Даже, если какие-то звуки и доносились до ушей чешуйчатых пришельцев, они не могли идти ни в какое сравнение с тем шумом, который производил я. Мои ноги подпрыгивали, стараясь приземлиться с жутким гулом, руки хлопали по стене, зубы скрежетали. А в перерывах я ещё умудрялся свистеть. Коты разозлились не на шутку. Они расположились полумесяцем, отрезав мне отступление. Команда кидала жалобные взгляды в мою сторону, но я грозно мотал головой, предупреждая, что вмешиваться ни в коем случае нельзя. Затем девочки и Сухой Паёк стали далёкими смутными силуэтами. Их застилал туман, белёсый, как глаза когтистых существ, сжимавших полукруг. Внезапно туман разросся и скрыл их тоже. Пространство подвала заполнилось молочным светом. Недозревшим персиком мутно просвечивала далёкая лампочка у лестницы. Я совершенно растерялся.
      Рядом со мной неожиданно возникла высокая фигура. Я бы перепугался не на шутку, но неведомые силы предстали передо мной в виде девушки, закутанной то ли в глухое платье, то ли в плотно облегающий плащ. Удивительное одеяние лучилось миллионами блёсток, словно снег под солнечными лучами.
      - Вот дверь, которую ты так страстно разыскивал, - сказала девушка высоким певучим голосом, и я подумал, что если бы она угодила в парад Эм-Ти-Ви, то вряд ли когда бы опустилась ниже пятой строчки. - Зайди. Испытание тебе досталось наипростейшее. Нажмёшь на Красную Кнопку - доберёшься до Красной Струны.
      И мило так улыбнулась.
      - А вы... - сбился я, но тут же решился спросить. - Вы - хранительница этой двери?
      - Я просто проходила мимо, - мелодичный голос завораживал, словно любимая песня. - Вот и решила тебе помочь. Ведь всем известно, что в одиночку двери не откроешь. Ты смотришь на дверь. Ты думаешь, что это она и есть. А на самом деле сейчас она - лишь обходной путь. Но ты ещё можешь вернуться за своей командой. Остаётся достаточно времени, чтобы повторить попытку.
      - Не, - помотал я головой, кося на притихшую стаю белоглазых. - В обход-то в одиночку можно?
      - Разумеется, - кивнула девушка.
      Мне враз полегчало. А то возвращайся, ищи испуганный народ. Да неизвестно, пропустят ли меня эти грозные кошаки.
      - Значит, можно? - решил уточнить я на всякий случай ещё разочек.
      - Иди, - кивнула девушка.
      Я взялся за прохладную скобу ничем не примечательной стальной ручки, но прежде, чем открыть дверь, посмотрел на девушку ещё разочек. Если б такая вдруг стала нашей отрядной воспитательницей, я бы без разговоров остался бы в лагере ещё месяца на три. И перестал бы так сильно западать на Эрику.
      - Не медли, - голос девушки стал тревожным. - Сейчас перед тобой не самый сложный путь. Когда время перетекает в пространство, не угадаешь, куда попадёшь, если простоишь хотя бы одну лишнюю минуту.
      Вняв предостережениям, я тут же распахнул дверцу. В глаза ударил ослепительный свет. Когда я перешагнул порог, кошачья ватага с противным мявом бросилась мне на спину.
      Глава 36
      Три старушки, три колдуньи
      Три раскидистых тополя. В их тени выстроились кружком три белых пластиковых кресла. С широкого крыльца приземистого особняка, похожего на лагерную библиотеку, чинно спускались три старушки. Яркий солнечный день. И никаких следов ни подвала, ни злющих чешуйчатых котов. Докуда достал, почесав спину, где по неведомым причинам так и не отметились когти белоглазых, я сунул руки в карманы. Мятый билет, пятирублёвка, корпус от будильника, неработающая зажигалка, огрызок карандаша, полпластика жвачки - всё тут же отыскалось на своих местах. Кроме ножичка, которым я расплатился за проезд в двухъярусном автобусе.
      - Прислали, прислали, - обрадовалась худощавая старушка и завальсировала вокруг меня. Ясные голубые глаза сверкали отшлифованными драгоценными камнями.
      - Ну, - сурово осведомилась высокая, располагавшая крючковатым носом и карими раскосыми глазами, - ты готов.
      - Готов? - переспросил я. - К чему готов?
      - Не он, - разочаровано сказала третья, пухленькая, в жёлтом платье с выцветшими алыми розами, из под подола которого выглядывал край белой в чёрный горошек ночнушки. - Раньше они отвечали "Всегда готов!".
      - Может быть, он забыл? - пришла на выручку ясноглазая.
      - Напомним, - хмуро сказала крючконосая. - Держи вот, на твой случай литература специальная имеется.
      И мне вручили тонюсенький журнал. На обложке красовалось "Мурзилка". Под надписью на фоне зимнего декабрьского неба ярко сверкала звезда Спасской башни. Мимо башни двигалась ватага странных пацанов, физии которых напоминали незабвенных Братьев Пилотов. На страницах напечатали историю в картинках, как красногалстучный мальчуган отправился гулять на морской берег. Тут-то его подкараулили отвратные чудовища, схватили и запихали в котёл, под которым весело пылал огонь. А как сварили, так и съели. Грустная такая история. Грустная, но поучительная. Предостерегающая от прогулок по морскому побережью в гордом одиночестве.
      - Теперь понял, - спросила пухленькая.
      - Понял, - бодро кивнул я. - Только я ведь это... не пионер.
      - А как звать-то тебя, милок? - осведомилась ясноглазая.
      - Куба! - выпалил я по привычке и только потом понял, что сморозил глупость.
      - Вот! - просияла пухленькая. - А ты говорил. Самое что ни на есть пионерское у тебя имя. Помню, девочку одну прислали, так она тоже всё про Кубу, да про Кубу. И пела-то как задушевно. Про тебя пела.
      - Про меня? - рот разинулся шире возможного. Вот сколько лет живу, а никто про меня песен не сочинял. Вернее, сочинили уже. Просто я об этом ещё не знал.
      - Про тебя, - кивнула пухленькая, а ясноглазая запела. - Куба далеко, Куба далеко, Куба рядом, Куба рядом. Это говорим, это говорим мы!
      - Ага, - разочаровано пробурчал я. - Крошка моя, я по тебе скучаю, что ты далеко от меня. Я-то думал, чего стоящее.
      - Боевая была девчоночка, - проскрипела крючконосая. - Вылитая я в молодости. Бороться, говорит, давайте. Мы, бабушки, ещё покажем этим проклятым империалистам.
      - Покажем? - удивился я. - А что покажем?
      - И нам неведомо, - вздохнула ясноглазая. - А мы так старались узнать. Мы даже ей вызвали проклятых империалистов, чтобы она показала.
      - И показала? - заинтриговался я.
      - Куда там, - всплеснула руками пухленькая. - Вы, говорит, ни за что на свете не добьётесь, чтобы я попросила у вас политическое убежище.
      - А они? - история по непонятным причинам заинтересовывала меня всё сильнее.
      - А они говорят, мол, мы и не предлагаем, - сухо сказала крючконосая.
      - А дальше? - спросил я, видя, что пауза затянулась.
      - А дальше неинтересно, - вздохнула ясноглазая. - Дальше ругань одна. Пришлось обратно всех отправить.
      Я аж запрыгал. Мне тоже захотелось показать кому-то, да так, чтобы меня непременно отправили обратно. Потом я вспомнил, что обратно - это мрачный подвал, и на время передумал.
      - Ну, - не дала мне помечтать крючконосая. - Ты уже определился?
      - С чем? - испугался я.
      - Не с чем, а куда, - ласково произнесла ясноглазая.
      - У нас ведь только два пути, - кивнула пухленькая. - Или в котёл, или колдовать учиться. Так зачем тебя сюда прислали?
      - Колдовать, - мигом выпалил я, но тут же поправился. - Вернее, это... учиться.
      - И замечательно, - впервые улыбнулась крючконосая. - А то запропастился наш котёл, а на базар тащиться за новым, понимаешь, сынок, годы уже не те.
      Я усиленно закивал, поскольку вариант с котлом меня никоим образом не устраивал.
      Тут пухленькая склонилась надо мной, а ясноглазая неловко отодвинулась и наступила пухленькой на тапочку.
      - Эй, - рассердилась пухленькая. - Ведаешь ли ты, дитя лесов, что только что отдавила пальцы полномочной принцессе Бритерианского престола?
      - Фу-ты, ну-ты, - подмигнула ясноглазая. - Ведаешь ли ты, полномочная принцесса, что престол твой давно сгнил, а замок расхитили недобрые люди. А вот лес мой, верю, до сих пор стоит.
      - Не следует наступать на ноги тем, чьё происхождение ведётся от небесных богов, - упёрла руки в бока пухленькая.
      - Кто помнит богов твоего неба? - рассмеялась ясноглазая. - А обо мне слава гремела полтора века. И моя башня увековечена на полотнах великих мастеров. Так что посмотрим ещё, чьё положение ниже.
      - Да ты... Да ты, - распалялась пухленькая. - Кому ты сейчас нужна? Кто ждёт тебя в твоём лесу?
      - Не ждут, - сурово согласилась ясноглазая. - Кто ж знал, что большие города так иссушают волшебниц. Но и у тебя, знаешь ли, видок далеко не...
      - Да помнишь ли ты, - перебила её пухленькая, зло вытаращив глаза и приподнявшись на цыпочки, - что меня ещё совсем недавно приглащали в Академию Юных Ведьм?
      - Ага, - криво улыбнулась ясноглазая. - И чего ж не пошла? Не прельстила должность завхоза, после того как полтыщи лет держала в страхе Фландрию, а после четверь века слыла клыкастым ужасом Антверпена? Неужто ждала, что пригласят Повелительницей Тьмы? Знаешь ли, в твои годы такая должность...
      Пухленькая внезапно пыхнула огнём, как далеко не самый маленький дракон, но пламя обвилось вокруг ясноглазой, не причинив ей видимого вреда. Ясноглазая высунула язык, словно первоклассница, и засмеялась, заскакав на одной ножке.
      - Это что, - крючконосая знала правило "двое дерутся - третий не лезь", поэтому обращалась ко мне. - Я тоже не последней фигурой была, - глаза её мечтательно закатились. - Корчму держала. Кто только в этой корчме не бывал...
      - О! - обрадовался я. - Знаем, знаем, - и, встав в позу, продекламировал:
      Я хотел въехать в город на белом коне,
      Но хозяйка корчмы улыбнулася мне.
      Развернулся и въехал с другой стороны,
      Но и там улыбалась хозяйка корчмы.
      Три недели с конем мы ползли по кустам,
      Но хозяйка корчмы улыбалась и там.
      Я проделал подкоп, не слезая с коня,
      Но хозяйка и там ожидала меня.
      И домой принесла меня лошадь сама.
      Я вернулся, гляжу: вместо дома - корчма.
      - Да ты, сынок, по балладам мастер, - похвалила меня победительница всадников и хвастливо повернулась к притихшим соперницам. - Слыхали, сколько веков прошло, а до сих пор про меня песни складывают.
      - Это не я, - возможность присвоить чужую славу была скромно отвергнута. Это КВН.
      - Ну так что ж, - милостиво кивнула крючконосая. - Тоже, видать, наш человек.
      - И не человек вовсе, - горячо заспорил я.
      - Тем более, наш, - мягко оборвала мой порыв героиня весёлой песни.
      - Давайте лучше колдовать учиться, - проворчал я, опасаясь, что затишье вновь перейдёт в выяснение отношений.
      - С чего начнём? - спросила ясноглазая.
      Вот тут я замолк. Не обучали меня чудесам раньше. Я знал, что в школе сначала учат писать палочки, а уж потом цифры и буквы. Но с чего начинается колдовство, даже предположить не мог.
      - Звёзды зажигать ему ещё рано, - проворчала крючконосая и уставилась на небо.
      Естественно, кому придёт в голову зажигать звёзды, когда на дворе полдень. Тут в желудке весьма неприлично заурчало, и, чтобы загладить свой промах, я громко завопил:
      - Давайте с еды.
      - Неплохо для начала, - улыбнулась ясноглазая. Из всех она мне нравилась больше. Настолько, насколько могут нравится старушки.
      - Давайте я, - выдвинулась вперёд пухленькая. - Никто ведь не будет спорить, что в еде мастериц лучше меня не сыскать.
      Никто спорить не стал.
      - Тут всё просто, - ласково сказала она, видно, отдавленные пальцы больше её не беспокоили. - Прежде всего, представь, что желание уже свершилось. Если трудно так сразу, то можешь закрыть глаза.
      Я представил. Рядом с крыльцом в тени тополей я поставил столик, так чтобы белые кресла не смотрелись бесхозно. Столик тоже был белым, дабы не нарушать гармонии. Почему нельзя её нарушать, я не знал, но чувствовал, что это важно. На столике первым делом возникла громадная чаша, наполненная мандаринами с горкой. Потом четыре вскрытых консервных банки с минтаем, горбушей, ставридой и килькой в томате. Затем широченная коробка конфет "Камские Огни" и напоследок глубокая тарелка, наполненная солянкой, где в переплетениях капустных водорослей плавали кусочки розового мяса и ровненькие сосисочные колечки. Тут же я обругал себя и соорудил ещё три точно таких же тарелки. Пришлось добавить ещё и стул. Редкий такой, без спинки, зато с крутящимся сиденьем. На таких положено сидеть только тем, кто умеет играть на рояле. Я не умел, но решил, что колдун ничем не хуже, чем пианист, пусть даже он - прославленный лауреат всевозможных конкурсов.
      - Представил картинку? - донёсся голос пухленькой.
      Картинка получилась на славу, и я кивнул.
      - Теперь обозначь, что ей мешает возникнуть наяву, - посоветовала пухленькая.
      Что мешает? Да ничего! Я даже мандариновый запах почувствовал. И чуть-чуть шоколада. Поэтому, наверное, и распахнул свои моргалки. И первым делом увидел столик, на котором красовалось всё вышеперечисленное.
      Колдуний мои успехи озадачили. Крючконосая осторожно трогала зубчатый край откупоренной банки. Спец по еде принюхивалась к аромату, поднимающемуся от тарелок. И только ясноглазая радовалась тому, что у меня получилось.
      - Странные дела творятся, господи, - прокряхтела крючконосая.
      - Надо б испробовать, - пухленькая кивнула в сторону тарелки.
      - Кто ж рискнёт-то? - задумалась ясноглазая. - Дело новое, непроверенное.
      Я не думал. Я плюхнулся на круглое скользкое сиденье, крутанулся налево, крутанулся направо и принялся наворачивать за обе щёки. Шутка ли, сутки не ел. Ложка забрасывала в рот всё новые порции обжигающе острой жидкости и успевала попутешествовать по всем четырём банкам. Я жалел лишь об одном: что не заказал хлеба!
      Видя мои успехи в конкурсе проглотов, колдуньи, приземлившись в кресла, осторожно попробовали солянку. Скоро их ложки заметно убыстрили темп, но до скорости олимпийской команды по академической гребле, которую демонстрировал я, старушкам было далековато. Тарелка опустела. Оставив консервы на откуп колдуньям, я распечатал коробку, загрёб три конфеты разом, а потом принялся заедать шоколад мандаринами. Это вам не апельсины или грейпфруты. Чистятся моментально. Гора оранжевой кожуры росла на глазах. В таких же пропорциях увеличивалось и уважение ко мне со стороны волшебниц.
      Они насытились, разом вытащили белоснежные салфетки и вытерли жирные губы. Платка в моих карманах, естественно, не обнаружилось, и я просто облизнулся, искренне надеясь, что вид у меня после незатейливой процедуры стал гораздо культурнее.
      - Ну что ж, девочки! - звонко возвестила ясноглазая. - По-моему, нам прислали кого следует.
      Я благодушно закивал.
      - Прими, Куба, и от нас подарочек, - захехекала крючконосая и, откуда ни возьмись, в её сморщенных руках возникло блюдечко с тремя пирожками.
      - Откушай, Куба, на милость! - подмигнула пухленькая.
      - А они с чем? - уточнил я. - Если с рыбой, то я не люблю. У меня вечно кости в горле застревают.
      - С яблоками пирожки, - запечалилась ясноглазая. - Только знай, что одно отравленное.
      Аппетит сразу пропал, но блюдце уже подсунули к носу. Я медленно приподнял руку, пристально всматриваясь, чтобы она не дрожала. Осторожно взял пальцами верхний пирожок, тут же вернул его на место и вытянул тот, что лежал справа. Колдуньи неотрывно наблюдали за мной.
      "Не буду есть, - решил я. - Вот возьму и заброшу его в кусты".
      Подходящих кустов поблизости не нашлось. Я с тоской мял произведение кулинарного искусства в руках, чувствуя, как корочка приятно согревает пальцы, а внутри при надавливании тихо чавкает начинка.
      "А вдруг там пауки? - пришла в голову страшная мысль. - Только надкушу, а они выскочат. И по лицу! По лицу!"
      Пальцы чуть не разжались от ужаса. Старушки терпеливо ждали. И я подумал о ждущих в подвале. Интересно, успели они отступить? А если нет, то что с ними произошло? Наверное, теперь при каждом открытии входной двери вместе с призрачными воинами будет выходить на свободу и Колька. А за ним, смешавшись с прозрачными амазонками, Инна и Эрика. А может и я буду выходить. Да запросто, если пирожок окажется отравленным.
      Ну не хотелось мне его есть. Интересно, а сколько ещё я могу оттягивать неминуемое?
      Вдруг я аж просиял. Милостивые государи и государыни, а чего ж мы с вами так переполошились? Ну сжимает рука отравленный пирожок, так не простая рука, а рука волшебника. Вот захочу, и будет пирожок самым, что ни на есть, нормальным!
      И, чтобы не передумать, я вонзил зубы в АБСОЛЮТНО НОРМАЛЬНЫЙ пирожок.
      Внутри оказались не пауки, а яблоки. Причём, вкусные. Подло сбежавший аппетит тут же вернулся и помог мне прикончить пирог в три укуса.
      - Испугался? - осведомилась крючконосая.
      - Ещё чего! - взвился я. - Надо, так все съем. Даром, что отравленные.
      После одного пирожка мне казалось плёвым делом исцелить целый чумной город.
      - Да никакие они не отравленные, - рассердилась пухленькая. - Ты что, поверил? Стали бы мы травить долгожданного ученика. Тем более, такого способного и симпатичного.
      А ясноглазая взъерошила мне волосы. Я тут же рассерженно отскочил.
      - Не отравлены?!!! - разнёсся мой вопль. - Да как вы могли... Да знаете, кто вы после этого... Вы... Вы...
      Слова вертелись на языке, так и норовя соскочить. С трудом мой рот захлопнулся. Я стоял и тяжело дышал.
      - А он ведь не знает, кто мы, - серьёзно сказала ясноглазая. - Мы не представились. С кого начнём, девочки?
      - Как и положено, с меня, - пухленькая раздвинула подруг могучим бюстом, Милый рыцарь Куба, тебя рада приветствовать Леона, полномочная принцесса Бритерианского престола. Всегда рада быть к вашим услугам.
      Я мрачно кивнул. Лёгкие продолжали сердито выпихивать воздух.
      - Перед тобой, - ясноглазая приблизилась ко мне так, что я чувствовал её дыхание, словно лежал в гуще цветочного луга, - Лесная Фея Бренда, покровительница друидов и лепреконов, - голос её звучал напевно. - Сам видишь, насколько обширны мои владения.
      - Были когда-то, - еле слышно проворчала крючконосая.
      Ясноглазая сделала вид, что ничего не случилось, и резво отбежала в сторону. Крючконосая отвернулась.
      - Даже не знаю, - говорила она себе, - стоит ли выкладывать имя вот так, сразу. Имя, оно для ведьмы многое значит, - но, заметив укоризненные взоры подруг, решилась. - Знай же, Куба, что видишь саму Ядвигу, которая держала корчму на границе Чёрных Лесов.
      Тут и мне захотелось представиться позначительней.
      - К вам явился Камский Егор Ильич по прозвищу Куба, - отчеканил я, словно на школьной линейке, и на всякий случай добавил. - Обладатель грамот за хорошую физическую подготовку и примерное поведение во втором классе.
      Торжественное минутное молчание только подчеркнуло значимость моих слов.
      - Тогда не будем терять времени, Куба, - вступила ясноглазая. - Мы тут много чего про себя наговорили, - подруги посуровели. - И наговорим ещё, - пообещала она. - Прости уж нас. Такие мы на старости лет. Нам бы только повспоминать, да понадеяться. А надежда у нас одна - ты! Научишься колдовать, прославишь себя и нас, как учителей своих, во всех царствах-королевствах. И в качестве второго урока приподнесу тебе назидание.
      Я засунул руки в карманы и приготовился выслушивать мораль. Но ясноглазая лишь взяла меня за руку и неспешно повела в дом. Шуршание травы за спиной, а затем и шаги по ступенькам показали, что бабушки Леона и Ядвига тоже собираются поприсутствовать.
      Мы прошли гостиную, уставленную мрачными шкафами от пола до потолка, миновали внушительных размеров кухню, забитую под завязку всевозможной чудной посудой. С деревянных балок свисали пучки засохшей травы, под ногами распласталась порядком облысевшая тигровая шкура, в жерле печи полыхали зелёные языки огня. Из пламени выскакивали серебристые шарики и проваливались в щели некрашеного пола. Глаза разбегались, не в силах сосчитать ужасающее количество пузырьков и бутылей, чуть не сыпавшихся с полок и столов. После мы проследовали вдоль спальни, где на аккуратно застеленной кровати громоздилась пирамида из пяти подушек, а с кривоногого столика головами кивали семь слонов, выстроившихся по ранжиру. По запутанным коридорчикам мы бродили достаточно долго. Я помню лишь смутные очертания материков на картах, затянутых паутиной, да полки, уставленные шеренгами трёхлитровых банок. Сквозь одну на меня печально уставилась мышь, прильнувшая к пыльному стеклу. Шаги превратились в шуршание, словно пол устилала прошлогодняя листва, но сумрак мешал разглядеть, так ли оно на самом деле.
      Бренда остановилась, лукаво посмотрела на меня и толкнула дверцу, которой закончился коридор. По маленькой комнате метались пыльные тени, убегающие от света покачивающейся тусклой лампы без абажура. Слева полки с книгами. Справа полки с книгами. Впереди - бледный квадрат. На квадрате алеет круг с мою ладонь.
      - Красная Кнопка, - торжественно возвестил хор трёх колдуний.
      Я заулыбался. Ну, бабушки, готовьтесь. Сейчас впечатаю её в стену, да исчезну. Вернусь обратно в подвал. За Красной Струной. Заслужил я её. Заработал. Не будет у вас ученика. Другие у меня заботы. Доставили бы сюда Эрику, тогда бы остался. А так, извиняйте.
      Раскрывшаяся рука плавно двинулась вперёд.
      - Ты что! - истошно завопила Леона. - Смерти нашей хочешь?
      Я поспешно отдёрнул руку.
      - Осторожнее, Куба, - предостерегла меня Бренда. - Это ось, удерживающая наш мир. Нажмёшь, ни тебя, ни нас не станет. В этом и урок. Чтобы мог, да не нажал.
      - А если нажму? - упорствовал я. Меня жгло знание, что ничего плохого не случится. По крайней мере со мной. Как сказала та мерцающая фея: "Нажмёшь на Кнопку - получишь Струну".
      - Сказано же тебе, мир порушишь, - проворчала Ядвига. - Рановато было волочь его сюда. Неизвестно ещё ничего. А мы сразу давай имена выкладывать, кнопки показывать. Ему-то что, мальчонка. Даванул и не задумался.
      - Слышишь, Куба, - мягко прошептала Бренда. - Ты должен знать про Кнопку, и должен понять, почему её нажимать не следует. Наш мир очень маленький и хрупкий.
      - Да какой мир! - взвизгнула Леона. - Какой это мир? Так, дом престарелых волшебниц. Полянка, горы и три старые дуры, которые уже ничего не могут и никому поэтому не нужны.
      Я слушал рассеяно. Чтобы ни случилось, я должен нажать на кнопку. ДОЛЖЕН! Меня ждут обратно! Я же должен найти Струну, чтобы оборвать её и усыпить нечто, желающее сбежать от гибели ценой времени, предназначенного нашему миру. И для этого я должен выключить время, принадлежащее трём старым ведьмам.
      - Закрой глаза, Куба, - прошептала Бренда. - И постарайся понять.
      Я закрыл. И представил. Представил почему-то Леону. Только не теперешнюю. А ту, когда она была полномочной принцессой в своём мире. Красивую. Ведь все настоящие принцессы красивы. По крайней мере, не хуже Эрики. Я представил Леону, когда ей было столько же лет, сколько и Эрике. И, судорожно задержав воздух, смотрел, как маленькая принцесса выбирается на крепостную стену, вглядываясь в тёмные верхушки леса, из-за которого вот-вот покажется краешек солнца.
      Лес стремительно бросился в глаза тёмными копьями веток, но расступился и поглотил меня, чтобы я смог увидеть, как меж столетних стволов скользит Бренда, легонько касаясь травы кончиками туфель. Бледное платье развевалось длинным шлейфом, к которому прицепились толстенькие коротышки в зелёных фраках. Их ручонки помахивали мне, а из-под высоких цилиндров сверкали таинственные звёзды глаз. И откуда-то доносилось многоголосое пение.
      Лес отодвинулся, и я увидел Ядвигу с узким бледным лицом, обрамлённым густыми волнами чёрных волос. И глазища... Не карие! Огромные зелёные глаза пристально всматривались в переплетенье ветвей. А там, в обобранном малиннике пробирались сгорбленный всадник и ползущая на корточках лошадь. Оба беглеца забавно пыхтели, и оба воровато оглядывались.
      Ну откуда свалились на мою голову три весёлые старушки? Почему нельзя было просто возникнуть в этом мире, залезть в дом, отыскать кнопку и нажать без всяких терзаний и угрызений совести? Кто они мне? Да никто! А вот не нажималась кнопка, да и всё тут.
      - Стойте, - завопил я в бледную, искрящуюся изморозью пустоту, подхватившую меня, когда все картинки исчезли. - Я не могу. Я не отказываюсь. Нет-нет! Просто дайте мне... Дайте другую дверь!
      Глава 37
      Путь назад
      - Хорошо, - раздался из холодной пустоты голос той, чьё платье составляли миллионы блёсток. - Только учти, что вторая дверь, как второй билет на экзамене. Сдавал уже экзамены?
      - Не-е ещё, - выдавил я хриплым от волнения голосом. Руки покрывал липкий пот, выступивший перед тем, как я должен был нажать Красную Кнопку. Ну не смог я, не смог. Верю, что каждый из вас без зазрения совести вдавил бы свой палец в пластмассовую гладь. Но это вы. А я не такой, вот и всё.
      Меня окружала влажная мгла. Только голос, как луч надежды, не давал мне испугаться по-настоящему.
      - Если отказываешься от билета, который не знаешь, - ласковый голос слышался из пустоты неподалёку, - тебе просто дают второй. Но снижают оценку, как бы прекрасно ты не ответил. Готов, чтобы тебе срезали баллы?
      - Готов, - слово вылетело мгновенно. Я ко многому был готов, только бы не возвращаться в мир, где продолжают жить три бабушки-старушки, три колдуньи, отдалившиеся от дел, века назад простившие и прощённые. И я, как ненароком залетевшая пуля, рикошетом бьющая в кого попало.
      - Тогда иди, - разрешили мне.
      И всё! И никаких больше инструкций, никаких указаний. Интересно, на что мне придётся нажать теперь?
      Однако, первым делом следовало разобраться, где я нахожусь. Когда глаза привыкли к темноте, я убедился, что лампочка, освещавшая дверь, мерцает сквозь бледный пар далеко справа. Вторая, обозначавшая лестницу, нашлась почти за моей спиной. Ну хорошо, а где остальные? Где Колька Сухой Паёк? Где Говоровская? Где, в конце концов, наша распрекрасная Элиньяк? Ну ладно, от Кольки-бояки можно ожидать поступка и посквернее. Но об Эрике я думал лучше. Да и Инна, если уж ей взбрело в голову бегать за мной, могла бы и подождать. Конечно, командир исчез, и все врассыпную бросились наверх, как это сделал Сухпай в наш первый заход. Ведь так?
      Я злился специально, чтобы не бояться. Чтобы отогнать от себя склизкие мысли, что являюсь единственным выжившим после нападения чешуйчатых кошек. Но кошки ведь бросились за мной. Все до единой. И произошло это...
      ... Как раз после того, как я сам приказал остальным отступать!
      Оставалось два варианта. В первом я по-геройски распахивал дверь, пробирался к Красной Струне в гордом одиночестве и получал Нобелевскую премию мира, как Горбачёв. Впрочем, с таким же успехом я мог получить шикарнейший венок на собственную могилу. Если, конечно, найдутся добрые люди, которые вытащат моё тело и похоронят где-нибудь с храбрыми танкистами из задушевных песен.
      В одиночку двери открываются слишком большой ценой.
      Поэтому я решил поступить иначе и медленно побрёл к лестнице. Предварительно мои глаза ощупали каждый подозрительный бугорок из тех, что я мог разглядеть. Никаких следов чешуйчатых кошек не обнаружилось.
      - Что слепошарые, будете знать, как со мной связываться, - гордо пробормотал я вполголоса и зашагал быстрее.
      На лестнице я притормозил. Я не должен выбегать из подвала, будто за мной несётся Змей Горыныч о двенадцати головах. Мне следовало выйти солидно, не торопясь, будто все великие дела уже сделаны, и серые гномы вот-вот притащат лавровый венок, точно подогнанный под размеры моей головы.
      Когда я преодолевал последний пролёт, то услышал, как возле входной двери притормозила машина. "Скорую помощь вызвали, - мелькнуло в голове с радостным испугом. - Во дают люди!"
      Мне представилась картинка, как из белой ГАЗели вылетают два могучих санитара, швыряют меня на носилки и радостно затаскивают в кузов, пахнущий тысячью пролитых медикаментов. Поэтому я, прежде чем выйти, осторожно выглянул, прижавшись к холодному дереву косяка.
      Ага, разбежался! Будут тебе вызывать скорую, две скорые, десять, сорок, пятьсот восемьдесят семь скорых по твою душу. Шагах в десяти стояла старенькая машина, по контурам напоминавшая четыреста двенадцатый "Москвичонок". Присмотреться тщательнее не давало почти полное отсутствие света. Кто-то, уже вылезший из машины, протягивал другому, ещё сидящему, несколько раскрытых веером бумажек. Вероятно, зелёные прямоугольнички десяток. Хлопнула дверца. Фыркнул мотор. И под весёлое урчание "Москвичонок" канул в промозглую темноту ночи.
      Оставшийся зябко пожал плечами и направился к двери, ведущей в подвал. Вернее, направилась. Тёмная юбка до колен негромко хлопала по ногам, обутым в высокие сапоги. Я тихонько отполз в тьму простенка, искренне надеясь, что кто бы ни пробирался в подвал, он (вернее она) пройдёт мимо, не заметив мою, сжавшуюся от мрачных предчувствий персону. Уши вслушивались в цоканье каблуков. Вдруг звуки исчезли, словно таинственная незнакомка передумала спускаться в подвал и зашагала в небеса по невидимым нормальным людям ступеням. Вот она проходит мимо второго этажа. Вот попутно легонько касается карниза крыши. А вот и облака уже под её ногами. Небеса совсем близко, если по ночам не спишь, а охотишься за Красной Струной.
      Но куда же она делась на самом-то деле?
      Я никак не решался выглянуть, лишь вслушивался в тревожную тишину.
      Постойте, постойте. А куда же делась моя, спасённая от слепошарых котищ троица? Не разбрелись же они по домам, скорбно взвывая о Кубе, безвременно оставившем мир на откуп тёмным силам. Вот ведь... У меня даже культурных слов не нашлось в адрес исчезнувших товарищей. Могли ведь выставить пост у двери и караулить по очереди, если боязно спускаться и шариться впотьмах, чтобы разыскать тело невинно убиенного Егора Ильича.
      Ну мои-то ладно, а куда делась та, которую привёз "Москвичонок". Тогда я и понял, как могут жечься мысли. Как ворочаются они внутри, как пекут, как заставляют идти на самые неразумные поступки. Ну ведь умный человек просто отсиделся бы возле двери до утра, не так ли? Так то умный, а я, дрожа от возбуждения, выбрался из тьмы и опрометчиво шагнул наружу.