Я разбойник очень строгий, ненавижу я лентяев; я лентяям режу яйца - вот какой я парень страшный. Я люблю трудолюбивых. С ними весел я и добр, угощаю чаркой водки, а под Новый год и Пасху я им тоже режу яйца. Потому что кровожадный! А еще люблю я рыбу. В общем, в сущности, как видишь, я разбойник безобидный, но люблю, чтоб был порядок. Потому что аккуратный ". Уж царевне стало скучно, а разбойнику неймется сам бы рад остановиться, да не знает, как закончить. (Был такой дефект у Стеньки (называется поносом)). Вот уж лодка на стремнине, тут поднялся грозный Разин и, не прерывая речи, ухватил княжну за косы, раскрутил ее, как пращу, а потом взглянул на берег - не видать ли там татаров. Не видать. Пустынен берег. "Что-то мешкают, уроды",- пошутил веселый Стенька и царевну в реку бросил. Та поплыла батерфляем, от погибели спасаясь. Не успела.
      Не спаслася - добродушный Стенька Разин в два гребка догнал царевну и веслом ее угробил. Та стремглав пошла под воду, пузыри пустив из носу, и с руки ее колечко соскользнуло и забилось под какую-то корягу (а, быть может, и под камень, но княжна не разглядела, повредив глазные нервы). И тотчас же всe татары, что таились по оврагам, дожидаясь преступленья, зашумели, загудели, словно хищные пиявки в желтой банке с ацетоном.
      " Уй, какой жестокий Разин! Мы башка его отрубим и отправим папе с мамой, уй, шайтан, елда-татарин! "
      С этим возгласом татары погрузились на пироги и отчалили от брега (брег им больше был не нужен). Стенька Разин испугался и накакал в одежонку, но стерпел, не подал виду, хоть вокруг и завоняло. Перекрикивая запах заорал отважный Стенька: "Ну, попробуйте, приблизтесь, то-то всeм отрежу яйца, потому что аккуратный и во всем люблю порядок! Коль сражаться, так сражаться, а не надо - так не надо. В Пасху - так Христос воскресни, а не то отрежу яйца! Новый год - так чтобы елка, а иначе - не терплю я, потому что справедливый и всeгда защитник бедных." Говорят ему татары: "Нам, татарам, недоступно наслажденье битвой жизни. Гром ударов нас пугает ". "А ебет меня как будто,- отвечает Стенька Разин, -Гром ударов их пугает! Долбоебы вы, татары, и татарки ваши тоже". Тут татары разозлились, и подплыв к нему поближе, ткнули в глаз ему стрелою и дразнили одноглазым.. Тут, признаться, Стенька Разин осерчал на них немного. Сам он к ним подплыл поближе, выхватил кривую саблю, размахнулся для удара и за глаз второй схватился, так как хитрые татары снова ткнули в глаз стрелою, ослепили атамана, и Гомером обозвали. Глаз потек по подбородку, атаман вскричал ужасно (темноты боялся с детства, а слепым темно повсюду) и давай рубить татаров - стариков, детей и женщин. Всe татары потонули, потонул и Стенька Разин сослепу не видeл берег и, поплыв куда попало, был раздавлен параходом "Александр Грибоедов".
      А кольцо лежать осталось под корягой (или камнем).
      (КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )
      Утром, сверкая надраенными зубами я вышeл на кухню. Ирина сидела там и поджидала меня.
      - Свари кофе,- попросила она.
      Я охуeл.
      - Ты,- говорю,- что-то путаешь. Когда я, сверкая надраенными зубами, выхожу на кухню, кофе должен быть уже сварен и разлит по чашкам. Вот и Оксана не даст соврать.
      Ирина мельком глянула на Оксану и снова повернулась ко мне.
      - В принципе,- говорит,- я могу и сама сварить. Но вообще-то это мужское занятие.
      -Почему это мужское?- возмутился я.
      - Потому что мужчина - существо ответственное, а женщина - существо капризное. Улавливаешь, Гoша?
      В то утро я не чувствовал себя ответственным существом и мало что улавливал.
      Однако начинать день со споров не хотелось, и я, в нарушение всeх правил, сварил кофе.
      - Женщина, продолжала развивать свою мысль Ирина, существо капризное. И мужчина должен эти капризы ублажать.
      - Глупости глаголишь, - заметил я.- Улавливаешь, Ирина?
      - Молод ты еще, Гоша,- покровительственно улыбнулась та. - Я сделаю из тебя настоящего мужчину.
      Всю жизнь из меня кого-то делают! Теперь вот - настоящего мужчину.
      - Ноги,- говорю,- что ли, мне отрежешь?
      - Зачем ноги?
      - Ну, как в " Повести о настоящем человеке "...
      Я покосился на Оксану - улыбается ли она моeму остроумию.
      Оксана с хрустом пожирала глазами Ирину. Ирина ее игнорировала.
      - Дурак ты, Гоша!
      ( Ну вот, опять...)
      - Почему?
      - А потому. Нечего из себя детский сад корчить. Я не люблю детей, я люблю мужчин.
      - Я тоже,- говорю, - детей не очень люблю.
      - А должен, если ты мужчина!
      - Вот это, - говорю,- интересно. Почему это тебе можно не любить детей, а мне, как дураку, нельзя?
      - Потом поймешь. Я ж, как-никак, твоя будущая жена...
      - Вот это, блядь, здорово! - восхитился я .- Стоило только разок перепихнуться, и она мне уже жена!
      Я даже заговорил об Ирине в третьем лице.
      - Дело не в " перепихнуться ",- сказала Ирина,- а в том, что мы любим друг друга.
      - А меня никто не любит, - заплакал за стенкой Сидорыч.- Я - " гондон "!
      - Кто это тебе сказал, что я тебя люблю?- удивился я.
      - А мне этого и не надо говорить. Я сама знаю. Ты этого еще не знаешь, а я уже знаю.
      - Остынь, шоколадная моя,- говорю.- Ты еще этого не знаешь, никто этого еще не знает, а у меня уже есть будущая жена,- я гордо кивнул на Оксану.
      Оксана, не обращая внимания на мои слова, продолжала безмятежно смотреть в чашку с чаем.
      - Вот эта?- изумилась Ирина.- Ну, ты и вправду дурак, Гоша.
      - Почему?
      - Она ж - приглядись - лесбиянка!
      Оксана поперхнулась чаем. Я почувствовал себя глупым шоколадным читателем.
      - Это правда?- спросил я у Оксаны.
      - Ну, правда,- ответила та.- Дурак ты!
      Ну вот, опять!
      Оксана, меж тем, поднялась и вышла из кухни.
      - Ты меня назвала дураком,- говорю,- и Оксана тоже. Кому ж из вас верить?
      - Верь мне,- сказала Ирина.
      - А почему я должен тебе верить? Кто ты вообще такая?
      - Я авантюристка. А кольцо у тебя платиновое.
      - Так ты,- обрадовался я,- за кольцом охотишься?
      - Можешь не радоваться. За тобой.
      - Да на хур я тебе cдался! Возьми лучше кольцо! Оно - платиновое. А я шоколадный.
      - Ты - дурак.
      ( Да сколько ж можно! )
      - Сколько нужно. Любишь ты меня, вот что.
      - За ногти?- полюбопытствовал я.
      - За состраданье к ним. Гоша, я хотела бы познакомиться с твоей семьей.
      - На хера тебе?
      - Еще один женский каприз.
      - Знаешь что,- говорю,- составь список всeх своих женских капризов и дай мне на изучение.
      - Зачем?
      - Хочу знать, чего мне опасаться.
      - Так познакомишь меня с родителями?
      - Ну ты и зануда. Ладно, проще будет познакомить. Вот только они у меня разведенные. Кого предпочитаешь - мать или отца?
      - Отца.
      - Хорошо,- согласился я.- Только сначала статью в редакцию занесем.
      Так мы и сделали. Вышли на улицу и зашагали в редакцию.
      ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Палило по обыкновению немилощадно. Асфальт плавился и вонял. Над нашими головами пролетел чугунный шар на цепи и с упоением врезался в свежеоштукатуренную стену дома напротив. По стене разбежались змейки трещин, захрустел разламываемый кирпич, и стена, провалившись внутрь дома, рухнула.
      Испуганные жильцы повыскакивали из кроватей, одинокие старушки торопливо собирали свой нехитрый скарб, а пьяный по обыкновению Аркадий, которого шар застал обнявшим унитаз, продолжал мирно посапывать, время от времени всхрапывая и неторопливо взблевывая в унитазную водицу.
      (КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )
      - Дом ломают,- сказал я.- Совсeм же недавно ремонтировали.
      - Хорошо,- весело отозвалась Ирина.
      - Что xорошо?
      - Что ломают. Построят какой-нибудь детский садик...
      - Или крематорий,- подхватил я.- И из невысокой трубы крематория будет весело валить дым.
      - С тобой разговаривать,- махнула рукой Ирина.
      ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Этой ночью я никак уснуть не мог. С боку на бок ворочался, ворочался, а сон все не идет. Решил я тогда с Судьбой понапрасну не воевать, а встать и выпить рюмочку-другую.
      Влез в тапочки, достал из буфета бутылку и сел за стол.
      Гляжу, а за столом уже сидит какая-то женщина, тощая, как смерть, в белой ночной сорочке и белых тапочках.
      - Ты кто?- спрашиваю.
      - Я,- отвечает, твоя бессонница.
      - Очень приятно, говорю. - А белые тапочки зачем? Намек, что ли?
      - Какой там в пэзду намек,- говорит.- Так, униформа.
      - Какая-то ты,- замечаю,- тощая да костлявая.
      - На себя посмотри,- огрызается она.
      Что верно, то верно - тут я от нее недалеко ушел.
      - Ты, кажется, пить собрался,- решила сменить тему бессонница.- Можешь и мне налить.
      Налил я и ей - мне не жалко.
      - Фу, " Арапчай ",- поморщилась бессонница.- Поприличней ничего не мог купить?
      - А он самый дешевый,- отвечаю.
      Бессонница фыркнула и пробормотала что-то насчет моeй скупости. Но я ее не стал слушать - не хватало еще, чтобы бессонница в мои финансовые дела вмешивалась.
      Сидим, пьем, молчим.
      - Ну,- говорит бессонница,- может, хватит в молчанку играть? Рассказал бы что-нибудь.
      - А чего рассказывать?- говорю .
      - Ну, хотя бы почему не спишь по ночам.
      - А это,- отвечаю,- не твово ума дело.
      - Ну ладно,- говорит,- давай хоть загадки друг другу загадывать.
      - Давай,- соглашаюсь.- Hачинай.
      Бессонница подумала и говорит:
      - Без окон, без дверей - полна горница людей.
      - Морг,- отвечаю.
      Бессонницу аж передернуло.
      - Ну у тебя и шуточки!
      - Какие есть,- развел руками я.- Ну, теперь моя очередь загадывать. Стоит дом, над домом дым, в доме полно дам.
      - Не очень-то складно,- заявляел бессонница.
      - Складно-нескладно - ебет меня? Отгадывай.
      - Нет,- говорит бессонница,- не знаю. Что это?
      - Женский,- отвечаю,- крематорий.
      Смотрю - бессоннице даже дурно сделалось.
      - С тобой,- говорит,- нервным расстройством заболеть можно.
      - Дурак,- говорю,- если б у меня нервы в порядке были, я бы спал по ночам, а не с тобой, дурой, разговаривал.
      Тут бессонница из-за стола поднялась.
      - Ты,- грит,- просто хам.
      - Да,- соглашаюсь,- хам.
      - Ты,- распаляется бессонница,- совершенно не умеeшь с дамами разговаривать.
      - Да,- соглашаюсь,- не умею.
      - Я,- заявляет бессонница,- к тебе больше вообще не приду.
      - Да,- говорю,- пожалуйста, не приходи ко мне больше.
      Ну, она и ушла. И слово свое сдержала - больше ко мне не приходит. А с дамами я так разговаривать и не научился. Зато сплю по ночам спокойно.
      (КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )
      КРУПСКАЯ
      Дядьки, к сожалению, в редакции не было, и мне не удалось выслушать восторженную рецензию на мою статью. Поэтому я просто оставил ее у него на столе, и мы, оседлав троллейбус, поехали в гости к моeму папе. Открыла нам папина любовница Алиса.
      ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Алиса Константиновна Крупская, молодая доктор или кандидат каких-то наук, жила с моим лысеющим папой в качестве любовницы последнего уже три года. Алисе было 32, росту она была невысокого, носила очки, мини-юбки - все носила. Называла меня Егоркой, папу - Коляшкой, коньяк - коньячишкой, а себя почему-то девчонкой.
      ( КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )
      - Заходи, Егорка,- весело сказала она.
      Мы с Ириной вошли.
      - Ну, представь мне свою подружку,- попросила Алиса.
      - Это не подружка, - буркнул я.- Это наша редакционная машинистка Ирина. Я с ней сплю,- зачем-то похвастал я.
      - А Коляшки нет дома,- словно не слыша меня, сказала Алиса.- Кофейку хотите?
      - Хотим. И тех пряников, что вы спекли позавчера, тоже хотим.
      Алиса принялась накрывать на стол, поставила кофейник, сливочник, сахарницу и чашки.
      - А пряники?- напомнил я.
      - Ой, блядь!- хлопнула себя по голове Алиса.- Совсeм к старости мозги ослабли.
      - Печень?- поинтересовался я.
      - Пряники! - веселая Алиса поставила на стол тарелку с пряниками, несколько напоминающими бабушкины коржики.
      - Мягкие,- сказала Алиса.- Сдобь. Девчонка постаралась.
      - Какая девчонка? - удивился я.
      - Я.
      - Вы не девчонка.
      Алисa надулась.
      - Не будь таким противным, Егорка.
      - Эт вы меня еще противным не видели,- похвастал я.- Я страшен.
      - Уй-уй-уй,- просюсюкала Алиса.
      - Кхм,- кашлянула Ирина и одним глотком допила свой кофе Я тоже не стал смаковать - кофе был нехорош.
      - Егорка,- сказала Алиса,- а у меня для тебя подарочек. Давно уж дожидается случая, да ты у нас редко бываешь.
      - Подарочек давайте, и мы пойдем,- заявил я,- Я, собственно, с отцом хотел погово-рить.
      Алиса с сожалением пожала плечами, порылась в книжном шкафу и достала знакомый с виду фолиантик. То были "Мифы и легенды Древней Греции". А я-то думал что-то стоящеe! Водка, например, или, там, деньги. Ничего она меня не ждала - просто хапанула с полки первую книжку - жри, мол, Иродов, с ногтями.
      Я взял книжку, мы попрощались и ушли. Всю дорогу Ирина хмурилась и дулась.
      - Ну тебя,-говорю,- на хуй, дуться. Пойдем в кафе, водки выпьeм.
      В кафе я спросил y нее напрямик:
      - Ну, в чем дело?
      - Дело,- отвечает она, в том, что эта твоя папина сожительница на тебя глаз положила.
      - Ты,- говорю,- все замечаешь, а я и не знал, что у Алисы глаза вставные.
      - Дурак ты, Гоша. Не смешно. Ты что, не видишь, что я ревную?
      - Ага,- говорю,- теперь понятно. По сто или по пятьдесят?
      - По двести. Ну, ты не хочешь меня успокоить?
      - Хорошо,- говорю,- успокаиваю: глаза у нее не вставные.
      - Ты, Гоша,- говорит она,- из детства уже вышeл, а впадать в него тебе еще рано. Понимаешь, о чем я?
      - Ну,- отвечаю,- можешь снова назвать меня дураком - не понимаю.
      - Ничего,- говорит,- поймешь.
      Тут нам принесли водку, мы ее сразу выпили и заказали еще.
      - Жалко, что мы отца твоего не повидали,- сказала Ирина.- Отец - это очень важно. Вот у меня дочурка двухлетняя без отца росла... Теперь будет у нее отец .
      - Кто этот дурак?- безмятежно поинтересовался я.
      - Ты.
      Казалось, уже можно было бы привыкнуть, что всe тебя называют дураком. Но сейчас я так и взвился над столом.
      - Да ты охуeла!!! - заревел я на все кафе.- Ищи дураков где-нибудь еще. А среди Иродовых дураков нет!
      - Не поняла,- сказала Ирина.
      - Короче,- говорю,- ты мне сделала предложение. Выступаю с ответным: иди на хуй.
      -???
      - Передаю по буквам ( для слепых ): Ирина, Дура, Ирина; Надежа, Аркадий; Харитон, Ульяна... Инвалид Краткий. НА ХУЙ.
      Инвалид Краткий, сидящий за соседним столиком, вскинулся и набросился на меня с клюшкой.
      - В хоккей играете?- спросил я, уворачиваясь от ударов.
      - Играю,- зарычал в ответ инвалид.- За "Цыцька". Краткий моя фамилия. Инвалид я.
      - Помолчите, инвалид,- поморщилась Ирина.- Не видите - у нас любовь, он меня на хуй посылает, а вы со своими цыцьками.
      - " Цыцька "- чемпион! - завопил обрадованный инвалид.- Эй, кельнер, еще водки! Я угощаю.
      Официант, обрусевший житель Кельна принес три по двести.
      - Богато живете, инвалид,- позавидовал я.
      - Значит, на хуй?- переспросила Ирина.
      - На хуй, на хуй. Я не угощаю. Угощает инвалид Краткий. Он,- говорю,- и станет любящим отцом твоей дочурки.
      Инвалид тем временем орал что-то про великолепную пятерку и вратарь.
      По его словам выходило, что в хоккей играют настоящие мужчины. Я посмотрел на инвалида Краткого, и у меня окончательно отпало всякое желание становиться настоящим мужчиной. Я мельком глянул на Ирину - пошла она на хуй или нет. Ирина медлила. Тогда я решил уйти сам. Выскочил на улицу, задохнулся жаром, встал в тень и начал размышлять что мне делать и куда идти дальше.
      " Ладно,- думаю,- надо сходить к пацанам. Если уж Писатели окончательно забыли о них, придется мне самому возвращать пацанов в повествование ".
      И я поехал к Витьку в надeжде, что вся наша компания собралась там. Тьфу, думаю, на Ирину с ея любовью. Счастье еще, что так легко от отцовства отделался. Не то, чтоб легко - невное потрясение - это все ж не шутка, но - жив! А у Витька, думаю, выпить чего найдется, а то, хоть инвалид Краткий и угостил, но мало - жадный попался инвалид. С такими вот мыслями иду я по улице, а навстречу мне - кто б вы думали? Котовский! На голове лысина, под носом усики и чешет себе навстречу, как ни в чем не бывало. Конечно, не в форме, а в обыкновенном костюмчике, и не на лошади, а на своих двоих. Конспирируeтся, прохвост. Я, конечно, кидаюсь к нему, хлопаю дружески по лысине и кричу:
      - Привет Котовскому, старому черту! Почему не на лошади, шeльма?
      Тут Котовский стал беспокойно по сторонам оглядываться.
      - Какая лошадь?- говорит. - Какой Котовский? Что вам от меня надо?
      Я в ответ только пальцем ему пригрозил: ох, мол и хитер же ты, Котович.
      - Вы обознались,- говорит Котовский . - Моя фамилия Петр Петрович Живодеров.
      - Твоя фамилия,- говоорю уже сердито,- Яйцапополуволочидзе. Ты мне гайки-то не вкручивай. Я тебе не какой-нибудь барон Врангель. Признавайся, куда лошадь дел, не то не жить тебе.
      Не то, чтоб мне действительно его лошадь была нужна, просто разозлился я из-за Ирины.
      Тут Котовский, кажется, струхнул, к публике стал обращаться:
      - Уберите,- говорит,- от меня этого сумасшедшего.
      Мне обидно стало, что он меня так честит.
      - Эх ты,- говорю,- народный герой в ушах геморрой. Вот Чапаев - тот в тыщу раз лучше тебя.
      Смотрю - Котовский обиделся.
      - Чем же это, - говорит,- Чапаев лучше?
      - А всeм,- отвечаю.- Чапаев бы со мной и поговорил, и на лошади покатал, и водкой угостил.
      - Ага,- говорит Котовский.- Ну, все понятно. Ладно уж, стой здесь.
      А сам в гастроном нырнул. Через полчаса появляется с бутылкой водки в руке и мне протягивает - Вот,- говорит,- тебе водка. Ну, теперь оставишь меня в покое?
      Посмотрел я на него и его водку презрительно.
      - Нет,- говорю, товарищу Котовский. Так дешево вы от меня не отделаетесь.
      Плевать я хотел на вашу вонючую водку. Если хотите знать мое личное мнение, вы - говно.
      Тут Котовский весь встрепенулся.
      - Все! - кричит.- Доконал ты меня, злодей!
      И исчез.
      Через минуту появляется в гимнастерке, на коне, шашка наголо, очами сверкает.
      - А ну,- кричит,- заскакивай на кобылу, чамор!
      Вскочил я на круп, в луку седла вцепился, и помчались мы вперед. Кругом пули свистят, снаряды рвутся, а Котовский бесстрашную революционную песню поет.
      - Котовский!- кричу ему в спину.- Мы куда едем? Белых рубать?
      - Не-ет,- отвечает Котовский,- я теперь политикой не интересуюсь. Мне теперь просто скакать интересно.
      - Котовский,- кричу снова.- Давай остановимся, водки попьем.
      - Не-ет,- отвечает Котовский.- Нельзя. Лошадь обидим - она толькo-только разбежалась.
      И дальше скачет. И пули его, черта, не берут. Наконец остановил он свою лошадь, привязал к березе и говорит:
      - Ну, теперь и водки попить не грех.
      Выпили мы с ним полбутылки.
      - Остальное - коню,- заявил Котовский и принялся лошадь из горлышка поить.
      Первый раз вижу, чтоб человек так свою лошадь любил. И чтоб лошадь так водку любила - тоже.
      Она ее до самого донца выпила, да еще языком облизнулась.
      - Хороша водка,- говорит.
      - Да никак,- удивляюсь,- у тебя, Котович, лошадь говорящая.
      - А то,- отвечает Котовский гордо.- Это, брат, такая лошадь - ни у кого такой нет. Мне за нее, может, целый ящик водки предлогали - я и то не отдал.
      - За ящик водки,- неожиданно заявляет лошадь,- я б и сама кому хошь отдалась.
      Умора, а не животное. Мы с Котовским посмеялись над ее лошадиным остроумием и обратно в Город поскакали.
      - Ну,- говорит Котовский спрыгнув с лошади,- пока. Тебе к пацанам пора, да и меня жена ждет.
      - Какая еще жена?- спрашиваю.- Котовская?
      - Да нет,- отвечает он,- Живодерова. Я ж тебе говорил, никакой я не Котовский.
      Но на этот раз я на него не обиделся, только подмигнул - мол, понимаем, Котович, конспирация.
      А Котовский тем временем лошадь отвел и снова в костюм переоделся.
      - Я,- говорит,- лошадь от жены в секрете держу. Ревнивая она у меня.
      Я только вздохнул сочуственно - мол, известное дело, жены - они всe с причудами. С лошадьми к ним лучше не соваться.
      - К ним вообще лучше не соваться, мрачно буркнул Котовский.- Ну, пошел я.
      И он ушел. А мне его даже жалко стало. Такой герой и от жены должен лошадь прятать. Для чего, спрашивается, революцию делали?
      Поутруждав свой мозг подобными вопросами и покачиваясь от безумной скачки, я подошел к дому Витька.
      Витек открыл мне, суeтливо почесываясь в тех местах, куда он мог достать своими конопатыми руками.
      - У тебя что, почесуха началась? - поинтересовался я.
      - Да нет,- отвечает он,- веснушки к осени чешутся.
      - Хуево,- посочувствовал я.- Пацаны у тебя?
      - Да хуй его знает, счас посмотрим.
      (Да-а, хуй Его знает; квартира-то большая, двухкомнатная; после продолжительных поисков пацаны нашлись: кто под лавкой, кто за диваном, кто (как Серега) голый в ванне, а художественный Павел лукаво смотрел с портрета Ильича.
      - Шухер, пацаны, Гоша-пидор пришел! - заорал голый Умственно Отсталый, высовываясь жопой в окошечко ванной. Павел покинул Ильича и устремился к холодильнику за водкой. Мы всe, включая Умственно Отсталого Серегу расселись за столом и выпили " со встречей "- Гоша, пидор, где ты был? спросил Серега, выковыривая плесень из пупка.
      - Чо ты до меня доебался? Спроси Писателей,- буркнул я.- Они тут наворотили, а я за всeх выгребаю...
      - Назвался груздем,- по-отечески мудро заметили МЫ.- Ты уже взрослый, Гоша.
      Пора отвечать за свои поступки самому.
      - Да ну ВАС на хуй,- сказал я.- И без ВАС тошно. Дайте хоть водки спокойно выпить.
      - Пей, Гоша, пей.
      Я выпил.
      - Ну, что там с твоей Викой? - спросил Витек.
      - С которой Викой? - переспросил я.- С Леной или с Диной?
      - С Ириной,- уточнил Витек.
      - А, с этой. Да вот, на днях послал ее на хуй. По моим подсчетам уже должна добраться.
      - Ты, Гоша, растешь,- заметил Павел.
      - Расту,- гордо подтвердил я.- А вы чего ждете, не растете?
      - Не растем,- заплакали мои друзья.- Так и помрем маленькими.
      - Не надо,- попросил я.
      - Не будем,- пообещали они, сморкаясь кто во что.
      - Посидим еще,- попросил я.- А то я чувствую неприятный зуд в мизинце.
      - Это у тебя ревматизм,- авторитетно заявил Витек.- Есть хорошее средство от ревматизма - Железная Рука.
      Он достал со шкапа Железную Руку ( фреддину ) и сказал:
      - Сейчас я потушу свет и буду вас пугать.
      Серега испугался и как был голый полез под стол.
      - Хорошая Рука,- продолжал Витек.- Фредди знал толк.
      Витек щелкнул еблом, и солнце погасло. В комнате стало полутемно. Серега под столом патетически заклацал зубами.
      - Серега,- поинтересовался я,- у тебя челюсть вставная?
      - П-по-по-ка-а н-нет-т.
      - Тогда клацай осторожнее.
      Остроумный Витек ущипнул Железной Рукой Умственно Отсталого за окорока ( для слепых: Серегу за жопу ).
      - Уй! Мамочка, как страшно! - взвыл Серега и пробив головой крышку стола взвился подобно ракете под потолок, где и повис, потешно шевеля голыми пальцами ног.
      - Уй, Серега, пидор, чуть водку не пролил! - хором завопили мы.
      Серега медленно приземлился и крякнул от удовольствия:
      - Кря! Вот уж прыжок, так прыжок! Сам Гагарин так не прыгал!
      - Прыгал,- надулся Гагарин. -Гагарин еще и не так прыгал!
      Юрий Алексеевич неторопливо пересек комнату, выпил рюмку водки и прыгнул в окно. Внизу раздался шлепок юриного тела об асфальт, короткое неприличное слово ( " бля " ), а когда мы выглянули в окно, Гагарин уже сворачивал за угол, потирая ушибленное бедро и волоча за собой парашют.
      - Юра заебывает,- проворчал Серега, обиженный тем, что Гагарин прыгает.
      - Юра космонавт,- вступился за земляка Пашка.
      - А ты, Пашка, вообще молчи,- накинулся на него Серега.- Я Гагарина бранил и бранить буду, хоть ты меня выеби.
      Да, уж такой наш Умственно Отсталый человек. Хоть ты его выеби - будет Гагарина бранить. За это мы его и любим, Толстожопую Тварь.
      - Может, картошки сварим? - предложил Витек.
      Но в это время раздался звонок, и Витек побежал в туалет., где над голубым бачком унитаза висел на стенке оранжевый телефон с кнопочным набирателем .
      - Гоша, тебя! - заорал Витек.- Не знаю кто, говорит - Крупская.
      Глазки Ильича на портрете беспокойно забегали.
      - Не ссы, Ульяныч, это не Надежа, а Алиса,- успокоил я вождя и заметался по квартире в поисках телефона.
      - Я в туалете! - призывно заорал Витек.
      - Рад это слышать. Желаю тебе приятных минут.
      Витек что-то буркнул и спустил воду.
      - С облегчением! - хором закричали все.
      - Блядь, где у тебя тут телефон?! - проворчал я, роясь в куче хлама возле серванта.- Серега, да подержи ж ты Руку!
      Серега вздрогнул и упал со стула.
      - Гоша, ну, долго ты? - надрывался Витек.- Иди же ко мне!
      - Ничего не понимаю,- буркнул Шоколадный Читатель.- Если он пошел посрать, то при чем тут телефон? А если он пошел к телефону, то почему спускает воду?
      Иродов глянул на него исподлобья и сказал:
      - Ну и вафел ты, Шоколадный.
      - Бегу, Витек! - крикнул я, окончательно потеряв к Шоколадному всяческий интерес.
      В туалете Витек срал на унитазе, спускал воду и приставлял трубку к бачку, развлекая Алису до моего прихода.
      - Хорошо ли слышно, товарищ Крупская? - время от времени справлялся он и , всякий раз получая утвердительный ответ, с упоением продолжал свое богомерзкое занятие.- А вот и Гоша! - заорал он.
      - Егорка? - послышалось в трубке.
      - У аппарата,- я забрал трубку у Витька.- Не балуйся водой,- прошипел я ему.- И перди не так громко. Я разговариваю.
      Витек стал пердеть тише и оставил водобачковый шнур в покое.
      - Егорка? - продолжала осведомляться Алиса.
      - Да у аппарата я, у аппарата!
      - Ты, небось, голодный?
      - Почему?
      - А это не у тебя в желудке урчало?
      - Не у меня, у Витька. И не в желудке, а в жопе.
      - Хм... Он что, голодный?
      - Как вам сказать... Он срет.
      - Хм.. А ТЫ голодный?
      - Как вам сказать... во всяком случае, я не сру [2] .
      - А что ты делаешь?
      - Смотрю, как срет Витек. Ну, и с вами беседую, ясен арафат.
      - Значит, голодный.
      - Ну, хуй с ним,- согласился я.
      - Тогда приходи ко мне ужинать,- пригласила Алиса.-- Только... без этой твоей
      ужасной Ирины.
      - За это,- говорю,- не беспокойтесь. Она уже ножки свесила. А придти приду. Только досмотрю, чем у Витька все кончится.
      У Витька все кончилось с блеском, и я, урча от голода побежал к Алисе.
      - Один? - почему-то шепотом спросила Алиса.
      - Один,- также шепотом ответил я и, понизив громкость до шевеления губ, добавил.- Витек почему-то дома остался.
      - А Серега с Пашкой?
      - Тоже,- говорю.- А Гагарин - тот совсeм ушел.
      - Проходи,- по-прежнему не повыщая голоса прочревовещала Алиса.
      В гостинной было темно, лишь мерцали отблески трех свечей: первой, второй и третьей. Меж свечами поблескивала бутылка с шампанским, а еды не было никакой.
      - Где еда? - спросил я.
      - А ты что, голодный?
      - Уй, Алиса, обиженно завыл я.- Да вы меня обманули! Зачем?
      - А как ты думаешь?
      - Из подлости? - предположил я.
      - Не угадал.
      - Под горячую руку?
      -- Ты, Егорка, какой-то...
      - Знаю,- говорю,- дурак.
      - Угадал.
      - Могли б и по телефону сказать,- буркнул я и начал собираться.
      - Постой,- остановила меня Алиса.- Вспомни, что тебе Ирина про меня говорила.
      - Ну...- задумался я.- А! Что у вас глаз вставной!?
      - С-скотина! - прорычала Алиса.
      - Согласен,- вежливо кивнул я.- А челюсть у вас нормальная?
      - А что тебе до моей челюсти?
      - Мне-то,- говорю,- ничего. А вот Писатели Наши на ней зациклились.
      - Челюсть,- говорит Алиса, краснея,- у меня нормальная. А вот зубы вставные.
      - Всe?
      - Лучшая половина.
      - Да,- говорю, - блядь, не повезло вам.
      - Хочешь меня утешить?
      - В крематории,- говорю, - утешитесь.
      - Верно,- подтвердил Витек.- В крематории хоть кто утешится.
      - Посрал? - неприязненно осведомилась Алиса.
      - Да я и не срал вовсe,- смутился Витек.- Так, взбзднулось... Сложное слово,- оживился вдруг он.- ВЗБЗДНУЛОСЬ... Шипящих много.
      - Тогда уходи,- сказала Алиса.
      - Ладно,- говорю,- идем, Витек. Пока, Алиса.
      - Да я один пойду,- предложил Витек.- Чтоб не смущаться.
      - Гоша, открывай шампанское.
      Витек остановился в дверях.
      - А! - говорит.- Ну, на шампанское-то я останусь.
      - У нас всего два бокала,- строго сказала Алиса.
      - Вот блядь,- сочно выругался матом Витек.- Во всем помеха.
      И, покачивая головой, ушел.
      Я открыл шампанское и разлил его по всeй комнате - Алиса опять соврала:
      бокалов не было никаких.
      - Вы меня все время обманываете, попенял я.- И глаз на меня положили. И друзей моих выгоняете.
      Я перечислял, и список моих обид становился все больше и больше.
      - Вы дьявол, а не женщина,- подытожил я.
      Алиса зарделась.
      - Ну,- говорит,- ты меня возбудил.- Вылижем шампанское?
      - Дура,- говорю,- его не лизать, а пить надо.
      Мы стали ползать по всей комнате, как Хорьки, и слизывать крупные капли шампанского с мебели.