Фаиза так обрадовалась, что как была с ножом и куском сыра в руках, так и выбежала из комнаты Джастина, позабыв обо всем на свете.
      – О, слава всемогущему Аллаху! Всевышний услышал мои молитвы! Господин маркиз очнулся!
      Эвелина со всех ног помчалась в спальню.
      Они с Фанзой стояли над кроватью Баркли, держась за руки, и затаив дыхание ждали, когда он проявит признаки жизни.
      Джастин облизнул пересохшие губы.
      Эвелина присела рядом с ним на постель.
      – Принеси мне воды, Фаиза.
      Верная служанка стремглав выбежала из комнаты, а минутой позже вернулась с кувшином и чашкой в руках.
      – Пейте, милорд. – Они вдвоем осторожно приподняли раненого, и он глотнул немного из кружки, которую держала перед ним Эвелина.
      Затем медленно, с трудом приоткрыл глаза и недоуменно посмотрел на девушку. Потом перевел взгляд на Фаизу. После этого медленно произнес:
      – Кто вы? – Голос у него был хриплым.
      Такого поворота событий Эвелина совсем не ожидала.
      – Вы меня не узнаете? – неуверенным голосом спросила она.
      – Что со мной случилось? – Неестественно растягивая слова, спросил Баркли. – У меня голова раскалывается и вся грудь словно в огне. – Странным блуждающим взором он изумленно оглядывал комнату, а затем задержал свой взгляд на Эвелине, Мгновение они молча смотрели друг на друга. Было очевидно, что Джастин не узнавал девушку, Эвелина не на шутку встревожилась.
      В глубине души подозревая вероломного Баркли в притворстве, она все-таки заставила себя говорить с ним ровным голосом.
      – Мы молились за ваше выздоровление, милорд. – Сказав это, Эвелина подумала про себя, что услышанные Богом молитвы ни в коей мере не означают, что она поверит очередной хитроумной уловке изворотливого маркиза.
      Джастин медленно поднял руку и дотронулся до своей перевязанной головы. Он настороженно смотрел на стоящих перед ним женщин.
      – Кто вы?
      – Мне с трудом верится, что вы могли потерять память как раз в тот момент, когда вам это удобнее всего – когда настала пора наконец раскрыть мне всю неприкрытую голую правду. – Произнося слова «неприкрытая голая правда», Эвелина запнулась, и ее голос предательски задрожал. Осознав это, она покраснела.
      Что-то на мгновение промелькнуло в его серо-зеленых глазах. Может быть, воспоминание? Или это был страх, что ему придется выложить Эвелине всю правду как на духу, какой бы неприглядной она ни была? Раз уж маркиз потерял память, лучше бы он начисто забыл всю историю их личных отношений!
      – Сейчас же скажите мне, кто вы! – возвышая голос, хрипло потребовал лорд Баркли. Но его красивое бледное лицо тут же исказила гримаса боли; по всей видимости – от собственного громкого голоса.
      Если маркиз будет продолжать в том же духе, она… сама не знает, что с ним сделает!
      Не обращая никакого внимания на вопрос Джастина, Эвелина решительно протянула ему кружку с водой.
      – Вот, выпейте еще водички, – мягко сказала она, держа перед его лицом кружку.
      Баркли облизнул пересохшие губы и сделал еще несколько глотков, а затем закрыл кружку рукой, показывая, что больше не хочет. Было заметно, что общение утомило раненого. Его глаза закрылись, и через мгновение он уже крепко спал.
      Эвелина продолжала стоять у кровати и смотреть на Джастина. Его лицо действительно было уже не таким бледным, как раньше, или ей это только показалось? Обросший, с перевязанной головой, маркиз походил на лихого пирата. Эвелина мысленно одернула себя. Никаких эмоций! Холодный ясный ум! Дело – прежде всего! От лорда Баркли ей нужно только одно – получить ответы на жизненно важные вопросы. И этим ограничивается его роль в ее жизни. Эвелине пришлось напомнить себе, что этот человек сначала дал ей познать вкус запретных удовольствий, подарил надежду на счастье, а потом – безжалостно разбил все ее хрупкие мечты о глухую стену своего предательства. И Эвелине нельзя забывать об этом ни на секунду!
      Она повернулась к Фаизе и предложила:
      – Давай сварим ему суп. Маркиз наверняка проголодается, когда снова проснется.
 
      Сквозь пелену забытья Джастину казалось, что он слышит назойливый щебет птиц. А еще он почувствовал… Что это – запах жареного лука? Баркли ощутил ноющую боль в левом виске, поднял к нему руку, ослабил повязку и осторожно ощупал шишку на голове. Что же, черт возьми, с ним приключилось?
      Баркли с трудом открыл глаза, но яркий свет полуденного солнца, светившего сквозь маленькое оконце, заставил его заслонить лицо рукой. Проклятие! Рана болит от любого неосторожного движения. От острой пронизывающей боли у маркиза перехватило дыхание. Такое ощущение, словно его ударили раскаленной кочергой в грудь. Джастин едва удержался, чтобы не застонать. Он чувствовал себя так плохо, что подумал, что вскоре станет клиентом гробовщика.
      Маркиз пытался извлечь хоть что-то из своей затянутой туманом памяти. Но вспомнил только, как его брат Джордж сидел в клубе и ужинал ягненком с мятным желе. Как бы это было замечательно, если бы это на самом деле было правдой! Теперь Джастин точно знал, что сходит с ума. Но тут же отбросил эти мысли. Сейчас он силился вспомнить, как его угораздило получить ранение и попасть в это Богом забытое место.
      В комнате было мало мебели: там находились только его узкая кровать, две тумбочки по обеим сторонам кровати и расшатанный деревянный стул возле голой, ничем не украшенной стены. Деревянный пол был чисто выметен, и в углу рядом с дверью стояла метла. Джастин прислушался, но не услышал никаких голосов. Из кухни доносились только звон посуды и чьи-то шага. Сколько всего там было людей? И кто они: друзья или враги? Дверь не охраняется, но о побеге сейчас и речи быть не может: он слишком слаб, чтобы осуществить задуманное.
      От голода у Джастина урчало в желудке. Но больше всего ему хотелось пить – в горле пересохло. На тумбочке возле кровати стоял кувшин, а рядом с ним – керамическая кружка. Откуда-то из темных глубин его памяти выплыли грузная фигура темноволосой женщины и точеный силуэт белокурой голубоглазой компаньонки. Женщины давали ему пить. Кто они – служанки его врагов?
      Каждое движение причиняло боль, но вода манила как магнит. Прежде всего необходимо понять, насколько серьезны его ранения. Баркли сделал глубокий вдох и ощупал руками бинты, стягивающие его грудь. Повязки были наложены аккуратно. От них пахло льняным семенем и мятой. Этим составом обычно обрабатывают раны после огнестрельных ранений. Его ранили в грудь и сильно ударили по голове. Но кто это мог сделать? Джастин пытался ухватиться за обрывки воспоминаний, но прошлое ускользало в туманной дымке. Прелестница с золотистыми волосами и ее компаньонка… Они довольно милые. Хотя внешность обманчива… Но кажется, они лечили его?
      Джастина охватило отчаяние. Что он теперь собой представляет? Лишенный памяти, безоружный… Никчемный! Маркиза беспокоила страшная слабость во всем теле. Но больше всего его тревожило, что он все забыл. Не мог вспомнить перестрелку, в которую попал. Не узнавал женщин, которые за ним ухаживали. Баркли закрыл глаза, напряженно вглядываясь в прошлое. Боль в голове становилась все более нестерпимой. Он стиснул зубы и застонал.
      – Вам плохо? – послышался мелодичный голос. Он медленно открыл глаза и встретился взглядом с той самой прелестной белокурой барышней. Вдруг перед его мысленным взором промелькнул обрывок то ли воспоминания, то ли видения: лунный свет на ее золотистых волосах, доносящиеся откуда-то звуки вальса, галька под ногами. Восхитительный поцелуй нежных губ.
      – Я помню: я целовал вас, – пробормотал он.
      Ее фарфоровые щеки зарделись как маков цвет, и девушка с опаской взглянула на дверь.
      – Что за вздор! Должно быть, вам это приснилось!
      – Кажется, это было на каком-то балу. Вы были одеты… в черное. – Джастин окинул взглядом ее темное, оборванное платье.
      – Ах да!.. Это случилось на балу в Ковентри. Но все это происходило очень-очень давно.
      Он ощутил слабый аромат лаванды – и в тот же момент, как ослепительная молния, его сознание пронзило яркое воспоминание.
      – Вы – Эвелина! – с победным видом воскликнул Баркли и счастливо улыбнулся – очевидно, очень довольный собой.
      Эвелина скрестила руки на груди и спросила с сомнением в голосе:
      – Так, значит, теперь вы все вспомнили?
      Джастин ожидал от девушки другой реакции. Он думал, что она обрадуется.
      – Вы – Эвелина Амхерст?
      – Да.
      – А где мы сейчас находимся?
      – В Ридинге. – Глядя маркизу в глаза, Эвелина спросила: – Как далеко от Ридинга расположено ваше имение в Бедфорде?
      – Поездка займет дня два. – «Если по дороге поменять лошадей и если ты не ранен», – подумал он.
      – Мы сварили вам суп. Я сейчас принесу вам поесть. – Нахмурившись, Эвелина повернулась и с решительным видом удалилась из комнаты.
      «Мы»! Джастин глубоко вздохнул и задумался. Из памяти стали постепенно всплывать образы прошлого, И то, что вспоминалось, его нисколько не радовало. Ничуть.

* * *

      Эвелина принесла в его комнату суп и хлеб.
      Джастин немного приподнялся на кровати. На белоснежных бинтах тут же проступило яркое красное пятно. Усталый, обессиленный, маркиз тут же снова опустился на подушки.
      Но щеки у него заметно порозовели, а его серо-зеленые глаза блестели. Он явно шел на поправку.
      Затем Баркли раздраженно спросил:
      – Может, расскажете мне, как мы здесь очутились?..
      Да, он точно поправляется. Эвелина поставила тарелку с супом и хлеб ему на колени.
      – Бог ты мой! До чего же мы стали нелюбезны, после того как пришли в себя!
      – Извините, – ответил он, бросая на нее хмурый взгляд. – Но сильная боль и то, что я наконец начинаю вспоминать, меня расстраивает и выводит из себя.
      Скрипнули половицы, на пороге появилась Фаиза и сразу же направилась в угол комнаты, где стоял ее стул. Она на ходу вытирала руки о заляпанный фартук и переводила взгляд с Джастина на Эвелину, а с Эвелины – снова на Джастина. Ее темно-карие глаза выражали беспокойство.
      – Вы – Фаиза? Вы турчанка, верно?
      Фаиза просияла.
      – Мы молились, чтобы вы выздоровели, и Аллах услышал наши молитвы. – Она кивнула. – Может, вы хотите есть, сахиб? Может, дать вам еще воды?
      Эвелина строго посмотрела на служанку.
      – На первый раз ему достаточно. Он уже может есть, а значит, в состоянии ответить на кое-какие вопросы.
      – Что вы, госпожа! Человек только что очнулся! – возразила Фаиза, неодобрительно глядя на хозяйку.
      – Мы уже и так слишком долго ждали. Настало время этому предателю рассказать обо всем, что ему известно.
      Баркли процедил сквозь зубы:
      – Во-первых, я не предатель, а во-вторых, я был бы вам весьма признателен за стакан воды. – Он посмотрел на Фаизу: – Будьте так любезны!
      Фаиза налила ему полную кружку, и Джастин с жадностью осушил ее до дна, как будто только что вернулся из путешествия по пустыне. Затем он по очереди выпил еще две полные кружки. А затем съел суп – полную тарелку, до последней капли.
      – Ну, теперь вы готовы говорить? – ровным голосом спросила Эвелина и, скрестив руки, встала у изножья его кровати. Девушка собиралась как можно скорее приступить к делу. Чем быстрее она узнает всю правду и отделается от лорда Баркли, тем лучше для нее.
      Баркли кивнул и поставил пустую тарелку на тумбочку возле кровати. В наступившей напряженной тишине слышно было только, как его ложка громко звякнула о пустую тарелку.
      Маркиз тяжело вздохнул и откинулся на подушку. А потом заявил:
      – Я не лгал, Эвелина. И я готов ответить на любой ваш вопрос. Хотя у меня самого тоже есть к вам несколько вопросов. – Джастин поднял на девушку глаза и спросил: – Если я все правильно помню, в меня выстрелили и чем-то ударили по голове. Как я могу предположить, меня осматривал врач. Мне хотелось бы знать, что именно он сказал о моем состоянии?
      Скрепя сердце Эвелине пришлось признать, что расспросы лорда Баркли были вполне уместными и естественными в данной ситуации.
      – Доктор сказал, что вынул пулю. Еще говорил, что некоторое время вы будете чувствовать слабость. И что, если повезет, инфекции удастся избежать. И похоже, что до сих пор у нас это получалось. Но у вас в самом деле был сильный жар, и вы бредили. – Эвелина изо всех сил старалась не показывать никаких признаков смущения.
      – В бреду я сказал что-то ужасное?
      Эвелина все-таки не удержалась и спросила напрямик:
      – Кто такая Рейчел?
      Джастин хмыкнул.
      – Да, у меня, похоже, была настоящая горячка.
      – Итак, все-таки кто же она такая? Шпионка? Ваша любовница?
      Фаиза поднялась со стула и в один миг выпорхнула из комнаты.
      – Пойду готовить ужин.
      – Это моя старая горничная. – Покачав головой, маркиз грустно заметил: – Я ее не видел много лет. Она была моей самой первой… – Он осекся и нахмурил лоб. Подняв глаза, Джастин внимательно посмотрел в лицо Эвелины.
      Внезапно все внимание девушки переключилось на нитку, свисающую с рукава ее платья. Она намотала нитку на палец и выдернула ее.
      – Ну ладно, в таком случае, это не важно. – Эвелина откашлялась. – Итак, как вы себя сейчас чувствуете?
      Баркли подумал немного и наконец заговорил – медленно, как бы размышляя вслух:
      – Ну, голова ужасно раскалывается. Чувствую себя разбитым, как будто меня переехал экипаж. И вдобавок ко всему в груди у меня зияет дыра. – Маркиз облизнул пересохшие губы. – Но все это ничто по сравнению с болью в моем сердце.
      – Сейчас вам уже можно не притворяться, милорд. – Эвелина сильно стиснула пальцы. – Поздравляю вас: вы успешно выполнили свою задачу. Салли арестован, я осталась совсем одна.
      Ему стало заметно не по себе.
      – Я понимаю, что причинил вам зло, Эвелина. Но если бы вы только знали, как вы мне дороги…
      Сделав вид, что не слышала его признание, она тяжело вздохнула. Затем отвернулась и прошла в другой конец комнаты. Эвелина взяла стул, который стоял в углу, и приставила его к краю постели.
      – Разве мое искреннее раскаяние ничего не значит для вас? – взволнованно спросил Джастин.
      Эвелина поправила свои черные юбки, раздраженно заметив про себя, какими они стали грязными и неряшливыми. Она старалась не встречаться взглядом с маркизом.
      – Нам необходимо знать, почему вы заманили Салли в ловушку. Что вы от него хотите? – Вдруг ее осенило и она спросила: – Почему вы организовали убийство моего отца?
      – Я не убивал вашего отца, Эвелина. Как вам такое могло прийти в голову? Как вы могли в это поверить?
      Она спокойно и уверенно посмотрела ему в глаза.
      – Во всем, что касается вас, я не знаю, чему верить, а чему нет.
      – Ну что же, позвольте мне сказать вам правду. – В глазах Джастина была мольба. – Вы не понимаете, как много вы стали для меня значить!
      Эвелина отмахнулась от его слов, как от пошлого любовного послания.
      – Думаю, у меня есть причины сомневаться в искренности ваших чувств. Но не будем об этом. Сейчас мне необходимо знать другое: на кого вы работаете и каковы ваши истинные намерения? Это все, что мне от вас нужно. – Она сама ужаснулась тому, что только что сказала, но гнев, который Эвелина испытывала к лорду Баркли, вполне оправдывал жестокость ее слов.
      Маркиз поджал губы.
      – Неужели у вас не осталось ко мне совсем никаких чувств, Эвелина?
      – Эмоции ничего не значат. Салли в беде, и, кроме этого, меня больше ничего не волнует!
      Он покачал головой.
      – Это неправда. – Джастин произнес это так, словно не верил или не хотел верить тому, что сказала Эвелина. Ну что же, верить или нет – это его дело. Это ее не касается. Главное для нее – получить ответы на свои вопросы.
      – На кого вы работаете?
      – Я работаю в министерстве иностранных дел.
      – В чем заключается ваша непосредственная задача?
      – Остановить заговор, направленный против нашей денежной системы.
      – В чьих интересах этот заговор?
      – Предположительно в интересах Наполеона, – сказал Джастин и, помолчав, добавил: – И вашего отца.
      – Полнейшая чушь! Отец скорее бы умер, чем причинил вред своей стране.
      – Над чем он работал перед смертью?
      – Вы хотели сказать «перед тем, как его убили»? – Эвелина помолчала секунду. – Испания уже вошла в коалицию – окончательно и безоговорочно. Поэтому отец поддерживал связи с Пруссией, Россией и Швецией. Наполеоновские шпионы проникали везде, пытаясь посеять раздор среди наших союзников. Мы с отцом остановились в Швеции, и он часто совершал поездки в страны, входящие в альянс, проверяя надежность рядов. Отец был непоколебимо предан своему делу.
      – Вы уверены в этом?
      – Абсолютно.
      – А Салливан?
      – Вы не там копаете, Баркли! Я точно вам говорю! – Эвелина начинала терять терпение. – Мой отец, не раздумывая, отдал бы жизнь за своего короля! Ищите виновных среди ваших руководителей, а не в моей семье!
      – Боюсь, что тут вы можете быть правы, – спокойно заметил Джастин.
      Она сделала вид, что не удивилась и не обрадовалась. Но втайне торжествовала: ей в конце концов удалось достучаться до его здравого смысла. Эвелина потерла лоб и глаза и устало спросила:
      – Так что же им нужно от нас?
      – Не знаю. Я должен был выведать у вас секреты вашего отца. Или выманить Салливана из укрытия.
      – Вы со… – Она сглотнула, стараясь не обращать внимания на жгучую боль в груди. – Вы соблазнили меня, чтобы я прониклась к вам доверием и рассказала вам… О чем? О чем я должна была вам рассказать? О каких секретах идет речь?
      Баркли опустил голову и сделал вид, что внимательно разглядывает свои пальцы.
      – Предполагалось, что вы знали о заговоре против короны. – Он поднял на Эвелину глаза и спросил: – Так вам что-нибудь известно об этом?
      В ответ Эвелина только горько рассмеялась. Она просто не могла в это поверить.
      – Если бы вы знали, насколько нелепо звучит то, что вы говорите! Я ни за что на свете не стала бы ввязываться в политику. – Эвелина отвернулась от Джастина и задумалась, сразу став очень серьезной. – Я все время стараюсь убежать от мира, в котором вращался мой отец. Но кажется, он везде настигает меня. Да, я понимаю: это грязное дело необходимо для оздоровления страны. Зато на мое собственное здоровье оно, похоже, влияет не слишком хорошо. Мне бы хотелось дожить хотя бы до двадцати трех лет.
      – Во взгляде на этот вопрос наши мнения полностью совпадают, – спокойно сказал Джастин и потер ладонью висок. – Все это означает, что меня одурачили, заставив передать Салливана в руки Уитона. Но для чего? Если французский заговор тут ни при чем, что в таком случае должно было их заинтересовать? Они считают, что вам что-то известно. Но что?
      Эвелина сжала кулаки.
      – Как же я не догадалась, что вы за всем этим стоите!
      Он поморщился.
      – Да, я ужасно виноват перед вами. И я искренне раскаиваюсь.
      В комнате на минуту воцарилось молчание. Похоже, что оба они были пешками в чужой смертельной игре в кошки-мышки. И Эвелине в этой игре отводилась роль сыра – приманки.
      – Кто такой Уитон? – спросила она.
      – Он возглавляет службу разведки в министерстве иностранных дел.
      – Может быть, он и есть предатель?
      Джастин покачал головой.
      – Уитон ни за что бы не совершил государственную измену.
      – А разве убийство английского тайного агента нельзя расценивать как предательство по отношению к своей стране?
      – Ничего не понимаю. Не вижу во всем этом никакого смысла! – Он поморщился и снова поднял руку к виску.
      Глядя на маркиза, Эвелина нахмурила лоб, как будто сама испытывала боль. Она видела, что Джастин страдает. Хотя ее чувства к этому человеку были крайне противоречивы, его мучения не доставляли ей радости.
      – Вам очень больно?
      Он ответил сквозь зубы, стиснутые от боли:
      – Только когда я думаю. Или когда дышу. Или когда я говорю…
      Желая хоть чем-то ему помочь, девушка предложила:
      – Я принесу вам еще бульона.
      – Нет, мне просто нужно немного поспать, – сказал он устало.
      Глядя, как Джастин пытается лечь, Эвелина поднялась с места.
      – Разрешите, я вам помогу. – Придерживая маркиза за плечи, она осторожно помогла ему устроиться поудобнее. Его пряный запах и ощущение его близости воскресили в ее памяти воспоминания, которые бы Эвелине хотелось вычеркнуть из своего прошлого навсегда. Ну, может быть, не навсегда, но хотя бы на время. Девушка поправила ему подушку и укрыла его обнаженную грудь одеялом. О Боже мой, как же он красив! Лучше бы ей никогда не видеть его! Ее до сих пор влечет к нему, и она ничего не может с этим поделать.
      Когда Эвелина собралась уходить, он схватил ее за руку.
      – Благодарю вас, Эвелина.
      – За что?
      – Если вы так заботливо за мной ухаживаете – значит, вы не можете меня ненавидеть слишком уж сильно.
      У нее комок встал в горле.
      – Но ведь если бы вы умерли, кто бы в таком случае рассказал мне то, что мне необходимо знать?
      Лицо Баркли озарила слабая улыбка.
      – Продолжайте и впредь убеждать себя в этом, Эвелина. – И, сделав это приведшее Эвелину в смятение замечание, он отпустил ее руку и закрыл глаза.

      В эту ночь Эвелина никак не могла заснуть. Она лежала на своем соломенном тюфяке, неподвижно уставившись на балки, подпирающие крышу маленькой хижины. Всего тридцать четыре балки. Эвелина пересчитывала их уже в пятый раз – одну за другой. Она страшно устала, но из-за переутомления сон все не приходил.
      Луну окутали облака, и ее тусклый свет едва проникал в спальню сквозь маленькое оконце. Темнота комнаты как нельзя лучше соответствовала мрачному настроению Эвелины. Вот уже на протяжении двух дней она допрашивала Джастина, но ответов пока получила очень мало. Оба они предполагали, что мифический французский заговор скорее всего служил прикрытием для чего-то другого. Но для чего именно – они пока не выяснили. В общем, если не брать в расчет наступившее у Джастина улучшение, можно было бы считать эти последние два дня полностью потерянными.
      Так думала Эвелина, лежа в своей постели. Она чувствовала усталость и раздражение, но тревога, которая ни на минуту не покидала ее, не давала уснуть. Девушка добровольно взвалила на себя львиную долю ухода за раненым Джастином, стараясь оставить Фаизе больше времени для отдыха. Однако верная турчанка все равно не сидела без дела, занятая то приготовлением пищи, то уборкой, то стиркой.
      Эвелине пришлось признать: уход за больными ей удается намного лучше, чем все остальное. Она все чаще приходила к выводу, что готовка и уборка не ее стези. Кроме того, девушка предполагала, что, проводя больше времени с Джастином, она приобретет стойкость к его чарам. Которые – она вынуждена была скрепя сердце сознаться себе в этом – по-прежнему имели над ней власть. По крайней мере, Эвелина старалась убедить себя, что ей необходимо проводить больше времени с Джастином именно по этой причине. К ее большому неудовольствию, Эвелине приходилось замечать, что в его присутствии она скованна и пуглива, как лесная лань. «И что это со мной?» – думала она и старательно внушала себе: «Подумаешь, какой пассаж – ухаживать за раненым мужчиной, с которым у тебя была интимная связь! Ну и что? В этом нет ничего из ряда вон выходящего».
      Вот что Эвелина совсем не находила забавным, так это реакцию самого Джастина на ее смущение и замешательство. Он искусно притворялся, что не замечает, какую неловкость она испытывает при общении с ним. Однако слишком уж часто делал вид, что не может обойтись без ее помощи. Это происходило всякий раз, когда ему нужно было сделать хоть малейшее движение. Раз или два наблюдательная Эвелина замечала хитрую улыбку в уголках его губ, но не посмела уличить хитреца в притворстве. Да, когда Джастин лежал без сознания, обращаться с ним ей было намного легче.
      Эвелина беспокойно ворочалась с боку на бок. Чтобы поднять себе настроение, она повернулась к окну и прислушалась. Может быть, ей удастся расслышать журчание ручья, который течет рядом с домом. Но до ее ушей доносился только громкий храп Фаизы, спавшей на соломенном тюфяке в другом конце спальни. Девушка от души позавидовала крепкому сну служанки.
      Вдруг в соседней комнате скрипнула половица. Эвелина приподнялась на локте и затаила дыхание. В кухне определенно кто-то находился. Однако она не слышала, чтобы кто-то до этого открывал входную дверь. Значит, это скорее всего их беспокойный пациент, нарушающий больничный распорядок. У него что, совсем отсутствует уважение к другим людям? Мало того, что они с Фаизой ухаживают за ним, как рабыни, – он еще им и поспать спокойно не дает!
      Эвелина решительно поднялась с кровати. Она поправила юбки, пригладила рукой заплетенные в косу волосы. А затем прошла на цыпочках в соседнюю комнату, собираясь показать больному, кто здесь главный и кто устанавливает правила. Чем больше Джастин будет спать, тем быстрее поправится. А пока он не поправится, они не смогут вернуться в Лондон. Хотя где-то в глубине души Эвелине хотелось подольше побыть в живописной тихой сельской местности, она ни за что на свете не призналась бы в этом. Никому – даже себе. А тем более Джастину!
      Тесную кухоньку освещала одинокая свеча. За столом сидел Джастин и угощался лежащими перед ним на тарелке яблоком и сыром. Вокруг его талии было намотано черное шерстяное одеяло. Это была единственная имевшаяся на нем одежда. Как будто после того, как Эвелина за несколько дней насмотрелась на его обнаженное тело, у нее выработался иммунитет к его привлекательности!
      Когда она вошла, Джастин поднял голову.
      – Извините, если я вас разбудил.
      – Вы сейчас должны быть в постели, – проворковала она, осторожно прикрывая дверь в свою спальню.
      – Я проголодался как волк.
      Эвелина окинула взглядом остатки провизии и ответила:
      – Вижу, этот голодный волк здесь хорошо поживился. – Она повернулась к маркизу спиной и подбросила в печь несколько поленьев. – Если вы не будете спать по ночам, вы никогда не поправитесь.
      – Как я могу спать, если у меня все тело болит так, словно по нему прошлась наполеоновская кавалерия?
      – Если бы вы приняли настойку опия…
      – Ну уж нет, дудки! – резко возразил он. – Я уже говорил вам, что хочу сохранять ясную голову.
      – Не стоит из-за этого так горячиться, – заметила девушка.
      Отодвинув расшатанный деревянный стул подальше от стола, Эвелина села напротив Джастина. Ей, разумеется, совсем не обязательно разыгрывать из себя строгую начальницу и насильно заставлять его идти спать. Девушка чувствовала неловкость, ее щеки горели от смущения. Она рассеянно теребила в руках штопор, лежавший на грубо сделанном столе.
      – Разве можно быть любезным, когда хочется кричать от боли?
      Не поднимая на него глаз, Эвелина пробормотала:
      – Поделом вам. Немного боли пойдет вам на пользу.
      Посмотрев на Джастина и увидев, что в его серебристо-зеленых глазах промелькнула обида, она снова отвела взгляд. Эвелина прекрасно понимала, что ведет себя отвратительно, однако ничего не могла с собой поделать. Когда с ней рядом был Баркли, она становилась непредсказуемой. За малейшую его оплошность Эвелина готова была выплеснуть на Джастина весь свой гнев. Это неудивительно: она вынуждена денно и нощно усердно ухаживать за ним, лечить его раны. В то время как ей следовало бы заставить маркиза заплатить за свои злодеяния! Где в жизни справедливость?
      Смущаясь оттого, что Джастин сидел перед ней полуголый, Эвелина устремила свой пылающий гневом взгляд в пол. От необходимости сдерживать свою ярость ей хотелось кричать.
      Воцарилось тяжелое молчание.
      – Нужно достать вам приличную одежду, – наконец заметила девушка, а сама в этот момент внимательно разглядывала свои юбки. Господи, какое у нее ужасно потрепанное платье!
      – Знаю – это в высшей мере неприлично, но мне понравилось ходить в таком виде. Так я чувствую себя свободнее, – заявил Баркли, отправляя в рот очередной кусочек сыра. – Никогда не представлял, насколько легко чувствуешь себя, избавившись от предрассудков в виде нескольких слоев одежды. Я и вообразить себе не мог, что смогу прожить без моего камердинера. И вот вам пожалуйста! Только посмотрите на меня: я прекрасно обхожусь без его услуг!
      – Это недостойно англичанина, – заметила Эвелина, глядя, как Джастин очищает яблоко от кожуры, отрезает кусочек яблока и кладет его в рот. После этого она снова опустила глаза и стала внимательно разглядывать свои сложенные на коленях руки. – И потом, Фаиза вас стесняется.
      – А вы, Эвелина? Вас волнует моя обнаженная плоть? – насмешливо спросил Джастин.
      Она попыталась сделать вид, что пропустила его слова мимо ушей.
      – Ах да, конечно! Вы ведь ее уже видели раньше! – иронично добавил Баркли.
      Щеки Эвелины стали пунцовыми, и перед ее мысленным взором мгновенно пронеслись волнующие воспоминания. Но она поджала губы, не желая попадаться на его удочку.
      Маркиз наклонился к ней и добавил:
      – И вы ее ласкали.
      В горле у Эвелины встал комок. Она скрестила руки на груди, радуясь, что теперь ее щеки горят от гнева, а не от смущения.
      – Если вы скажете еще хоть одно слово…
      – И целовали…
      – Довольно! – громким шепотом воскликнула Эвелина. Ей захотелось как можно скорее закончить этот разговор, который приводил ее в бешенство и… волновал. – Как вы можете так гордиться собой из-за того, что обманули невинную барышню и она сбросила с себя платье? Никогда не думала о вас как о бессовестном совратителе девушек. А вы, как выяснилось, исполнили свою роль лучше, чем любой из актеров на подмостках «Друри-Лейн»! Похоже, вы закапываете свой талант в землю.