(196) Я улучил хорошую добычу, найдя письмоносца (?????????????), через которого начертываю твоей святости настоящее письмо, не имеющее, впрочем, никакого значения, но в сильной степени выражающее мою большую любовь и расположение [к тебе]. Мы любим тебя, наилучший из отцов, особенною любовью не только как пастыря богоблаженного, поскольку, подвергшись в числе первых опасности, ты принял за веру злострадание, изгнание и лишение всего, но и потому, что ты принадлежишь к одному с нами схимническому лику (????????? ????) и к нашим изначальным знакомым и друзьям[508]. Я прибавил бы – и ради благоговения, которое ты старался выработать в себе путем воздержания.

И вот мы рады, что имеем такого и столь великого отца, особенно же тому, что Церковь Божия имеет столп и утверждение (ср. 1 Тим. 3:15) в это тяжелое землетрясение от нечестия, – действительно землетрясение, во время которого нечестивые падают, не имея опоры, а из благочестивых – одни колеблются, а иные ничего подобного и не испытывают, обладая великой душевной твердостью. Поэтому чем больше столпов и духовных утверждений, тем более укрепляемся и мы, смиреннейшие. Благословен Бог, явивший твою добродетель еще более яркой в настоящее время. Ибо этот опыт есть искушение или, точнее сказать, очищение, дабы обнаружились избранные, а прочие были обличены. Конечно, ты, богочестивый, хорошо наслышан о том, кто и в каком числе принадлежит одной и другой стороне. Поэтому мы с горестью стенаем по отсеченным членам: как это честные и равноценные золоту превратились в глиняные сосуды! (ср. 2 Тим. 2:20).

Это произошло с ними. А тебя, дорогого нам отца, великая рука Божия да сохранит здравым, сияющим в учении, прославляемым за дерзновение, молящимся как о Церкви Христовой, так и о нас, недостойных, чтобы мне, спасаясь от зла, шествовать по вашим стопам.

(197) Я хотел было воспользоваться для [доставки] этого письма услугами Силуана, нашего духовного чада, чрез которого и получил увещание, присланное мне твоей святостью, когда ты отправлялся в ссылку ради Господа.[510] Но так как в тот раз у меня не получилось, я счел подобающим приветствовать твою честность через апокрисиариев, которых нашел только что. Радуйся, благой брат, из [всех] отцов наиболее мне любезный, ты изгнан со Христом, состраждешь Страдавшему за тебя. Благо тебе, что подъял духовное состязание, благо тебе, что ради Христа ты все почел за сор (Флп. 3:8). Прекрасен монастырь, который ты построил, не пожалев своего труда и пота, и который превосходит окрестные острова своим местоположением и многими другими свойствами.

Но прими во внимание, что Он предоставил тебе место [вечной] жизни в раю, да и тот [монастырь] Бог, конечно, в силах вернуть тебе, если пожелает. Ты ярче солнца воссиял среди братьев по чину [монашескому]. Ты на деле стал монахом[511], ради истины оторванный от всех: и от духовных чад, и родственников, и друзей, и отечества, и всего прочего. Прибавлю нечто и более смелое (ибо ты позволяешь мне дерзновение): ты выполнил свои обязательства. Я потерпел доброе поражение и, побежденный, даже радуюсь, усвояя себе твой [победный] венец. Такова любовь по Богу (?? ???? ???? ??????). Ты знаешь, о чем я говорю, – [о том], когда я порицал тогдашнее падение, хотя его и не считали таким; твое же благоговение искало более совершенного[512].

Я в твоей власти, друг. Но как здесь я проявляю благожелательность, так и ты в том, прошу, согласись [с нами]. В чем же именно? Что и тогда под стражу [отдавали] за истину. Это я говорю не в свою защиту, да не будет, но для того, чтобы Бог чрез признание этого укрепил тебя в настоящем [заключении], дабы ты подвизался законно (ср. 2 Тим. 2:5). Это я сказал от чрезмерной любви, (198) ибо другому я не осмелился бы сказать это, хотя сильно желаю, чтобы все думали так, от головы до пят. Ведь теперь наши дела уже вне подозрений и кривых толков (??????????), хотя вообще мы [живем] во грехах.

Сообщи нам, отец, и ты, в каких ты условиях и как сидишь, не унывая и не отчаиваясь в милости Божией, ибо если бы Он изрек: умолкни и перестань (Мк. 4:39), то и престала бы сечь (Пс. 105:30)[513]. При этом, прошу тебя, молись обо мне непрестанно, чтобы избавиться мне от лукавого.

Тебе поистине подобает песнь (Пс. 64:2) не от меня только, грешника, но почти и от всей Церкви Божией. За что? За то, что в это потрясение от нечестия, когда иереи падают, архиереи погибают, монахи сокрушаются, начальники ниспровергаются, подчиненные разгоняются, мужи обессиливают, жены боятся, ты одна из [всех] женщин явилась непреоборимой, твердой, непоколебимой, бесстрашной, неподкупной, несокрушимой. Чем это объясняется? Тем, что ты основала на духовном камне свой душевный дом (ср. Лк. 6:48), скрепленный и украшенный, словно духовными камнями, многими и разнообразными прежними [твоими] благодеяниями, на которых, с помощью Божией, обнаружились тщета и бессилие демонских ветров и грозовых туч.

Благословенна ты в женах (ср. Лк. 1:28); блаженна ты среди властительниц, славна ты среди супруг. Ты поистине воздвигла рог спасения (ср. Лк. 1:69) для Церкви Божией, обрадовала Ангелов, посрамила демонов, победила нечестивых, поразила обманщиков народа, утвердила колеблющихся, уязвила отрекшихся от монашества, обожгла плотоугодников, исповедала Христа чрез Его святую икону, сопричислена к Его исповедникам. Радуйся, мужественная душа; радуйся, готовое к мученичеству сердце; (199) радуйся, почтенная моя мать! Если ты творила и творишь волю Христа, – я совсем не хочу сказать – волю меня, недостойного, – то и Бог также прославил и возвысил тебя и, может быть, еще возвысит, если только мы будем верны до конца своему лучшему исповеданию. Какая же польза от него? Небесное Царство, в котором ты со всеми святыми просияешь, как солнце (ср. Мф. 13:43).

Твоей сподвижнице и поистине отпрыску шлю соответствующие приветствия.

Приветствую тебя, человече Божий, наилучший из друзей, делатель Христов. За какое доброе дело нас, грешников, ты воздаешь милостями? И милостями, которые не плоть увеселяют, от которых благодеяние не временное, а поистине относящимися к душе и не истощающимися вовек. Ты знаешь, о чем я говорю – [об оказанных] и боголюбивейшему архиепископу и брату нашему[516], и протопресвитеру[517], и нам, грешным, и кому-либо иному из наших чад[518]. Конечно, вовсе не ради получения какого-то блага – но отчего и когда? От доброго своего сердца и из боголюбивого расположения, по которому ты и раньше благодетельствовал [нам], и тогда, когда царь неистовствовал против нас по-иродовски (???????????) – так сказать будет вполне подобающе (????????????????).

Тот, Кто по человеколюбию принял на Себя милости, какие ты сотворил на нас, смиренных, да воздаст тебе благодать на благодать (Ин. 1:16) и избавит тебя со всем домом от всякого зла, и прежде всего от безумствующей на Христа ереси.

(200) Познал Господь Своих, как написано (2 Тим. 2:19). Поэтому, чадо мое любезное, Он не восхотел, чтобы ты в настоящие дни прошел незаметно, но чтобы явился открыто, как некий бисер благочестия, дабы Ему как можно более прославиться от твердости твоего сердца, как и в некоторых из прежних твоих братий. Впрочем, разве не печально, что ты разлучен с боголюбезнейшим архиепископом, лишенным утешения и совета твоей стойкой добродетели? Однако силен Бог промыслить о полезном, дабы обнаружилась испытанность добродетели обоих.

Я радуюсь о тебе, чадо мое, и горжусь. Ты – Афанасий[520], так будь им и на словах, и на деле, по милости укрепляющего всё Бога. Перенеси, чадо мое, заключение за Христа и, если Он судит и еще что-либо, прими с радостью. Ведь для рассудительных самое невыносимое и вредное – это не страдать, а не вынести страданий за Христа. Господь со духом твоим. Да осенит тебя благословение блаженного отца нашего[521] и преподобных братий, а прежде всего предстательство Святой Богородицы со всеми святыми.

Поминай меня, своего грешного отца.

О, добрый Тимофей, я знал тебя всегда боголюбивым, отцелюбивым, благожелательным, задушевным, бесхитростным, верным, сострадательным к блаженному отцу нашему, ко мне, грешному, и к боголюбивейшему архиепископу[523]. Яви же теперь дела своей силы, дружбы, (201) верности, богочестия, божественной ревности. Что это [значит]? Чтобы ты не давал сна очам своим (см. Пс. 131:4) и решительно не успокаивался, пока не найдешь боголюбивейшего архиепископа. Соболезнуй ему, чадо мое любезное, подвизайся с ним, запечатлей прошлое уже наступившим. Таким образом ты благоугодишь Господу и уврачуешь меня, грешного. Только поезжай надлежащим путем и осмотрительно, найди его и вручи ему мое письмо.

Всегда молись обо мне, чадо желанное.

Вот уже третье письмо я получил от вас, мои милые и любезнейшие чада. Из него я узнал ваше доброе расположение по Богу и отношение ко мне, грешнику. То обстоятельство, что вы сравнительно часто пишете и сообщаете о своих делах и даже о делах братьев, в окрестности рассеянных, – где и как они проживают, о чем и говорило предыдущее письмо, – служит доказательством вашей теплой любви к отцу и пылкой ревности по Богу. Да пребудете в этих чувствах, добрые дети, заимствуя теплоту от [моей] теплой [любви] и воспламеняемые Духом на всякое дело благое. Теперь время терпения, братья, время злострадания, воины Христовы. Перенесите бедствия. [Этих] страданий нельзя и сравнивать с будущей славой, ради которой много потрудившиеся отцы наши удостоились венцов.

(202) Вы знаете, что Нектарий, старинный предатель, отступил, совершив дело, худшее Иудина. Тот, став отступником и предав Господа славы (ср. 1 Кор. 2:8), от раскаяния удавился (Мф. 27:5); а этот изменнически отложился от Христа, отрекшись от святой Его иконы, и нераскаянно вместе со своей душой погубил души многих других, требуя нечестивые расписки. Также и Орест, ради гнусной страсти отпав от семи[525], впал в бездну нечестия.

Поэтому, чада мои, будем остерегаться. Как говорится, когда нечестивые падают, праведные становятся осторожнее (ср. Притч. 29:16). Будьте внимательны к себе, прошу [вас], и не давайте места диаволу (ср. Еф. 4:27), но пусть страх Божий ограждает нас во всех случаях. Я сильно хочу, чтобы вы были образованны, но [вот] вы видите, что знание надмевает (ср. 1 Кор. 8:1) неосторожных, а надмение прорывается наружу. Итак, да приложится вам знание и усилится в вас смирение.

Из Метопы меня ссылают в Вонитскую крепость, в [фему] Анатоликон, и я рад, что меняю место ради Господа моего и Бога. Прошу [вас], чада мои, молитесь о моем спасении. Братиям своим, особенно «десяти»[526], прострите руку [помощи] словом [и] делом по мере возможности, чтобы заменить [меня] в мое отсутствие.

Братья ваши, Ипатий и Николай, тепло приветствуют вас. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со духом вашим. Аминь.

(203) Готовый написать твоей отеческой и любезной мне святости, я очень часто встречал препятствие в своих грехах. Ни на какую другую причину я до сего времени сослаться не могу. Теперь же, найдя удобный случай и письмоносца, уже с радостью обращаюсь и приветствую почтенную для меня и священную главу. Если вообще всякий, подвизающийся ради благочестия, заслуживает сильной любви со стороны моей гнусности, то твоему отцовству подобает от меня исключительное почитание. Так как я не по заслугам удостоен от тебя любви, то понятно, что и люблю тебя значительно сильнее, чем многих других. А что на меня обращена любовь, это в сильнейшей степени доказывается тем, что во время испытания дел [гонения] ты меня превозносил и восхвалял, как будто я полезен для общего блага, – и это делалось не как-нибудь частным образом и незаметно, а доводилось даже до сведения патриарха[528]. Это – знак твоей любви и, так сказать, попечения о других и – уродливости моего недостоинства, поныне подавленного похвалой твоего богомудрия.

Столько я, как бы в свою защиту, говорю об этом. Но что [сказать] дальше? Ты взят, отец, и переведен (??$?? ??? ???????), выслан и сослан в другое место (?????????? ??? ????????). Слух, распространяясь от одного к другому, оглушил, поразил нас, чад твоих, не знающих образа действий, не осведомленных об обстоятельствах[529]. Ведь мы, смиренные, в нынешнюю шумную и бурную ересь, как на якорь, полагаемся на твое величие, окормляющее (????????????у) и направляющее нас богокрепкими настояниями (???? ??????????? ??????????) в безопасное и благополучное плавание. Итак, сообщи нам, блаженный, как-нибудь вкратце о своем положении, дабы мы с твоей поддержкой препоясались силой (ср. 1 Цар. 2:4), а кроме того – укрепи молитвами, возбуди нас увещаниями, уверь, что не до конца Господь попустит жезлу грешников поражать Его Церковь и что потому мы должны твердо выносить медленность, которую по неисследимым судьбам Своей Премудрости Бог положил полезным применить к нам, смиренным во всех отношениях.

(204) Пришло время, когда я могу обратиться к твоей святости с дружеским письмом. А ведь раньше, когда по моим грехам державными были возбуждены в Церкви Божией к ее вреду печальные вопросы, мы так разошлись друг с другом, что этот горестный раздор стал известен и Востоку, и Западу. Горе тем дням! Горе тому печальному событию! Это было нарушением Евангелия Божия, [нарушением], от которого сотряслись концы земли и восстенало небо. Но теперь, когда прежние замешательства по мановению Промысла устранены, возгорелось по Его попущению даже и худшее, будучи, понятно, последствием предыдущего. И воистину, горе нынешним дням, которые следует считать не за что иное, как за преддверие пришествия антихриста.

Но так как [твоя святость], по благодати Всеблагого Бога, оказалась во всем согласною с нами, правильнее же сказать – с истиною, избрав вместе со всеми православными один и тот же путь благочестия с горячей ревностью, несмотря на старость, что достойно и удивления, и похвалы, – то я, смиренный, опять обращаюсь к прежней любви и близости[531]. По словам Божественных уст, ничто не содействует единомыслию так сильно, как согласное [учение] о Боге, ни разномыслию в такой степени, как разногласие [в учении] о Нем[532].

Поэтому, сбросив прошедшее, как некое тяжелое облако, с великой радостью являю тебе в настоящее время небесный свет единомыслия и обращаюсь к тебе, как к возлюбленному моему отцу, приступаю, как к изгнанному и заключенному за правду, венчая тебя одобрениями и похвалами, возвеличивая почтенную седину и долговременные подвиги. О, великое дарование Божие, не попустившее твоим блестящим подвигам быть укрытыми под прежним темным сосудом! Ныне тебя почитаю как исповедника Христова, (205) восхваляю как стража Православия, радуясь с тобою и торжествуя по поводу твоих подвигов в добре. Хотя, по апостолу, страдание за Христа есть самое большее из дарований (ср. Флп. 1:29), однако я жалею твою честную старость, считая страдания не легким делом. Впрочем, я убежден, что ты всё превозмог бы вукрепляющем тебя Христе (Флп. 4:13) для торжества Православия, для превозношения меня, грешника, и, подобно мне, любящих тебя, а прежде всего – всей Церкви Божией, во [обретение] нетленного венца правды.

Если ответить на письмо для тебя невозможно, то даруй мне самое лучшее из того, что имеешь, – святые твои молитвы, ибо я исполнен грехов и более всех людей жалок.

Великое и теплое твое служение и неотступное пребывание при заключенных в темницу братьях сделали тебя, человече Божий, бездомным, беглецом, скитальцем. Но дерзай – в крове Бога Небеснаго водворишься (Пс. 90:1), небесный Иерусалим будет тебе обиталищем. Ты действительно подвизался, бедствовал, израсходовался, часто подвергался побоям и даже был задержан, и хотя неокончательно[534], велика твоя награда, наравне с заключенными, если даже не больше. Ты нам брат единодушный, общник в благах, какие только у нас есть, равным образом и во временных. Бог да спасет тебя. Молись о нас и отныне впредь по мере сил помогай заключенным за Бога, мужчины ли это или женщины, – ибо все [мы] во Христе братья.

(206) Услышав о твоей честности[536], я с особенной радостью принял известие о твоем нынешнем заключении ради Господа и Бога нашего. О, мудрая из женщин! О, кровная родня (????) блаженной Феоктисты, телесная и духовная[537]! Это для тебя – увенчание совершенных аскетических подвигов. Это – цвет твоей испытанной покорности. Как велика твоя слава! Как блестящ твой успех, из благородных благородная и по плоти, и по духу! Какое слово может тебя должным образом восхвалить? Какой язык, прославляя тебя, не останется пред тобою в долгу? Но что же требуется для этого? Чтобы ты довела до конца свой подвиг. Хотя ты и терпишь одиночное заключение, но [его разделяют с тобою] Христос и Ангелы. Хотя это с телесной точки зрения и может печалить, но с духовной должно веселить, если ты взираешь не на видимое тленное, а на невидимое небесное. Если доведешь свое дело до конца, ты можешь быть причислена к лику исповедников Христовых.

Прошу, госпожа, будь стойка, укрепляйся свыше. Не бойся царя, если тебе предстоит явиться пред его лицо, как не побоялись мученицы ни обнажения тел, ни ран, если даже и это случится. Ведь Христос – твое ограждение и помощь, дабы ты победила всё так же, как Феврония и ее сподвижницы[538]. Это я должен тебе сказать от большой о тебе заботы и из любви о Господе, чтобы ты не сделалась отступницей от Христа.

Если ты из снисходительного человеколюбия не тяготишься оказывать милость моему смирению, то разве я позволю себе отказаться от оправдания хотя бы словом пред твоей доброй душой? О, сострадательное твое расположение! О, сердце (207) милостивое; о, душа снисходительная! Для меня ты, господин, подобен вечно текущему источнику, угашающему мою жажду, чувственную и умную, или скорее – саду, полному различных прекрасных плодов, которыми я могу наслаждаться по выбору. И в самом деле, ничто из существующего не может заменить верного друга. А я осмеливаюсь называть тебя отцом, ибо ты с давних пор и доныне являешь мне признаки чадолюбия. Только удивляться следует тому, что ни время, ни степень печали, ни искушающие события, ни отнятие имущества по злобе, ни что другое, ни великое ни малое, не ослабило полноты твоей доброты. Тогда как родители, как мы видим, не всегда сохраняют естественное чувство любви и оно у них иногда ослабевает или по какой-либо случайности уступает место даже ненависти, – в твоем благородстве и богопочитании[540] ничего подобного нет. Ты всегда один и тот же и не изменяешься[541], ибо усвоил себе любовь к Богу неизменяемому и всегда равному Себе.

Такая тебе подобает слава, человече Божий. Но я боюсь, как бы обилие твоей благости не обратилось мне в осуждение. Ибо что могу я, нищий, воздать за нее, кроме своей отвергнутой молитвы? Итак, молю благого моего Бога сотворить посещение (?????????) тебе, вместо моего смирения, к совершенному спасению, особенно от безумствующей христоборной ереси.

Хотя я и не получаю писем от твоей честности, госпожа, однако не прекращу посылать тебе, как моей духовной матери, всякий раз, когда окажется верный письмоносец[543]. И как мне не называть так тебя, страдающую за Христа, оторванную от главы, изгнанную из дома, из города, [отлученную] от родственников, друзей, сосланную в какие-то дальние места?! Я уже не говорю о славных, совершенных в давнее время, прочих твоих благодеяниях, (208) наконец, об оказанных и еще оказываемых мне, грешнику. Это свойственно женщине благороднейшей по духу, свойственно душе, мученически настроенной, сердцу, всею силою ищущему Бога. Да услышат кротции и возвеселятся (Пс. 33:3), что женщина из сенаторского сословия (??????????) приняла венец за исповедание Христа. Пусть слышит Восток и Запад, что ныне вновь взошел золотой род блаженных жен, к которым принадлежат Фекла и Феврония[544]. Ибо что же? Хотя ты и не заклана, однако перенесла страдание с таким же расположением и в такой же обстановке [как и они]. Блаженна ты среди женщин! Треблаженна среди матерей! Куда прочим матерям [до тебя], куда принадлежащим к высшим достоинствам! Ты – единственная из всех и торжествуешь над всеми. Ты нанесла диаволу смертельную рану.

Но так как достоин ублажения не тот, кто только взялся за доброе дело, а кто хорошо начатое довел до конца, молю тебя, владычица моя почтенная, укрепи свой дух к концу подвигов, чтобы своей жизнью оставить последующим поколениям образец славного жития. Прошу и напоминаю тебе о том, чтобы ты дорожила своим телесным здоровьем. Ведь я знаю твою безудержную ревность [к подвигам]. Пользуйся укрепляющими средствами, утешай себя. Подвиг [монашеского] отречения от всех уже немал.

Это вкратце [я сказал] тебе, матери. А что нам сказать госпоже [твоей] дочери, сопутствующей тебе в добродетели? От доброго корня произрос добрый плод. Не печалься, что разлучена с супругом, ибо если бы он был здесь, ты не была бы в нынешнем состоянии. Ты с матерью, и притом мученицей; с отцом, но сверх того – с Вышним и Бессмертным, уже не как во плоти, но выше плоти. Поддерживай, прошу, родившую тебя мученицу. Раздели с ней подвиг изгнания, как ты и делаешь. Служи исповеднице Христовой. Для доброй славы и спасения достаточно тебе [чистой] совести и участия в чужих подвигах. Это [я говорю] из духовной любви, из угнетающей меня заботы, ибо, как уже сказано, мы знаем, что ты по своей мудрости делаешь всё, что требуется разумом.

(209) И я теперь подвергся твоей участи и пока доныне [нахожусь] в изгнании. Впрочем, ревность всякому легко доступна. Пусть всё [это] будет принято в воню благоухания Христу. Молитесь и вы обо мне, грешном.

Много у тебя благодеяний, боголюбивейший господин, которые нам, смиренным, не только оказал, но и еще оказываешь. Чем ты не утешал, чего не рассылал! И в числе [твоих посылок] последние многочисленны и очень приятны. Кто воздаст тебе за это, как не Благой Бог? Своими делами ты доказал свою неизменную любовь, ярко обнаружил свою быструю, как молния, готовность. Отделенный таким пространством, я все-таки наслаждаюсь твоими милостями, после того как пришедшие братья доставили тебе труд: я слышал, что некоторые из них даже и лечились в твоем жилище Авраамовом[546] (’?????????) и благословенном, так как оно служит убежищем для многих монахов и местом воспитания для сирот. Отец сирых, Бог, да препитает тебя вовеки. Авраам да согреет тебя, как своего подражателя, на лоне своем (ср. Лк. 16:23) вместе с госпожами твоими сестрами, с которыми ты служишь Христу. Вот и на нас исполнилось изречение: се, что добро или что красно, но еже жити братии вкупе (Пс. 132:1). По пути в ссылку я насладился твоими благами от благословенного твоего имения под Пруссой[547]. И ты, даже будучи далеко, приветствуешь нас.

Да умножатся у тебя духовные и вещественные блага. Да будешь сохранен для меня невредимым и в телесном здравии, и в душевном чрез строгое удаление от христоборных еретиков.

(210) Я узнал, что твое преподобие схвачено гонителями. Это дело Промысла, чтобы твоим исповеданием поддержать и укрепить Церковь Божию в постигшее ее потрясение от нечестия. Какие падения ты видишь, друг! Как немного уцелевших на всех ступенях! Все низвергнуты. О, какая ярость возгорелась! О, возвращение к прежнему состоянию! Мы вернулись к тому положению, в каком были раньше, когда Церковь была лишена красы и закон Божий отменен[549]. Ныне все находятся в жалком, печальном состоянии: жертвенники опозорены поруганием святых[550] икон, храмы осквернены нечестивыми священниками. Зачем распространяться? Христос поругаем и гоним в силу отвержения Его священного изображения. И если так [поступают с изображением] Христа, то что говорить об [иконах] Богородицы или кого-либо иного из слуг Божиих? Это [достойно] плача и рыданий. Об этом мы слышали от своих отцов, на опыте изведавших тогдашние события; теперь это в еще более печальном виде совершилось с нами, смиренными.

Но воздвигни, отче, к небу свои длани, умоли Бога, протяни свою десницу, руку ходатая, и мне, ленивому и грешному, дабы мы с радостью перенесли всё, сколько Христос дарует пострадать за Него, боясь, по Божественной заповеди, не могущих убить тело, а Могущего и тело и душу ввергнуть в неугасаемый огонь геенны (Мф. 10:28).

(211)  С опозданием я нашел возможность письменно приветствовать моего святого отца. Как известно твоей честности, ввиду безумий ереси и моей далекой ссылки очень редко [случается] найти письмоносца, и тем более надежного. Сильно желаю узнать о тебе, отче, где ты теперь находишься и как был пересылаем беззаконниками. Во всяком случае, и особенно ввиду того что своими добродетелями ты превосходишь очень многих, я предполагаю, что ты перенес очень много огорчений и притеснений. Ибо где Божественные дарования обильны, туда [направляются] ожесточенные нападения противников. Однако, отче, и ты можешь сказать: все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе (Флп. 4:13). Тебе известно, как очень многие из братий, имена которых я охотно умолчу, покинули нас, возлюбив нынешний век. Увы, какое несчастье, какое поражение! Если свет, говорит Господь, который в тебе, тьма, то какова же тьма?