115

«Тот, кто использовал к своей выгоде деньги, данные ему на хранение в незапечатанном виде, чтобы он их вернул в том же количестве [согласно Ж. Ш. Наберу, интерполяция Юстиниана (прим. ред. русск. изд.)], будет принужден по иску из хранения вернуть их и проценты по ним за время просрочки возвращения» (Дигесты. Т. III. С. 435).

116

Теоретическое отождествление в каноническом праве договора иррегулярной поклажи с договором mutuum, или займа, заставило правоведов искать общий для этих двух договоров правовой признак. Вскоре они осознали, что при поклаже заменимых вещей «собственность» на индивидуальные отданные на хранение единицы «передается», так как хранитель обязан сохранять, поддерживать и возвращать по требованию лишь tantundem. Этот переход собственности, как им казалось, совпадает с переходом, имеющим место при договоре займа (mutuum), так что для ученых было естественным предположить, что все денежные иррегулярные поклажи представляют собой займы, так как и то, и другое подразумевает «переход собственности» от поклажедателя к хранителю. Получается, что теоретики «проглядели» сущностное различие (см. главу 1) между денежной иррегулярной поклажей и договором mutuum (займа): главная цель иррегулярной поклажи – хранение и сохранность вещи, и если «собственность» передается, то «досягаемость» – нет, и tantundem должен поддерживаться в постоянной доступности для поклажедателя. Напротив, заем влечет за собой передачу помимо собственности также и полной доступности (настоящие блага фактически обмениваются на будущие блага) и включает фундаментальный элемент – срок, в течение которого вещи остаются недоступны для заимодавца. Договор иррегулярной поклажи не включает такого срока. Говоря коротко, породив обманный и фиктивный институт depositum confessatum, канонический запрет процента косвенным образом способствовал размыванию ясного различия между денежной иррегулярной поклажей и mutuum. Именно смешение этих двух институтов стоит за окончательным судебным решением 1342 г. по делу «Исабетта Кверини против банка Марино Венделино» (Isabetta Querini vs. The Bank of Marino Vendelino), упомянутым Рейнхолдом Мюллером (см.: Reinhold C. Mueller, The Venetian Money Market: Banks, Panics, and the Public Debt, 1200–1500 (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1997), рр. 12–13).

117

Паскуале Коппа-Дзуккари, чье сочинение мы уже цитировали, был первым, кто начал восстанавливать полную юридическую теорию денежной иррегулярной поклажи, начав с той же посылки, что и классические римские юристы, и первым вновь указал на незаконность присвоения банками вкладов до востребования. Касательно влияния depositum confessatum на теоретическое толкование правового института иррегулярной поклажи, Коппа-Дзуккари заключает, что «семена доктринального раздора попали на плодородную почву, созданную законодательными условиями. Запрет процентов при mutuo недействителен для deposito irregolare. Какое чудо, следовательно, что тот, у кого есть деньги, чтобы тратить их с выгодой, помещал их в виде иррегулярной поклажи, confessatum нужен, а не заем? Какой запрет процентов, когда столько подготовлено к продаже в обход закона и чье действие будет ничтожным в противоположность скрытому займу, сохранено в этом гибриде и сделано так, что название поклажи навязано займу, который не мог называться собственным именем, так как это привнесло бы ничтожность условия, связанного с процентами» (Coppa-Zuccari, Il deposito irregolare, с. 59–60).

118

К примеру, Раймон Богар упоминает о существовании документальных свидетельств того, что из 163 известных банков Венеции по меньшей мере 93 разорились (Bogaert, Banques et banquiers dans les cites grecques, note 513, p. 392). Подробный список 46 банкротств депозитных банков Венеции можно найти в: Mueller, The Venetian Money Market, pp. 585–586. Та же участь банкротов постигла все банки Севильи в XV в. Следовательно, систематические банкротства частных банков с частичным резервированием, не поддерживаемых центральным банком (или его эквивалентом), являются историческим фактом. Паскаль Сален упустил этот факт в своей статье “In Defence of Fractional Monetary Reserves”, представленной на ежегодной Научной конференции австрийской экономической школы в марте 2001 г.

119

Логично, что банкиры всегда нарушали общие принципы права и присваивали деньги вкладов до востребования тайно и испытывая стыд. Действительно, они полностью отдавали себе отчет в неправомерном характере этой деятельности, а кроме того, понимали: узнай клиенты о действиях банкиров, банк тут же лишится доверия клиентов и разорится. Это объясняет чрезвычайную секретность, традиционно свойственную банковскому делу. Вкупе со сбивающей с толку абстрактной сущностью финансовых сделок недостаток открытости в огромной мере и сегодня защищает банкиров от подотчетности перед обществом. Благодаря этому публика остается в неведении относительно действительной сущности банков. Сами банки представляют себя как истинных финансовых посредников, но будет точнее видеть в них создателей кредитов и депозитов, появляющихся «из ничего» и оказывающих на экономику инфляционное [expansionary] воздействие. Постыдную и потому тайную сущность этой банковской практики великолепно сформулировал Кнут Викселль: «…фактически вопреки изначальному плану банки стали кредитными учреждениями, инструментами для увеличения предложения средств обмена или для увеличения скорости обращения (физической или мнимой) совокупной денежной массы. Жирорасчеты продолжались, как и прежде, хотя фактически запаса денег, соответствующего совокупному объему депозитных сертификатов, не существовало. Люди, однако, еще долго полагали, что наличие денег в банках было необходимым условием конвертируемости депозитных сертификатов, так как эти ссуды должны были оставаться в глубокой тайне. Будь они обнаружены, рухнуло бы доверие публики к банку, особенно если разоблачение произошло бы в то время, когда у правительства не было возможности выплатить полученные ссуды» (Wicksell, Lectures on Political Economy, vol. 2, pp. 74–75).

120

По этой теме было написано множество статей. См. интересные работы: Reinhold C. Mueller, “The Role of Bank Money in Venice, 1300–1500,” in Studi Veneziani n.s. 3 (1979): 47–96; Reinhold C. Mueller, The Venetian Money Market, ch. 5. Карло Чиполла в своей замечательной книге Carlo M. Cipolla, The Monetary Policy of Fourteenth-Century Florence (Berkeley: University of California Press, 1982, с. 13) также утверждает, что «в своем развитии банки того времени, помимо увеличения скорости обращения денег, уже вплотную подошли к их созданию».

121

Cipolla, The Monetary Policy of Fourteenth-Century Florence, р. 9.

122

Пляска смерти (danse macabre, франц.) – танец, который по средневековым представлениям исполняли на кладбищах мертвецы всех возрастов и состояний. – Прим. науч. ред.

123

Ibid., p. 1. См. также в прим. 60 главы 5 комментарий Боккаччо об экономических последствиях чумы, цитируемый Джоном Хиксом в: John Hicks, Capital and Time: A Neo-Austrian Theory (Oxford: Clarendon Press, 1973), pp. 12–13.

124

Своим интерпретационным анализом исторических событий Карло Чиполла демонстрирует более глубокие познания в экономической теории и ее применении по сравнению с другими авторами (например, А. П. Ашером и Раймоном де Рувером, удивляющимся средневековым экономическим спадам, происхождение которых для них зачастую «таинственно и необъяснимо»). Однако его анализ (монетаристский по природе) сфокусирован на стадии спада, причину которого он видит в недостаточном предложении денег, проистекающем, в свою очередь, от общего сжатия кредита. Примечательно, что, игнорируя предшествующий экономический подъем, Чиполла бессознательно впадает в «монетаристское» толкование истории и, таким образом, оказывается неспособен распознать искусственный бум, вызванный кредитной экспансией, – истинный источник следующего за ним неизбежного спада. Тезис Чиполлы о том, что именно «черная смерть» в конце концов разрешила проблему «нехватки» денег, весьма спорный, так как нехватка денег имеет тенденцию к стихийной самокоррекции путем общего падения цен (через сопутствующее увеличение ценности денег), избавляя людей от необходимости поддерживать высокий уровень остатков наличности. Для этого не требуется ни чумы, ни войны, ни сокращения численности населения. Даже безо всякой чумы по исправлении инвестиционных ошибок, сделанных в ходе экономического бума, процесс спада деловой активности рано или поздно закончился бы благодаря увеличению ценности денег и, как следствие, сокращению остатков наличности. Этот процесс совпал по времени с «черной смертью», но протекал независимо от нее. Таким образом, даже наиболее образованные и проницательные историки при интерпретации [исторических событий] допускают, подобно Чиполле, частичные ошибки в суждениях, если не используют корректные теоретические инструменты. Знаменательно, во всяком случае, что защитники инфляционной интерпретации истории продолжают указывать на «позитивное влияние» войн и чумы и рассматривают их как ключ к выходу из экономического кризиса.

125

De Roover, The Rise and Decline of the Medici Bank, 1397–1494.

126

«Банк Медичи и его отделения принимали также вклады посторонних лиц, особенно высокой знати, церковных сановников, кондотьеров и политиков, как, например, Филипп де Комине и Эмбер де Батарне. Такие вклады обычно не подлежали возвращению по востребованию, будучи явными или скрытыми срочными вкладами, по которым выплачивался процент, а точнее discrezione» (De Roover, The Rise and Decline of the Medici Bank 1397–1494, p. 101).

127

Ibid., p. 213.

128

Ibid., p. 245.

129

Ibid., p. 239.

130

Следовательно, по мере увеличения возраста банка количество нарушений его владельцами традиционного принципа права, требующего от них поддерживать 100 %-ный резерв по вкладам до востребования, росло, а коэффициент резервирования непрерывно снижался. «Анализ дошедших до нас бухгалтерских балансов показывает и тот важный факт, что Банк Медичи работал с незначительным запасом наличности, обычно не превышавшим 10 % совокупных активов. Хотя следует признать, что это было общей чертой всех финансовых отчетов средневековых банкиров-купцов, таких как Франческо Датини или миланские Борромеи. Масштабы использования заместителей денег в то время неизменно вызывают удивление современных историков. Однако можно задать вопрос о достаточности запасов наличных денег и о том, не испытывал ли Банк Медичи недостатка ликвидности» (Ibid., p. 371).

131

Usher, The Early History of Deposit Banking in Mediterranean Europe, p. 239.

132

Ibid., p. 239.

133

Ibid., pp. 240, 242. Всвете последних скандалов и банковских кризисов в Испании можно в шутку задаться вопросом, насколько хороша идея снова ввести наказания за мошенничество, столь же суровые, как в Каталонии XIV в. Наша студентка Елена Сузмацян говорит, что во время недавнего банковского кризиса, разорившего Венесуэлу, сенатор от Социально-христианской партии Копей всерьез предлагала подобные меры в заявлении для прессы. Кстати, ее замечания были довольно тепло встречены вкладчиками, пострадавшими от кризиса.

134

Ibid., p. 244.

135

«В феврале 1468 г., после долгого периода напряженности, Депозитный банк был вынужден полностью приостановить выплаты звонкой монетой. На все остатки, числившиеся по книгам на эту дату, были выпущены 5 %-ные ренты для тех вкладчиков, кто согласился их принять. Вкладчики, не пожелавшие принять ренты, остались кредиторами банка, но не имели возможности изымать средства в наличных деньгах» (Ibid., p. 278).

136

Документы показывают, что в 1433 г. по меньшей мере 28 % вкладов в барселонский Taula de Canvi пришло в результате принудительных изъятий по суду, и такие депозиты были весьма устойчивы. См.: Usher, The Early History of Deposit Banking in Mediterranean Europe, p. 339; Kindleberger, A Financial History of Western Europe, p. 49. Во всяком случае, коэффициент резервирования поступательно снижался вплоть до приостановки платежей в 1468 г. После реорганизации Депозитный банк Барселоны в следующие 300 лет вел весьма хрупкое финансовое существование благодаря привилегиям, которыми он пользовался относительно судебных депозитов и лимитов, установленных на ссуды городу. Вскоре после захвата Барселоны Бурбонами 14 сентября 1714 г., банк был преобразован в новый институт с уставом, написанным графом де Монтемаром 14 января 1723 г. Этим уставом банк руководствовался до его окончательной ликвидации в 1853 г.

137

Другая английская версия этого раздела появилась в виде статьи: Jesus Huerta de Soto, “New Light on the Prehistory of the Theory of Banking and the School of Salamanca,” Review of Austrian Economics 9, no. 2 (1996): 59–81.

138

Ram?n Carande, Carlos V y sus banqueros, 3 vols. (Barcelona and Madrid: Editorial Critica, 1987).

139

Судьба испанских банков XVII столетия была ничуть не счастливей: в начале XVII в. банки имелись при дворе, в Севилье, Толедо и Гранаде. Вскоре после 1622 г. Алехандро Линдо жаловался, что ни один из них уже не существует, и в Севилье обанкротился последний, чьим владельцем был Хакоме Матедо. (M. Colmeiro, Historia de la economia politica espanola (1863; Madrid: Fundacion Banco Exterior, 1988), vol. 2, p. 342).

140

В итоге после многих усилий он смог получить около 200 000 дукатов и написал: «Я опасаюсь стать причиной банкротства всех банков Севильи». См.: Carande, Carlos V y sus banqueros, vol. 1, pp. 299–323 и особенно pp. 315–316, где упоминается посещение Грэшемом Севильи.

141

См.: Carlo M. Cipolla, Money in Sixteenth-Century Florence (Berkeley: University of California Press, 1989), esp. p. 101ff. Тесные торгово-финансовые связи между Испанией и Италией в XVI в. особенно хорошо документированы в: Felipe Ruiz Martin, Pequeno capitalismo, gran capitalismo: Simon Ruiz y sus negocios en Florencia (Barcelona: Editorial Critica, 1990).

142

Чиполла указывает, что в 1570-х годах Банк Риччи уже не мог удовлетворять требования вкладчиков об изъятии наличных денег и фактически приостановил платежи, платя только «чернилами» или банковскими полисами. Флорентийские власти, озабоченные сложившейся ситуацией, сосредоточились на врачевании симптомов, предприняв типичную попытку решить проблему с помощью одних лишь ордонансов. Они обязали банкиров платить кредиторам наличными деньгами, но не выявили и не предприняли атаку на главный источник проблемы (присвоение вкладов путем обращения их в ссуды и нежелание поддерживать 100 %-ный резерв наличности). Соответственно, декреты не оказали желаемого действия, а кризис постепенно углублялся, пока не последовал взрыв середины 1570-х годов. См.: Cipolla, Money in Sixteenth-Century Florence, p. 107.

143

Наилучшим источником об отношениях банка Фуггеров и Карла V, вероятно, является книга Рамона Каранде Carlos V y sus banqueros. Также достойна упоминания книга Рафаэля Термеса Карреро: Rafael Termes Carrero, Carlos V y uno de sus banqueros: Jacobo Fugger (Madrid: Asociacion de Caballeros del Monasterio de Yuste, 1993). Рафаэль Термес делает интересное наблюдение о влиянии Фуггеров в Испании, указывая на то, что «в Мадриде есть улица Calle de Fucar, между улицами Аточа и Моратин, название которой представляет собой испанизированную версию фамилии Фуггеров. Кроме того, слово fucar даже сегодня в словаре Испанской Королевской академии (Diccionario, p. 25) означает “богатый и состоятельный человек”».

144

Среди других авторов, в последнее время исследовавших вклад испанских ученых в экономическую теорию, Мюррей Ротбард (Murray N. Rothbard, “New Light on the Prehistory of the Austrian School,” in The Foundations of Modern Austrian Economics, Edwin G. Dolan, ed. [Kansas City, Mo.: Sheed and Ward, 1976], p. 52–74; Idem, Economic Thought Before Adam Smith, ch. 4, p. 97—133); Лукас Бельтран (Lucas Beltran, “Sobre los origenes hispanos de la economia de mercado,” in Ensayos de economia politica [Madrid: Union Editorial, 1996], pp. 234–254), Марджори Грайс-Хатчинсон (Marjorie Grice-Hutchinson, The School of Salamanca: Readings in Spanish Monetary Theory 1544–1605 [Oxford: Clarendon Press, 1952], Idem, Early Economic Thought in Spain 1177–1740 [London: George Allen and Unwin, 1978]; Idem, Economic Thought in Spain: Selected Essays of Marjorie Grice-Hutchinson, Laurence S. Moss and Christopher K. Ryan, eds. [Aldershot, England: Edward Elgar, 1993]); Алехандро Шафуен (Alejandro A. Chafuen, Christians for Freedom: Late-Scholastic Economics [San Francisco: Ignatius Press, 1986] и Уэрта де Сото (Huerta de Soto, “New Light on the Prehistory of the Theory of Banking and the School of Salamanca,” pp. 59–81). Интеллектуальное влияние Саламанкской школы на австрийскую школу – не простое совпадение или причуда истории, а результат тесных исторических, политических и культурных связей, установленных между Испанией и Австрией во времена Карла V и его брата Фердинанда I. Эти связи длились несколько столетий, и важную роль в них играла Италия, действуя как истинный мост, звено в культуре, экономике и финансах между двумя наиболее отдаленными краями империи (Испанией и Веной). (По этому вопросу можно рекомендовать интересную книгу Жана Беранже: Jean Berenger, A History of the Habsburg Empire, 1273–1700, C. A. Simpson, trans. (London: Longman, 1994, pp. 133–135.) Однако доктрина банковского дела, разработанная испанскими схоластами, в упомянутых выше работах по преимуществу проигнорирована. Марджори Грайс-Хатчинсон действительно затрагивает эту тему, почти дословно воспроизводя краткий вклад в нее Рамона Каранде (см.: The School of Salamanca, pp. 7–8). Последний, в свою очередь, просто цитирует на с. 297–298 своей книги Carlos V y sus banqueros размышления Томаса де Меркадо о банковском деле. Более обстоятельно подошел к вопросу Алехандро Шафуен, который по крайней мере сообщает о взглядах Луиса де Молины на банковское дело и рассматривает отношение Саламанкской школы к банковским операциям с частичным резервированием. Другой важный источник – Restituto Sierra Bravo, El pensamiento social y economico de la Escolastica desde sus origenes al comienzo del catolicismo social (Madrid: Consejo Superior de Investigaciones Cientificas, Instituto de Sociologia “Balmes,” 1975, vol. 1, pp. 214–237) – содержит несколько тенденциозную интерпретацию представлений членов Саламанкской школы о банковском деле. Согласно Сьерра Браво некоторые теоретики этой школы (в том числе Доминго де Сото, Луис де Молина и даже Томас де Меркадо) были склонны к одобрению банковского дела на основе частичного резервирования. Однако он игнорирует работы других членов школы, которые придерживались радикально противоположных взглядов, опираясь на более твердую теоретическую почву. Та же критика может быть отнесена и к ссылкам, которые Франсиско Камачо делает в своем предисловии к испанскому переводу трудов Молины, и в частности в его «Введении» к Luis de Molina, La teoria del justo precio (Madrid: Editora Nacional, 1981, esp. p. 33–34). На эту версию доктрины, согласно которой некоторые члены Саламанкской школы соглашались с частичным резервированием в банковском деле, в огромной степени повлияла статья члена ордена иезуитов Франсиско Бельда: Francisco Belda, S. J., “etica de la creacion de creditos segun la doctrina de Molina, Lessio y Lugo,” en Pensamiento, n.^o 19, ano 1963, pp. 53–89. По причинам, указанным в тексте настоящей работы, мы не согласны с интерпретацией этими авторами доктрины Cаламанкской школы относительно банковского дела. Эти возражения будут подробно рассмотрены в разделе 1 главы 8.

145

Saravia de la Calle, Instruccion de mercaderes, p. 180.

146

Ibid., p. 181.

147

Ibid., p. 195.

148

Ibid., p. 196.

149

Ibid., p. 197.

150

Ibid.

151

Ibid., p. 186.

152

Ibid., p. 190 (курсив мой. – У. де С.).

153

Ibid., p. 198.

154

Martin de Azpilcueta, Comentario resolutorio de cambios (Madrid: Consejo Superior de Investigaciones Cientificas, 1965), pp. 57–58. При исследовании доктрины доктора Наварро мы использовали первое испанское издание, опубликованное Андресом де Портанарийсом в Саламанке в 1556 г., а также португальским изданием, опубликованным Иомом де Баррейрой в Коимбре в 1560 г. под названием Comentario resolutorio de onzenas. В этом издании текст, соответствующий приведенным цитатам, находится на с. 77–80.

155

Azpilcueta, Comentario resolutorio de cambios, pp. 60–61.

156

Ibid., p. 61.

157

Мы цитируем издание Института фискальных исследований (Instituto de Estudios Fiscales), вышедшее в Мадриде в 1977 г. с предисловием Николаса Санчеса Альборноса, vol. 2, p. 479. Работа Реституто Сьерра Браво существует и в другом издании, вышедшем в 1975 г. в издательстве Editora Nacional. Приведенный здесь отрывок находится на с. 401 этого издания. Первоначально работа была опубликована в Севилье в 1571 г. «en casa de Hernando Diaz Impresor de Libros, en la calle de la Sierpe».

158

Mercado, Suma de tratos y contratos, vol. 2, p. 480 (издание Института фискальных исследований), p. 401 (издание Реституто Сьерра Браво).

159

См. труды Реституто Сьерра Браво, Франсиско Бельда и Франсиско Гомеса Камачо, процитированные в прим. 76.

160

Mercado, Suma de tratos y contratos, vol. 2, p. 480 издания Института фискальных исследований, и p. 401 издания Реституто Сьера Браво.

161

Ibid.

162

Nueva Recopilacion, закон 12, раздел 18, книга 5, подписанный в Саморе 6 июня 1554 г. Карлом V, королевой Хуаной и принцем Филиппом, гласит: «Поскольку публичные банки на рынках Медина дель Кампо, Риосеко и Вильялона и в городах и деревнях нашего королевства… [принимали участие в сделках иных, нежели их особое дело касательно денег], они в результате приостановили платежи и обанкротились; [дабы] избежать вышеупомянутых событий, мы устанавливаем декретом, что с нынешнего дня они ограничены своими особыми обязанностями и что для открытия публичного банка требуется не один человек, а два… и что перед тем, как… [заняться этой профессией] они должны представить достаточные гарантии» (курсив мой. – У. де С.). Заметьте, что фраза «публичные банки» относится не к правительственным, а к частным банкам, которые могут принимать вклады от публики на определенных условиях (минимум два владельца, достаточные гарантии и т. п.). См.: Jose Antonio Rubio Sacristan, “La fundacion del Banco de Amsterdam (1609) y la banca de Sevilla,” Moneda y credito (marzo de 1948).

163

Эту цитату из Меркадо Рамон Каранде включил в том 1 своей книги Carlos V y sus banqueros, во введение, предваряющее анализ деятельности банкиров Севильи и разорившего их кризиса. См.: Mercado, Suma de tratos y contratos, vol. 2, p. 381–382 (издание Института фискальных исследований 1977 г.), р. 321 (издание Сьерра Браво).

164

«Habet autem praeterea istorum usus, ut fertur si mercatorum quispiam in cambio numeratam pecuniam deponat, campsor pro maio ri illius gratia respondeat. Numeravi campsori dece milia: fide habebo apud ipsum & creditu pro duodecim, & forfam pro quim decim: qui capsori habere numerata pecuniam bonum est lucrum. Neq, vero quicq vitij in hoc foedere apparet» (Domingo de Soto, De iustitia et iure [Salamanca: Andreas Portonarijs, 1556], Libro VI, cuestion XI, articulo unico, p. 591. Edicion del Instituto de Estudios Politicos [Madrid, 1968], vol. III, p. 591). Сьерра Браво (El pensamiento social y economico de la Escolastica, p. 215) придерживается мнения, что этими словами Доминго де Сото одобряет банковское дело на основе частичного резервирования.

165

Знаменательно, что различные авторы, и в том числе Марджори Грайс-Хатчинсон, не решаются относить Луиса де Молину к теоретикам Саламанкской школы: «Теперь я все больше сомневаюсь в том, относить ли Молину к школе» (Marjorie Grice-Hutchinson, “The Concept of the School of Salamanca: Its Origins and Development,” глава 2 книги Economic Thought in Spain: Selected Essays of Marjorie Grice-Hutchinson, p. 25). Представляется ясным, что основные члены Саламанкской школы были доминиканцами, и в том, что касается вопросов банковского дела, их необходимо отделять от богословов-иезуитов, уклонистской и менее строгой [в своих суждениях] группы.

166

Luis de Molina, Tratado sobre los cambios, edicion e introduccion de Francisco Gomez Camacho (Madrid: Instituto de Estudios Fiscales, 1990), pp. 137–140. Первое издание было опубликовано в Куэнке в 1597 г.

167

Luis de Molina, Tratado sobre los prestamos y la usura, edicion e introduccion de Francisco Gomez Camacho (Madrid: Instituto de Estudios Fiscales, 1989), p. 13. Первое издание вышло в Куэнке в 1597 г.

168

Molina, Tratado sobre los cambios, p. 137.

169

Ibid., pp. 138–139 (курсив мой. – У. де С.).

170

Кроме Молины, таких же взглядов на проблему банков придерживался еще один ведущий схоласт – иезуит Хуан де Луго. Можно предположить, что относительно банков в Самаланкской школе существовало два течения: одна доктрина, представленная Саравиа-де-ла-Каллье, Мартином де Аспилькуэтой и Томасом де Меркадо, которую мы изложили выше, близка к доктрине будущей денежной школы. Другое течение склоняется к безумию инфляционизма, а также к банковскому делу на основе частичного резервирования и близко к будущей банковской школе. Представители этого течения – Луис де Молина, Хуан де Луго и в гораздо меньшей степени Доминго де Сото. В главе 8 этот тезис будет развит подробнее. Пока же мы просто укажем на то, что Хуан де Луго пошел по стопам Молины и ясно предупредил банкиров: «Qui bene advertit, eivsmodi bancarios depositarios peccare graviter, & damno subsequuto, cum obligatione restituendi pro damno, quoties ex pecuniis apud se depositis tantam summam ad suas negotiationes exponunt, ut inhabiles maneant ad solvendum deposentibus, quando suo tempore exigent. Et idem est, si negotiationes tales aggrediantur, ex quibus periculum sit, ne postea ad paupertatem redacti pecunias acceptas reddere non possint, v.g. si euenrus ex navigatione periculosa dependeat, in qua navis hostium, vel naufragij periculo exposita sit, qua iactura sequunta, ne ex propio quidem patrimonio solvere possint, sed in creditorum, vel fideiussorum damnum cedere debet» (R. P. Joannis de Lugo Hispalensis, S. I., Disputationum de iustitia et iure tomus secundus, Disp. 28, section 5 (Lyon: Sumptibus Petri Prost, 1642), pp. 406–407).

171