляет
      ся феноменологическая установка Джеймсона на интенциональ
      ность сознания и неразделенность существования субъекта и объ
      екта в мире опыта, что сразу снимает с повестки вопрос о ка
      кой-либо принадлежности, кроме как разве на уровне деклара
      ции, американского критика к марксизму. Если же оставаться в
      пределах постструктурализма, не только американского, но и за
      падноевропейского, то тут эта работа Джеймсона сыграла свою
      роль, поскольку он смог объединить довольно широкий круг
      постструктуралистских концепций в своем стремлении интегриро
      вать в некое целое идеи Дерриды, Фрая, Греймаса, Лакана, Ри
      кера, Альтюссера, Машере, Леви-Стросса и Бахтина.
      История--"текстуализация отсутствующей причины"
      Специфика позиции Джейм
      сона в этой книге заключается в
      том, что, приняв за основу тек
      стуалистский подход к истории и
      реальности, он попытался смяг
      чить его, дав ему рациональное
      объяснение, насколько оно было
      возможно в пределах постструктуралистских представлений. Он
      подчеркивает, что "история -- не текст, не повествование, гос
      подствующее или какое-либо другое, но, как отсутствующая при
      чина (т. е. как причина, недоступная непосредственно сознанию
      человека и выводимая лишь только косвенно, на основании кос
      венных источников. Более подробно см. ниже. -- И. И.), она
      недоступна нам, кроме как в текстуальной форме, и поэтому наш
      подход к ней и к самому реальному неизбежно проходит через
      стадию ее предварительной текстуализации, ее нарративизации в
      "политическом бессознательном" (191, с. 35). Подобного рода
      рационализированная текстуализация должна была, по мысли
      критика, помочь избежать опасности как эмпиризма, так и вуль
      гарного материализма.
      "Политическое бессознательное"
      Самая же популярная его
      концепция -- это выдвинутое им
      понятие "политического бессоз
      нательного". Джеймсон исходит
      из двух основных посылок.
      Во-первых, из абсолютной исторической, социальной, классовой
      114
      ГЛАВА II
      и, следовательно, идеологической обусловленности сознания каж
      дого индивида; и, во-вторых, из утверждения о якобы фатальной
      непроясненности, неосознанности своего положения, своей идео
      логической обусловленности, проявляемой всякой личностью.
      Особенно эта политическая неосознанность характерна для писа
      теля, имеющего дело с таким культурно опосредованным артефак
      том, как литературный текст, представляющим собой "социально
      символический акт" (там же, с. 20). Таким образом, утверждает
      ся, что любой писатель при своей обязательной политической ан
      гажированности оказывается неспособен ее осознать в полной
      мере. Выявить это политическое бессознательное и является зада
      чей работы Джеймсона. Ограничиваясь пределами письменно
      зафиксированного сознания, критик и всю историю человечества
      определяет как целостное в своем единстве коллективное повест
      вование, связывающее прошлое с настоящим. Это повествование
      характеризуется единой фундаментальной темой: "коллективной
      борьбой, цель которой -- вырвать царство Свободы из оков цар
      ства Необходимости" (там же, с. 19). По мнению Джеймсона,
      концепция политического бессознательного поможет выявить ис
      комое им единство этого непрерывного повествования -
      "рассказа истории", т. е. ее логи
      ку и "диалектику".
      Структурная причинность вместо экспрессивной причинности у Альтюссера
      Автор исследования разде
      ляет критику Л. Альтюссера
      "экспрессивной причинности",
      восходящей к лейбницевской
      концепции "выражения". "Она,
      -- пишет Альтюссер, -- в прин
      ципе предполагает, что любое
      целое сводимо к своей внутрен
      ней сущности, в которой элементы целого являются всего лишь
      феноменальными формами выражения этого внутреннего принци
      па сущности, наличного в каждой точке целого, так что в любой
      момент можно написать уравнение: такой-то элемент
      (экономический, политический, юридический и т. д....) = внут
      ренней сущности целого" (44, с. 188-189).
      Для Альтюссера и солидарного с ним Джеймсона подобное
      понимание причинности -- прежде всего в историческом плане
      -- представляется явно механистическим и является всего лишь
      одним из видов широко распространенной "интерпретативной
      аллегории", в которой последовательность исторических событий
      или текстов и других культурных артефактов, переосмысляется в
      115
      ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
      терминах некоего глубинного и "фундаментального", или
      "доминантного", повествования. Таким "аллегорическим доми
      нантным повествованием" может быть, например, катастрофиче
      ское видение истории у Шпенглера или циклическое у Вико.
      Вместо этого Альтюссер выдвигает понятие структурной
      причинности, связанной с концепцией видимого отсутствия при
      чины у Спинозы. Французский философ стремится придать сво
      ему толкованию структуры диалектический характер неразрывной
      связи целого и его частей, когда первое немыслимо без второго и
      не может быть сведено к какой-либо внешней по отношению к
      ним схеме, т. е. не может быть внеположным своим составляю
      щим, а наоборот, только в них и способным себя выразить. Та
      ким образом, структура у Альтюссера выступает не как органи
      зующий принцип, навязывающий элементам структуры схему их
      организации, идею порядка, существовавшую еще до образования
      самой структуры, а как нечто имманентно присущее этим элемен
      там в их совокупности и возникшее в результате их взаимодейст
      вия. В этом смысле структура и называется философом отсутст
      вующей причиной, поскольку проявляется только в результатах
      своего воздействия, в своих элементах и лишена статуса автоном
      ной независимой сущности.
      Опираясь на эту теорию Альтюссера, Джеймсон вместо
      "вульгарно марксистской теории уровней" (191, с. 32), основы
      вающейся на соотношении базиса и надстройки, где "главной
      определяющей инстанцией" является экономика, предлагает схему
      "альтюссеровского понимания проблемы", в которой способ про
      изводства отождествляется со структурой в целом или со
      "структурой во всей ее совокупности" (там же). В соответствии с
      подобными взглядами Джеймсон и трактует историю, понимая ее
      как отсутствующую причину всех поступков и мыслей людей, так
      как "она доступна нам только в текстуальной форме, и наша по
      пытка постичь ее, как и саму реальность, неизбежно проходит
      через предварительную стадию ее текстуализации, нарративиза
      ции в политическом бессознательном" (там же, с. 35).
      Джеймсон утверждает, что марксистская в его понимании
      теория литературы способна включать в себя другие
      "интерпретативные модусы и системы" (там же, с. 47) и что
      методологическая ограниченность последних всегда может быть
      преодолена при одновременном сохранении их позитивных досто
      инств посредством "радикальной историзации их ментальных опе
      раций" (там же). С этих позиций и явно статическая, по его при
      знанию, аналитическая система французского семиотика
      116
      ГЛАВА II
      А.-Ж. Греймаса, основанная скорее на принципе бинарных, а не
      диалектических оппозиций и определяющая взаимоотношения ме
      жду уровнями текста в терминах гомологии, может быть присвое
      на для нужд "исторической и диалектической" критики в качест
      ве модели "идеологической замкнутости" (т. е. конкретной идео
      логии писателя -- суммы его сознательных и бессознательных
      политических взглядов, нашедших свое выражение в его произве
      дениях).
      "Семический квадрат" Греймаса применительно к Бальзаку
      Критик утверждает, что се
      мический квадрат Греймаса явля
      ется жизненно важным инстру
      ментом для исследования семан
      тических и идеологических хитро
      сплетений текста, поскольку этот
      квадрат "намечает границы спе
      цифически идеологического соз
      нания и определяет те концептуальные пункты, за пределы кото
      рых это сознание не способно выйти и между которыми оно об
      речено колебаться" (там же, с. 47).
      Примером подобного подхода может служить анализ специ
      фики бальзаковского реализма, рассмотренного критиком в специ
      альной главе "Реализм и желание: Бальзак и проблема субъек
      та". Автор исследования считает для себя возможным делать
      обобщающие выводы о всем творчестве Бальзака на основе двух
      далеко не самых показательных и репрезентативных романов пи
      сателя: "Старая дева" и "Баламутка" (в русском переводе сохра
      нилось первоначальное название романа "Жизнь холостяка"; но
      вое заглавие предназначалось для второго издания "Человеческой
      комедии", не осуществившегося при жизни писателя).
      Как конкретно проявляет себя "семический квадрат" Грей
      маса в джеймсоновской интерпретации реализма Бальзака? Со
      держание "Старой девы" в общих чертах сводится к борьбе за
      руку "старой девы" мадемуазель Кормон, одной из богатых не
      вест города Алансона, между шевалье де Валуа, обломком старой
      аристократии, пробавляющимся доходами от игры в карты, и
      дельцом новой формации, бывшим военным поставщиком дю Бу
      кье, сумевшим в конечном счете одержать верх над своим про
      тивником.
      "Старая дева", по убеждению критика, не просто матримо
      ниальный фарс и даже не только социальный комментарий о про
      винциальной жизни времен Реставрации и Июльской монархии;
      -- это прежде всего дидактическое произведение и политический
      117
      ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
      наглядный урок, где писатель попытался трансформировать собы
      тия эмпирической истории в своеобразное состязание претенден
      тов, "в котором могут быть проверены стратегии разных классов"
      (191, с. 164).
      Джеймсон, исходя из своих фрейдистских представлений, во
      всем творчестве Бальзака видит постоянно происходящий сдвиг,
      смещение акцентов с политических, социальных проблем на се
      мейные, половые, и именно к этой перспективе художественного
      мышления писателя сводит главную специфику его творчества. В
      этом плане роман "Старая дева" приобретает "аллегорическую
      структуру" -- лежащее в его основе "утопическое измерение" -
      и предстает как повесть о всеобъемлющем и всепроникающем
      желании (одновременно сексуального и экономического характе
      ра), повесть, "в которой эротическое послание (т. е. содержание)
      фарса должно быть прочитано как метафорическая фигура жела
      ния обрести поместье и личный успех, а также найти решение