Крейвен вернулся к своей теории происшествия с торпедой. Но ему нужны были дополнительные доказательства. Он решил воспроизвести ход трагедии. Ему нужен был тренажер подводной лодки и капитан-лейтенант Р. Фаунтин, бывший старший помощник командира лодки "Скорпион", который был переведен с лодки до того, как она отправилась в свое последнее плавание.
      Фаунтин занял место в ходовой рубке тренажера лодки, а компьютер был запрограммирован в качестве передатчика распоряжений, которые он отдавал по ходу того, как на тренажере воспроизводились различные возможные причины гибели "Скорпиона". Были проверены десять вариантов. И все они не соответствовали акустическим доказательствам. Затем команда Крейвена попросила Фаунтина попытаться провести последнюю проверку. Они ничего не сказали ему о возможном взрыве торпеды, а просто сообщили, что лодка идет домой со скоростью 18 узлов, и предложили выбрать глубину по своему усмотрению. Затем Крейвен подождал 10 или 15 минут, чтобы Фаунтин успокоился. И тогда передали сигнал тревоги "Самопроизвольный пуск торпеды в торпедном отсеке". Без всякой паузы, не задавая никаких вопросов, Фаунтин скомандовал: "Право на борт".
      Вот оно! Это и пытался доказать Крейвен. Именно этот поворот был выполнен на "Скорпион".
      Когда примерно через полминуты смоделированный Фаунтином маневр был почти завершен, в тренажер передали сообщение: "Взрыв в носовом торпедном отсеке". Такая же информация была подана в компьютер, который начал регистрировать интенсивное поступление воды в лодку.
      Фаунтин среагировал потоком распоряжений: продуть балласт, задраить водонепроницаемые переборки, полный вперед. Он делал все, что командир любой лодки и должен был делать в этой ситуации. Тем не менее вымышленная субмарина продолжала заполняться водой и идти ко дну. Точно через 90 секунд после того, как Крейвен объявил о взрыве, лодка опустилась на шестисотметровую глубину, прошла свою предельную глубину. И компьютер зарегистрировал направленный внутрь взрыв. Кто-то из присутствующих невесело пробурчал: "Приехали!"
      Смоделированный, направленный внутрь взрыв произошел на секунду раньше, чем зарегистрированный на 91-й секунде между взрывом на лодке "Скорпион" в точке "Оскар" и первым направленным внутрь взрывом в результате разрушающего давления океана.
      Мороз побежал по коже, когда Крейвен увидел эти результаты. Теперь он и остальные участники этого эксперимента были почти уверены, что им удалось скопировать гибель подлодки "Скорпион". Никто не сказал Фаунтину, что он, возможно, воспроизвел обстоятельства, которые привели к гибели людей, помощником командира которых этот морской офицер в свое время являлся. По-видимому, никто и не должен был говорить ему об этом. Он вышел из тренажера, не задав ни одного вопроса, не произнеся ни слова.
      Сочувствие Крейвена Фаунтину и экипажу лодки "Скорпион" не могло подавить избытка его чувств. Как настоящий детектив, он нашел две новые важные частицы доказательства. И с ними поспешил к адмиралу Шейду и Б. Клэри, заместителю начальника военно-морских операций. Теперь и они заинтересовались детективной работой Крейвена, но остались при своем мнении. Так же, как и командование систем вооружения, которое продолжало настаивать, что никоим образом торпеда не может взорваться на борту лодки.
      Никто не был готов мужественно поддержать версию о том, что сами военно-морские силы были ответственны за смерть 99 человек. Крейвен понимал их нерешительность, понимал, как для этих адмиралов трудно предположить, что они в какой-то степени ответственны за ошибку, которая привела к гибели такого большого количества людей. А ведь оба прошли через испытания, когда смерть на борту подлодки была обычным явлением. Оба были ветеранами Второй мировой войны на дизельных подлодках. Но в то время смерть обычно приходила от противника, а не от собственных ошибок. Шейд был, вероятно, более бескомпромиссным из них, и неудивительно. В качестве молодого старшего помощника командира на лодке "Граулер" (бортовой номер SS-215) Шейд получил свою первую практику командования, когда командир лодки лежал, раненный, на палубе. Командир лодки Роберт Гилмор прокричал последнее распоряжение молодому Шейду, приказав произвести срочное погружение, чтобы избежать атаки японских торпедных катеров, а сам остался лежать на палубе. Шейд поступил так, как ему приказал командир.
      Несмотря на нерешительность адмиралов, Крейвен не собирался отступать. Особенно сейчас, когда он убедился, что имеет достаточно информации для того, чтобы найти "Скорпион" и доказать, что именно погубило лодку. Он начал математически конструировать карту дна океана с помощью теоремы Баеса о субъективной вероятности, с использованием той же самой формулы, что и во время поиска водородной бомбы.
      Мало кто из офицеров, занимающихся поисками "Скорпиона", помнил о происшествии в районе Паломарес. И когда Крейвен начал объяснять, что он собирается воспользоваться системой ставок подобно той, которую используют в игорных домах Лас-Вегаса, то есть включить значение "предчувствия" в свои данные, у некоторых слушателей возникло убеждение, что у ученого "поехала крыша". Им казалось, что тот ведет речь о пресловутых экстрасенсах.
      Тем не менее Крейвен продолжал настаивать и попросил группу экспертов-подводников и спасателей сделать ставки на вероятность каждого из сценариев, объясняющих гибель "Скорпиона". Чтобы процесс стал интереснее, и в соответствии с предыдущими пари, ставки исчислялись в бутылках виски "Чивас Ригал".
      "Скорпион" могла планировать вниз ко дну океана со скоростью от 30 до 60 узлов. Эксперты подводники сделали ставки на то, что лодка снижалась со скоростью от 40 до 45 узлов. Затем экспертов попросили сделать ставки, насколько они верят в то, что "Скорпион" пыталась прекратить работу самопроизвольно запустившейся торпеды и поэтому двигалась на восток. Около 60 процентов ставок были за этот сценарий. Похоже, Крейвен приобретал сторонников своей теории.
      В третьем раунде ставок эксперты выбирали траекторию снижения лодки. Самое большее, "Скорпион" могла двигаться вперед на 2,1 метра за каждые 0,3 метра погружения; по крайней мере, она могла пикировать носом вниз. Большинство ставок было за траекторию 0,9-1,2 метра вперед на 0,3 метра погружения. Это означало, что "Скорпион" могла продвинуться вперед от 6 до 8 миль после первого взрыва.
      После того как все ставки были сделаны, Крейвен принялся составлять карту вероятностей. Расчеты оказались настолько сложными, что он был вынужден снова пригласить группу математиков, которые помогали ему в поисках водородной бомбы. Математики после долгих вычислений пришли к заключению, что "Скорпион" находилась к востоку от точки "Оскар", в 400 милях от Азорских островов, на краю Саргассова моря.
      Много лет спустя эти математики напишут книгу, основанную на опыте их работы с Крейвеном, под названием "Теория оптимальных поисков". Береговая охрана США примет на вооружение этот метод для поисков и спасения, а ВМС будут использовать интерпретацию Крейвеном теоремы Баеса, чтобы помочь Египту очистить Суэцкий канал от затонувшего вооружения. Но во время поисков "Скорпиона" военно-морские офицеры только покачивали головами, выражая сомнение в его акустических доказательствах и его карте вероятности. Ученый мог быть уверенным в том, что "Скорпион" лежит к востоку, но судно "Мизар" обнаружило три мелких фрагмента каких-то предметов к западу от точки "Оскар", и именно там ВМС и намеревались продолжать поиски.
      Прошло несколько недель. Крейвен ждал, обмениваясь посланиями с океанографом Бакананом почти каждый вечер. К концу августа ничего нового обнаружено не было. К сентябрю все возможные точки между "Оскар" и Норфолком были почти исключены. К октябрю погода стала портиться, и ВМС решили закончить поиски в конце месяца.
      Но "Мизар" фактически ничего и не искал к востоку от точки "Оскар, в том месте, которое указал Крейвен. К тому времени Баканан отрастил уже бородку клинышком в стиле Ван Дейка и был готов в последний раз направить "Мизар" к востоку.
      Как только "Мизар" пошел к востоку от точки "Оскар", его мощный гидролокатор зафиксировал на дне массу железа. "Мизар" пошел на полной скорости, прошел над указанной Крейвеном точкой наибольшей вероятности, затем опустил свои камеры еще раз. Все, что камеры обнаружили, оказалось скалой железной руды.
      Адмирал Шейд и Клэри, заместитель начальника военно-морских операций, были разочарованы и решили отказаться от поисков и отозвать "Мизар" домой.
      Неуживчивый и как всегда упрямый Баканан отказался выполнять их решение. Он послал срочное сообщение Крейвену. "Разве вы не можете уговорить ВМС оставить нас еще на месяц, хотя бы на неделю или две недели? Скажите им, что мне нужно "откалибровать" район для будущих операций".
      Крейвен знал, что не оставалось ничего такого, чтобы нуждалось в "калибровании". Но он также знал, что если Баканан пожелал остаться в океане, то это могло означать только одну вещь: Баканан хотел направить "Мизар" в точку, которую указали Крейвен и его команда. Крейвен пошел к адмиралам и начал терпеливо излагать свои логические доводы вперемежку с просьбами. Когда его страстный монолог был закончен, адмиралы согласились продлить операцию еще на две недели.
      Ровно через неделю Крейвен получил официальное послание всего в одну строчку: "Баканан сбрил свою бороду". Крейвену не нужно было ничего расшифровывать. Подводная лодка "Скорпион" найдена! Это случилось 29 октября, почти через пять месяцев после того, как она была объявлена погибшей.
      "Мизар" нашел "Скорпион" на расстоянии 183,4 метра, то есть всего в 1/8 мили от той точки, на которую сделали ставки его математики и группы экспертов, рискуя бутылками шотландского виски. Подлодка была обнаружена на глубине 3000 метров.
      Буксируемые камеры "Мизар" сделали фотоснимки подлодки "Скорпион", наполовину зарытой в ил и песок, разломанной на две части, которые едва скреплялись небольшой полоской металла. Носовая половина машинного отделения вошла внутрь, а часть другой половины сложилась как телескоп, внутрь отделения вспомогательных механизмов. Гребной винт и вал были отделены от корпуса. Отдельно находился и рубочный руль. Около подлодки лежал секстан подлодки "Скорпион", древний символ навигации. Никого из членов экипажа разглядеть не удалось. Было невозможно заглянуть внутрь лодки и даже рассмотреть ее поподробнее снаружи. Хотя камеры "Мизар" находились всего в нескольких метрах над корпусом подлодки, снимки выглядели так, будто их делали сквозь густой туман.
      Следственная комиссия, изучавшая катастрофу, состояла из семи военно-морских офицеров под председательством отставного вице-адмирала Б. Остина, который вел в свое время расследование по поводу гибели подлодки "Трешер". В январе 1969 года в пресс-релизе ВМС сообщалось, что следственная комиссия после шести месяцев расследования пришла к выводу, что причина катастрофы подлодки "Скорпион" остается тайной, она не может быть установлена на основании собранных на сегодняшний день данных.
      ВМС упорно отказывались признать какую-либо возможность катастрофы, связанную с торпедой, заявив, что "процедуры обращения с оружием на борту соответствовали установленным мерам безопасности", что это "подтверждает долголетнюю историю безопасности торпед на подводных лодках".
      Технически ВМС сказали правду, но в такой ограниченной форме, что в результате она оказалась отговоркой, граничащей с полной ложью. Когда подробные сведения, полученные следственной комиссией, были опубликованы в 1993 году, они уже свидетельствовали о том, что три основных причины гибели подлодки "Скорпион" связаны с аварией торпеды.
      Главная причина подтверждала вывод Крейвена о том, что на борту имел место самопроизвольный запуск торпеды. Скорее всего, он произошел во время проверки торпеды, проводившейся экипажем перед приходом домой. Комиссия убрала из объяснения Крейвена утверждение о том, что торпеда взорвалась на борту. Вместо этого возникла версия, что, "поддавшись внезапному порыву, а, возможно, и под влиянием удачного учебного пуска торпеды марки 37, которая самопроизвольно запустилась в трубе в декабре 1967 года, экипаж также выстрелил торпеду, которая встала на боевой взвод и нашла ближайшую цель - "Скорпион".
      Комиссия признала, что не было доказательств удара торпеды снаружи, но утверждала, что не обнаружено и видимых обломков торпедного отсека около подлодки "Скорпион", которые подтверждали бы, что взрыв произошел внутри подлодки.
      Бывший подводник-торпедист высказал по этому поводу мнение, что не может представить, как экипаж подлодки "поддался панике" и выпустил боевую торпеду. Происшествие в 1967 году произошло с учебной торпедой, в которой был лишь макет боевой головки, а не настоящий боевой заряд.
      Похоже, что следственная комиссия составила компромиссный вариант для своих секретных заключений. Цитируя Крейвена и его акустические доказательства, комиссия пришла к заключению, что именно торпеда была причиной катастрофы. А вот версия внешнего взрыва, похоже, была сформулирована на основе утверждения командования систем вооружения, что самопроизвольный запуск торпеды не может привести к взрыву на борту лодки.
      В том же докладе приводился перечень возможных происшествий на подводных лодках, составленный управлением кораблестроения. Он включал утечки газа, разрыв гидравлических магистралей, пожары и многое другое. И лишь один пункт указывал на катастрофические последствия неосторожного обращения с вооружением. По заключению управления кораблестроения, такие несчастные случаи нередко приводят к "гибели корабля".
      В середине 1969 года ВМС предприняли совершенно секретные попытки более тщательно осмотреть обломки крушения подлодки и разгадать тайну. Основное внимание было направлено на осмотр торпедного отсека и люков торпедных аппаратов. Для этого был послан батискаф "Триест II". Первое погружение он совершил 16 июля, за несколько дней до высадки на Луну астронавтов космического корабля "Аполлон 11".
      В том году "Триест II" совершил девять погружений. Первыми наблюдателями монитора на борту плавучего дока были Крейвен и Гарри Джексон, инженер, который помогал в свое время испытывать подводную лодку "Трешер". Его постоянно преследовали мрачные мысли о том, что он лишь случайно избежал гибели на ней. Исследователи убедились, что не было никаких доказательств нападения или того, что лодку поразила торпеда снаружи. Но не было до конца ясно, почему же все-таки произошла катастрофа?
      Крейвен не отказался от попыток окончательного решения загадки. Он был почти уверен, что торпеда взорвалась внутри лодки. Но каким образом? Казалось, с разрешением именно этого вопроса все будет закончено. Если этот вопрос останется без ответа, то семьи экипажа лодки будут посещать кошмарные сны о взрывах, воображаемых битвах, ведь хуже всего неопределенность, недосказанность... "Все, чего мы хотели, - это объяснений, - говорила в свое время Барбара Баар, у которой погиб 21-летний брат Джозеф. - После катастрофы все было спрятано".
      Трагедия "Скорпиона" вскоре исчезла из массового общественного сознания, которое уже находилось под воздействием ночных видений свистящих пуль, окровавленных солдат и, казалось, бесконечного количества мешков с трупами из Вьетнама. Семьи экипажа "Скорпиона" могли бы навсегда остаться в одиночестве, борясь за проведение своего собственного расследования, если бы ВМС не решили ознаменовать 25-летнюю годовщину гибели подлодки "Скорпион" опубликованием заключений комиссии по расследованию и видеопленки с изображением ее затонувшего корпуса.
      К тому времени Крейвену исполнилось 69 лет. Он давно ушел с военно-морской службы, занимался созданием новых форм сельского хозяйства на Гавайских островах. Газета "Чикаго Трибюн" напечатала заключение комиссии по расследованию и рассказ о той роли, которую сыграла теория Крейвена в происшествии с торпедой в обнаружении подлодки "Скорпион". В результате этой публикации Крейвен получил то, что он считал последним ключом к разгадке тайны.
      Все разворачивалось, как в заключительной главе детективного романа. Газета "Чикаго Трибюн" оказалась на столе Чарльза Торна, технического директора инженерного центра качества вооружений на военно-морской торпедной станции в Ки-порт (шт. Вашингтон). Увидев в статье фамилию Крейвена, он позвонил ему по телефону.
      Эти два человека никогда ранее не встречались. И тем не менее у них было много общего. Торн тоже считал, что причиной гибели лодки явилась торпеда. Летом 1968 года он работал главным инженером в лаборатории в Ки-порте, был ответственным за испытания торпед и их компонентов. Он проработал там 25 лет, а когда позвонил Крейвену, уже 12 лет находился в отставке. Все это время он хранил информацию о подлодке "Скорпион", которую, как он считал, правила секретного делопроизводства запрещают разглашать. И вот теперь инженер дозвонился до ученого.
      Торн спросил Крейвена, видел ли тот секретное предупреждение, которое было отправлено в середине мая 1968 года в департамент, позднее переименованный в командование военно-морских вооружений. В том предупреждении описывался дефект аккумуляторной батареи МК-46, предназначавшейся для обеспечения питания торпеды марки 37, самого скоростного оружия против советских подводных лодок. Инженер ссылался на предупреждение испытательной лаборатории, направленное контр-адмиралу Артуру Гралла, возглавлявшему это командование. Торн изложил содержание предупреждения. Он знал его хорошо, поскольку сам же его и писал, хотя оно было подписано капитаном первого ранга Дж. Ханникатом, начальником станции.
      В своем предупреждении лаборатория сообщала, что торпедная аккумуляторная батарея вспыхнула пламенем во время испытания на вибрацию. Дефектной оказалась маленькая диафрагма из фольги, стоимостью всего в несколько центов. Почти одновременно с этим сообщением поступила информация, что дефект в дешевом резиновом обтюраторном кольце привел к взрыву космического корабля многоразового использования "Челленджер". Аккумуляторная батарея, упомянутая Торном, имела длину около 1 метра и ширину 43 см. Она крепилась на расстоянии менее 3 см от боеголовки торпеды, причем каждая боеголовка имела более 150 кг взрывчатого вещества типа НВХ.
      В предупреждении лаборатории рекомендовалось, чтобы все батареи из числа этой производственной партии "были изъяты из использования при первой же возможности". Далее говорилось, что во время испытания пробного экземпляра выделялся жар, достаточный, чтобы боеголовка перегрелась и возник риск гибели лодки.
      Это было самое страшное предупреждение, когда-либо исходившее из недр испытательной лаборатории. За двенадцать лет своего существования лаборатория впервые предупреждала о возможности аварии, которая могла угрожать жизни многих людей.
      На подводной лодке "Скорпион" находилось 14 торпед марки 37, и она погибла через несколько дней после того, как были разосланы письма с предупреждением. Ужаснувшись сообщению о гибели подлодки "Скорпион", инженеры лаборатории специально запросили военно-морское командование вооружением о том, какие торпеды находились на борту подлодки "Скорпион". В ВМС ведется учет серийных номеров всех комплектов торпед и мест их производства. Один из инженеров лаборатории припомнил: ему устно сообщили, что одна из аккумуляторных батарей, обеспечивающих энергией торпеды на подлодке "Скорпион", действительно была из той производственной партии, что и батарея, взорвавшаяся при испытаниях в Ки-порте. (Другие инженеры лаборатории заявили, что не слышали этого.)
      За прошедшие несколько лет после гибели подлодки "Скорпион" один из инженеров запросил учетные данные об этих батареях, используя свое право по закону "О свободе информации". Он надеялся, что ответ окончательно развеет все сомнения. Но дважды приходил ответ, что учетных данных найти не удалось.
      Тем не менее Торн полагал, что именно перегрев боеголовки, вызванный возгоранием аккумуляторной батареи, мог привести к гибели лодки. Его выводы еще более подкрепились, когда он прочитал, что, по мнению Крейвена, гибель лодки была результатом взрыва торпеды на ее борту. Он был очень удивлен, что Крейвен никогда не видел предупреждения лаборатории. Ведь Торн полагал, что секретное письмо показано всем, кому поручено выяснить истинную картину катастрофы на подлодке "Скорпион". А выяснилось, что эта информация первостепенной важности не была предоставлена ни Крейвену, ни комиссии по расследованию.
      Торн попросил Крейвена прислать ему копию видеокассеты с видами обломков подлодки "Скорпион" и копию доклада комиссии по расследованию. После изучения этих материалов Торн прислал Крейвену свой анализ. В нем говорилось: "В течение многих лет я мучительно раздумывал над тем, что могли мы сделать, чтобы избежать этой трагедии. И инженеры, и рабочие интересовались этим, задавали вопросы".
      Торн заметил Крейвену, что его самые сильные страхи были порождены видом обломков затонувшей лодки. Видеопленка ясно показывает, что верхняя крышка, закрывающая торпедо-погрузочный люк, и передняя крышка торпедного аппарата отсутствуют. Оба люка ведут в торпедный отсек. Обе крышки могли быть снесены в результате страшного взрыва внутри торпедного отсека. Вероятно, это привело к интенсивному неконтролируемому заполнению лодки водой.
      Происшествие с аккумуляторной батареей, которое заставило Торна написать предупреждение, было самое серьезное из тех, что ранее случались в лаборатории. Авария во время испытаний произошла днем, в субботу, когда три инженера подвергли одну из 120-килограммовых батарей сильной вибрации. Едва они вышли из помещения, где проводились испытания, как раздался страшный взрыв, от которого задрожала деревянная дверь толщиною более 5 см. Инженер Холман распахнул ее и вбежал в помещение. Механизм, предназначенный для качания и вибрации батареи, был объят зеленовато-голубым пламенем, поднимавшимся на 3 метра к потолку.
      "Пожар!" - закричал инженер и схватил огнетушитель. Помещение стало быстро наполняться черным дымом и огнем. Пропали два механика. Холман стал их искать. В это время к лаборатории, заскрипев тормозами, подъехали пожарные машины.
      Химические огнетушители не смогли сбить пламя. Набросив на лица мокрые тряпки, люди стали отвинчивать болты, чтобы снять с вибратора все еще горевшую батарею. Батарея взорвалась во второй раз, обдав их потоками гидроокиси калия, которая использовалась в батареях в качестве электролита. Шрапнель врезалась в потолок и стены.
      Инженеры с трудом вытащили горящую батарею из здания. Ее корпус из толстой стали был разодран как фольга, а серебряное покрытие на вибраторе частично расплавлено. Со всех ног они бросились в душевую пункта первой медицинской помощи, чтобы ополоснуться водой. Затем трое служащих лаборатории и трое пожарных были доставлены в госпиталь из-за отравления дымом и химических ожогов. Через два или три дня после происшествия лаборатория направила письмо об изъятии всех батарей этой производственной партии.
      Подобного дефекта батареи на подлодке "Скорпион" было вполне достаточно, чтобы вызвать взрыв боеголовки. Но предупреждение оказалось послано слишком поздно, чтобы спасти лодку и ее экипаж. Фраза "подлежит изъятию из эксплуатации при первой же возможности" обычно истолковывалась так, что изъятие должно было произойти при первом же заходе лодки в порт. Когда эта рекомендация была получена командованием вооружений, подводная лодка "Скорпион" либо уже погибла, либо находилась на пути в Норфолк, где и предполагалось изъятие батарей.
      Если бы это предупреждение оказалось в распоряжении Крейвена сразу после происшествия в лаборатории, то время поисков утонувшей подлодки сократилось бы на несколько месяцев. Однако вместо того, чтобы поделиться информацией, командование вооружений продолжало настаивать, что подобный взрыв невозможен. Если бы и комиссии была предъявлена эта информация, ей, возможно, удалось бы сделать больше в разгадке тайны гибели лодки. Но следственная комиссия в своем докладе совершенно очевидно опиралась на заявление военно-морского командования вооружений о невозможности детонации торпеды на борту лодки.
      То, что предупреждение лаборатории доставили командованию вооружений, являлось несомненным фактом. Таким же фактом было и то, что вскоре после обнаружения обломков утонувшей лодки представитель командования вооружений появился в лаборатории Ки-порт, вызвал Торна и в отдельном кабинете, куда вход посторонним был воспрещен, строго отчитал его за включение в текст предупреждения слов об опасности перегрева боеголовки и возможности гибели от этого подводной лодки.
      Командование имело достаточное основание для беспокойства от того, что написал Торн. Именно оно создало предпосылки для катастрофы, обойдя свои же собственные процедуры безопасности. В стремлении удовлетворить требования подводных сил в торпедах оно запустило это вооружение в производство в спешном порядке. Подводные силы остро нуждались в торпедах, которые могли бы развивать скорость, достаточную для того, чтобы догнать советские подлодки типа "Гольф" и других новых типов. Но производителям требовалось очень много времени для создания компонентов, которые могли бы пройти испытания на безопасность. Скопился такой большой объем невыполненных заказов из-за неоднократных аварий батарей, что лаборатория в Ки-порте запаздывала с выдачей гарантий качества, по крайней мере, на два месяца. Вместо того, чтобы сократить темпы производства, командование вооружений поставляло торпеды с компонентами из производственных партий, совершенно не проходивших испытаний на безопасность. Это было явное нарушение правил, которые предписывали, чтобы три образца из каждой производственной партии в 100 батарей проходили проверку на безопасность, прежде чем поставлялись на флот. Образцы полагалось подвергнуть двух- или трехнедельной проверке на способность переносить тряску, жару, вибрацию и любые другие изменения условий, которые могут происходить на подлодке. Только после того, как эти образцы пройдут такую инспекцию, командование вооружений имело право разрешить поставлять любой из этих компонентов на лодки.
      Две фирмы первоначально получили контракты на производство батарей, но они столкнулись с большими трудностями и опаздывали с поставками. Поэтому ВМС привлекли третью фирму, чтобы разрешить проблемы производства батарей. Ни одна из произведенных этой фирмой батарей не проходила испытаний на предмет получения гарантий качества. Но из-за нехватки батарей ей разрешили поставить на флот 250 батарей. Именно одна из батарей этой фирмы и взорвалась во время испытаний в лаборатории.
      У всех трех фирм имелись проблемы, поскольку в первоначальном проекте были допущены опасные упущения. Инженеры предупреждали об этом после первых же аварий еще в 1966 году, более чем за год до того катастрофического взрыва, из-за которого и появилось последнее и самое строгое предупреждение. В течение всего этого времени инженеры разъясняли, что у батареи нет запаса надежности, и рекомендовали перепроектировать ее. Но у командования вооружений не было желания заняться этим.
      Проблема существовала и в процессе активации батарей. Серебряная мембрана, через разрыв которой регулируется поток электролита в элементы батарей, была толщиной 1,7 мм. Такая малая толщина была предусмотрена для того, чтобы фольга прорывалась под давлением и давала возможность батарее питать электродвигатель торпеды в момент ее применения.
      В типичном самопроизвольном запуске торпеды, как, по мнению Крейвена, и произошло, торпеда получает случайный первоначальный заряд, полностью активизируется и запускает мотор торпеды. Это состояние легко определяется, поскольку вращающийся гребной винт торпеды предупреждает экипаж об опасности и необходимости немедленно развернуться на 180 градусов.
      Авария, происшедшая в лаборатории, была куда более коварной, поскольку в батарее не было мощности, достаточной, чтобы заставить вращаться мотор и винт. То, что случилось с батареей во время испытаний в лаборатории и вызвало взрыв, было труднее заметить. В лаборатории обнаружили, что во время вибрации батареи электролит ударялся об эту тонкую диафрагму с силой, достаточной лишь для того, чтобы слегка прорвать фольгу. После этого электролит медленно проникал в элементы батареи и вызывал искрение и перегрев. Диафрагма легко прорывалась, а перегрев оставался невидимым до тех пор, пока не возникало пламя или не раздавался взрыв. В лаборатории были убеждены, что в конструкции почти не было резерва безопасности.
      Во время испытания вибрацией, как писал Торн в своем письме, не было и намека на возникшую проблему до тех пор, пока батарея не взорвалась. Если то же самое произошло на подлодке, то вполне возможно, что никто не заметил ничего необычного до тех пор, пока не распространился запах горящей изоляции или кто-то не коснулся торпеды, ощутив высокую температуру. К тому моменту батарею отделяли от взрыва считанные минуты. "Если высокую температуру корпуса батареи не обнаружили, - писал Торн Крейвену, - то, возможно, уже не оставалось времени для того, чтобы перетащить торпеду со складочного стеллажа, вставить ее в торпедный аппарат и выстрелить до того, как перегреется боеголовка".
      Такой несчастный случай мог произойти с любой из 14 торпед марки 37 на борту подлодки "Скорпион" или на любой другой лодке, имеющей эти торпеды. Наличие батареи из дефектной партии повышало риск, но риск существовал уже в самой конструкции. Диафрагма на одной или нескольких батареях могла порваться, когда торпеда находилась в торпедном аппарате или лежала на стеллаже, и совершенно необязательно было испытывать или передвигать ее. Достаточно было вибрации корпуса подлодки.
      Возможно, "Скорпион" рисковала больше, чем другие лодки. Тесты на вибрацию в лаборатории, которые приводили к взрыву, должны были имитировать обычную вибрацию, которую можно ожидать на борту лодки или при транспортировке торпеды. Вибрацию значительно слабее той, которую "Скорпион" перенесла во время происшествия в 1967 году, когда она по спирали пробивалась сквозь толщу воды. Если бы подобное происшествие повторилось, с любой из батарей этой партии могла произойти авария. Оружейные инженеры вспоминали, что, судя по рассказам экипажа о происшествии 1967 года, вибрация тогда далеко превзошла пределы, указанные в военной спецификации по безопасности батареи. Выходит, "Скорпион" подвели дважды. Вероятность повторения происшествия с вибрацией продолжала существовать, поскольку лодка не прошла положенного капитального ремонта. Кроме того, ее послали в море с оружием на борту, которое имело опасный дефект.