Потери обеих сторон были ничтожны по сравнению с незаменимой утратой, понесенной Нидерландами в последовавшей вскоре кончине великого де Рюйтера. Еще во время боя оставалась надежда сохранить де Рюйтеру жизнь. Несмотря на тяжелые раны, во время боя он еще молился за свой флот. Но состояние его здоровья постепенно ухудшалось; у него даже не хватало сил подписать составленное им самим донесение о бое. 29 апреля, через неделю после сражения, великий флотоводец скончался на своем флагманском корабле «Фендрагт», среди безутешных адмиралов и командиров, собравшихся в последний раз около своего горячо любимого начальника.

Де Рюйтер скончался 70 лет; он 56 лет своей жизни провел в море и участвовал в более чем 25 боях и 15 больших сражениях. В семи сражениях он лично руководил флотом и один лишь раз, совсем юным офицером, был легко ранен.

Тело де Рюйтера было предано земле в Сиракузах; в конце года его перевезли на родину на возвращавшейся из Средиземного моря эскадре. Погребение, весьма торжественно обставленное, состоялось в середине марта 1677 года в новой церкви в Амстердаме. После боя у Стромболи де Рюйтеру был пожалован испанским королем титул герцога; прах его везли покрытым герцогской мантией. Титул герцога и годовая пенсия в 2000 гульденов перешли его сыну; последний однако же просил о замене герцогского титула баронским.

Людовик XIV приказал всем береговым укреплениям салютовать кораблю, везшему прах де Рюйтера, в случае его к ним приближения. Вдова де Рюйтера и правительство Нидерландов получали со всех сторон выражения соболезнования. На родине де Рюйтеру поставлено несколько памятников. Велики заслуги де Рюйтера; он был настоящим моряком, безукоризненно честным, благородным и весьма скромным, несмотря на все свои заслуги.

Граф де Гиз, принимавший участие в качестве волонтера в «четырехдневном» бою дал следующую характеристику де Рюйтеру: «Я всегда его видел спокойным и уравновешенным; когда победа бывала обеспечена, он всегда говорил: «Господь нам ее даровал»… Следует упомянуть его исключительную нетребовательность и скромность. На следующий день после победы я лично видел его подметавшим свою каюту и кормившим своих цыплят».

Один взятый в плен английский офицер, которому было разрешено следить за ходом сражения, отзывается о де Рюйтере, как о человеке совершенно особенном: «Он был в одном лице – адмиралом, командиром, рулевым и матросом, и во всех этих отраслях бесподобным».

Родившись в небогатой семье, де Рюйтер благодаря упорному труду сделался одним из самых замечательных людей своего отечества. Таким же простым, каким он был мальчиком и юношей, он остался до смерти. Исключительно любовь к родине, а не честолюбие вело этого замечательного человека на подвиги. И в этом смысле он стоял выше Нельсона, которого всегда считают величайшим морским героем и адмиралом.

Любопытно в жизни этого великого, если не величайшего, адмирала всех времен, что он не чувствовал особого влечения к службе в военном флоте; неоднократно после выдающихся подвигов на поле брани, он возвращался к жизни моряка коммерческого флота и совершал в течение долгих лет дальние походы на торговых судах. 46-ти лет он решил совсем отказаться от морской службы и поселился на берегу, однако ему было суждено вновь стать в ряды защитников родины и сыграть видную роль в ее спасении.

Никогда де Рюйтер не напрашивался на назначения; всегда голос народа или воля правительства его избирали на ответственные должности.

Что про него говорили другие – ему было безразлично, он прислушивался лишь к голосу своей совести. Ни о ком он не говорил дурно, поэтому у него не было врагов; как человек он пользовался редким уважением. Как мы видели, даже Тромп, полный раскаяния, подчинился ему всецело. Де Рюйтера заранее смущала мысль быть впоследствии причисленным к великим людям своего народа; в виду этого он из скромности уничтожил часть своего дневника. В своих суждениях о других он был крайне снисходителен, к себе строг. За своих подчиненных всегда стоял горой; последние бывали несчастны, если им приходилось возбуждать его, хотя бы малейшее, неудовольствие. Честолюбие и искание славы были чужды этому человеку; основными чертами его характера следует считать простоту и скромность.

Мы уже упоминали, что флот, которым Нельсон совершил свои великие дела, он унаследовал блестяще подготовленным. Де Рюйтеру пришлось все создавать самому, при поддержке в начале очень небольшого числа людей.

До де Рюйтера военные флоты представляли из себя скопище вооруженных коммерческих судов; в начале военной деятельности де Рюйтера даже вооруженные корабли, поддерживавшие сообщение с Ост-Индией, считались серьезной силой из-за сравнительно большого водоизмещения. Для комплектования военных кораблей приходилось запрещать торговое судоходство и рыболовство.

Потребовалась исключительная энергия де Рюйтера, чтобы из такого материала и личного состава создать боеспособное оружие. Одновременно с организацией флота им проводилась организация тыла, баз и т. п. На всех поприщах де Рюйтер добился для своего времени беспримерных результатов.

Путем постоянных боевых учений и маневрирования он положил основание отлично обученному флоту с прекрасной внутренней дисциплиной. Де Рюйтер проявил такую исключительную заботу о санитарном состоянии своих команд, как никто до него; тогда вопросы гигиены были совершенно новы. Во всех отраслях де Рюйтер находил верные пути и средства для достижения общей цели. Свое развитое до крайности чувство исполнительности и служебного долга он сумел также развивать и в подчиненных; они его обожали до такой степени, что готовы были за него отдать последнюю каплю крови.

Де Рюйтер может служить примером стратега и тактика, и трудно сказать, в какой отрасли он выше. Если взвесить все обстоятельства, то следует признать, что он выше как тактик, не умаляя в то же время его достоинств как стратега. Ему приходилось действовать и добиваться успехов больше в области тактики; уже в мирное время он отдавал все свои силы тактической подготовке флота. В его тактической деятельности решающим моментом всегда была его личность; в стратегических вопросах он не имел случая себя проявить столь широко. Как тактик, он, в противоположность Нельсону, не так свободно давал инициативу в руки отдельных начальников, но в то же время не связывал их чрезмерно выработанными им тактическими положениями. Будучи всегда особенно озабочен, чтобы линия в начале боя была в образцовом порядке, он не держался ее педантично во время самого боя и не задумывался ее нарушить, если это казалось выгодным. Все действия его были глубоко проникнуты основными положениями тактики: правильная оценка сил противника; совместное действие всех своих сил и общая дружная работа для достижения одной, твердо намеченной цели; сосредоточение своих сил на той части неприятеля, которая меньше других может ждать помощи. Последний принцип ему давался труднее других; тактика того времени и имевшиеся в его распоряжении средства делали его, несомненно, наиболее трудно выполнимым.

Не следует забывать, с каким серьезным противником ему чаще всего приходилось бороться; де Рюйтер почти во всех отношениях и всегда бывал слабее, в последнем году даже по количеству кораблей и их сил. Лишь такой вождь, как де Рюйтер, мог при этих обстоятельствах вести свой флот к победе; его гений не знает себе равного. И в мирное время все мысли этого замечательного человека были заняты подготовкой к войне и серьезным обучением своих подчиненных в морском, навигационном, военном и артиллерийском отношении.

Де Рюйтеру, также как и Нельсону, было свойственно искать конечной победы в ближнем бою. Это было единственно правильным и целесообразным в их время. В такой схватке лучше всего сказывались плоды одиночного обучения кораблей: бой решался главным оружием корабля – артиллерией и все зависело от умения личного состава ею управлять и работать у пушек.

После сражения у Агосты обе стороны утверждали, что оставили место битвы последними. Исправив свои повреждения, союзники рано утром 23 апреля пошли в Сиракузы, куда несколько кораблей были отбуксированы галерами.

Дюкен не решился снова напасть на отходившего при столь тяжелых обстоятельствах противника, настолько сильно были повреждены и французские корабли. Покрейсеровав несколько дней перед Сиракузами, он вернулся 2 мая в Мессину.

Союзники покинули Сиракузы 6 мая и пошли вокруг Сицилии в Палермо; французы не мешали им, несмотря на полученные подкрепления в виде 24 галер. Вивонн лишь в конце месяца принял решение снова напасть на союзников; он поднял флаг на корабле Турвиля.

Ден Гаен, принявший главное командование над союзным флотом, получил известие, что французский флот, в составе 60 кораблей, фрегатов и галер вышел в море. Так как голландские корабли еще не были боеспособны, то голландский адмирал решил принять бой на якоре, если противник появился бы ранее 1 июня – срока готовности его судов.

Ден Гаен располагал 27 кораблями и более мелкими судами. Суда стали на шпринг в линии полумесяца, бортами к морю. На правом фланге, следовательно на востоке, стояли исключительно испанские корабли. Оба фланга были защищены береговыми батареями, центр – главным береговым фортом. Галеры были распределены по всему фронту для отбуксирования неприятельских брандеров на случай их нападения.

Французский флот подошел 1 июня к Палермо, где произвел немедленно разведку. Бой последовал на следующее утро. Девять кораблей под начальством контр-адмирала де Прельи прикрывали нападение брандеров. Они были посланы вперед в густом пороховом дыму после того, как корабли де Прельи начали бой; последние стали на шпринг против правого фланга союзников, т. е. против испанских кораблей, в расстоянии одного кабельтова от них. Шпринги завели с таким расчетом чтобы нападающие могли стрелять всем бортом.

Испанский флагманский корабль первым обрубил канат и перлинь от шпринга и выбросился на берег, где вскоре совсем сгорел; его примеру, конечно, не замедлили последовать большинство других испанских кораблей.

Подобным же образом было проведено нападение французов на остальные корабли союзников. И тут брандеры имели успех, хотя и после упорного сопротивления. Один из флагманских голландских кораблей загорелся и сдрейфовал на два других корабля; все три взлетели на воздух. Корабль испанского главнокомандующего, стоявший в центре, был подожжен четырьмя брандерами; личный состав попрыгал за борт, причем погиб адмирал и находившийся в гостях на корабле прежний главнокомандующий де ла Черда. Корабль вскоре взлетел на воздух.

После всех этих неудач голландцы упали духом; четыре их корабля выбросились на берег, а остальные, вместе со всеми галерами, укрылись во внутреннюю гавань. И на берегу несчастье преследовало союзников; одна из береговых батарей была взорвана, пожар от горящих кораблей распространился по всему городу; некоторые кварталы были подожжены неприятельскими снарядами. Храбро сражавшийся голландский главнокомандующий де Гаен был убит. Последний флаг-капитан де Рюйтера, капитан Калленбург, защищался как герой. Когда все французские брандеры были использованы, Вивонн приказал окончить бой.

Не считая брандеров, погибших, исполнив свое назначение, потери победителей были ничтожны: один корабль и небольшое количество команды. Голландцы потеряли двух адмиралов, свыше 260 убитыми и ранеными, 3 линейных корабля и несколько мелких судов. Потери испанцев были громадны: 2 адмирала, 8 командиров, 1700 убитых и раненых, 4 линейных корабля, 2 галеры, несколько мелких кораблей; все прочие корабли были сильно повреждены.

Причины, по которым союзники решили принять бой на якоре, изложены выше. Вероятно, де Рюйтер нашел бы возможным выйти заблаговременно в море, чтобы принять бой на ходу. Еще незадолго до боя у Агосты, он говорил, что никогда, ни в каком случае не принял бы боя на якоре.

Диспозиция союзников была выбрана удачно и приказания, данные галерам, надо признать вполне целесообразными; но они не сумели выполнить своей задачи – отбуксировывать неприятельские брандеры при приближении. Бой у Палермо выдвинул брандеры как особый вид оружия. Но не все они действовали удачно, иначе не потребовалось бы четырех брандеров, чтобы поджечь испанский флагманский корабль. Победа французов могла бы быть еще более блестящей при наличии большего количества брандеров.

Нападение всех трех французских эскадр было предпринято и выполнено очень ловко и энергично; Турвиль и Дюкен вели образцово, первый – центр, второй – главные силы; на корабле Турвиля находился Вивонн.

Не удивительно, что видя трусость испанцев, недостаточную помощь галер, слабую поддержку береговых батарей, голландцы, без того уже угнетенные смертью де Рюйтера и отсутствием веры в союзников, окончательно пали духом.

Нельзя не поставить в вину Вивонну, что он не использовал своей победы и не предпринял, при помощи специально сооруженных для этой цели брандеров, новую атаку. Упоенный своей победой, он вернулся в Мессину.

Французы добились в стратегическом отношении всего, чего хотели. Морская война закончилась на этом театре, – французский флот всецело владел морем.

Калленбург вступил в командование флотом и, по приказанию Генеральных Штатов, повел его в Неаполь. Благодаря чрезвычайно ловкому маневру, ему ночью, во время перехода, удалось уйти от Дюкена, несмотря на то, что он был открыт французами.

С 20 августа до 4 октября голландцы оставались в Неаполе. Оттуда они двинулись дальше под командой специально командированного сухим путем шаутбенахта Аллемонда; из-за штормов и льда им удалось прибыть на родину лишь в конце января 1677 года.

Дюкен перевез новые войска и боевые запасы из Тулона в Сицилию, это было единственное, чем в дальнейшем ознаменовал себя французский флот. Он лишь изредка принимал участие в небольших операциях против неприятельского побережья. Об энергичном нападении на разрозненные части неприятельского флота не думали.

Сухопутная война велась вяло; французы имели лишь самый незначительный успех. 1 апреля 1678 года они очистили Сицилию, так как ожидали появления англо-голландского флота и решили предупредить события.

Действительно, небольшая голландская эскадра вышла в середине февраля из Нидерландов, под командой вице-адмирала Корнелия Эвертсена (младшего – их было три в голландской флоте). 17 марта 1678 года эта эскадра, состоявшая из 6 кораблей и 5 брандеров (половина готовившихся к плаванию кораблей) встретила в 30 милях на запад от Уэссана французскую эскадру из 6 больших кораблей, под начальством контр-адмирала Шато-Рено. Последний шел из Бреста в Средиземное море и немедленно атаковал голландцев. После 6-часового боя на большой волне противники должны были разойтись ввиду наступившей темноты; Эвертсен вошел в Кадис, где 26 мая к нему присоединилась вторая половина эскадры. В середине мая он доставил войска в Барселону, после чего получил приказание вернуться, так как Испания уклонялась от платежей.

Голландские экспедиции в Средиземное море закончились, не принеся почти никаких материальных выгод своей стране, так как Испания платила очень неаккуратно. К 1713 году она еще не успела выплатить своего долга.

После возвращения де Рюйтера из Вест-Индии осенью 1674 года, голландцы больше не предпринимали туда экспедиций. Лишь весной 1676 года адмирал Бинкерс, под командой которого находилось 3 линейных корабля, 3 фрегата и 3 авизо, занял Кайенну и маленький островок Мари-Галант. После ряда мелких операций он, наконец, овладел островом Тобаго.

Франция выслала осенью эскадру, чтобы вернуть себе Кайенну и Тобаго. Адмиралу д'Эстре, ревновавшему Дюкена к его успехам, удалось настоять на своем назначении командующим эскадрой. Он покрыл из личных средств часть расходов на экспедицию, за что ему была обещана половина стоимости всех призов, которые он возьмет. Кайенна была занята французами уже в конце года. 20 февраля 1677 года д'Эстре появился у Тобаго с флотом, состоявшим из 7 линейных кораблей, 3 фрегатов и 4 мелких кораблей (в том числе и брандеров). Его корабли, значительно большие по водоизмещению и более сильные, чем неприятельские, имели кроме того до 1000 солдат на борту; французы были, следовательно, вдвое сильнее голландцев.

Бинкерс стал на якорь совсем в глубине бухты, открытой с запада и юга, под защитой форта. Последний был усилен и исправлен, а личный состав форта пополнен судовой командой. Со стороны суши форт был окружен болотами и низким кустарником, сильно затруднявшим подступ к нему. Расположение голландских судов, стоявших очень близко друг к другу на якорях с носа и кормы по румбу запад-восток, бортом ко входу, было очень выгодным. Самый западный корабль стоял близ рифа, самый восточный близ берега. Небольшой риф у входа в бухту сильно затруднял маневрирование входящих судов. Бинкерс решил лично вступить в командование фортом. Господствовавшие ветра хоть и давали возможность неприятелю войти в бухту, но крайне затрудняли обратный выход.

Адмирал д'Эстре сделал высадку на следующий день после прихода; французские войска немедленно приступили к операциям против форта, а флот стал перед бухтой и занялся промером. Д'Эстре приказал 3 марта предпринять одновременную атаку форта с суши и с кораблей, несмотря на серьезные возражения младших флагманов, видевших непреодолимые затруднения в навигационных условиях. Попытки французов овладеть ночью при помощи 14 шлюпок голландским сторожевым авизо были отражены.

Десант сделал ошибку, начав атаку форта слишком рано; трижды он возобновлял атаку, но, потеряв свыше пятой части состава убитыми и ранеными, должен был отойти и был снова посажен на суда.

Французская эскадра подходила в двух параллельных колоннах; западную вел сам д'Эстре. Войдя западным курсом, французы стали южнее голландской линии в непосредственной близости к неприятелю. Обе стороны немедленно начали бой и выказали много храбрости и упорства. Два голландских корабля и фрегат потеряли мачты, их снесло на берег. Корабль д'Эстре взлетел на воздух вместе с дравшимся с ним голландским кораблем, два линейных корабля сгорели, два других и брандер сдрейфовали на берег, все прочие суда получили очень значительные повреждения. Д'Эстре вышел с остатками своего флота еще до наступления темноты из сферы огня береговых батарей; однако не все корабли смогли это сделать сразу, некоторым удалось уйти лишь через четыре дня. Голландцы овладели выброшенными на берег кораблями, и вскоре отразили атаку брандеров. Потери голландцев: 350 человек убитыми и ранеными, французов – 1500 человек. Упорное сопротивление голландцев на суше и на море не дало французам возможности добиться своей цели, хотя на море последние остались победителями.

Д'Эстре, не смотря на советы капитанов, разбросал свои силы на суше и на море, вместо того, чтобы их сосредоточить в одном месте. Французские корабли и войска дрались с изумительной отвагой, но последним пришлось вернуться на корабли, не достигнув результатов. Французские корабли должны были немедленно уйти в свои порты для ремонта – настолько сильно они были повреждены.

Адмирал Бинкерс сам вполне допускал возможность, что если бы нападение с суши было произведено большими силами, то успех мог бы быть на стороне французов, а главная цель последних – занять форт. Задача французского флота сводилась лишь к тому, чтобы завязав бой с голландскими кораблями, лишить их возможности послать подкрепления на берег. Для французов было бы полезнее напасть не на все суда голландцев сразу, а лишь на половину их, стоявших на ветре.

Еще в октябре того же года д'Эстре снова вышел в море с эскадрой из 13 линейных кораблей и фрегатов. Заняв голландское побережье Сенегала, он прошел в Вест-Индию, где к нему присоединилось около 12 кораблей флибустьеров.

Флибустьерами назывались морские разбойники, появившиеся с начала XVII столетия в большом количестве у Антильских островов. Первоначально это были гасконцы и бретонцы, которые из ненависти к испанцам уничтожали их морскую торговлю, вначале на родине, потом в колониях.