Парень накинул сверху прозрачную накидку, обшитую позолотой, которая от макушки до пят обрисовала силуэт девушки, отошел, окинул оценивающим взглядом и удовлетворенно кивнул. Алена скорчила ироничную гримасу, насмешливо попозировала, изобразив пару индийских ‘па’ и даже напела замысловатую мелодию в стиле ‘Рамаяна’ для полноты картины. Рэю явно понравилось, а у девушки опять язык зачесался, развернулась к нему и, уперев в бока кулачки, с ехидством спросила:

–– И что дальше? Сексуальная фантазия разыгралась? –– Ей и в голову не могло прийти, что в таком виде он ее куда-то поведет.

Лоан прищурился, улыбнулся насмешливо и, открыв ладонь, показал ей маленькую перламутровую горошину:

–– Положи под язык.

–– Зачем? –– насторожилась Алена. Что-то у него на уме было и, наверняка, в его стиле –– с гаденьким подвохом. Но развить эту мысль она не успела - не любит Рэй, когда ему перечат - сунул горошину без лишних слов ей в рот и повторил:

–– Под язык.

Она и подчинилась. Горошина была безвкусная, чуть холодила и неприятных ассоциаций не вызывала, поэтому Алена спорить не стала и послушалась из любопытства –– сунула ее под язык. И зря. Секунда, и комната качнулась перед глазами, покрылась на мгновение туманом, и вновь все встало на место, только вот взгляд Рэя значительно изменился, удовлетворенный стал, загадочный, на губах заиграла самодовольная усмешка.

‘И что сие значит?’ –– хотела осведомиться Алена и поняла, что вопрос этот нужно было задать значительно раньше - язык не слушался, зубы свело наглухо, мышцы словно парализовало.

Девушка растерянно моргнула и хотела возмутиться, но почувствовала себя странно, словно ее сознание отделилось от тела и теперь зажило отдельно. Состояние для несведущего весьма неоднозначное и, надо сказать, пугающее. Она хотела закричать, но даже не вздохнула, хотела повернуться и выбежать вон, но и не шелохнулась. Мысленно она могла все, а вот на деле - только смотреть на парня, хлопая ресницами, как марионетка. Внутри родилась тревога, плавно перешедшая в трепетный ужас, как только она увидела, как Рэй, усмехнувшись, вытащил свой кинжал и, крутанув острием себе по подушечке пальца, мазнул кровью ей губы.

–– Слизни.

‘Оставь меня в покое! Придурок!’- хотела гаркнуть она, но вместо этого послушно слизнула кровь! Рэйсли кивнул и повел ее по залам к выходу, а она шла, не соображая, как переставляет ноги, и мысленно упираясь из всех сил. Да толку –– тело слушалось не ее –– его. Она вела себя как зомби. Господи, что, интересно, было в той горошине? Тяпнутое в последней экспедиции магическое зелье какого-нибудь африканского шамана - вудуиста? А она-то, дурочка, послушалась! Чувствовала ведь подвох и все равно попалась, как глупая мышка на отравленный сыр. Вот вам наивная земная девушка и первый урок доверия и благодушного расположения к хитрой натуре флэтонских данайцев. Получите. Впрочем, и не первый урок- второй. С освобождением из рабства он ее так же провел, влегкую.

Рэй вывел жену на ту самую террасу, где недавно отбирал служанок, и Алену прошил холодный пот от страха: вокруг было тихо, безлюдно и темно, как в безлунную ночь на кладбище. Она бы не удивилась, если б парень повел ее на внеочередной слет вурдалаков, ночка подходящая выдалась и атмосфера соответствовала.

Темные очертания строений, мрачные силуэты растительности, скупые звездочки в небесной синеве и огромный шар ночного спутника, висящего в небе устрашающей темной глыбой. Лишь легкий шорох шагов раздавался в тишине, и от этого у девушки мурашки по коже побежали, проигнорировав воздействие ‘чудо’ горошины.

Рэйсли подвел ее к плоской темной плите у подножья лестницы, и …они взмыли вверх, плавно и бесшумно плыли по воздуху, в сторону здания, которое Алена приняла за храм Кецалькоатлю. Внизу скользили тени, здание стремительно приближалось и вгоняло девушку в глубокое уныние, чуяло сердце тяжелые потрясения. Все происходящее напоминало ей сюжет гоголевских страшилок, только значительно видоизмененный. И кем она станет по сценарию суженного, предположить было трудно, а хотелось бы - для душевного успокоения. Правда, ни роль умершей паненки, ни тем более, ее оппонента, Алену не прельщала, но кто б ее спросил? Рэйс стоял рядом, с гордым видом обнимая ее за талию, но даже не смотрел на нее и тем более не пытался ни подбодрить, ни объяснить происходящее.

Платформа плавно причалила к вершине храма прямо напротив исписанных иероглифами колонн, и девушка внутренне содрогнулась, увидев, кто их встречает.

Высокий лысый мужчина с пронзительным, бросающим в дрожь взглядом черных, как ночь, глаз, облаченный в темно-синюю мантию. Меж его тонких бровей виднелся ромбовидный прозрачно-алый камень, словно вплавленный в кожу. На груди висели точь в точь такие же, как у Рэйсли, ножны с кинжалом, только камень на конце рукоятки был алым.

–– Поттан, –– чуть склонил он голову перед Аленой и, раздвинув блеклые губы в улыбке, больше похожей на ухмылку аллигатора, со значением посмотрел на Рэя и махнул ладонью, приглашая внутрь.

Мавзолей был небольшим, но помпезным - выложенным из слитков золота. Ровные кирпичики, тускло поблескивая, раздвинулись, открывая проход, и посетители шагнули внутрь.

Первое, что удивило Алену, когда они миновали небольшой квадратный коридор с темными, мерцающими стенами, это несоответствие масштабов наружных и внутренних.

Взору открылся колоссально большой зал, с высоким потолком, укрывающий помещение куполом, никак не меньше, чем на уровне 20 метров от пола. Два ряда ромбовидных колонн, из перемежающихся красно-сине- оранжевых кирпичей, уходили вглубь и вели к подножью огромной фигуры - клыкастого монстра с выпученными глазами, сверкающими в полумраке, как софиты.

Алена чувствовала, как ее сердце замирает по мере приближения к этой удивительно реалистичной фигуре жуткого, ядовито ухмыляющегося идола, а в груди растет даже не страх - паническийужас. И дело было не только в атмосфере или тревожном количестве крепких лысых мужчин с равнодушно - отсутствующими лицами, в алых и малиновых шортах стоящих меж колоннами на возвышении, и даже не в фигуре божка, застывшей с каменным лицом, подстать ему, Фэйре, а в пяти вздыбленных фигурах, висящих меж столбами. Они приближались к ним, и шорох шагов в мертвенной тишине будил в Алене ощущение жуткого ужаса. Все ее существо дико завыло, как только она поняла, кто висит меж столбами, но из горла не вырвалось и стона. Она, как марионетка, прошагала за мужчинами и встала, где ей указали –– спиной к изваянию Модраш, лицом –– к распятой меж столбами фигуре, так что жертва оказалась в паре метров от нее.

Это был Петр. Узнать его было сложно: нагое тело безвольно висело, подтянутое вверх за локти –– до середины предплечий руки были отрублены, а культи залиты словно воском, как и пах, который оскопили. Лицо было землисто-серым, на побелевших губах запеклась кровь и коркой спускалась к подбородку. И все же, как ни странно, парень был жив. Он поднял голову, посмотрел на девушку обвиняюще и умоляюще одновременно и вдруг замычал, задергавшись на цепях. Во рту зияла пустота. Ему отрезали язык.

Это было невыносимо.

Это было из ряда вон.

Это было выше ее понимания и абсолютно недоступно осознанию.

Она, как увидела его, так потеряла связь с миром вообще. Ей хотелось убежать или зажмуриться, зажать уши, но все это было невозможно, Рэй наказывал ее, приговорив безвольно взирать на муки другого.

Это было самое худшее, что она могла представить, что Лоан мог придумать. Алена в те минуты искренне пожалела, что не находится на месте Петра - ей было бы проще страдать самой, чем видеть страдания других и осознавать себя их виновницей. Она не чувствовала обиды на парня, более того, за эти дни совершенно забыла о том, что случилось в сеприше Иллана. Время здесь текло неумолимо быстро, и каждый день казался годом.

‘Зачем?!! Отпустите их!!’ –– кричало все ее существо, но мысли ее никого не трогали.

Поттан скинул мантию и оказался в том же одеянии, что и другие - алые шорты да ножны на груди, но тело его –– спина, грудь, плечи были сплошь покрыты яркой татуировкой, в виде надписей и непонятных рисунков, и оправлены каменьями, впаянными прямо в кожу.

В зале приглушенно зазвучали голоса, монотонно взывая к каменному монстру, появился запах каких-то благовоний, терпкая смесь нескольких масел и трав. В хор голосов вклинился голос Поттана, запахи становились более отчетливыми и неприятно резкими.

Рэй вытащил кинжал из ножен и посмотрел на Алену - в глазах читался приговор, и она в ответ мысленно закричала, останавливая, но он не внял. Подошел к парню, приподнял за волосы голову и, глядя прямо в глаза девушке, резко вскрыл клинком сонную и трахею. Кровь рванулась наружу, обливая бьющееся в конвульсиях тело, и стекала вниз, в зияющее под ногами отверстие. Потом оно увеличилось, и плита пола, исчезнув, открыла огромную мраморную нишу прямоугольной формы. Двое мужчин сняли затихшее тело с цепей и сбросили туда.

Алену мутило. Она смотрела, как вскрывают шеи остальным, и видела лишь отточенные движения мужа, его спокойное лицо и руки, залитые кровью. Он, казалось, не чувствовал и малейшей душевной дрожи по поводу содеянного и, словно, выполнял рутинную работу, нудную, но необходимую.

Это было выше ее понимания, внутри уже не было криков, только тоненькое поскуливание, даже не от страха или омерзения, а от безысходности, обреченности на эту пытку- видеть муки других и смотреть, как тот, к кому готова была привязаться и признать своим мужем, подобно мяснику, разделывает людей, как туши животных.

Пять тел бесформенной кровавой массой лежали внизу, у ее ног, словно иллюстрация криминальной хроники, но никто, никогда не воздаст по заслугам их убийцам, не призовет к ответу. Эта чудовищная несправедливость, как клеймо, отпечаталась в ее душе и наделила виной непомерной и не менее смертоносной, чем клинок Лоан.

В нише зашипело, в нос ударил запах крови, и тела, зашевелившись, стали таять на глазах. Минута, и они исчезли в розоватом тумане, а с краев появились две треугольные чаши, наполненные густой, дымящейся кровью. Поттан почерпнул ее сферической плошкой из золота и, подойдя к Алене, смочил ею лоб и губы, гортанно выкрикивая свои молитвы. Это было уже слишком. Девушка 20 раз за эти пять минут готова была упасть в обморок, но не могла и пошатнуться - тело одеревенело и совершенно не подчинялось ей, а сознание было бессильно. В голове было стерильно –– ни мысли, ни вздоха, ступор, полное оледенение.

Произошедшее далее девушка восприняла, как плохо смонтированную киноленту: частями, кадрами. Из-за колонн выводили девушек и ставили на колени перед нишей, взмах кинжалов, кровь и полет бьющегося в агональных конвульсиях тела вниз. Рэй слева от нее, Поттан справа, за ними другие: смертоносный конвейер. Крики, плач, хрипы, предсмертные судороги, брызги крови –– все это смешалось в рассудке девушки в одну сплошную кровавую кашу. Бесконечность происходящего воспринималось уже, как нечто само собой разумеющееся. Когда Поттан предстал перед ней с новой чашей, она и мысли не допустила, что это конец трагедии. Цепочка тех девушек, что выбрал Рэй в служанки, прошла пред ней чередой, и Алена решила, что их постигнет та же участь что и других. Девушки произносили какие-то слова, кланялись, обмакивали пальцы в кровь, прикладывали ее к губам госпожи, а потом к своим губам, снова склонялись в почтительном поклоне и отходили.

Последнее, что она запомнила - лицо Рэйсли с каплями крови, холодный, жесткий взгляд. Он повернул ее к клыкастому богу, сунул чашу с кровью в руку и приказал вылить у подножья статуи, в испещренную синими иероглифами золотую полусферу. Густая темно-красная масса хлынув вниз, брызнула на Алену….

Г Л А В А 26

–– А-а-а-а-а!!! –– девушка резко села и открыла глаза. Собственный крик разбудил ее и вытащил из сна, словно котенка из воды, за загривок. Сердце бешено колотилось, рот беззвучно открывался в попытке сказать хоть слово, а в голове шумело от криков жертв и своего воя, перед глазами стояли кровавые картины увиденного. Алена мотнула головой, стряхивая наваждение, и затравленно огляделась, еще не понимая –– где находится.

Залитая солнцем спальня, привычно тихая и уютная, без всяких клыкастых морд, лысых мужчин, трупов и жертвенных чаш. Обычный цветочный запах, разбавленный еле уловимым ароматом корицы –– Рэй.

Он полулежал на софе у окна и просматривал свой носитель информации - маленький и плоский, как калькулятор, предмет. Спокойное лицо, безмятежный и даже полусонный вид, белая рубашка с золотой нитью от плеча до пояса, белые кожаные брюки, как на торжество собрался да вот прилег и чуть не заснул.

Алена хлопала ресницами, пытаясь сообразить: что же это было? Она смотрела на парня, ожидая прочесть ответ на его лице, но, встретившись с равнодушно- пустым взглядом голубых глаз, смутилась и начала осматривать себя: руки, грудь, а заодно и простынь. Наверное, это выглядело странно, потому что Рэй прищурился и вопросительно уставился на нее. На нем не было крови, как и на ней, и вообще нигде не было ничего говорящего за реальность произошедшего, но взгляд мужа всколыхнул неприятные чувства, и девушка, соскочив с постели, рванула в ванную. Организм пожелал избавиться от лишнего, и желудок долго возмущался безалаберным отношением хозяйки к своему психофизическому состоянию.

Ведь знала - нельзя их телевещание смотреть, прошлый раз тоже чуть умом не тронулась, вот и сейчас всякая чушь после их фильмов приснилась. Господи, но как реально…

’Нет, ерунда, этого не может быть на яву, не-ет, ‘- Алена посмотрела на себя в зеркало и затрясла головой, потом включила воду и сунула лицо под холодную струю и снова посмотрела на себя в зеркало, словно в отражении белого, как снег, лица можно было увидеть истину.

‘Что же это было?’ –– озадачилась она. Такой кошмар не может присниться ни с того, ни с чего, что же она вчера смотрела? Нет, не вспомнить, кровавые картинки перекрывали любые другие воспоминания. ‘Боже, спаси и сохрани меня от их компьютерных технологий’, - взмолилась Алена и дала себе зарок больше и близко не подходить ко всяким техническим средствам, от греха подальше, а то в следующий раз и она кого-нибудь порежет. Нет, Рэй конечно, не подарок, но не до такой же степени, чтоб крошить людей, как вилки капусты.

В конце концов, девушка немного успокоилась и даже смогла улыбнуться своему отражению, потом нажала кнопку сушилки, накинула халат и вышла.

Рэйс оторвался от своего накопителя, глянул вопросительно, но в ответ получил смущенный румянец. Алене было неудобно, что она могла подумать о нем до такой степени плохо и принять обычный кошмар за действительность, правда, внутри все равно что-то беспокоило, сидело, как льдинка Снежной королевы, и покоя не давало. И вдруг поняла – что. Она не могла четко ответить на вопрос - сон это было или реальность? Но она хорошо помнила, что Рэй поранил себе палец и не просто поранил, а очень сильно и глубоко, и если ранки нет –– значит, ей все приснилось, а если есть…

Девушка оделась, подглядывая украдкой за парнем, и подошла к софе. Он сел, отбросил свой прибор и с готовностью раскрыл объятья. Алена пристроилась на его коленях и начала, как бы невзначай, осматривать все пальцы и даже ощупывать. Рэй, заметив пристальное внимание к его рукам, выгнул бровь и заглянул ей в глаза:

–– И что в них интересного?

–– Так, –– несмело улыбнулась Алена и облегченно вздохнула: ни единой царапинки, ни одной точечки на пальцах не было, так же, как и капиллярного рисунка, впрочем. Тонкие длинные пальчики парня были как всегда мягкими, гладкими, ровными и ухоженными. Нет, такие руки не созданы для общения с клинком, хладнокровных убийств и кровавых расправ, они были слишком утонченными и изысканно красивыми. Такие руки подстать человеку благородному и ранимому, поэту или художнику, способному создать гениальное произведение, шедевр, в крайнем случае, аристократу, отпрыску древнего рода, но никак не киллеру.

–– У тебя очень красивые руки - ласковые, нежные и сильные, –– заметила она и, словно устыдившись своей откровенности, обняла его за шею, чувствуя одновременно и радость, и облегчение, и смущение, зашептала. –– Ты бы знал, что мне приснилось…кошмар… люди в полутемном помещении. Оно огромное и мрачное, стены колонны-все из золота, даже пол... и статуя странная такая, огромная, с ехидной ухмылкой. И кровь ….ее так много, что можно захлебнуться…ты режешь людей и так просто …легко, как ….не знаю, руки в крови, и тело и лицо в брызгах, рядом мужчина , по плечам и спине татуировка красивая и словно из слюды разноцветной…он тоже …убивает и другие… Те пятеро, помнишь? Их. Они изуродованы были – без рук, языка….остального…потом женщины, много…очень…и ты их,и те …кровь кругом… –– Алена заглянула ему в глаза и воскликнула. –– Господи, как я рада, что это всего лишь сон!

–– Это был не сон, –– спокойно заметил Рэй. Алена с минуту сверлила мужа непонимающим взглядом, хмуря брови:

–– Что?

–– Это был не сон, –– терпеливо повторил парень. В глазах стояло холодное равнодушие, словно речь шла о чем-то обыденном, не стоящем внимания. –– Лэп-хэчи. Настала зима. Если перевести на ваш язык. Правда, для нас это лето. Мы празднуем смену циклов каждые полгода, а заодно воздаем по заслугам окружающим и …Модраш.

Алену качнуло, с лица мгновенно сбежала краска:

–– Эти убийства….правда?...Праздник? –– прошептала она пораженно, заглядывая в глаза Лоан и выискивая хоть грамм чувств, малейшее движение души, но в них жила пустота. Девушка моргнула, стряхивая наваждение - глупо искать то, чего не было отродясь. Перед ней был не человек –– Нелюдь. Бесполезно такого очеловечивать, он слишком взрослый и, пожалуй, скорей ее превратит в такую же Нелюдь, чем она сможет внушить ему элементарное уважение к чужой жизни, объяснить и привить милосердные нормы морали, возбудить нормальные человеческие чувства в очерствевшей душе.

–– Да. Праздник. Я принес жертву своему богу, отблагодарил его за тебя и детей и воздал должное посмевшим посягнуть на тебя.

–– Тем…пятерым?

–– Да. Конечно, их вина относительна, но придет время, я спрошу и с брата. Ты можешь быть спокойна - я ничего не забываю.

–– Господи,….ты говоришь это так спокойно…ты убил …сколько там было? 200-300, 500? Неужели ты ничего не чувствуешь? Это …праздник? –– Не могла она взять в толк суть происходящего, не принимал разум спокойствия парня, убившего столько людей и рассуждающего на эту тему с обыденной скукой.

–– 285. Малость, за бесценный дар Модраш. За тебя и детей. Теперь вы будете под его защитой, и я буду спокоен. Обряд прошел прекрасно…

–– Обряд?! Резня! Массовое убийство! Варфоломеевская ночь! Ты мясник, палач!....––Алена, задрожав от негодования, отвращения и ужаса, попыталась слезть с колен, но Рэй не дал, глянул так, что она забыла, что хотела, и спросил:

–– Если ты раздавила червя –– ты палач? С чьей точки зрения?

–– Ты убил людей, –– тихо заметила она, сжавшись в комок и боясь пошевелиться. В памяти четко отпечаталась картинка: Лоан в алых шортах, на теле и лице кровавые потеки, пятна, в руке кинжал, которым он орудует с мастерством метателя сабель. Теперь она убедилась, что Эллан сказал тогда правду, и испугалась до коликов в желудке. Ее муж- убийца. Вкупе с бессердечностью и феноменальными способностями, трезвым рассудком и отсутствием норм морали получился монстр, которому невозможно было подобрать адекватное название –– он не имел аналогов.

––Я убил рабов и дал им возможность родиться вновь, свободными. Их жизнь не удалась, они бы все равно не увидели ничего хорошего, так и влачили существование невольников. Тэн сейти, как и сегюр, запрещено продавать. Я освободил их души от никчемных тел. А эти пятеро…по-моему, здесь и говорить не о чем. Они посмели испугать тебя, покуситься, тронуть…

–– Ты говоришь так, словно совершил благодеяние.

–– Так и есть. Я освободил одних, других наказал…

–– Я давно простила им …и забыла …

–– Я не забыл. И не простил. Такое не прощают.

–– Тогда в чем разница?! Ты убил всех! Кого же ты наказывал?!

–– Ты невнимательна. Наложниц мы убили быстро, а могосты были наказаны и подвергнуты пытке, но жили. Пять дней. Этого достаточно для искупления их вины, главный виновник Иллан, они лишь выполняли его волю, поэтому и мучались лишь 5 дней, а не месяцев. А потом я освободил их души от тел.

–– В смысле, это твое понимание справедливости? –– Алена чуть не плакала.

–– Милая, справедливости нет. Запомни это. Данное понятие настолько относительно и субъективно, что не имеет почвы для осознания, а раз так, оно не подходит для применения и тем более оперирования в качестве довода. Это слово обозначает пустой звук.

–– И все-таки она есть, –– упрямо заявила девушка.

–– Хорошо, объясни, что это такое? В твоем понимании она одна, в моем другая, в понимании Иллана третья, а у рабов четвертая –– так что она в итоге? Где она? Что из себя представляет? Субъективная визуализация иллюзий? Неприятие собственного бессилия перед окружающей действительностью? Это и есть иллюзия. Желание, выданное за действительность. Твоя справедливость сама слепа, глуха и однобока, что она может тебе предложить?

Алена зажмурилась на секунду и качнула головой: как у него все просто - раздавить, растоптать основные понятия, брать что надо ему, шагая по головам, а главное, без малейшего угрызения совести: еще бы! Ведь ее у него нет, да и не было. Она для него, как и другие понятия, лишь бессмысленное слово из лексикона чужеземцев, пустой звук!... И с такой легкостью оправдывать собственную черствость и низость, облачая ее в эгоистичные теории мироустройства, изобличать человеческие заблуждения, основываясь на собственную беспринципность и вседозволенность, перекраивать любое событие и понятие на удобный ему манер! Гитлер- философ! Зверь.

–– Ты животное. Нет, хуже! Даже животное не будет убивать себе подобных, не станет оправдывать преступление, выдавая зло за добро! –– уставилась на него девушка, вкладывая во взгляд все презрение и ненависть, на какие была способна.

–– Да. Как и мы все. Люди и есть животные, только более амбициозные, живущие по своим законам, а не по законам гармонии, в отличие от наших сородичей. Взгляни на мир реально –– животные убивают и себе подобных и себя самих и ничуть о том не сожалеют. Знаешь, почему? –– Рэй сверкнул глазами. –– Потому что их головы не забиты ненужной моралью, абсурдными и фальшивыми идеями! Они просто живут, не разделяя мир на добро и зло, плохо и хорошо, не жалея ни себя, ни других. Возьми лауга –– проголодавшись, он найдет себе добычу, загонит ее и съест, не рассуждая, не думая о том, что о нем подумают, не считая себя людоедом или негодяем. Он хочет есть и он ест!

–– Ты не лауг. И я. Мы люди! Мне плевать на все, что говоришь! Как бы ты ни оправдывал себя, чем бы ни прикрывал свою кровожадность, твоя философия не воскресит убитых!

Рэйс разозлился и, отсадив девушку, встал:

–– В чем проявилась моя кровожадность? В том, что я выполнил свой долг? Осознавая свою ограниченность, заручился поддержкой бога, чтоб защитить вас? Я мужчина, это мой долг заботиться о вас, защищать, но я смертный, и могу не успеть, не увидеть опасности! А жертвы лишь малая плата за защиту бога. И потом - такова моя религия, и она не хуже твоей.

–– У нас таких называют фашистами и презирают. Тебя бы разорвали ….

–– У вас? На Земле? –– парень дернулся, зло прищурился и, подойдя к Алениному шкафчику, вытащил две огромные шкатулки с подаренными драгоценностями, вернулся и высыпал их содержимое на колени девушки и на диван. –– У вас на Земле… тебя бы без раздумий убили за одну такую безделушку, принеся в жертву своей алчности! –– презрительно скривился он, сунув в ладонь девушки изумрудное колье. –– А меня бы носили на руках! Для вас это дороже, чем жизнь, чем то, чем вы обладаете от природы, и не надо мне говорить, что бы со мной сделали у вас. Я изучил вашу историю, политологию и прочее. Вы из года в год, из века в век грызете друг друга, убивая, когда словом, когда делом, за кучку драгоценностей, стопку банкнот. И любую вашу войну сопровождают религиозные лозунги и воззвания –– то за гроб Господень, то во имя Аллаха, то неся в массу отсталых аборигенов ‘свет’ катехизиса, только все это лишь прикрытие для достижения власти и богатства горстки избранных, и далеко не вашими богами!

Рэйс смолк на минуту, поглядывая на Алену так, словно для него было очень важно ее понимание. Однако она и смотреть на него не могла, отворачивала лицо и мечтала провалиться куда подальше, пусть и в нижнее царство, лишь бы не в одной комнате с этим упырем находиться, лишь бы не слышать его красивые, но пустые слова.

–– Ты, кажется, студентка? Историю изучала? Сколько лет?

–– Два, –– нехотя ответила она, понимая, что парень сейчас подискутирует и на эту тему.

–– Гениально! Два года! Тогда, что тебя так потрясло в нашем обряде? То, что в отличие от землян, мы не страдаем лицемерием и не боимся смерти? Вспомни историю Земли, посмотри на ваш сегодняшний день –– все тоже самое, только хорошо завуалированное, надежно прикрытое покровами патриотизма и прочей мишурой, а, по сути, те же жертвоприношения, но в гораздо большем количестве и к алтарю, заметь, не бога, а человека. Когда жрец приносит человеческую жертву, он действует не по собственной прихоти или садистских побуждений –– он спасает племя, продляет жизнь, защищает, вымаливает процветание, просит избавить от несчастий. Так поступали ваши язычники, поступают некоторые африканские племена до сих пор,…так поступаем мы, а ради чего, поясни мне, конкистадоры убивали ацтеков, инков? Ради золота! –– Рэй склонился к Алене, презрительно щурясь и заглядывая ей в лицо, язвительно спросил. –– Наверное, они жить без него не могли? Наверное, это было жизненно необходимо? А может быть, я плохо разобрался в вашем менталитете и слишком предвзят? Наверняка, другие убийства, войны и завоевания были совершены во имя благого дела. Например, английские колонисты, решившие массе отсталых индийских племен, каст и общин выказать прелести цивилизованной жизни, подарить им свет знаний, просто не знали, как без насилия и физического уничтожения это сделать? А аборигены были настолько глупы, что никак не желали понять и принять прелестей существования по законам высокоразвитого, прогрессивного общества, а не природы!

–– А вы сами? Чем лучше?

–– Ничем, кроме одного: мы называем все своими именами, не создаем фальшивых лозунгов и не делим события, поступки, людей на хороших и плохих!

–– Ах, какая ‘красивая’ речь! Прямо Гуманоид- Цицерон! –– скривилась девушка, гордо вскинув подбородок. –– Обличаешь отсталую цивилизацию? А сам … упырь из упырей! Да какое тыимеешь право судить о нас? Все это у нас было, а у вас есть! Мы только встали на путь прогресса и развития, только начали давать оценку прошлым событиям и всеми силами стараемся их не повторить! Мы развиваемся, начинаем ‘взрослеть’ понимать, стремимся к гармонии и миру, а вы… достигли в техническом плане немыслимых высот, но абсолютно деградировали в духовном плане! Вы –– нелюди, застрявшие в каменном веке! Рабы, жертвоприношения и философия….эгоистов, нет, бесчувственных, жестоких эгоцентристов!

–– Ты слишком наивна, милая. Вы не идете к гармонии, а уходите от нее. Рветесь к заоблачным далям прогресса и процветания, не осознав простой истины: любой прогресс –– это начало регресса. Как только вы достигнете пика вашей ‘горы всех благ’, вам придется, как бы долго ни поднимались, как бы долго ни стояли на вершине, как бы вы этому ни противились, увы, спуститься. Это закон мироздания. Единый для всех. Что в вашей галактике, что в нашей, что в любой другой. Вы идете той же дорогой, что прошли когда-то мы, шаг в шаг повторяя пройденный нами маршрут. О, эпоха процветания у нас была прекрасной, изумительной и…опустошительной. Мы поднимались веками, а спустились вмиг. Отрезвление было очень болезненно. Мы, так же как и вы, зарыли своих языческих богов, устремились к духовным и техническим вершинам, сами уподобились богам, достигнув необычайных высот в знаниях ….во всех сферах жизнедеятельности и … поплатились за это. Сначала ушла вода. За семь дней у нас остался океан. Соленый океан. Все. Пресная вода ушла. Теперь ее добывают в шахтах, как вы добываете свои полезные ископаемые. У нас больше нет ни рек, ни озер, ни водопадов, только голограммы, иллюзия, память о прошлом великолепии. Зато то, что вы так цените, лежит на поверхности и стоит мизер, даже меньше… Но с одними проблемами можно справиться, а как справиться с другими? Флэт вымирает. Боги отказали нам в том бесценном даре, что еще остается при вас, –– Рэйс качнул головой, стряхивая неприятные воспоминания, и посмотрел на жену: понимает ли она то, что он пытается ей объяснить? Нет, взгляд непримиримый, настороженный. –– Дети, милая, мы не можем иметь детей. Мы не боимся смерти, у нас невероятный, по вашим меркам, интеллект, мы знаем то, что вам на данный период развития и не снилось, наши тела почти совершенны. Мы с легкостью обходимся без сна, пищи, воды, не чувствуем боли, не реагируем на холод, мгновенно восстанавливаемся… У нас нет бедных и богатых, общество делится на сословия и соответственно обеспечивается, и даже тэн не знает забот о хлебе насущном, но любой из нас с радостью поменяет и свою жизнь, и данные достижения ради …родного ребенка.

–– Не правда. Я же ношу твоего ребенка.

–– Ты. И не одного, милая, двух.

–– Двух?!

Алена потрясенно посмотрела на парня, а потом, стряхнув с колен драгоценности, встала и нервно заходила по комнате. Эта новость лишила ее права выбора, окончательно привязывала к этому нелюдю. Двое детей. С таким грузом не побегаешь. Долгие годы, пока они не вырастут, ей придется находиться здесь и не только растить их, но и оберегать от родного папаши.

–– Это уже слишком, –– покачала головой Алена.

–– Отнюдь. Модраш благословил нас…

–– Модраш?! Да причем тут твой кровожадный божок?! Ты такой весь… все знающий, все умеющий, а веришь в бога! Бред! Ты мне еще про святое зачатие акафист зачитай!

–– Ты атеистка? Я думал, ты христианка...

–– Я и так христианка!

–– Тогда в чем дело? Я с уважением отнесся к твоему вероисповеданию, будь так любезна, с почтением относиться к моей вере. Я был предельно откровенен с тобой….