(212) Мое письмо совершенно бессильно утешить горестные души, какими [стали] ваши, почтенные отцы мои, от искушения и темничных тягостей со стороны притеснителей. Но так как взаимное объяснение приносит облегчение, то я счел полезным теперь написать, дабы дать вам понять, что мое внутреннее настроение в сильной степени запечатлено любовью к вашей честности, в немалой степени озабочено вашей безопасностью и задумывается над тем, почему из всех прочих только вы оказались там в руках беззаконника, подвергающего ужасам преподобных Господних. О, Божие долготерпение, не отклоняющее вообще событий, дабы доказательство веры страждущих в Него явилось ярче золота, а стремительность действующих направилась бы по пути покаяния, то есть совершилось осуждение грехов. Я знаю, отцы мои, вы терпите горькие и невыносимые страдания. Разве не так? Угнетающий вас ужасен, и настолько, насколько всех превосходит своим нечестием[554]. С вами нет, как у многих подвижников, земляков и знакомых, что обыкновенно в сильной степени утешает в бедствиях. Что же нам сказать на это? [То], что вам громко возвещают апостольские уста: нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас (Рим. 8:18).

Поэтому, почтенные, уделите нам, неустойчивым, долю вашей мужественной стойкости; укрепите наши колеблющиеся души святыми своими молитвами; умолите Бога поспешить с прощением к тем, кто утратил терпение и заботится о временном, а не о душе. И да услышит [вас] Господь и сотворит скорое и немедленное посещение.

(213) Я узнал, что и ты, родной мой и честнейший, схвачен бесчестными еретиками. И я был бы опечален, если бы это [произошло] по какой-либо другой причине, но очень обрадовался, ибо ты заключен за Христа. Нынешние нечестивцы предоставляют всё, лишь бы достигнуть желаемого. Но благодарение Христу, укрепившему тебя презреть всё за одно-единственное – за то, чтобы не впасть в нечестие; это обратится для тебя в благородство души, славу человеческую, торжество добродетели, во всякого рода благо.

Так будем терпеть, брат, заключение за Господа, огорчение, притеснение, в награду за которые тебе воссияют вечная радость, бесконечная жизнь. И теперь [уже] Ангел сопровождает тебя, став твоим домашним (????????), одобряют тебя знакомые, восхваляют православные. Всё тебе содействует во благо и будет содействовать, пока ты совершаешь сей путь силою Христовой. Сообщи мне о себе письменно и ты, если сможешь, не забывая, брат, молиться за меня, ибо я более всякого другого грешен.

В эти дни приветствие или простое обращение к изгнанным за Христа служит сильным доказательством дружбы и благочестия. А рассылка даров – это признак величайшей преданности и ревности по Богу. Таков мой возлюбленный господин в отношении (214) к моему смирению. Твои посылки – приятные для меня источники света, они – знаки твоей душевной чистоты и светлого, православного образа мыслей. Ведь теперь, как видишь, церковные дела [объяты] тьмой и бурей, которая поглощает не тела, что было бы еще не так страшно, а потерпевшие крушение бессмертные души. О, ужасное бедствие! Не видно поблизости ни маяка, ни пристани.

Поэтому остерегайся, возлюбленный, направляя [свою жизнь] по-православному, чтобы [тебя] не объяла еретическая буря, возводя взоры к небу, откуда и ожидаем Спасителя Господа славы, Которого поступающие равно иудеям (?? ???????? ’??? ??????????) осмеливаются бесчестить через поругание Его иконы. Таково в ответ на любовь наше малое приветствие к твоей любезной честности с нашей грешной молитвой, [кроме которой] у нас нечем воздать вам.

Пишу тебе и как человеку Божию, и как искреннему другу и благочестивому мужу и горячему ревнителю. Ты видишь, друг, каково настоящее положение вещей, какой [сильный] огонь охватил Церковь Божию, конечно, разгоревшись от прежней подтопки. Нас изъело пламя прелюбодеяния[556], источила нас стрела прелюбодейной связи, – я разумею преследования и заключения, совершившиеся из-за них, наказания, изгнания и бедствия; не без основания я прибавил бы и бывшее до этого дело симониан и по поводу симониан. Ведь Церкви Божией несвойственно мстить за себя бичеваниями, изгнаниями и темницею. Кроме того, (215) [я хочу сказать] о деле павликиан и преследовании павликиан[557]. Ведь церковный закон никому не угрожает ни ножом, ни мечом, ни бичом, ибо гласит: все, взявшие меч, мечом погибнут (Мф. 26:52). Но ввиду того что всё это было применено, вспыхнул как бы из недр ада столп зла – эта христоборная ересь, губящая всех. О, ужас! И [теперь] можно нам сказать: несть во время сие ниже жертвы, ниже приношения, ниже кадила, ни места, еже пожрети пред Тобою, и обрести милость (Дан. 3:38–39).

Поэтому умоляю твое боголюбие беречь себя от общения с безбожными еретиками и по мере возможности простирать руку [помощи] погибающим, и не только им, но и благочестивым, что ты и привык всегда исполнять и делом, и словом. [Имей в виду], что опасности подвергается бессмертная душа. Я убежден, что Бог будет тебе защитником и оградит тебя от опасности, если будешь так поступать, принося за меня молитву, в которой я, как грешник, нуждаюсь. Если твои сестры могут сохранить тайну, приветствуй их от нас.

Из того, что ты сделал по отношению к нашим братиям[559], [видно,] что ты, господин мой, в действительности и словом и делом искренний друг нашего смирения. Чего только ты не сделал и до какой только степени ты не отдавался, сожалея им, сострадая, укрывая, ободряя, вдыхая в них ревность, сообщая [им] о каждом событии, собирая [всех] у себя и давая им возможность видеться друг с другом, беря на себя ответственность и наперед почти подвергая себя опасности! Но, может быть, [это же делает] кто-либо из прочих соседей? Совсем нет: они – друзья (216) трапез, а не друзья Христовы, ибо они или сами впали в ереси, или входят в дружеское общение с еретиками. А ты, человече Божий, даже друг гонимых за Христа. Поэтому, как слышно, ты бережешь себя от общения с беззаконниками. И да будешь Господом и далее соблюден вместе со своей превосходной супругой и благороднейшими детьми, ибо ты принадлежишь к числу благородных, любишь Христа и находишься под руководительством Христа.

Многим я тебе обязан, но при тебе Господь, Который вместо меня воздаст тебе воз благодать (Ин. 1:16). Да будешь спасен вместе со всем своим домом, человече Божий и прекрасный друг.

Даже не получая ответов, имею сильное желание писать госпоже моей. Более, чем всякий другой, я обязан принести тебе благодарность за все те великие и многие твои милости, которыми я пользовался и еще продолжаю пользоваться. О, если бы я мог и телесно, самым делом, принести ее! Но ты знаешь, что я без средств, и притом грешен. Несостоятельный в обоих отношениях, каким образом я мог бы заплатить тебе [свой] долг? Никак, если только не с помощью Бога, принимающего на Себя благодеяния, оказанные ближним.

Это [говорю] относительно многих твоих прошлых [благодеяний]. А что же [сказать] о том, что и после огорчения от обидевших тебя по неразумию ты не перестала благодетельствовать братиям[561]? Пришли к тебе [братия] аввы Ипатия – и ты предупредительно оказала им милость; вне [города], в одном из [твоих] имений, питаемы (??????????????) [братия] аввы Феоктиста. Не буду уже говорить о себе самом, или о брате Силуане, или о ком-либо другом, кто приял от десницы твоей.

(217) Итак, да будет часть[562] твоя со святыми. А если ты не избегаешь, будет у тебя [общение] и с нами; ибо если ты служишь нам в телесном, естественно тебе принимать участие и в духовном, по апостольской заповеди (см. Рим. 15:27). Поэтому, особенно ввиду ереси, я забочусь и о твоей душевной цельности. Но Сам Бог под сильной Своей рукой да сохранит тебя невредимой и безупречной.

Твоей боголюбезной знатности, господин мой, я, смиренный, должен опять писать. Почему? Потому что ты всегда оказываешься нашим благодетелем, могущественным и верным другом. Каково же свойство верного друга? То, что друг полагает свою душу за любимого. Посмотри на самого себя и реши, не до такой ли степени [ты дошел] в отношении к нашему смирению в [оказании] помощи боголюбивейшему архиепископу[564] и останавливающимся у тебя нашим братиям. Обращаясь к каждому из [оказанных тобою] благодеяний, мы тебя любим и благословляем, просим и умоляем, указывая, как на воздаятеля тебе награды, на Христа, обещавшего мзду и за чашу студеной воды (см. Мф. 10:42), не говоря уже о таких великих [заслугах].

Да будешь для нас сохранен на многие лета в здравии, изобилии, благодушии и уже, конечно, в правомыслии о непорочной вере.

(218) Не могу я, смиренный, забыть о твоей любви, добрый друг, ибо ты во всякое время являл нам знаки любви, не смутившись даже в час нашего искушения. Ведь я знаю, что в то время, как все друзья и[566] наши ближние отступили, один ты из страха и любви к Богу непрестанно являлся по ночам с дарами, с указаниями, с мольбою, сожалением, с вопросами о способе соблюсти честную свою душу, с готовностью [на всё].

Поэтому пишу тебе эту краткую записку с глубокой благодарностью за гостеприимство, оказываемое [тобою] братиям, приходящим туда по делам послушания теперь, когда со всех сторон угрожают страхи. Но Бог вознаградит тебя Своими милостями, избавит тебя от гнусного общения с иконоборцами и спасет в Царстве Своем Небесном.

Я получил, брат, твою записку, и так как ты принудил мое смирение, то по милосердию Бога, прощающего всякий грех, да отпустится тебе епитимия. С этого времени вкушай от всего освященного, остерегаясь на будущее время впасть в те же преступления, дабы суд не оказался навеки немилостивым к нам, если мы не образумимся после врачевства и скорого прощения.

Бог да простит тебе, брат, согрешения. Молись за нас, грешных.

(219) Не следовало бы выставлять напоказ сокровище благочестия, ибо оно и против своей воли могло бы быть осквернено нечестивыми святотатцами. Поэтому вполне справедливо оно предоставлено Богом исключительно Церкви Божией для благосостояния Православия. Такая тебе [приличествует] слава, наилучший мой из отцов и из правомыслящих твердейший и желаннейший! Как ни печально [всё] то, что ты навлек на себя – отнятие дома, лишение друзей, разлучение с детьми и многое другое, причиняющее тем сильнейшую скорбь, чем большими личными преимуществами ты выдавался.

Не падай духом, разумнейший. Ибо ты оказался защитником благочестия, великим в земном достоинстве, еще более великим в небесном, знаменитым в [своей] мирской полезности (???????????), еще более знаменитым в монашеской созерцательности. Ты всегда пред моим умственным взором; я в сердце обнимаю и целую тебя, молюсь, сколько [могу], грешник, чтобы ты был здоров телом, чтобы всегда над тобою была рука Божия. Это же, господин мой, постарайся сделать и относительно чада твоего, увещевая по мере возможности Калогира или хотя бы господина моего Божия человека, – я говорю о спафарии.

Ты всегда, добрый друг, вспоминаешь обо мне, и тебя да помянет Бог мой. Считаю меньшим получить от людей важных влиянием толстый кошель, чем посылку от твоей боголюбивой честности, хотя и оказалась бы она ценой в один обол: воистину, даже такая посылка велика и превышает мои заслуги. За это да даст тебе Господь всякое житейское довольство, сохраняя тебя непричастным к христоборной ереси.

Будь здоров о Господе, во всем мною уважаемый.

(220) Слышу, что твое благословенное жилище стало прибежищем наших братий. И всегда это – великая милость, но теперь особенно, когда двери почти во все дружественные дома для нас закрыты из человеческого страха. Но страх Божий [внушает тебе] держать свою дверь открытою для нас, входя в которую мы, насколько грешникам возможно, возвещаем тебе мир от Господа, благословляя и прославляя тебя [за то], что ты стал домом Божиим. Да будет тебе часть с Авраамом, принявшим Ангелов (Быт. 19:1-15). Да умножится у тебя всякое благо, духовное и видимое. Да будет тебе радость и в сем веке, и в будущем. Но вместе с этой добродетелью пусть охраняет тебя воздержание от общения с теми, кто еретичествует против Христа, Богоматери и всякого святого.

Так как Благой Бог благоволил, чтобы мы увидели брата Адриана, то мы сочли, чадо мое возлюбленное, благовременным приветствовать тебя, а чрез тебя и прочих твоих братий, а наших чад. Что касается нас, то мы вашими молитвами устроились: и помещение у нас хорошее, и тишина приятная[572], и Бог близок. Но [близок] и враг наш диавол, который сопровождает каждого для искушения. Молю тебя, не переставай в молитвах своих поминать меня, чтобы мне спастись с братьями, которые также приветствуют [тебя]. Кроме того, прошу вас пребыть в вере и надежде и не приходить в озлобление от теперешних скорбей. Близ Господь всем ожидающим Его (Пс. 144:18). А ты, (221) чадо мое, как моя душа и сила, отдай себя [в распоряжение] рассеянным нашим братиям, насколько можешь и сколько будет требовать [того] нужда. Для этого-то, во всяком случае, Богом и устроено так, что ты остался на свободе. Имей в виду, что вам можно посылать [кого-нибудь] сюда[573] и даже по временам и тебе самому приходить, но только осторожно, чтобы это не было разглашено какими-либо простодушными братьями. Адриан знает, когда он проник и как. Ни в чем, кроме книг, мы не имеем нужды, и если найдется толкование на Евангелие от Иоанна, принадлежащее моему отцу по плоти, то пришли его мне вместе с другими, о которых я сказал.

Бог да сохранит тебя, чадо мое, как зеницу ока.

Увидев брата Протерия, я, смиренный, возблагодарил Господа, потому что беспокоился о его безопасности; знаю, что она [обеспечена ему] от Господа, Который, невзирая на мои грехи, к пользе братий сопутствует ему при входе и выходе и предоставляет ему пройти невредимо как бы сквозь огонь[575]. Что же касается теперь сообщенных [мне] новостей, как хороших, так и худых, то за первые следует радоваться и благодарить, особенно ввиду того что и женщины мужаются против диавола, по поводу же вторых – печаль и стенание. Да и как нам не испытывать угнетения от падения братьев, и настолько, насколько преуспевает обманывающая народ (?????????) ересь! Однако нам необходимо это перенести, оставаясь неуклонно верными в любви Христовой, и если даже, что вполне вероятно, положение православных станет все более и более трудным, это хорошо укрепляет нас. Но я не знаю, как ты ранее уберегся от своей супруги[576]. (222) Теперь, брат, решись вместе со мной (???????) говорить и молчи, ибо множество людей полезны мне: одно [отношение] к чуждым по вере, а другое – к единомысленным.

А я, несчастный, проникаюсь страхом пред Божиим судом и прихожу в негодование, когда не посылаю или не получаю писем. Ведь это – дело божественной любви, а молчать и таить про себя свои намерения небезопасно, ибо не только не свидетельствует о любви к ближнему, но и угнетает душу поступающего таким образом. Впрочем, я иду как бы средним путем, и притом – по желанию и с одобрения моих спутников; я исполнителен лишь настолько, чтобы не прогневать Бога и не отпасть от истины еще до нападения врагов Божиих; имею также в виду и то, что мне должно быть настойчивым по отношению к другим. [Таким образом] я нахожусь перед тройным обязательством, но, может быть, ни одного и не выполняю, так как написано: кому много вверено, с того больше взыщут (Лк. 12:48).

Все-таки, чадо мое, пиши и принимай предосторожности. Это меня не отяготит, а, с другой стороны, может быть, я скажу тебе, что нужно. Бог же отца моего да призрит на всё, что мы делаем и можем совершить в благоугождение Ему. Будь здоров и спасайся, чадо многожеланное.

В письмах к брату архиепископу[578] я в достаточных выражениях оплакал смерть покойного моего Калогира[579] и теперь не могу, чадо возлюбленное, сказать ничего, кроме того, что Бог отнял у нас избранный сосуд (Деян. 9:15). Описание его добродетели – для меня дело желанное, но ныне не ко времени, тем более что и письмоносец спешит, и я сам изнурен болезнью. Я хочу сказать тебе, чадо, что печаль сильно поразила мое сердце, и я пролил горькие слезы, (223) хотя и не присутствовал при его кончине. Но вскоре я опять пришел в благодушное настроение, глубоко возблагодарив благого моего Бога, ибо ради Него я был разлучен и с блаженно усопшим, и с вами.

И вот он, подвизавшийся, как все знают, добрым подвигом и в конце через гонение за Господа достигший блаженства, как богосплетенного венца, не говоря уже о многом другом, и преселился, соединившись с нашим блаженным отцом [Платоном] и приснопамятными братиями, удостоившись, скажу с дерзновением, ангельского состояния и упокоения. А нам, чадо, теперь предстоит бороться, не отставая от добрых отцов; поэтому будем стоять твердо, управляемые их молитвами, и Благой Бог приведет нас к их пристанищу.

Я видел доброго Гаиана и успокоился, расспросив и выслушав от него, о чем хотел узнать. Я опечалился, узнав, что ты от огорчения по поводу смерти опять тосковал. Очень внимательно оберегай себя ради того прочего, о чем ты дал хорошие сведения.

Ты обо всем предупреждаешь, чадо мое, разумеется, споспешеством Божиим. Ибо одновременно с [твоей] запиской (?????????) явился царский [человек] (о ?????????), сообщивший, о чем был спрошен от царя, а равно и какие приказания получил. Они же таковы: «Если обнаружишь, что он[581] кого-либо учил или что говорит: “Я должен учить”, подвергни его ста [ударам] бича из жил (???????)». Человек сказал это со стыдом, прося прощения и извиняясь за эти слова. Я же отвечал ему: «Здесь, куда я заключен, мне не с кем разговаривать, кроме птиц» – и вообще [повторил то], что заявил чрез сопровождавшего меня в изгнание и чрез господина Льва. Он же отказался сказать это [царю]. И я ему сказал: «Я остаюсь при своем и готов лечь под удары (??????????)». А он: «Как знаешь». С этим я его и отпустил.

(224) Я очень обрадовался тому, что архиепископ[582] и братия выпущены на свободу. Хотел было ему написать, но по искушению отказался. Объясни ему это. Ибо его сослали в эти же места[583] как будто по искушению, и я знаю, что он опечален, как сказал мне и царский человек, но так устроил Господь. Приветствуй его по-родственному и упроси его молиться о моем смирении; то же сделай и по отношению к окружающим его братьям моим и чадам, особенно к протопресвитеру[584] и авве Тимофею. И ты сам, и братия аввы Тифоия потрудитесь по возможности упокоить его, смотря на него, как на меня. Прими к сведению, что господину Исакию я не писал ничего, кроме [пожелания]: «Да воздаст тебе Бог за посещение, за то, что ты один написал мне, и молись о том, чтобы я хотя бы когда-нибудь благоугодил Богу». Должен сказать, что я готов к бичеванию за Христа по той или по другой причине, хотя и всяческим образом избегаю искушения, снисходя к своей слабости, а деятельны именно вы. Так и ты поэтому пребудь в служении, особенно мне, пиши и посылай, сколько на то, по твоему мнению, будет воля Божия. При этом условии я всё вынесу, хотя бы правитель грозил огнем, или мечом, или зверьми, или чем угодно. Не потому, что я силен, – на самом деле я слабее паутины, – а потому, что Бог желает, чтобы таковым сделался каждый христианин. Впрочем, дело устроилось снисходительно (???????????), ибо стражи – и здешний старец, и монах – уверились и ушли.

С нами Бог и ваши молитвы. При удобном случае сообщи [мне], куда разошлись братия, получили ли десять и семь[585] [мои] письма, и, если возможно, пошли к десяти [братиям], как мы условились. Находящиеся со мной много приветствуют [тебя].

(225) Действительно, чадо, я досадовал на промедление, но, имея в виду, что теперь зима, не негодовал. А теперь, одновременно и получив письмо, и увидев брата, и с обеих сторон узнав, о чем спрашивал, я возблагодарил Господа, изволившего нашему доброму брату и отцу – я разумею архиепископа – с прочими братиями и отцами подвергнуться изгнанию за истину[587]. Вы малодушно унываете ввиду ожидаемого переселения, но ничто не останется без возмездия. Будьте ради Господа готовы на всё, что Он повелит. Хорошо было бы в ясную погоду отправить морем в Город[588] одного брата Протерия, для того чтобы если даже и никто другой, то по крайней мере те, к кому я недавно писал, получили письма. Если даже он и не прибудет сюда, на нем пребывает мое смиренное благословение. Я дал ему распоряжение обо всем. Пусть он осмотрительно войдет в ворота (?????) и вручит письма, но не ходит по своему желанию (????????) где придется.

Пусть Господь будет над ним покровом по молитве отца нашего. Если придет помощник эконома, напомни о нем, чадо, чтобы нам обсудить и со своей стороны сделать, что следует. Если чтонибудь опять узнаешь об отцах, при удобном случае напиши мне. А пока ввиду зимнего времени не трудись посылать нам что-нибудь не первой необходимости. Когда только соберется брат Тимофей, я желал бы узнать, чтобы дать ему письма.

Бог да будет тебе, чадо, покровом во всем. Из наших приветствуют тебя братья ? и ?[589].

(226) Ты, чадо мое богожеланное, хорошо поступил, послав брата с доброй вестью. Возрадовавшись при виде его, а также от его сообщения, мы возблагодарили Господа. Ты решил, что после изустной речи для нас не было нужды в письменном обращении. Но это неправильно, тем более что и устно ты не ответил нам на наши вопросы, именно о том, можно ли написать сосланным епископам и хорошо ли написать ямбами стихотворение на иконоборцев – не столько для пользы других, сколько для своей собственной, чтобы, дав работу уму, отвлечь его от нелепостей.

Поэтому каждый раз пиши, с кем придется, хотя бы о том, что ты здоров и что братия живы. Твое малое приветствие для меня дороже, чем длинные речи других. Ведь я дышу только тобою, мое сердце. Необходимо опять послать моего Протерия к тем, кто в Городе, проведать наших братий. Полагаю, хорошо тебе вручить ему и письмо к братии аввы Григория, чтобы укрепить их в твердости. Нужно и другим сделать то же, а не только нам, – в последнее время я стал воздерживаться от этого из опасения, чтобы не сделалось известно. А к живущим в Студийском [монастыре обратись] непосредственно с утешительной речью, сообщив, что я за них молюсь и волнуюсь.

Не бойся, чадо. Христос с нами, аще и пойдем посреде сени смертныя (Пс. 22:4). Зачем ты сообщаешь, что сюда идут такие-то? Я вижу, кого ты посылаешь. Кто это именно – о том не спрашиваю, ибо ты достаточно предусмотрителен. Смотри посредством брата Адриана и хеландия[591], кого и когда ты можешь послать, а именно – кого нужно и как нужно. Относительно себя же примирись [со своей судьбой], а далее – как Господь устроит.

Читай, занимайся делом, горячо молись – и Господь спасет тебя. Приветствую моего Каллиста. Приветствует тебя, мое братство.

(227) Получив первое и второе твое письмо, я обрадовался, чадо мое, и обрадовался выше меры и стойкости твоей души, и твердости твоей веры, и твоей настойчивости, и ревности во всем прочем. Благодарение Господу, укрепляющему и утверждающему тебя в страхе Своем! Господь премудро сохранил тебя доселе в безопасности для исполнения необходимых послушаний. Также я видел и доброго Гаиана и укрепился душой, [получив] известия относительно десяти[593]. Одно лишь огорчило меня – это именно, что с двумя братьями, пришедшими некогда из Пелекитского [монастыря][594], обошлись не как с нашими членами и братьями. Но пусть они будут обустроены (???????’??????), как это возможно и насколько этого требует любовь Божия.

Я получил всё, что ты прислал и в этот раз. Обрадовался книгам да и всему прочему. Господь за это да упокоит тебя, чадо мое, в Царствии Своем. Встречи с еретиками тяготят вас, но и это к вашему испытанию. Поддерживай брата Тифоия, смягчись, так как написано: братья да будут нам полезны в нуждах. Приветствуй его и от моего имени. Прошу также и его: подобно тому как вы трудитесь для всех, явите соответствующее расположение и к брату нашему авве Петру и, по возможности, снабдите его [всем] необходимым. Он мне сообщил, что вы покинули его на произвол судьбы. Соблаговоли приветствовать от нашего имени прежде всего брата Дометиана и помощника эконома; скажи последнему, что я получил его письма[595].

Бог да простит тебе все. Христос со всеми вами.

(228)  По милости Божией я, чадо мое возлюбленное, видел брата Силуана с Дорофеем. Я сказал «по милости», потому что они пришли не с дурной целью и не несвоевременно, явившись – и именно в такое время – к своему отцу, хотя я и дурной [человек]. Я видел их с предосторожностями, с какими и они пришли, встретившись со мною как-то незаметно. Я им советовал нигде [даже и] случайно не упоминать о свидании. Так я отпустил их с миром, нашедши Силуана таким, каким желал. И ты по-братски прими его, когда он придет к тебе с добрым Дорофеем из личного побуждения и расположения, из сильной к тебе любви и уважения. Ведь он не притворялся, как это сообщили тебе, когда в первый раз хотел к тебе прийти. Впрочем, он устно объяснится. Я наставил (???????) его относительно его сидения (???? ?? ??????? ?????) и [теперь] совершенно спокоен ввиду его полного смирения. Я почувствовал облегчение, узнав от него о том, как архиепископ отправился в путь, а также и о заключенных братьях наших. Теперь я желал бы узнать и о брате Протерии, отправился ли и он, опасаясь [за него] ввиду зимы.

Поэтому когда кто-нибудь согласно [нашему] условию придет сюда, сообщи мне обо всем. Господь да будет со духом твоим.

Благодарю Бога моего, что ты пребываешь в здравии; об этом я узнал из честного твоего письма. Далее, кто такой я, несчастный, чтобы выслушивать от твоего боголюбивого преподобия такие [слова], какие скорее я должен воздавать твоей дивной добродетели, ибо ты, [как немногие] из епископов, (229) прославил Господа. И не только теперь, когда и некоторые из наших братьев вместе с тобою воспрянули к превыспренной истине, но и в прошлом, можно сказать, с самого начала [своего] епископства: когда многие пастыри, обезумевши (хотя это выражение и резко), перестали искать Господа, – [ты прославил] Его в темницах,