– Мадам Дениз Лекарт, модистка, – представил ее Браун.
      Ну да. А Гарри готтентот. Однако девушка более чем подходит на роль спутницы. Никто уже не будет приставать с дурацкими предложениями, если рядом с ним такая красавица. Гарри представил физиономию своего ублюдка зятя, когда тот увидит его с лжефранцуженкой. Мартин всегда называл его педантом и ханжой. Пусть же он теперь позеленеет от зависти, прежде чем Гарри сделает его тело черно-синим.
      Пока Гарри обдумывал, какие именно нанести ему увечья и строил дальнейшие планы, Куини тоже оценила свой выбор. Да, этот джентльмен, решила она, достаточно силен и серьезен, чтобы ответственно отнестись к своим обязанностям сопровождающего. Он довольно рослый, с хорошо развитыми мышцами, порой невежливым взглядом, как сейчас, который способен остудить нежелательное внимание любого мужчины. Более того, у джентльмена нет ни красного с прожилками носа пьяницы, ни мешков под глазами от бессонных ночей. Вид у него здоровый, шаг уверенный.
      Если она вынуждена идти в это ужасное место, Хэркинг ей вполне подходит. В нем есть что-то надежное, внушающее доверие. Возможно, ей так показалось из-за скромного вязаного шарфа или мальчишеского румянца, когда лорд склонился к ее руке.
      – Мадам, не окажете, ли вы и мисс... э... Петтигру честь сопутствовать нам с мистером Брауном? Я ищу своего зятя, и чем больше глаз, тем лучше.
      Наверное, зять – просто отговорка, подумала Куини, немного успокоенная, что Хэркинг не собирается искать любовницу. К тому же он включил в свое приглашение Хеллен и мистера Брауна, причем властно, что ей тоже понравилось. Теперь можно не бояться, что она с ним останется наедине или отпустит Хеллен одну.
      – Благодарим вас за приглашение, – ответила Куини. – Я хочу показать свои новые модели одежды. Чем больше людей их увидит, тем лучше.
      Наверное, модели – просто отговорка, подумал Гарри, немного обиженный, что мадам Дениз Лекарт придумала ее вместо того, чтобы просто стать этим вечером его спутницей. Женщина в ее положении с радостью ухватилась бы за такую возможность, пусть даже он не так богат, как Крез, или не столь романтичен, как Ромео. Мисс Петтигру с возбуждением подпрыгнула на скамейке, Браун улыбнулся, мадам Лекарт нахмурилась.
      Парфе зарычал. Гарри быстро отступил, поняв, что едва не поцеловал руку француженки, надеясь скрепить их соглашение прежде, чем она передумает. Не ощутив под ее перчаткой кольца, он решил, что ее упорство наигранное.
      – Тогда мы сможем помочь друг другу. – Это прозвучало слишком натянуто. Боясь покраснеть, Гарри добавил: – Может, заодно проведем вместе приятный вечер.
      Мисс Петтигру засмеялась и хлопнула в ладоши.
      – Мы отлично проведем вечер! Почему бы и нет?
      Потому что у Куини были серьезные опасения. Возможно, Хэркинг считает ее проституткой и хочет сделать своей любовницей. Она видит это по его честному лицу, по тому, как быстро он выпустил ее руку, словно такая близость могла осквернить его. Красивый лицемер собирался идти на бал, и ему требовалось сопровождение, кипела она. Ну что ж, он получит его. Куини вскинула подбородок.
      – Да, мы отлично проведем вечер. Один вечер.
      Гарри понял, что мадам имеет в виду. Женщина отвергла предложение карт-бланш еще до того, как он подумал его сделать. Она уверена в себе и своей привлекательности. Но неужели его карманы недостаточно глубоки? Может, недостаточно изящны его манеры? Или он просто не ровня ее чертовой собаке?
      Конечно, женщина с такой внешностью должна иметь покровителя. Большинство мужчин будет добиваться ее услуг – на один вечер, неделю, месяц или дольше. Чтобы удовлетворить свое любопытство и плотские желания. Но Гарри – не большинство мужчин, потому что сердце у него начинало стучать быстрее уже от мысли сопровождать мадам Лекарт на бал, а потом домой...
      – Один вечер, – с тяжелым вздохом ответил Гарри.
      Возможно, джентльмен не так состоятелен, как выглядит, подумала Куини, если считает, что ее общество непосильно для его кошелька. Множество аристократов посещали лучших портных и галантерейщиков, не имея за душой ни пенни. Жаль, если Хэркинг один из многих, кто увяз в долгах и не может заплатить. Куини не представляла, как сказать ему, что не примет от него и шиллинга, даже платы за ее входной билет.
      С другой стороны, он может беспокоиться, как бы жена не узнала о его недозволенных прогулках.
      – Если ваша семья будет расстроена, прочитав ваше имя в скандальном листке, возможно, мы должны изменить наше решение. Полагаю, репортеры и ведущие отдела светской хроники непременно посещают такие вечера.
      Сама Куини, наоборот, очень рассчитывала, что ее имя станет известным.
      – Нет, об этом некому беспокоиться, – ответил Гарри. – К тому же появление на сомнительном балу меньше запятнает репутацию семьи, чем его последствия... то есть вызов меня на дуэль месье Лекартом.
      Он что, не только прижимист, но и труслив? Куини покачала головой, разочарованная выбором кавалера. Если Хэркинг боится несуществующего француза, как он может защитить ее от распутников и подлецов на балу?
      – Месье Лекарт не имеет значения.
      Какой бы смысл мадам ни вкладывала в свое утверждение, Гарри облегченно вздохнул. При мысли, что этой женщиной обладает кто-то другой, его, несмотря на шарф, обдало холодом. Не потому, что он сам хотел обладать ею. Просто у него давно не было женщины, вот и все. Как у любого здорового мужчины, его тело реагировало на соблазнительную красавицу.
      – Впрочем я скоро возвращаюсь в Линкольншир, – произнес Гарри, переводя разговор в другое русло. – Надеюсь, сразу после бала.
      Она кивнула, милостиво, словно герцогиня.
      – Значит, мы понимаем друг друга.
      – Разумеется. Приятный вечер на публике. Ничего больше.
      Куини протянула руку... чтобы взять Парфе за поводок.
      – Ничего больше.
 
      Гарри понял, что не понравился ей. Понял по ее короткому прощанию с ним, по нежеланию дать свой адрес. Как же, она думает, он повезет ее на бал? И чего она так боится? Что он приедет к ее дверям, словно томящийся от любви пастушок, и будет отпугивать более состоятельных покровителей? Он же сказал, что вскоре покинет Лондон.
      Чем раньше он уедет, тем лучше, раз мнение проститутки имеет для него значение, говорил себе Гарри. Он не для того потратил годы жизни, стараясь упрочить свою добрую репутацию в глазах соседей, чтобы теперь волноваться, как он выглядит в глазах распутницы.
      Хотя глаза у нее изумительные. Поэт мог бы всю жизнь пытаться найти слова для описания их синевы.
      Черт побери! Мадам Лекарт – всего лишь распущенная столичная леди. Бросив взгляд на ее визитную карточку, Гарри поклялся не думать о ней до вечера, когда повезет мадам на бал. У него и так масса дел: надо зайти в несколько игорных притонов и к кое-каким ювелирам сомнительной репутации. Время идет, и одному Богу известно, где Мартин продаст бриллианты Хэркингов.
      Ему нужно думать о том, как вернуть фамильные драгоценности, а не о том, прилично ли будет послать ей цветы перед балом. Или захватить с собой сапфировую подвеску, которую он купит. Или послать ее утром как вознаграждение. И есть ли у него время на урок танцев.
      Нет! Он не потратит ни секунды, ни шиллинга, чтобы произвести впечатление на спутницу, нанятую им. Однако сначала он провел много времени в платной конюшне, выбирая приличную карету и удостоверяясь, что она чистая и блестящая. Затем тщательно осмотрел изделия всех ювелиров, прежде чем купил сапфировую подвеску, хотя ее цвет даже приблизительно не передавал цвета ее глаз. И в итоге он позволил служащему отеля подыскать ему одежду.
      – Внешний вид лорда Хэркинга должен отражать положение виконта в обществе и его уважение к леди, – настаивал придирчивый слуга.
      Но дело в том, что Гарри не уважал эту женщину. Она лишь способ найти его зятя, наравне с мисс Питтифог, или как там ее. Мадам Лекарт – только звено в поисках Мартина, и ничего больше. Если он сумеет отыскать негодяя до бала, решил Гарри, то аннулирует соглашение с мадам Лекарт и отошлет ей подвеску.
      Сразу после того, как перережет ему глотку.
      Разумеется, слуга не разрешил ему приблизиться ни к бритвенному прибору, ни к щетке для волос, ни к вечерней одежде, которую Гарри наскоро упаковал перед отъездом из Линкольншира. Неужели у него действительно столько галстуков, что слуга смог отбросить не меньше десятка, прежде чем объявил наконец шедевром узел, не позволяющий свободно дышать? И когда это Гарри успел купить шелковый жилет в узкую голубую полоску? И не он ли теперь бормотал в ванной про синие глаза?
      Нет, истинный джентльмен непременно оценил бы сапфировую подвеску в бархатном футляре. Иначе почему Гарри сейчас подмигивает и ухмыляется? Он до сих пор не замечал у себя нервного тика.
      Казалось, прошла целая неделя, прежде чем Гарри был готов, и только тогда слуга позволил ему взглянуть на себя в зеркало. Может, он и не понравится мадам Лекарт, может, она не сочтет его подходящим покровителем, но по крайней мере ей не будет за него стыдно. Хотя ему нет до этого никакого дела.
 
      Она Хэркингу явно не понравилась. Узнав ее адрес, он тут же распрощался. Для него это лишь деловое соглашение, а не проявление дружелюбия. И как она собирается провести вечер с недружелюбным джентльменом? Конечно, мнение его надменного сиятельства ничего не значит, а вот имена хорошо одетых женщин в ее блокноте – напротив.
      Кроме того, она слишком занята, чтобы волноваться из-за мнения малознакомого джентльмена. Ее туалет должен быть совершенным, как и платье Хеллен. Обстановка магазина и поиск тканей для работы могут подождать.
      Они договорились, что Хеллен переночует в одной из комнат наверху. Таким образом и покой Валерии Петтигру не будет нарушен, и Куини не придется ехать одной в карете с мужчиной.
      Он, конечно, не выглядит опасным, но Куини все равно беспокоится. И это еще мягко сказано. Несмотря на мнимую уверенность, она в ужасе. Столько людей, и все будут смотреть на нее. А вдруг никто даже не взглянет? Тогда все усилия окажутся тщетными. Возможно, ее работа ни к чему. Она слишком бледна, чтобы по достоинству оценили ее вещи, слишком устала от долгого шитья бессонными ночами. Она слишком худа, слишком костлява. Ему будет стыдно за нее, к тому же она ему нисколько не нравится. Может, ей вообще отменить соглашение?
      И тогда Хеллен прибьет ее.
 
      Выйдя в знаменательный вечер из кареты, Гарри был ошарашен. Значит, она действительно портниха. Небольшой магазин совершенно пуст, но снаружи вывеска «Мадам Дениз, модная одежда» с изображением экстравагантного Парфе в женской шляпке. В витрине стоял манекен в черном наряде. Бегло взглянув на него, Гарри не мог ответить, моден ли этот фасон, да и присмотревшись пристальнее – тоже. Единственное, что не вызывало сомнений: она действительно была портнихой.
      В его воображении мелькнул заманчивый образ родовитой дамы, переживающей тяжелые времена, и тут же пропал. Ни одна истинная леди не поедет на киприйский бал. Ни у одной женщины с таким лицом и фигурой не будет настолько тяжелых времен, чтобы взяться за иголку.
      Однако страх Гарри рассеялся. Ведь не тело леди будет продаваться лицу, которое предложит наивысшую цену, а только ее одежда! Вечер обещает быть прекрасным.
      Куини смотрела из-за двери на великолепную карету с четырьмя ливрейными слугами, ожидающую некую королевскую особу. Затем увидела в свете фонаря лорда Хэркинга. Он был одет с иголочки, без всякого намека на сельского жителя. Сейчас он выглядел не менее красивым, но более уверенным в этом темно-синем вечернем костюме, который указывал на то, что его владелец по рождению принадлежит к высшему обществу Лондона, и, похоже, это действительно так. Значит, он и правда лорд.
      Должно быть, она произнесла это вслух, так как тут же услышала его голос:
      – Никому не известный виконт. А вы сомневались, что у меня есть титул?
      – Мужчины не всегда выдают себя за того, кем являются на самом деле. Ведь в качестве доказательства у меня есть только вежливое обращение к вам мистера Брауна. Полагаю, некоторые женщины поспешили бы домой, чтобы справиться в книге пэров.
      – Но вы – нет. – Гарри не мог задать вопрос, понравился бы он ей больше, если б имел титул выше, поэтому с искренним любопытством спросил: – Мой титул имеет значение?
      – Разумеется, нет.
      За исключением того, что теперь у нее дрожат колени и она почти не способна дойти от магазина до кареты.
      Пока Куини смотрела под ноги, Гарри запоздало протянул ей коробку, чуть больше бархатного футляра, лежащего у него в кармане. Эта коробка была от торговца цветами, который вполне мог торговать и бриллиантами, судя по назначенной им цене. Но когда ищешь редчайший из новых сортов орхидей, ярко-синих внутри, приходится раскошеливаться.
      – Конечно, вам не обязательно его надевать. Ведь я не знал, какого цвета будет ваш туалет.
      Но Куини уже прикалывала цветок к сумочке, висевшей на руке:
      – Он совершенен.
      Как и ее платье, подумал Гарри, когда обрел способность думать, оправившись от потрясения, вызванного первым взглядом на спутницу. Она снова была в черном. «Господи, позволь мадам не скорбеть по месье Лекарту», – молил Гарри. Однако ее наряд совсем не походил на вдовий траур ни шелковым нижним платьем, ни тончайшими кружевами, закрывавшими руки, но оставлявшими полуобнаженной великолепную грудь. Нет, это было торжество жизни и любви... или хотя бы физической близости. На подоле были вышиты маленькие голубые цветы, словно она шла по лугу, а черные кудри украшал венок из шелковых незабудок. Как будто хоть один мужчина способен забыть такую женщину.
      Гарри мог забыть свое имя, дорогу к своему отелю, но эта ночь, эта женщина останутся в его душе навсегда. Черт, как ему теперь найти респектабельную невесту, когда придет время?
      Он подумал, не предложить ли ей подвеску, раз ее шея обнажена. Без сомнения, большинство других женщин украсит себя этим вечером драгоценностями. Но мадам Лекарт права: ее атласная кожа и так прекрасное украшение.
      Затем она повернулась, чтобы попрощаться с собакой, и Гарри просто обомлел. Сзади вырез на платье доходил почти до талии, следовательно, на мадам не было ни корсета, ни сорочки, ничего, чтобы удержать руку мужчины от прикосновения к нежному телу. Боже правый, как он сумеет пережить ночь и остаться джентльменом? Он решил, что единственный выход – сосредоточить взгляд на родинке в уголке рта. Не на полных розовых губах, которые просто созданы для поцелуев, и не на ярко-синих глазах, которые заставляют мужчину думать о небесах. И ни в коем случае не заглядываться на ее грудь или мягкие черные волосы, которые будут так изумительно смотреться на белой шелковой подушке.
      Вместо этого Гарри смотрел на Хеллен. Та кружилась перед Брауном, восхищаясь своим букетом, который тоже купил Гарри. Она была в розовом платье из тонкого подкладочного шелка и выглядела довольно соблазнительной, как малиновое пирожное. Браун млел от счастья, у него даже очки затуманились, что навело Гарри на мысль, не выглядит ли он и сам таким же идиотом?
      Определенно мадам Лекарт была гением, решил он. Только весьма одаренный человек мог одеть молоденькую девушку так соблазнительно, в то же время оставив намек чистоты, не говоря уже о ее собственном туалете.
      – С подобными моделями успех вам обеспечен, – сказал Гарри, понимая, что эти слова не могут передать полноту его чувств, хотя и искренни.
      Этот комплимент очень много значил для Куини, поскольку был сделан не ей. Он похвалил ее достижения, ее творческую фантазию. Куини одарила его улыбкой такой яркой, что та могла бы соперничать с блеском его пропавших бриллиантов.
 
      Представление. Драма, хорошо выучившие свои роли актеры, великолепные декорации, яркие костюмы, блестящие диалоги. Лондонский «Друри-Лейн» не шел ни в какое сравнение с этим балом Эроса.
      Вечер только начинался, некоторые гости уже воздавали честь спиртным напиткам или уединялись в темных уголках. Большая часть присутствующих искала партнеров для сельского танца, карточной игры, флирта, поэтому все взгляды тут же устремились на вошедшего в зал Гарри и его спутников, которые продолжали спорить о заранее купленных виконтом четырех билетах. Разговоры стихли, движение прекратилось, казалось, даже дым рассеялся.
      Лорда Хэркинга никогда еще не видели на подобном мероприятии. Непоколебимый Хэркинг на киприйском балу? Должно быть, замерз ад. Очень немногие из присутствующих здесь женщин были с ним знакомы, поэтому решили немедленно это исправить. Его спутница вообще никому не известна, но очень похожа на дьяволицу, доставившую его сюда.
      О, так она француженка! Это объясняло стиль и шик подруги Гарри. Однако не объясняло, как мог Хэркинг, тупой сельский парень, оказаться таким ловкачом?
      Мужчины с радостью заняли бы его место рядом с этой красоткой. Они готовы были терпеть огонь и холод вечности – их души все равно уже в аду – за одну ночь с прекрасной незнакомкой. К своему глубокому сожалению, мужчины сразу определили, что шансов у них практически нет.
      Женщины, которые не могли рассчитывать на официальное представление Хэркингу, старались по крайней мере выяснить, кто сшил этот необыкновенный туалет его спутницы. Вскоре повсюду шепотом передавали ее имя и профессию.
      Мужчины ухмылялись. С таким лицом, с такой фигурой мадам Дениз Лекарт нужно было избрать совсем другой род занятий. К несчастью, Хэркинг уже заявил на нее права. Она держалась за него, слегка улыбаясь, но только ему.
      Гарри чувствовал, как дрожит ее рука. К его удивлению, элегантную, искушенную мадам Лекарт пугало внимание, которое они вызвали. Он с уверенностью защитника притянул ее ближе и прошептал на ухо:
      – Вы самая красивая и умная женщина в этом зале, а я – счастливейший из мужчин.
      А ведь он всегда считал, что пустая лесть выше его понимания.
      Однако так оно и было. Он сказал правду.

      Куини засмеялась, и ее смех был похож на ангельское пение. Лорд Хиггенем расплескал свое вино, граф Мейнуоринг наступил своему приятелю на ногу, а Гарри почувствовал себя выше ростом.
      – Я так думаю, – добавил он.
      Куини это знала, потому и засмеялась.
      На миг среди толпы, суеты, шума она позабыла, кто она. Взгляды и незнакомые люди пугали Куини Деннис, робкого беспризорного ребенка, прячущегося за юбки Молли. Подозрительные мужчины и завистливые женщины всегда настораживали застенчивую девочку, занятую своими книгами и уроками вместо игр с детьми.
      Но теперь она мадам Дениз Лекарт, а не девочка, которой привыкла быть. О, совсем нет. Одобрение Хэркинга заставило ее вспомнить это. Его присутствие делало ее защищенной. Пока он рядом с ней, рослый, внушительный и сильный, ей нечего бояться завистливых взглядов женщин и плотоядных призывов мужчин.
      Его взгляд, покровительственный и уважительный, вернул Куини уверенность в себе. Рядом с ней приличный мужчина, который не имеет видов на ее добродетель, он лишь спутник на этом ничтожном балу. По утверждению Молли, да и по собственному опыту Куини в Париже, у всех мужчин только похоть и распутство на уме, но лорд Хэркинг никогда себе этого не позволит. Он может посматривать на ее губы или грудь, но всегда останется джентльменом. Ее доблестным рыцарем на одну ночь.
      Куини громко засмеялась:
      – Это я – счастливейшая из женщин.
      Он махнул рукой в сторону толпы, и самые дерзкие шагнули вперед, надеясь быть представленными.
      – Вы их поразили. И меня тоже.
      Несмотря на его слова, Куини слегка вздрогнула.
      – Как они похожи на свиней, отталкивающих друг друга от корыта.
      – А я думал, вы намереваетесь завоевать их внимание. И уже отлично в этом преуспели. Может, лучше потанцуем вместо разговоров с ними?
      Куини знала, что должна танцевать, если хочет, чтобы все увидели и оценили ее произведение, безупречную драпировку, смелость глубокого выреза на спине. Но за неимением практики она была не столь искусна в танцевальных па, к тому же не любила, когда ее разглядывают, как музейный экспонат. Тем не менее, стоя на одном месте, она привлекает лишь нежелательное внимание.
      – Может, нам лучше прогуляться и поискать вашего зятя?
      Какого зятя? Гарри не видел никого, кроме нее. В страстном желании не отпускать ее от себя, он даже забыл, что сам плохой танцор. Но гордость и самообладание не позволят ему нарушить приличие во время танца. И вот он с грохотом сброшен с небес на землю.
      – Ах Мартин. Конечно.
      Заметив понимающий взгляд Брауна, который ему очень не понравился, Гарри сказал своим спутникам:
      – Он светловолосый, около тридцати пяти лет от роду, с бледно-голубыми глазами и слегка крючковатым носом.
      Это подходило к описанию четверти присутствующих здесь джентльменов.
      – А какие-нибудь отличительные черты есть? – спросила Куини, радуясь, что может занять свои мысли не только размышлениями о том, почему ей так удобно рядом с Хэркингом.
      – Да, мои фамильные бриллианты, но я сомневаюсь, что Мартин их наденет. Еще он среднего роста и телосложения. Уши слегка оттопырены, поэтому он прикрывает их длинными волосами и стоячими воротниками рубашек. Одевается модно, предпочитает не оплачивать счета портным. Думаю, он будет в темном сюртуке и белой рубашке, как и большинство мужчин на балу.
      Гарри с Куини в сопровождении Хеллен и Брауна обошли комнаты. Пока Хеллен с удовольствием собирала восхищенные взгляды, а когда она избавится от заботливой подруги, то будет собирать информацию. Она узнала нескольких женщин из круга ее матери, так что без труда найдет себе предполагаемого джентльмена. С модными туалетами Куини она может позволить себе не торопиться, наслаждаясь вниманием мистера Брауна.
      Они шли по краю танцевальной площадки, и Гарри старался избегать знакомых, чтобы не представлять спутников. Когда ему это не удавалось, он был довольно резок, если не сказать груб.
      – Нет, вы не можете навестить мадам Лекарт, – сказал он лорду Вандерквисту, – пока не купите у нее туалет для вашей дочери.
      Спутница Вандерквиста осталась довольна, потому как была с лордом одного возраста.
      – Нет, – сказал он сэру Максиму, – леди не устраивает индивидуальных показов. Ее работы представлены и описаны в модных журналах. Вы же умеете читать, не так ли? Или ваше зрение настолько плохо, что вам действительно требуется это глупое стекло, которое вы вставили себе в глаз?
      – Нет, мадам не нужно везти домой, – процедил он мистеру Карпентеру. – Лучше возите вашу жену со всех вечеринок, где она бывает.
      Гарри положил руку на плечо Куини, и все безошибочно поняли его предупреждение. Леди не продается. Она не из тех женщин, несмотря на ее платье, внешность и пребывание здесь. А если она и такого рода женщина, то принадлежит Хэркингу. Принадлежность имела большое значение в свете, где мужчина мог спать с женой друга, но ему запрещалась охота в угодьях другого мужчины... или кража его любовницы.
      Гарри намеревался возвести этот неписаный закон в кодекс чести, если даже обстоятельства не вполне соответствовали. Мадам Лекарт не была его любовницей и никогда ею не станет. Возможно, он больше не увидит ее после сегодняшнего вечера. При этой мысли Гарри споткнулся, чуть не сбив ее с ног.
      – Простите, я... мне показалось, я увидел впереди своего зятя.
      Он подумал, что принес сюда этот подарок не для того, чтобы другой мужчина развернул его. А еще – что, кто бы она ни была, французская модистка или «мечта холостяка», это женщина редкой индивидуальности, и он хотел ее, как не хотел ни одну женщину в своей жизни. Кажется, он хотел бы ее, даже испуская последний вздох.
      Что делало его не лучше других хамов, которые раздевали ее глазами, хотя она шла рядом с ним. Он не лучше своего распутного папаши, не лучше мужа сестры, любящего удовольствия.
      Нет! Всю свою взрослую жизнь он пытался стать лучше, чем они, честным, достойным уважения джентльменом. И он не откажется от веры в собственную порядочность. Если даже это убьет его.
      – Извините.
      На этот раз Гарри так внезапно отпустил мадам Лекарт, что она покачнулась. Он стоял достаточно близко, чтобы никто не вклинился между ними, хотя недостаточно близко, чтобы вдыхать ее запах, слышать шелест юбки или заглянуть в ложбинку меж ее совершенных...
      – Мне нужно что-нибудь выпить. Думаю, где-то поблизости должен быть буфет. Посмотрим, что они предлагают?
      Хотя ужин еще не подавали, они все же нашли слугу, предложившего им крепкий пунш, и другого – с подносом, на котором стояли бокалы с шампанским. Сначала они выпили пунш за успех смелого предприятия мадам Лекарт, второй бокал, уже с шампанским, Хеллен подняла за собственное рискованное начинание. Так они стояли, болтая, избегая новых знакомств или, как в случае с Гарри, нежелательных мыслей. Но поскольку невозможно было весь вечер провести в углу, то вопреки желанию Гарри и Куини, они продолжили свою прогулку.
      Компания миновала комнату для игры в карты, потом несколько темных комнат для иных целей, слава Богу пустых в столь раннее время, и оказалась перед стеклянными дверями, которые вели на плохо освещенную террасу. Какой-то молодой джентльмен, свесившись с балюстрады, уже расставался с содержимым желудка.
      Они так и не обнаружили сэра Джона Мартина.
      Зато нашли Эзру.
      Вернее, Эзра нашел Хеллен, когда они вернулись в бальный зал. Чистый, выбритый, если не считать волос в носу и ушах, одетый в слегка поношенный дорогой костюм, Эзра пришел обозреть своих клиентов в их обстановке и получить деньги за рубиновую брошь, которая неизвестно почему осталась неоплаченной. Отсюда и молодой джентльмен, хватающийся за живот на балконе.
      Удовлетворенный вечерней работой, Эзра решил предаться удовольствиям и тут увидел Хеллен Петтигру в компании джентльмена, который показался ему лакомым кусочком и явным болваном. Предполагая извлечь пользу из новоприбывших, Эзра махнул рукой Хеллен и двинулся сквозь толпу в ее направлении. Куини повернулась спиной к залу, сделав вид, что поправляет ленту в волосах Хеллен.