- Ну, разбирайтесь сами. Дело семейное...
      К юношам устремился от окна худощавый человек с пронзительным взглядом, а за ним - синеглазая ласковая женщина. Она с невыразимым волнением и мукою глядела на незнакомые и вместе с тем до боли родные лица.
      - Кто вы? Что это значит? - прошептал Богдан Полумянный.
      - Мы - ваши сыны, - несмело промолвил Икс, шагнув им навстречу.
      - Мама, - почти неслышно добавил Игрек.
      Четверо бросились друг к другу, замерли в объятиях. УР смотрел на происходящее со стороны, и буря ликования гремела в его сердце. Смерть? Где она? Что такое смерть? Все легло перед волею любви, перед велением невидимого, неслышимого чувства. Пропасти космоса, звездная пуща, потоки времени, тьма небытия - все расступилось перед улыбкою радости.
      Леся глядела в сияющие глаза сыновей, целовала их, плача, и неустанно спрашивала:
      - Как же это? Как? Вы живы? Кто вас спас?
      - УР, мама. Наш верный друг и наставник.
      - УР? Неужели тот самый робот, которого я так умоляла перед тем, как... как ушла в небытие? Где же он? Что с ним?
      - Он здесь, мама. Он перед тобою, - промолвил Игрек.
      Леся взглянула на смущенного юношу, переступающего с ноги на ногу.
      - Зачем эти шутки? Кто этот славный мальчик?
      - Тот самый УР, мама, - настаивал Игрек. - Это целая эпопея. Он тебе сам обо всем расскажет.
      - Я тоже твой сын, Леся, - сказал УР несмело. - "Ты родила меня. Если бы не ты, я не стал бы человеком...
      - Я? - пораженно спросила женщина. - Что я дала тебе?
      И тогда УР рассказал Лесе и Богдану всю космическую одиссею...
      - Теперь ты понимаешь, что свершила твоя любовь? Она сотворила из механического ящика человека. Ты дала мне душу, прекрасная матерь. Хочу быть твоим сыном!..
      Леся растроганно обняла его, еще не зная, как принять сказочное событие. Но сердце стучало взволнованно и радостно, и слезы нежности и дивования оросили ее щеки.
      - Сразу трое детей, - улыбалась женщина, сияя увлажненным взглядом. Богданку, да это целый экипаж для звездолета! Как же вас хоть звать, сыны?
      - Я Икс.
      - Я Игрек.
      - Что вы? - ужаснулась Леся. - Кто дал вам эти математические имена?
      - Он! - сердито показал на УРа Икс. - Его следует вздуть!
      - Правда, - вздохнул УР. - Это я. Но не забудьте - я тогда был только механической няней.
      - Ничего, ничего, - шутил отец. - Мы им вернем человеческие имена. Ты, кареглазый, при рождении был Георгием, а ты - Мирославом. Так и запомните!
      - А как же, сынок, тебя называть теперь? - спросила женщина УРа.
      - Я не буду менять имени, - серьезно ответил сын. - Останусь УРом. Это ведь не только аббревиатура Универсального Робота, в древних наречиях УР означает огонь, свет. Хочу навеки остаться таким, как огонь. Он никогда не замирает в покое, он неустанно стремится к выявлению, он - настоящий спутник любви...
      Где-то в дубраве пел соловей. Колесо небосклона вращалось медленно, торжественно, позванивая звездами-колокольчиками. Огненные отражения колебались в водах реки, самоцветами мерцали росы под лучами полной луны.
      УР держал Исвари за руку, они медленно шли по лугу, жадно вздыхая густой запах цветов и трав. Он смотрел на ее тонкий профиль и думал о далеком, смешном роботе, не умеющем разорвать заколдованное кольцо бесчувственности, чтобы ступить в родник любви. Теперь он перешагнул предел мертвого вещества и прыгнул в бездну вечности. "Если это мог осуществить робот, если он родил меня, неужели те далекие люди - братья и сестры Исвари - не смогут преодолеть коллапс умирания?" - подумал УР.
      - Любимая!
      Она остановилась, пораженная удивительным словом.
      - Исвари...
      Она молчала, только глаза ее раскрывались шире и шире, словно принимали в свои глубины небывалое ощущение бытия.
      - Мы с тобою теперь под оком Вселенной, Исвари. Глянь - где наша отчизна? Там или там? Или возле той звезды? Все - наше. Везде мы! Нас влечет пламенная река бытия. Я слышу зов мудрых цветов. Они обращаются к моему сердцу. Они требуют нескончаемого подвига. Исвари, пойдешь ли ты со мною к далеким мирам, в новый полет?
      - Пойду!
      - Мы навестим прекрасную планету Цветов. Мы снова побываем на твоей Аоде, попытаемся разбудить ее. Неужели не найдем на ней живых сердец?
      - Я буду с тобою, любимый!
      Юноша ощутил, как под ним закачалась земля. Что она молвила? Неужели это ему?
      Вся математическая мудрость, все сплетение уравнений и логических категорий не помогли тому, ушедшему, УРу получить вожделенное решение. Оно пришло, как молния, из уст нежной девушки. Простое, как дыхание. Величественное, как взгляд звездной беспредельности...
      Тает, тает видение жизни, которая прорывается из родника грядущего. Будет она или нет? О, как не хочется покидать, оставлять ее, как желает душа вечно плыть в волнах небывалого мира! Но что я мыслю? Той жизни не будет, она не родится, если мы...
      - Ого! Ты снова мыслишь, снова грохочешь потоком разума в скалу тайны. Итак, вернулся в колесо Хроноса?! Поздравляю с возвращением! Ты что-нибудь понял?
      - Как я благодарен тебе. Черный Папирус! Я понял больше, нежели могу высказать.
      - И не надо высказывать. Лучше - действовать.
      - Твоя правда. Если кибер грядущего жаждет стать человеком, чтобы достичь небывалого, то как же нам следует беречь то, что уже мы имеем. То сокровище несказанное, неизмеримое!
      - Ты сказал. Тебя коснулось крыло истины. Не забывай же никогда своего прозрения.
      - О нет, не забуду! Но, Черный Папирус, хочу еще раз спросить тебя: что ты есть? Нельзя ли понять, ощутить, увидеть хотя бы приближенно модель твоей сущности?
      - Можно! Гляди!
      Молния сметает видимые вещи вокруг. Нет Земли, комнаты, людей, деревьев. Я среди беспредельного космоса, в бездне вечности. Плывут, вращаются в торжественном ритме звезды, галактики, мегамиры. Слышится мелодия, еле уловимая, - нежная, всепобеждающая, исполненная ожидания и надежды. Что это? Откуда? Неужто я слышу песнь Матери-Беспредельности? Ее зов ко всем мыслящим детям? Ее предвечное волнение дать детям всепроникающие ультрафиолетовые крылья свободы!
      Я с трудом возвращаюсь к земному осознанию, затуманенным взглядом смотрю на сферу Черного Папируса.
      - О, какое видение! - шепчу я. - Ты - модель самой Вселенной? Вот откуда твое знание?
      - Да, - отвечает темно-фиолетовая сфера. - Ты верно понял. Я модель беспредельности. И зерно твоего разума.
      - Как это понять?
      - Соедини эти две тайны. Иди дальше, в кипение жизни. Поле ждет новых зерен и целительных дождей. Там, в жизни, найдешь вечных друзей и разгадку собственной тайны... Иди...
      Книга 2
      Звездный корсар
      Закон любви, закон пыланья,
      Не дай обрушиться во тьму!
      Веди сквозь грозы и восстанья
      К преображенью моему!
      Не дай в иллюзии угаснуть
      Иль к безразличию прийти,
      Чтоб мысль и грозно и прекрасно
      Венчала все мои пути!
      Чтобы пылающие крылья
      Мне подарила мощь орла,
      Чтоб неба праведная сила
      Мой дух к светилам увела!
      Последний раз еще заплачу,
      Пройду незримо по Земле
      И все страданья, неудачи
      Оставлю праху и золе.
      Пошлю я Молнии прощанье
      В сиянье сказочной зари...
      Гроза гремит над Мирозданьем:
      - Живой, живи!
      Мертвец, умри!
      Чтобы воскреснуть - надо умереть. Дхаммапада
      Глава 1
      Бунт Космократоров
      В накуренную комнату, где кучка молодых криминалистов горячо обсасывала со всех сторон дело об убийстве молодой девушки в Броварском лесу, просунулась из двери головка Раи-секретарши.
      - Григор, тебя к шефу!
      Григор Бова, еще совсем зеленый криминалист, поднялся из-за стола, где на клочке бумаги вычерчивал схему гипотетических событий, связанных с преступлением, с наслаждением потянулся.
      - Что там такое?
      - Не знаю. Срочно. - Рыжая копна, навороченная на голове Раи, исчезла, в коридоре процокали стальные шпильки ее туфелек.
      - Григор! - шутливо воскликнул один из сотрудников. - Не иначе как поручит тебе шеф весьма романтическую историю распутать. "Тайна Черной долины"! Что подходит?
      - Идите к чертям! - добродушно ответил Григор, причесывая возле зеркала свои непослушные русые кудри над чистым высоким лбом.
      Пусть смеются. Знают о его увлечении детективом, который выдумал мудрый Конан-Дойль. А возможно, и не выдумал! То, что создано в воображении, уже переходит в реальный мир, живет, действует, влияет на других. Он, Григор Бова, тоже хочет стать таким, как Шерлок Холмс, - мудрым, спокойным в любой ситуации, невозмутимым при неудачах, безошибочным в расчетах. Только плохо, что до сих пор вел он занудные, иногда весьма противные дела. То нужно было найти никчемного алиментщика, прятавшегося от своего ребенка или старой матери, то расследовать пьяную драку, происшедшую где-нибудь на пирушке. Впрочем, Григор не терял надежды когда-нибудь взяться за большое и славное дело. Ради этого Бова не спал по ночам, штудировал множество наук - от кибернетики до генетики, от истории религий до эзотерических доктрин, от языка эсперанто до таинственного санскрита, от увлекательных проблем криптографии до тонкостей филологии или оккультных знаний. Григор горячо верил, что в удивительной работе криминалиста все пригодится.
      Быть может, теперь! В груди прокатилась теплая волна. Григор минутку постоял перед дверью кабинета, изобразил на лице независимое выражение, вошел. Взглянув на шефа, который колдовал над какими-то бумагами, он кашлянул.
      - Садись, - велел шеф, не поднимая лица. - Есть к тебе архиважное дело.
      - Индивидуальное? - с надеждой спросил Бова.
      - Индивидуальное, - улыбнулся шеф и взглянул на него. - Сядь и слушай внимательно. Я присматривался к тебе два года. Ты мне нравишься...
      - Спасибо за комплимент.
      - Не комплимент, - возразил шеф. - Ты дельный криминалист. Знаю - бредишь Шерлоком. Вот и даю тебе дело, которое может решить лишь гениальный следователь...
      - Правда? - задохнулся от волнения Григор.
      - Правда, правда. Но для этого нужно иметь терпение, проявить выдумку, чувство юмора и такта. Ну и еще многое другое. Согласен?
      - Да я... бомбой взорвусь! На куски разлечусь!
      - А вот и не надо! Ни бомб, ни взрывов не надо! - серьезно заметил шеф. Спокойствие, выдержка, тонкий анализ... и, быть может, артистичность... Мда. Где же оно? Сейчас, минуточку, найду...
      Его длинные пальцы вытащили из-под стекла большой лист, испещренный мелким почерком.
      - Слушай внимательно. Тут, брат ты мой, отбрось кибернетику, механику и свою всякую там астрологию, в которых ты увяз основательно! Не осуждаю, но и не одобряю! Ближе к делу Куренной Андрей Филиппович. Год рождения - двадцатый. Работал директором ликеро-водочного завода номер два в Опошне. Исчез три года назад...
      - Как исчез? - удивился Григор.
      - А так. Поехал с друзьями на охоту. Все вернулись, а он - нет. Искали-искали - будто сквозь землю провалился.
      - Возможно, перепил, задремал в лесу. А потом - волки съели.
      - Нет волков в тех лесах.
      - Кабаны?
      - Кабаны не едят людей, - поучающе заметил шеф. - Растерзать могут, а жрать - нет!
      - Если голодные - кто поручится. Особенно зимой...
      - Во-первых, дело было летом. Во-вторых, там дубовые леса. Желудей прорва. А не хватит желудей - вепри прямиком прут на поля. Молоденькая картошечка, кукуруза и прочие деликатесы. Вепри тоже не дураки, зачем им падаль. Твоя версия, Григор, отпадает. Тем более что не нашли никаких останков: ни костей, ни куска тела, ни ружья, ни одежды.
      - Тогда убийство?
      - Не спеши поперед батьки в пекло. Ты не дослушал. Дело в том, что на заводе открыты огромные хищения. Триста тысяч рубчиков. Три миллиона на старые деньги, понял? Все нити ведут к Куренному.
      - А при чем здесь мы - криминалисты? Пусть открывает прокуратура дело...
      - Так он же исчез, балда!
      - Значит, милиция хочет, чтобы мы нашли?
      - Вот именно. Всесоюзный розыск результатов не дал. Значит, следует применить более тонкие методы. Обратились к нам...
      - Гм. Всесоюзный розыск не дал результата, а мы... .без агентуры, без средств...
      - Дослушай, - сердито сказал шеф, кольнув подчиненного острым взглядом из-под бровей. - У Куренного была семья. Жена и дочка. Жена умерла. Инфаркт. Сё, то, конфискация имущества, выселение, всяческие волнения. Ну ясно, привыкла женщина к роскоши, к уважению, а тут вдруг...
      - Хорошо, а что с дочкой?
      - Она живет и работает в Киеве. Вот здесь записано - что и как...
      - Так вы хотите...
      - Вот именно, я хочу... Безусловно, дочь знает что-то об отце. Он был отличным семьянином, не мог забыть о дочери. Задание состоит в том, чтобы...
      - Мне это не нравится, - прервал шефа Бова, почесывая затылок. - Пусть ее вызовут в милицию, допросят...
      - Наивняк ты, голубчик, - скептически отозвался шеф. - Они ее уже сто раз допрашивали. Не знает, и все тут...
      - А нам она, вы считаете, скажет?
      - Надо вести так дело, чтобы сказала. Дело весьма важное. Государственное. Преступник где-то живет, должно быть, имеет другую фамилию. И снова может совершить преступление. Понял?
      - Понять-то я понял. Но не кажется ли вам, что это...
      - Что?
      - Подлость?
      - Это еще почему? - Кустики-брови шефа поползли на лоб.
      - Не знаю. Подлость не всегда можно определить по букве параграфа.
      - Надо действовать. Ясно? Выполнять задание. Как солдат. Ты, овладевая профессией криминалиста, думал работать в белых перчатках?
      - Хорошо, хорошо! - примирительно сказал Григор и тяжело вздохнул. Согласен. Раз надо - так надо!
      - Вот, возьми. Здесь все записано, что, как, где. Добавочные инструкции можешь получить в прокуратуре, если они есть. Думаю, добыть их тебе нужно самому...
      - Попробую. - Взяв из рук шефа лист с записями, Бова сложил его в небольшой квадратик, положил в верхний кармашек спортивной рубашки. - Как только подступиться к этой проблеме?
      - А это уже твое дело, - поучительно изрек шеф. - Учился, государство на тебя денежки тратило, теперь покажи, на что ты способен. Сапожника не надо учить, как тачать сапоги, кота - ловить мышей. Что - верно говорю? Лови мышей, брат, если ты криминалист. Познакомься с нею, с ее знакомыми, с ее начальством, короче говоря, с кем угодно, но информацию о ее отце добудь...
      - Сроки?
      - К пятнадцатому июля следует все завершить. Считаю - достаточно. Что мы сегодня имеем? - Шеф взглянул на календарь. - Четырнадцатое мая. Итак, даю тебе два месяца. И один день - хе-хе! На раздумья. Можешь не являться в контору. Переоденься девицей, стариком, коли тебе это по нраву. Что? Обижаешься? Ты же обожаешь мистификации! Ну, я пошутил. Если раскусишь этот орешек - пошлю тебя... в одно местечко. Намного выше, чем мы, грешные, здесь сидим. Хе-хе. Заинтригован?
      - Куда? - встрепенулся Григор.
      - Не скажу, - хитро подмигнул шеф. - Интересовались тобою. Некоторые люди. Весьма значительные. Тем более что ты кумекаешь в языках разных, да еще в ересях оккультных. Зачем это им - не ведаю, но интересуются, интересуются. Не гипнотизируй меня, все равно не скажу. Выполнишь задание, тогда другое дело. Ну, бывай, брат!
      Шеф пожал Григору руку и снова углубился в свои бумаги.
      Бова вышел в коридор. Товарищи набросились на него, зашумели, заинтригованные неожиданным вызовом шефа.
      - Рассказывай!
      - Почему проглотил язык?
      Григор отмахивался, все еще растерянный, взволнованный. Не хотелось говорить о неприятном задании. Друзья отходили в сторону, разочарованные молчанием Бовы.
      - Не иначе как в Баскервильский замок поедет наш Григор, - насмешливо проскрипел низкорослый Ваня Хроненко. - В Н-ском колхозе огромный черный пес с фосфорическими глазами еженощно таскает телят с фермы. Исчезли также зоотехник и две доярки, устроившие засаду. Знаменитый детектив Григор Бова спешит к месту таинственного преступления, его встречают благодарные колхозники...
      - Клоун! - огрызнулся Григор, защелкнул выдвижной ящик в своем столе. Совсем не смешно.
      - Григорчик, - не унимался Ваня, прижимая ладони к груди в традиционном индийском приветствии, - возьми меня с собой. Кто же опишет твои подвиги?
      Друзья захохотали. Григор промолчал, пошел в секретариат. Рая выписала служебную командировку на два месяца. Теперь он мог не показывать носа в контору, став полностью хозяином своего времени.
      Бова вышел на улицу, обогнул площадь Калинина, спустился на фуникулере к Подолу. Шел по набережной Днепра, размышлял. На душе было неуютно. Хотя шеф и романтизировал его задание, но Григор отлично знал, что тут он столкнется с клубком человеческих трагедий. И сам будет выглядеть во всей этой истории не легендарным детективом, а замаскированным соглядатаем. Если бы речь шла о самом преступнике, а то ведь о безусловно невинной девушке! Быть может, пока не поздно, вернуться к шефу, отказаться? А что потом? Выговор, конец служебной карьеры, конец всех мечтаний...
      Григор горько улыбнулся. Мечты! Как они далеки от реальной жизни. Пока он учился в спецшколе, будущее казалось страницами захватывающего романа. И в том романе Бова непременно вызволял несчастных людей из рук бандитов, преступников, вступающих в сложное и долговременное противоборство с храбрым героем...
      Бурные дискуссии с товарищами. Каких только вопросов они не поднимали! Есть ли свобода воли? А если ее нет - можно ли говорить о сознательном преступлении. Ведь в таком случае следует говорить не о нарушении закона, а только о поступке индивида - целиком обусловленном суровой причинностью, который не нравится большинству. А иногда и меньшинству. А право - пересчет субъективных постановлений, которые не могут считаться законом в точном значении этого понятия. Ибо закон - это такое соотношение явлений и событий, которое не может быть нарушено никем и ничем. Как в природе: пусть попробует элементарная частица или какой-нибудь квант выйти из-под власти закона! Никогда! А человек ежеминутно нарушает установленные обществом законы. Значит, тут явные нелады с теорией.
      Григор не соглашался с такой трактовкой права. Он отстаивал свободу воли и закон, выплывающий из Космического Права. Этот термин он часто употреблял в дискуссии, за что его дразнили ребята с вечернего курса юридического факультета Космоправом. "Эй, Космоправ, - донимали хлопцы, - а в какие рамки небесного закона ты втиснешь пришельцев, скажем, с Марса? Они наших постановлений не знают, даже утвержденных Генеральной Ассамблеей, с нашими понятиями права не знакомы. Как тогда расценивать их гипотетическое нападение на Землю? Их право требует экспансии, чтобы выжить, ибо у них, например, не хватает ресурсов. А наше право устремляет нас к защите, чтобы сохранить культуру Земли. Как объединить эти два права в общем Космическом Праве?"
      Для Бовы в таких казусах не было ничего неясного. Ограниченное планетное право могло быть только частным случаем Космического Закона. Право Вселенной должно обосновываться обоюдными интересами представителей разных эволюции, интересами всех мыслящих существ беспредельности, выходя из общности сущего. Как клетки организма не могут вредить одна другой, ибо все они составляют единое тело, так и различные эволюции Космоса должны нести в себе понимание Общего Права. Кто нарушал его - тот уже выпадал из общности и превращался в настоящего преступника, врага жизни. Не субъективного, не условного, относительного преступника, а объективного правонарушителя, использовавшего дар свободы воли вопреки благу иных клеток бытия. Преследовать такого преступника, найти, изолировать или вернуть в поток Права - прекрасное задание. И криминалистика в таком освещении представлялась наукой о космической хирургии, исцеляющей единый организм общества, оперируя его больных членов. Так Григор представлял...
      Но вот он защитил диплом юриста, окончил спецшколу. Начал работать в частном агентстве криминалистов. Поплыли однообразные дни. Бова понял, что жизнь совсем не предназначена для романтики. Действительность разрушала его юношеские представления. Преступники не укладывались в схемы. Часто даже неясно было, почему они нарушили право. Увы, иногда они даже сами не могли понять, почему с ними произошло то или другое событие. Казалось, что причина где-то вне их. В таком случае, часто терпела фиаско сама свобода воли?
      Григор изнемогал под тяжестью сомнений, углублялся в давние и новейшие книги, размышлял и... выполнял рутинные задания шефа. Хотелось иногда плюнуть на все, чтобы искать иную работу - творческую, вдохновенную. Но сдерживала парня надежда - что-то должно случиться! Что-то чрезвычайное, интересное, волнующее! Но надежда повисала в воздухе. Вот и теперь... Какая-то клоунская ситуация. Подобрать ключик к девушке, чтобы узнать о судьбе отца. Государственное дело, говорит шеф. Что ж, попробуем. Легендарный Шерлок даже в простеньких делах, в, казалось бы, неинтересных ситуациях раскрывал человеческие глубины. Быть может, и здесь появится что-то неожиданное?
      Григор нашел сухой холмик в зарослях над Днепром. Сел, вытащив из кармашка записи, начал знакомиться с ними.
      Галя Куренная. Галя. Галина. Звучное имя... Девятнадцать лет. Совсем еще молоденькая. Интересно, красивая? Вот дурень! Тебе какое дело - красивая или нет? Чем некрасивее - тем лучше. А почему? Не будешь жалеть потом? Красивую жаль обижать? Мерзавец! Быть может, как раз наоборот! Некрасивую судьба уже обошла, именно ее следует пожалеть. Ха! Запутался, запутался, браток! Какой ты детектив - сразу переходишь на личные чувства, нюни распускаешь. Криминалист должен быть как кремень, жесткий, безжалостный, но справедливый. Мягкий человек не может быть справедливым. Он жалеет и правых и виноватых. И чаще всего - виноватых. Потому что невинного и жалеть нечего, у него все хорошо, все ясно, судьба плывет широким руслом... Хм... Что это потянуло его на философскую риторику? Интересно, достаточно внести один какой-то элемент в размышления - и потянулась целая цепочка! И так - в беспредельность. Достаточно об этом. Двинемся дальше...
      Девятнадцать лет. Медсестра. Работает в областной больнице, в отделении профессора Сенченко. Ага, это так называемый биотрон. Герметические палаты с искусственным климатом. Экспериментальное лечение гипертонии и прочих болезней... Гм.. Быть может, симулировать гипертонию да и лечь в этот самый биотрон? Пару недель полежать. Можно познакомиться, разговориться. Хм, план неплохой. Только как поднять себе давление? Посоветоваться с шефом? Он запретит такой "эксперимент". А обратишься к знакомым студентам-медикам откажутся. Скажут, криминал. Гиппократ завещал: не повреди! Нет, это не подойдет, надо что-то другое. Что же?
      Проживает на Куреневке. Снимает комнатку у пожилой женщины. Улица Покрученная, 10. Гм, интересное название. Как и то дело, чем он занят. Дальше - биография. Не весьма сложная. Отец исчез. Мать умерла. Девушку забрали в интернат. Там окончила десятилетку, затем курсы медсестер. Переехала в Киев, живет здесь второй год. Замкнутая, скрытная, друзей не имеет. Вот и все. Скупо. Почти ничего. Орешек твердый, вероятно, непросто разгрызть. Что же придумать? Разве познакомиться с хозяйкою? А как? Просто зайти и сказать: здравствуйте, я ваша тетя?! Выдворит, не захочет разговаривать. Надо как-то официально. Скажем, под видом монтера. У вас аварийная линия, и прочее. Надо проверить. Можно вертеться сколько угодно. И поговорить с хозяйкою. А потом... потом дело покажет. Итак, решено...
      Григор сложил листок с записями, спрятал. Выйдя к трамвайной линии, сел на 28-й, доехал до Красной площади. Решил зайти домой. Он жил на Андреевском узвозе у своих односельчан, которые выехали из села еще в предвоенные годы. Старые-престарые супруги - им было уже за семьдесят - доживали век одиноко, получая небольшую пенсию за двух сыновей, погибших на фронте в последней войне.
      Дед Микита был дома. Сидел в темной кухне на треногом стульчике, ремонтировал ветхие шлепанцы. Взглянул на Григора, усмехнулся в желтые прокуренные усы и, как всегда, хитровато спросил:
      - Ну как - поймал какую-нибудь важную птицу?
      - Летает дед, еще летает! - в тон ему ответил Григор.
      - Так ты, слышь, реактивный возьми, чтобы догнать, - не мог угомониться дед Микита, поплевывая в ладони.
      - Обойдемся без реактивного. Пешком догоним! - ответил парень, выискивая что-то в комоде.
      - Гляди, гляди, тебе виднее. Эх, парень! И охота тебе сыщиком-пыщиком служить? Ну хотя бы прокурором или адвокатом, это я понимаю: у всех на виду, авторитет! А то шныряешь где-то по задворкам, и никто о тебе не знает.
      - А зачем, чтобы кто-то обо мне знал? - весело спросил Григор, примеряя потертые брюки.
      - Разве что так, - сокрушенно покачал головою дед. - Кому что! Кому поп, кому попадья...
      - А мне - попова дочка! - подхватил Григор. - Не надо, дед Микита, меня жевать! Я жеваный-пережеваный! Ткнусь в село, мать и отец сразу в штыки: ты что себе думаешь, лучше бы агрономом стал, глянь - поля какие, а людей все меньше, все в город бегут, будто в городе на асфальте булки растут!..
      - Правильно говорят! - одобрительно кивнул дед. - Славный у тебя отец. И кузнец, и косарь, и механик. Куда ни кинь - все мастак. А ты - просто так!
      - Ого, вы, дед, уже начали в рифму говорить, - пошутил Григор. - Быть может, поэтом станете на старости?
      - Поэтом или пенсионером, а не хуже тебя вижу, что и как! - рассердился дед. - Зачем ты рвань эту на себя напяливаешь? Сдурел? В Павловскую больницу захотел?
      - А зачем этим лохмотьям пропадать? - улыбнулся парень, надевая штаны и старую спортивную куртку. - Теперь такая мода. Ретро называется...
      - Не ретро, а ветро! - вскипел дед. - Ветер у тебя в голове гуляет. Да и у всех вас. Девчата скоро лопухом срам свой прикрывать будут. Конец света настает. Ну как хочешь. Охота тебе дразнить собак? Непутевый ты, Григор, хотя я и люблю тебя.
      - Ничего, ничего, дед Микита, - успокоил его Григор. - Когда-нибудь я расскажу, что и как. А теперь чайку попью - и за работу!
      - Тоже работа - не бей лежачего. Пей, пей чай, там Мокрина в термосе оставила. И сырники со сметаною в суднике.
      Григор попрощался с дедом, вышел на улицу. Решил сразу ехать на Куреневку. К нужной остановке на улице Фрунзе Бова добрался трамваем, дальше добирался узенькими улочками. Вот и Покрученная. Старенькие, еще дореволюционные домики. Сады, сады. А что - неплохо. Хоть и не современные коттеджи, но жить здесь, наверное, приятно. Тишина. Молочно-пенистый потоп вишневого цвета по обе стороны. Над деревьями гудят пчелы, хрущи. На скамеечках у подворотен сидят старухи, гутарят, смеются. Перемалывают, перемывают косточки ближних и далеких. Среди чертополоха и зарослей полыни весело играют дети, татакают из самодельных и фабричных автоматов, вызывают из небытия - не дай бог! - войну, проклятую всем честным народом. Калитка открыта. Григор тихонько вошел на подворье. Возле ветхого коридора буйно расцветала сирень. С завалинки шмыгнул кот. Под правечной грушей на самодельном табурете сидела бабка - худая, аж прозрачная. Тонкими синеватыми пальцами с набухшими жилами она перебирала на столике щавель, складывала в миску. Увидев Бову, подняла на него взгляд синих прозрачных очей. Парень поздоровался, спросил:
      - Это дом номер десять?
      - Эге. Так ведь на калитке написано.
      - Я - для точности, - авторитетно заявил Бова и кашлянул. - Как ваша фамилия?
      - Григорук я, Маруся Григорук. А что? - встревожилась она.
      - Да ничего, - успокоил ее парень, снимая картуз и приглаживая шевелюру. Я из Киевэнерго. Проверяю линию. От вас поступила жалоба, что барахлит освещение.
      - Жалоба? - удивилась хозяйка. - Я ничего не писала. - Может быть, Галя?
      - А кто это - Галя? - словно между прочим спросил Григор.
      - Квартирантка моя. Девчонка, сестра милосердная. Наверное, она и написала. А я - нет. Иди, сынок, взгляни, что и как...
      - Пойдемте вместе, - сказал Григор. "Еще не хватало самому торчать в доме, так ничего не узнаешь".
      - Не вор же ты? - пожала плечами старушка. - Да и красть у меня нечего. Иди, не бойся.
      - Нет, - уперся парень. - Только в вашем присутствии.
      - Упрямый, - улыбнулась бабуся. - Ну пойдем, пойдем, если уж так настаиваешь. Хотелось скорее перебрать щавлик. Моя Галя уважает зеленый борщик. Вечером придет. Добро, Я и там переберу, в кухоньке...
      Она перекочевала в низенькую веранду-коридор, где стоял закопченный керогаз и располагалась батарея кастрюль и горшков. Григор начал осматривать счетчик. Включил свет. Все было в полном порядке. Бабуся взглянула на парня.
      - Ну как?
      - Мм... Надо внимательно осмотреть, проверить.
      - Наверное, моя голубка что-то заприметила да и написала вам. А тебе, сынок, хлопоты.
      - Ничего, такая у нас служба. А что... это ваша Галя... учится, наверное, вечерами?
      - Эге ж, - отозвалась хозяйка. - Она умная девчонка. На вечернем учится. Тяжело ей. Дежурит в больнице, а затем прискочит - и за книги. Хочет настоящим лекарем стать. И станет. Не отступится.
      - А родители ей помогают? - равнодушно спросил Григор, приглядываясь к щитку и ощупывая пробки.
      - Сирота она, - вздохнула бабуся. - Нет у нее никого. Какие-то дяди и тети есть, но не отзываются. Почему - не ведаю. Не признают ее. А мать и отец померли. Года три уже, как их нет. Так что она сиротка, и я ей как бы мать...
      Григор искоса взглянул на хозяйку. Будто искренне говорит. Значит, Галя ей сказала неправду? Почему бы? Впрочем, глупый вопрос. Не станет же она говорить этой старой женщине о своем горе! Зачем? Тем более если она и сама ничего не знает. Что ж, из бабуси, как видно, не вытянешь ничего. Надо встретиться с Галей. А как? Снова притвориться монтером? Подозрительно. Да и хозяйка что подумает?
      - А когда она дома бывает? - спросил Григор. - Поздно приходит?
      - Когда как. У нее график. Сегодня, например, она днем дежурит, а завтра в ночь идет, а затем - снова днем. Послезавтра - выходной. Мы с нею и не видимся: она сюда, а я - туда.