Флэтонцы расхватывали свои чемоданчики, вскидывали ладони, смеялись, переговаривались, искренне радуясь возвращению на Родину. Дэйксклиф, шедший впереди, взял кейс и, подняв вверх, показал его Рэю, что-то сказал. Тот рассмеялся, выпустил руку девушки и обогнал товарищей, приближаясь к мужчине. Алена грустно посмотрела ему вслед, мысленно помахала белым платочком и, злорадно улыбнувшись, тихо пробасила: ’Я тебя никогда не увижу! И уже никогда не услышу!’ Ее даже подбросило от радости и захотелось крикнуть вдогонку: ’Чао, Лох!’

Мужчины выходили в еще одну арку. В ней скрылись и Рэй с Дэйксом. Алена минут пять постояла, пропуская остальных –– пускай подальше уйдут, и несмело выглянула.

Огромный зал был наполнен снующим народом. Вернее, разными существами, половина из которых могла смело бронировать для себя местечко в зоопарке доктора Селезнева . Такого Алена не видела да и представить не могла.

Гигантское полутемное помещение, то ли икосаэдр, то ли икосаэдр в кубе, не имело ни окон, ни дверей, только множество арок, по краю которых светились цепью сферы. Из них то и дело появлялись люди и прочие существа: страшные и смешные, звероподобные и точь в точь, как те большеглазые энцефалы, что показывали по ТВ на Земле. Кто рычал, кто свистел противно, как-будто по стеклу ножом. Замысловатые одежды, разнообразная публика…

Алена то и дело поворачивалась, провожая взглядом то японовидную даму с сердитым размалеванным лицом, в переливающейся просторной одежде, то щуплую хвостатую фигуру, обтянутую в зеленоватый, чешуйчатый комбинезон, то низкого, крепкого, мохнатого гномика с серебристым бидоном в руке, то колоритную парочку: высоченного атлета с косичкой на затылке и лысиной впереди и худую, высокую, как и ее спутник, девушку в белых трусиках из кожи, таком же топике и полусапожках, как минимум, из хрусталя с тонким, как спица, каблуком сантиметров 15 и размера 45, не меньше. Выглядела она жутко: костлявая и словно резиновая, ни колен, ни локтей, не разберешь, где, что сгибается и как координирует движения. Ежик темных волос, крючковатый нос, тонкие губы и глаза навыкате, изумрудного цвета, взирающие на снующих под ногами существ, как на мушек-дрозофилл, посмевших облепить ее царственное чело.

Они проплыли мимо ошеломленной Алены и скрылись в одном из множества ярко-голубых цилиндров, натыканных посреди зала в четыре группы по пять штук.

Девушка прикинула их назначение и проследила взглядом за высотой. Цилиндры уходили вверх, в необозримую даль, и через каждые четыре-пять метров выбрасывали мостики к стеклянным перилам этажей. Алена вздохнула и вспомнила поговорку Миши Сокола: ’Тяжело в деревне без нагана’. Действительно. А без знаний еще хуже.

Она растерянно покрутила головой, соображая, куда бы стопы направить, и увидела в метре от себя странного парнишку: ростом под два метра, с фиолетовой татуировкой на правом плече, в фиолетовых очках, в плоских стеклах которых что-то мелькало, как на экране. И одет он был необычно: черный, безрукавый комбинезон, застегнутый под горло, широкий пояс, на котором висела масса весьма настораживающих предметов - кольца, как те, что ей Рэй на ногу нацеплял, цепочки, пейджер, фонарик - хотто и множество других непонятных ‘прибамбасов’. На шее у парня красовались серебристые наушники, а запястья были обтянуты широченными браслетами из не понятно чего-то ли кожи, то ли металла. Парнишка сильно смахивал на качка, передозировавшего анаболики, и прошедшего пару горячих точек: лицо, как из камня вытесали, тяжелый подбородок, светлый ежик волос, выправка военного, кулаки с кувалду, взгляд патологоанатома.

Он подошел к ней и начал что-то говорить низким, но вполне приятным голосом. Алена пожала плечами, развела руками, изображая смесь лояльного гражданина и инвалида детства по умственному заболеванию. Того, видать, проняло - улыбнулся. Правда, лучше б и не старался. Улыбочка у него была не лучше, чем у Рэя, и внушала опасения. Девушка натянуто улыбнулась в ответ и начала медленно отступать. Парень остался на месте и даже не шевельнулся, но это отчего-то и настораживало.

’Где-то я это видела’ - подумала девушка и наткнулась спиной на что-то твердое. ‘И проходила!’ За спиной стоял близнец того, что стоял перед ней.

Парни мило поклонились, шаркнули ’ластами’ 50 размера и, подхватив девушку под локотки, бережно, но твердо потащили мимо лифтов - цилиндров.

‘О, Господи!’ –– застонала Алена и чуть не расплакалась от досады, увидев, куда ее тащат. За лифтами вдоль стены тянулась длинная стойка с рядом аккуратных, высоких табуретов на тоненьких, как спички, ножках, по одной на сиденье. У стойки никого не было, кроме двух знакомых мужчин, восседавших на табуретках, мирно беседующих меж собой и грызущих какие-то длинные коричневые палочки: Рэйсли и Дэйксклиф.

Алену поставили рядом с Лоан и что-то ему сказали. Тот милостиво кивнул и насмешливо посмотрел на девушку. Дэйкс открыто улыбался.

–– И, как прогулялась, милая? –– выгнул бровь кэн. Алена тяжело вздохнула и одарила его оскорблено - раздраженным взглядом, презрительно скривив губы. Получилось, по-видимому скверно, потому что впечатление не произвело.

–– Посиди, скоро пойдем, –– спокойно сказал парень, кивнув на соседние табуретки и повернувшись к ней спиной, и заговорил с товарищем.

Подобное пренебрежение и наглая уверенность Лоан довели девушку до бешенства. Она сгребла три оставшиеся палочки с овальной тарелочки, опередив руку кэн и уловив его недоуменный взгляд, с клацаньем сомкнула резцы на всех трех сразу: ‘Не съем, так закусаю!’. Парень хмыкнул, а Дэйкс расхохотался. Алена отошла на приличное расстояние от них, пристроилась на табуретку и с удовольствием догрызла хрустящие палочки, со вкусом орехов в шоколаде, посматривая вокруг.

Мужчины на нее внимания не обращали, а до лифтов было рукой подать. Она и пару секунд не думала, покосилась на флэтонцев и решительно рванула к ближайшему цилиндру, завернула за него и вот тут-то и задумалась. Никаких кнопок, обозначений, на гладкой по виду, поверхности не наблюдалось, как впрочем, и инструкции пользования данным приспособлением на русском языке. Девушка слегка опечалилась и хотела опереться ладонью о поверхность, чтоб обдумать положение, как ладонь провалилась внутрь.

Она прошла сквозь голубую поверхность, как-будто ее и не было. Это несказанно удивляло и наводило на размышления о высотах технического прогресса данной цивилизации. Правда, развивать эту тему она не стала, оставив ее ‘на потом’, сейчас же нужно было испариться отсюда подальше, пока Рэй ее хватился.

Девушка засунула внутрь ногу, нащупала твердую поверхность и шагнула, затаив дыхание. Ее тут же медленно начало поднимать, как струей воздуха, вверх. Изнутри стекло кабины было абсолютно прозрачным и звуконепроницаемым. Она все видела, но не слышала. Где-то на уровне первого этажа, прямо перед глазами Алены, в воздухе появилась полупрозрачная линейка с цифрами. Девушка с минуту зачарованно рассматривала чудо виртуальной фантазии и, в качестве эксперимента, ткнула пальцем в семерку. Секунда, как она оказалась на этаже № 7. Во всяком случае, сомнений в этом не было, хоть подняться с первого на седьмой, не моргнув глазом, для нее было чересчур ирреально, но за стеклом кабины, прямо по курсу, горела цифра семь, а внизу, под ногами, веером разбегались стеклянные дорожки, одна под другой.

Алена несмело ступила на прозрачную, хрупкую с виду, поверхность, желая, как можно скорей перебраться в более безопасное место. На балкон, в паре метров от нее, например, где пол был из дымчатого мрамора, хотя утверждать это, наверняка, девушка бы не взялась.

Она перебежала по дорожке и огляделась. Здесь, видимо, был зал ожидания. Полукруглые диваны, на которых расположились группами и по одному разные существа: от гориллоподобных до лысых человекообразных. Стойка, как внизу, две квадратные колонны с небольшими дисплеями, возле одного из которых, крутились подростки в количестве трех штук. Слева, прямо по курсу, метров в 20, две арки с огромным экраном между ними и проходом на другую сторону балкона. На экране шла какая-то феерическая передача, а сверху плыли зеленые цифры, закорючки и значки.

Алена пошла в сторону арок, желая перейти на другую сторону балкона, и…развернувшись, спешно юркнула за колонны. Из арки вышли два охранника чуть мельче, чем те, что доставили ее к Рэю пять минут назад, но в знакомой форме и очках. Желания встречаться с ними у девушки, естественно, не было, и она застыла за колонной, косясь на прыщавых подростков, споривших у экрана в полуметре от нее, подождала минут пять и осторожно выглянула. Никого. Это порадовало. Алена сделала пару шагов и оказалась нос к носу с теми, от кого бегала. Парни удовлетворенно кивнули, повторили ‘менуэт’ предшественников и, подхватив девушку под локотки, сопроводили к кэн.

Алена уже не злилась, а расстроилась до слез.

–– Я что, фейсом не вышла? –– спросила она у Рэя. Тот оторвался от разговора с Дэйксом и недоуменно посмотрел на нее.

–– Почему меня к тебе тащат? Никого больше не трогают, только меня, –– пояснила она.

–– Я предупреждал. Ты не запомнила? Желаешь еще прогуляться?

–– Я хочу понять!

–– У тебя печать, Алэна, ее мгновенно опознают и сверяют с поступившими данными, –– улыбнулся Дэйкс.

–– Какая печать? Тавро идиотки на лбу? Издеваетесь, да?

Дэйкс хмыкнул и отвернулся, а кэн поднялся, махнул тому ладонью, и, подхватив девушку за талию, повел в арку, слева от стойки.

–– Ненавижу тебя! –– прошипела Алена, пытаясь вырваться. Рэй прижал ее крепче и кивнул, не глядя: слышу. –– Я домой хочу! Слышишь, ты, железяка чертова! Домой, к маме!

–– Если ты перестанешь вырываться, то мы будем дома через 7 минут.

–– Это для тебя –– дом, а для меня тюрьма! –– она еще много бы сказала да забыла мысль, увидев инопланетную улицу. В воздухе висела розовая дымка, вокруг скользили странные покатые приспособления вытянутой, эллипсоидной, формы из светлого и темного материала, поблескивающего и однородного. Они висели в воздухе, плыли над коричневой землей, взмывали в небо, скрываясь меж высоких зданий- свечек.

Рэй подтолкнул Алену к одной из таких то ли авто, то ли самолетов, стоящую напротив, что-то нажал, и эта ‘избушка ‘ без окон, дверей, колес и крыльев, вскинула вверх свой матовый бок. Внутри был просторный салон с овальным диваном, а напротив окно. Все. Девушка плюхнулась на сиденье, совершенно упав духом. Кэн молча уселся рядом, выдвинул боковую панель, достал пульт, нажал пару кнопок, подождал, пока начнется движение, и вернул его на место. ‘Машина’ плавно и беззвучно тронулась с места, взмыла вверх и рванула со скоростью реактивного самолета, только розовые клубы замелькали.

Рэй пододвинул расстроенную девушку к себе:

–– Нас ждут. Отец. Я хочу, чтоб ты вела себя хорошо. Не огорчай меня. Я специально предоставил тебе возможность побегать, чтоб ты поняла - это бесполезно. Для всех –– ты моя жена. Не важно, что ты думаешь на эту тему, не важно, что хочешь и что говоришь. Наш союз признан действительным. У тебя на плече печать. Знаешь, что на ней написано?

Алена не знала и знать не хотела. Она лишь чувствовала, что ее загнали в угол, и понятия не имела, как и где искать выход.

–– Священная собственность Рэйсли Лоан. Жена. Союз заключен по воле Модраш, –– проникновенно прошептал парень. Это заявление девушку не удивило, только убедило в собственной наивности.

–– Ты насильно взял меня…и в жены тоже. Плевать, что ты там со своим эскулапом нацарапал. Я знать ничего не знала. Это я твоему отцу и скажу, порадую старичка сыном дегенератом, –– прошипела она.

–– Порадуй, –– улыбнулся парень, представив, как посмотрит на нее Гвидэр после того, как увидит печать. Он будет в бешенстве. Алене не понравится, и она начнет дерзить, выводя того из себя еще больше, но ничего не сможет сделать - Рэй предоставит ему доказательства состоявшегося союза и сообщит сногсшибательную новость. У отца будет шок. Ему придется пододвинуть любимого сыночка ради ненавистного и отвергнутого, лелеять дерзкую, своенравную канно… Приятно разворошить родной дом, изменить устои, продиктовать свои условия, проигнорировав столетиями сложившийся уклад. Кэн рассмеялся, представив вытянутые лица отца и брата.

–– Я не шучу. Я сразу заявлю, что ты мне никто! –– угрожающе сказала девушка, приняв его смех на свой счет.

–– Пожалуйста, –– загадочно улыбнулся парень и зашептал ей в ухо. –– Последнюю такую печать ставили полтора столетия назад. Знаешь, почему? Опасно. Чуть мелькнула мысль сомнения, и женщина мертва. Кугу-эцы - живая субстанция, тонко реагирующая на любые негативные импульсы. Она мгновенно проникает в ткани и сживается с ними, выбрасывая на поверхность споры. Они будут крепнуть и увеличиваться день ото дня, фосфорицировать в темноте, становиться ярче. Постепенно она завоюет весь твой организм и законсервирует его на долгие годы. На ногтях появится слюдянистые отложения, а рисунок будет меняться в зависимости от твоего настроения. Но подобное возможно лишь в том случае, если человек при их внедрении не испытывал ни малейшего сомнения, ни спугнул микросущества своими негативными импульсами. У тебя ровный рисунок, споры четкие и яркие - это говорит о том, что ты не сопротивлялась и не сомневалась. Никто не поверит, что ты ничего не знала. Всем известно, как это больно и опасно, но возможно лишь с согласия, иначе кугу-эцы отторгнется и убьет… А ты жива.

–– Я вырву ее!

–– Увы, милая, поздно. Теперь проще поменять тело. Кугу-эцы заполняет организм в течение двух часов. Теперь ты, его дом и он будет охранять его и беречь, как любое живое существо, свою жизнь. Тебя ждет долгая жизнь...рядом со мной. Я же говорил тебе, что позабочусь обо всем. Научись слышать, милая, и ...слушаться.

Алену словно каменной плитой придавили: она больше не увидит Землю, свой дом, родных? Почему? Неужели она до конца жизни привязана к этому бездушному маньяку? За что ей такое’ счастье’? В это мгновение, осознав безвыходность положения, девушка почувствовала шок, оглушающий страх и отчаянье. Ее насильно, против воли, лишили всего и привязали к пародии на человека, к персонажу из страшилок. Впрочем, светская вечеринка с Фредди Крюгером в данный момент была для Алены, что бесплатная путевка на Канары, во всяком случае, значительно привлекательней, чем мысль провести остаток жизни в обществе хитрого, жестокого дьявола - Рэя Лоан.

Неужели ей придется подчиниться прихоти психопата? Она представила, что будет отныне и до окончания своего века жить под гнетом морального уродца, его постоянным контролем, да еще на этой совершенно ирреальной планете, в мире, населенном странными существами, не имеющими понятия о человеческих чувствах и нормах морали, живущих по законам себя любимых, и впала в длительный ступор, в коем и находилась до прибытия в дом кэн.

Г Л А В А 21

Вотчина Лоан встретила землянку неласково. Промозглый холод и сырость наполняли воздух. Вокруг стояла угнетающая кладбищенская тишина, и не было ни души вокруг.

Площадка, на которую они приземлились, ровно покрытая зеленой растительностью - чем-то средним между мхом и травой, простиралась от поля с высокими листьями и леса за ним до невысокой каменной лестницы, ведущей на идентичную площадку, обнесенную низким каменным коричнево-розовым бордюром. Дальше, на возвышенности, метрах в ста виднелось высокое здание с вычурной архитектурой: смесь готики и постмодернизма, из темного камня, наполовину скрытое дымкой. Окна бойницы с витражами и тонированными стеклами, огромные, как витрины супермаркета, чередовались от этажа к этажу.

Рэй крепко обнял Алену и повел по лестнице, на верхнюю площадку, и она увидела огромные, испещренные квадратные колонны слева и прямо, образующие арки-проходы. Слева была еще одна лестница, с витыми перилами и тонкими прутьями, увитыми красновато- синей листвой, которые поддерживали навес. На лестнице девушка заметила фигуру высокой, худой женщины с черными короткими волосами, и чем выше они поднимались, тем четче она становилось видна.

Женщина Алене не понравилась. Странная и страшная. Огромные, черные глаза на белом треугольном лице, синеватые губы, черные волосы до ушей и диспропорциональная фигура: короткие ножки и удлиненный торс, талия получалась на уровне середины бедер у нормального человека. Женщина стояла, не двигаясь, как замороженная, и внимательно следила за их приближением, сверля Алену сердито-брезгливым взглядом, лицо каменное, надменно- отрешенное.

‘Вот и мамочка –– горгона. Я не ошиблась, теперь бы еще на папочку –– китайца глянуть, чтоб исток генетических отклонений выявить’, –– подумала девушка и увидела. Правда, на китайца он не смахивал даже в 52 поколении.

Высокий, грузный мужчина в темно-зеленом френче стоял перед ними, закинув руки за спину, и сверлил жестким недовольным взглядом голубых глаз. Надменный, здоровый и холодный, как айсберг, с крупными чертами лица и светлыми редкими волосами, достающими до плеч. Девушке он понравился не больше, чем женщина, зато стало понятно, почему та не спускается и стоит вдалеке. Ворковская тоже бы от них, от всех, как можно дальше держалась.

Алену передернуло, и она злорадно ухмыльнулась: ‘Ничего себе родители! Занятный террариум, однако. Не удивили. От гюрзы и питона только такой ящер, как Рэй, родиться и мог‘.

Гвидэр окинул оценивающим взглядом невестку, презрительно поморщился и воззрился на сына. В двухметровом гиганте с властным, красивым лицом было трудно узнать щуплого желтокожего парня, отправленного с глаз долой полгода назад. Если б не взгляд. Он у Рэйсли остался прежним: жестким, холодным и отрешенным. Этот взгляд давил, бросал в дрожь, как и прежде.

Непредсказуемый, коварный полукровка, несносный, не вменяемый мальчишка, вечный укор отцу. Напоминание о несбывшихся мечтах, о бренности жизни, о каре богов - вот кем он был для Гвидэра.

Сегюр, как любой флэтонец, желал продлить свой род и порвать порочный круг и смог. Иллан был первенцем - его опорой и гордостью. Ладный, крепкий, здоровый, умный –– фэсто. Долгожданный, взлелеянный, выстраданный. А потом…С чего Гвидэр решил, что боги помиловали его? Из-за Иллана? Или оттого, что человеку всегда мало того, что он имеет? Хочется больше, еще и еще…

Рэй был в утробе матери, когда та неожиданно умерла. Никто не мог объяснить ему почему? Она просто не проснулась и все, а малыш… Он приказал спасти его и пересадить в чрево любимой наложницы, в надежде что тот родится, как и старший –– фэсто, но эмбрион был слишком слаб. Его пришлось восстанавливать и поддерживать, в итоге Рэй родился окэсто. Три года Гвидэр боролся за сына, не веря приговору кафиров, и даже взял ему в крестные Модраш, поступаясь своей верой, в надежде на помощь бога, помогавшего не одному поколению Лоан, но все было напрасно. Мальчик был слаб, и чах на глазах. Боги словно заставляли платить могущественного сегюр за рождение фэсто. И он вынужден был наблюдать, как растет тщедушный клон-смертник на одной территории с ним и его здоровым, сильным сыном. Судьба посмеялась над ним, одарив двумя детьми, из которых один был его гордостью, а другой укором, один давал надежду на будущее, другой ее отбирал, один был как награда за веру и терпение, другой как напоминание - ты такой же, как все, боги превыше тебя, и твое могущество на Флэте лишь тлен.

Гвидэр отвернулся от Рэя. Он вынужден был терпеть его выходки, но не мог заставить себя воспринимать его, как сына, понять, полюбить. Да и как можно любить, привязаться, возлагать надежды на того, кто умрет в любой момент и погребет тебя под массой отрицательных эмоций, придавит горем, разобьет сердце? Зачем он будет растить в себе бесплодные мечты? Что еще может дать хилый окэсто, накачанный новейшими лекарствами, и только потому живущий? У него не могло быть потомства, он сухая ветка, посмевшая бросить вызов могуществу Гвидэра, поставить под вопрос его власть, авторитет и возможности. Нет. Сегюр сделал ставку на здорового, крепкого отпрыска, заставил себя забыть, что у него двое сыновей и посвятил себя будущему династии Лоан и всего сегюрет - Иллану.

Но Рэй был с этим не согласен и напоминал о себе постоянно. Он словно специально игнорировал указы, третировал отца и брата, будоражил общественность, а главное, он смел жить вопреки прогнозам кафиров, с достоинством и твердостью закаленного воина, переживая приступы убийственной лихорадки и боли. Это мужество, воля и жизнестойкость маленького мальчика не могли не возбудить уважения в отцовском сердце и подарили надежду, что младший сын со временем станет хорошей опорой старшему. Поэтому Гвидэр закрывал глаза на его дерзости, обеспечивал необходимым и не противился увлечению окэсто культом Модраш. Он смотрел со стороны и ждал. Он видел, как высоко влияние Поттана и Фэйры на маленького сейти, но не вмешивался.

С годами Рэй заматерел и приобрел массу достоинств, которыми Гвидэр мог смело гордиться, но ни обильные жертвоприношения, ни огромное количество тэн, поставляемых ему, ни на грамм не улучшили физическое состояние окэсто, и стало ясно, что чуда не будет - парень умрет. Пора было решать.

Вердикт врачей был однозначен - сейти осталось полгода, и решение сегюр было мгновенным: вон с глаз. Все устроилось, как нельзя лучше. Рэйсли отправили в экспедицию в знак опалы за дерзость и неповиновение, а Иллан вступил в права сегюр. Гвидэр вздохнул спокойно. Полгода тихой жизни, наставляя старшего и выкинув из мыслей младшего, который, казалось, навсегда покинул вотчину, и вдруг…

Гвидэр и сам не знал, рад ли возвращению сына?

Рэйсли часто ставил его в тупик, обескураживал и настораживал. Непредсказуемый, замкнутый, но владеющий собой, решительный, мстительный и терпеливый, самолюбивый и хитрый, умный и осторожный - он мог устроить что угодно в любую минуту, совершенно неожиданно, без объяснений, с равнодушным видом, проигнорировать законы и пройтись по голове окружающих, с одной ему понятной целью. И в тоже время он всегда знал, чего хочет, его острый взгляд и ум мгновенно улавливали, и правильно оценивали то, что скрывалось от глаз Гвидэра и Иллана, и ничего не делал по настроению, взвешивал каждый шаг и каждое слово.

Он был бы хорошим сегюр, но стал опасным противником. Гвидэр, прекрасно зная характер Рэя, понимал, что тот вернулся не как сын, а как сейти, предъявив право на звание императора, посягая на власть и требуя свое на основании чудесного исцеления и смены статуса. Он бросал вызов, выставляя себя и свою жену - глупую девчонку с дерзким взглядом. Он хотел расколоть страну на законном основании. Двоевластие - вот что означало его появление. А это конец покоя, интриги и внутренняя борьба, попытка переворота, расшатывание древних устоев, передел, междоусобица.

Он станет главой окэсто, и властью своей расширит возможности клонов, уравняет их с фэсто, провернет всю планету и возвеличит культ Модраш, поставив его превыше других течений. Его авторитет уже сейчас достаточно велик, люди уверились в чудодейственном исцелении, и, как змеи, ползли опасные слухи. Народ волновался и ждал его появления и прихода к власти. Окэсто и модрашисты надеялись на большие перемены…и не зря.

У отставного сегюр не было выбора: если подтвердится исцеление Рэйсли и союз признается действительным, сейти автоматически станет совластителем. Правда, вторым, не имеющим прав на решения без согласования совета и старшего брата, с ограниченными возможностями и минимальными обязанностями. Он будет временным сегюр, пока не женится Иллан, а потом станет фиктивным, но до тех пор он сможет многое сделать.

Да, сегюрет ждут тяжелые времена. Если бы Гвидэр мог предположить подобный поворот событий, он бы успел подыскать жену Иллану. Однако, он не предполагал, что Рэй выживет, вернется, да еще и возьмет на себя ответственность за свою же тэн, превратив ее в союзницу и жену. Если б Иллан знал, что дает гуэдо брату, чтоб тот смог пошатнуть его положение, урезать его власть и поставить на одну планку с тэн и окэсто! Интересно, где был Кхэ? Почему не предупредил? Не помешал?

Гвидэр читал в глазах сына приговор. Они понимали друг друга, но пока сын был в более выгодном положении, чем отец, и оттого не спешил высказываться, ждал, высокомерно и насмешливо рассматривая старика.

Алена совсем замерзла, стоя, как истукан, и косилась то на парня, то на мужчину, пребывая в недоумении: ничего себе теплая родственная встреча. Конечно, Лоан трудно терпеть, куда уж любить, но если и родня с таким трепетом к сыночку - это уже диагноз. Правда, по глубокому убеждению девушки, повезло здесь обеим сторонам: что сыночек, что родители - подарок судьбы. Сардоническая гримаса фортуны.

Старик ей категорически не нравился: манерный, жесткий, как просроченная галета, и такой же бесчувственный хам, как его сынок. Выставился –– грудь колесом, подбородок вперед, и давай сверлить глазами, оценивая и взвешивая. Не взгляд любящего родителя, а табло калькулятора- холодное и беспристрастное. Нет, Алена к Рэю тоже особо хорошим расположением похвастаться не могла, но то она, а это все-таки отец. Каким бы сын ни был, а будь любезен, соответствовать –– что посеял, то перед тобой и стоит! Кто виноват, что от грифа не родился орел? К жене претензии - дура была, с орлом не согрешила, на тебя позарилась!

В общем, терпела девушка, терпела, лицезрея мимическую пантомиму на две темы - что делать? и кто виноват? И понимая, что поиск ответа на столь глобальные вопросы может затянуться до ее пенсии, выдала, не столько сочувствуя Рэю, сколько жалея себя - босые ноги уже пристыли ко мху и грозили наградить ее шикарной простудой:

–– Господа флэтонцы, ваши ‘трепетные’ родственные отношения оставили неизгладимый след в моей душе. Я даже готова прослезиться от умиления и восхищения отцовской ‘любовью’ и искроенней ‘радостью’ от лицезрения родного чада, вернувшегося в родные пенаты, но только в …теплом помещении. Ага?

Гвидэр посмотрел на нее, как ботинок на таракана, и тяжело уставился на сына:

–– Я не привык выслушивать дерзости тэн.

–– Она моя жена, придеться, –– усмехнулся Рэй, забавляясь.

–– Она не приемлема. Думаю, этот вопрос мы сможем пересмотреть в ближайшее время.

Рэйсли предостерегающе сверкнул глазами:

–– Не советую. Если с ее головы упадет хоть волос …Ты меня знаешь, отец.

Гвидэр прищурился, поджал губы, чуть заметно кивнул, приглашая, развернулся и пошагал к зданию.

Алена ничего не поняла, но прониклась к старику еще большим расположением.

Рэй из-подлобья посмотрел в спину родителя: что ж, прием холодноват, как, впрочем, и ожидалось, а вот и первый ход. Ладно.

Сейти привлек жену к себе и повел ее за стариком.

Девушка с любопытством посматривала вокруг и не переставала удивляться: все-таки затейливый народ - флэтонцы. Взять хотя бы архитектуру - снаружи кошмар в стиле самого крутого абстракционизма, внутри –– Версаль. Огромные залы, залитые светом, были либо абсолютно пусты, либо обставлены изящной мебелью, но везде изобиловали золотом, драгоценными каменьями, которыми в одной зале даже был выстлан пол и отделаны стены. Масса помпезных, но удивительных украшений: птицы из самоцветов, с роскошными павлиньими хвостами и внешностью попугаев ара, висящие стаей над парой кресел в стиле ренессанс, женские статуи, выполненные с таким мастерством, что Алена приняла их за живых и, только приблизившись вплотную, увидела, что они из какого-то мерцающего материала и сапфирами вместо глаз.

Голографические картины: посреди одной залы со стены лился настоящий водопад, по полу шли волны и даже пенились, в другой зале прямо по стенам плавали диковинные рыбки, а под прозрачными плитами на полу колыхались водные растения, бегали черепашки, ползали еще какие-то невиданные морские существа. И везде: простор, изящество, ничего лишнего или неуместного, все в тон и со вкусом. В общем, если б король-солнце увидел подобное великолепие, то сделал бы себе хара-кири тростью, от зависти. Алена же подобное и представить не могла, даже если б сложила в одно все репродукции из знаменитых музеев мира. Подобная красота убранства, шик и изящество оглушали и внушали почтение. Девушка хлопала ресницами и пыталась выглядеть так, словно в Эрмитаже с рождения прописана, и вся эта роскошь для нее, как нечто само собой разумеющееся. Получалось с трудом.

Конечным пунктом занимательной и поучительной экскурсии оказалась столовая: большая зала, пол которой был усыпан яркими цветами и замысловатыми растениями. Алена и шагать –– то боялась, что б не помять их, но стопы воспринимали прохладу и абсолютно ровную поверхность. Вместо окон - огромные витражи с причудливыми птицами, по стенам, переливаясь, сменялись растения, как-будто вырастая одно из другого.

Посреди комнаты стоял, вернее, висел, как и все остальные предметы мебели, круглый стол, уставленный изящной, крохотной, словно кукольной, посудой с яствами: кувшинчики на плоском блюде, вазоны, креманки, тарелки, чашечки, салатники, соусники, ряд тонких с позолоченным рисунком фужеров, лесенкой у каждого из приборов стопка бледно-коричневых лепешек, горка белых кубиков с красными прожилками, фиолетовых, с оранжевыми вкраплениями, длинные, чуть желтоватые дольки, бог знает чего- то ли дыни, то ли гигантского апельсина, черная икристая масса, оранжевая, янтарная, желированная пирамида, внутри которой лежал бутон, напоминающий орхидею, малиновые, сиреневые, пушистые и гладкие фрукты и множество всякой диковинной всячины.

Все было настолько шикарно, что Алена окончательно потерялась и почувствовала себя неандертальцем, попавшим на банкет, устроенный при дворе английской королевы. Она села за стол следом за мужчинами, не знала, куда спрятать руки, что и как есть, и старалась не только не пошевелиться, но и не дышать. Рэй, видя смущение жены, заполнил ее тарелку всем, что посчитал возможным и, поставив перед Аленой, посчитал свой долг выполненным. И откинулся на спинку стула, переключив все внимание на отца.

Девушка с опаской покосилась на свой прибор: тарелку, хрупкую на вид, полупрозрачную, как калька с изогнутыми, словно лепестки, краями, с россыпью блесток и позолотой, и вилку - золотую длинную тонкую палочку с ручкой в виде диковинного животного из изумруда с алмазными глазами и двумя острыми зубчиками на другом конце, сантиметра два, не больше. Тяжело вздохнула и, не решившись притронуться, стала поглядывать на мужчин, пытаясь по тону и виду определить тему разговора. Это было сложно: сынок был весь в папу, такой же загадочный и отстраненный, и речь что у того, что у другого медлительная, спокойная и усыпляющая - иди, угадай, о чем толкуют - о погоде или ее персоне косточки промывают?