Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Король чародеев

ModernLib.Net / Кинг Сьюзен / Король чародеев - Чтение (стр. 2)
Автор: Кинг Сьюзен
Жанр:

 

 


      Оставив Даншен в июле, он не получил от родных ни одной весточки и очень беспокоился о здоровье малышки Бригит. Тогда, летом, ему очень не хотелось оставлять ее, но что поделать – присяга! Поклявшись в верности королю Роберту, Дайрмид был обязан по первому требованию являться в королевское войско, а также предоставлять его величеству свои быстроходные вместительные галеры.
      Даншенский лэрд пришпорил коня и, легко преодолев крутой спуск с холма, стал быстро подниматься по склону следующего. Мунго, который был потомственным даншенским гонцом и больше привык к бегу, чем к верховой езде, замешкался и нагнал друга с трудом.
      – Не слишком ли ты спешишь, Дайрмид? – проговорил он, задыхаясь.
      – Уж очень хочется скорее попасть домой. К тому же у нас есть одно дело в Перте, разве ты забыл? Так что придется сделать крюк – это еще один день.
      Мунго недовольно крякнул.
      – Почему ты так уверен, что эта женщина поедет с тобой в Даншен? – спросил он, с сомнением глядя на Дайрмида.
      – Если бы ты хоть раз увидел ее, ты бы сразу понял, что она добра и милосердна, как святая. Она не сможет мне отказать.
      – Господи, кто бы мог подумать, что лэрд Даншен без всякого сожаления оставит свои военные забавы ради больной племянницы! – пробормотал Мунго.
      – Послушай, старина, – нахмурился Дайрмид, – у тебя же самого четверо детей. Подумай: если, не дай бог, кто-нибудь из них заболеет, разве ты не сделаешь все, что в твоих силах, чтобы ему помочь? Вот и я стараюсь помочь маленькой племяннице, как только могу. Я надеялся, что отдых, хорошее питание и лечебные травы помогут поставить ее на ноги, но она так и не поправилась…
      – Ты прав, на что только не пойдешь ради здоровья ребенка, – согласился Мунго и печально добавил: – Но ты показывал Бригит стольким знахаркам и даже настоящему врачу с университетским дипломом, и все они как один твердили, что бедняжка никогда не будет ходить. Посмотри же наконец правде в глаза – ты больше ничего не можешь для нее сделать!
      – Вспомни, одна из этих знахарок пророчила, что Бригит будет чахнуть, пока паралич не распространится на все ее тело, – с горечью ответил Дайрмид. – Другая утверждала, что девочка не проживет и двух лет, советовала отдать ее в монастырь. А тот дипломированный врач, – в голосе Дайрмида появилась злость, – предлагал вообще ампутировать ей ноги! Неужели я должен был их всех слушать?
      – Ты правильно сделал, что прогнал этого живодера с его бредовыми идеями, – согласился Мунго. – Но как быть с девочкой? Ведь никто не знает, что стало причиной ее болезни. Думаю, пора смириться с тем, что тут медицина бессильна.
      – Забота о Бригит – мой долг, и я вылечу ее во что бы то ни стало! – с мрачной решимостью произнес Дайрмид. При мысли о несчастной девочке сердце у него всякий раз обливалось кровью: ведь он поклялся умиравшему Фионну заботиться о его дочке как о своей собственной и не сдержал слова. Сознание вины мучило Дайрмида с той самой ночи, когда он нашел племянницу на вершине холма…
      – Ты потому так упорствуешь, что Бригит вообразила о тебе невесть что, правда? – догадался Мунго.
      – Ты имеешь в виду ее выдумку, что я король чародеев? – досадливо поморщился Дайрмид. – Отчасти ты прав. Мне очень жаль ее: бедняжка вбила себе в голову, что я умею творить чудеса, и ее не переубедить никакими силами. Она верит, что я смогу вылечить ее с помощью своих чар.
      Горец тяжело вздохнул. Холодный ветер ударил ему в лицо, разметал длинные волосы, сдул за спину края пледа. Если бы он мог так же легко сдуть камень, лежавший у него на сердце! Увы… Душа даншенского лэрда жаждала мира и покоя, но его жизнь была полна горестей и тревог. А тут еще король дал ему поручение, которое Дайрмиду совсем не нравилось…
      Новый порыв ветра принес запах сосновой смолы и слабый дымок очага. Дайрмид вдохнул полной грудью и прислушался – тишину над холмами нарушал только мерный стук копыт, бормотание невидимого глазу ручейка да шелест волнуемой ветром травы. Сердце горца смягчилось: как прекрасна родная Шотландия! Довольно мучиться угрызениями совести и предаваться отчаянию. В конце концов, он шотландский лэрд, для которого святы честь и долг. Он поклялся на Святом писании верно служить своему королю и – господь свидетель – сдержит слово!
      Проницательный Мунго, казалось, насквозь видел своего хозяина и друга.
      – Что, все думаешь о королевском поручении? – усмехнулся он. – Знаю, оно тебе не по душе, но благодаря ему ты получил возможность вернуться в Даншен. Ведь ты так стремился домой!
      – Это верно, – вздохнул Дайрмид. – Кроме того, Гэвин Фолкенер убедил меня, что это в наших общих интересах и что без моей помощи не обойтись. Он умный и добрый малый, я ему верю.
      – Да, ума у него палата и слово он держит, хоть и англичанин. Неудивительно, что Гэвин стал одним из ближайших советников Брюса. Король собрал вокруг себя немало достойных мужей с верными сердцами и светлыми головами, и ты в их числе, Дайрмид. Цени!
      – Ценю. К сожалению, за милость короля приходится дорого платить, но выбора у меня нет. – Дайрмид снова тяжело вздохнул и попытался пригладить свою буйную каштановую гриву. – Разве иначе я согласился бы шпионить за собственным зятем? Ведь мне придется донести королю на Ранальда Максуина, если выяснится, что он изменил присяге.
      – Максуин уверяет, что он вовсе не захватил Глас-Эйлин, а хранит его для короля, как подобает вассалу, – заметил Мунго.
      – Но король подозревает его в измене, и я боюсь, как бы не пострадала моя бедная сестра Сорча, если, не дай бог, подозрения Брюса подтвердятся.
      – Что ты! У кого хватит совести обвинить в измене Сорчу? Да и мы с тобой никогда этого не допустим…
      – Я имею в виду совсем другое, и ты прекрасно знаешь что! – сердито бросил Дайрмид. – Но повторяю тебе: выбора у меня не было. Английские корабли отрезали нам путь на юг вдоль западного побережья. Как теперь торговать? Без поставок зерна и других продуктов нам не выжить. Поэтому приходится налаживать торговлю через ирландские порты, а для этого требуется много хороших кораблей. Но ведь военные действия ведутся и на море, для них тоже нужны корабли. И вот представь: в таком отчаянном положении до короля дошел слух, что Ранальд, засевший в Глас-Эйлине, – изменник. Что будет с нашей страной, если слух подтвердится? Ведь замок, захваченный моим зятем, – ключ ко всему западному побережью и островам!
      – Да, опасность английского вторжения очень велика, – согласился Мунго. – Если на Западных островах зреет заговор против Шотландии, его надо разоблачить.
      – Вот король и поручил мне следить за Максуином. Грамоту на владение Глас-Эйлином Брюс пожаловал Гэвину Фолкенеру, но у него нет ни времени, ни возможности управлять замком. Он передал грамоту своей сводной сестре в надежде, что один из наших могущественных лэрдов, соблазнившись таким приданым, возьмет ее в жены. А пока замок сторожит Ранальд Максуин, который, как тебе известно, женат на моей сестре. Он обязан по первому требованию передать Глас-Эйлин законным владельцам, но пока сестра Гэвина этих требований не предъявляла.
      – И кто же она такая, эта сестра Фолкенера? – поинтересовался Мунго.
      – Ее зовут Микаэла, – неохотно ответил Дайрмид.
      Мунго вытаращил глаза.
      – Постой! Так, значит, она и есть та женщина, за которой ты едешь в Перт? – воскликнул он. – Та самая, которая много лет назад спасла ногу моему отцу? Я не верю своим ушам! Неужели лекарка, о которой ты мне столько рассказывал, – сестра Гэвина Фолкенера и новая владелица замка Глас-Эйлин?
      Дайрмид угрюмо кивнул.
      – Что же ты мне сразу не сказал?! Все секретничаешь? Как это на тебя похоже! – с досадой воскликнул Мунго. – Ну и каша заварилась! Неудивительно, что ты так стремишься увезти ее в Даншен, – рассчитываешь убить сразу двух зайцев. Надеюсь, Гэвин знает, что ты уже женат?
      Лицо Дайрмида помрачнело.
      – Знает, – буркнул он. – Я бы хотел выдать леди Микаэлу за одного из своих братьев.
      Микаэла, Микейла – когда бы он ни произносил это имя, у него перед глазами как будто вспыхивал яркий свет и возникало лицо девушки, с которой он встретился много лет назад в Гэллоуэе. Он верил, что Микаэла способна помочь его больной племяннице. Чудо – только оно могло спасти маленькую Бригит, а единственное истинное чудо, которое ему довелось увидеть в жизни, совершила Микаэла, наложив руки на рану старого Макартура. Вот почему Дайрмид был полон решимости разыскать свою давнюю знакомую и привезти в Даншен.
      – Значит, она в Перте и продолжает лечить? – прервал его размышления Мунго.
      – Да, – ответил Дайрмид, – и, говорят, с большим успехом. По словам Гэвина, его сестра получила медицинское образование в Италии. Кстати, там же она вышла замуж и уже успела овдоветь.
      Верный слову, данному Микаэле много лет назад, Дайрмид никому не обмолвился о том, что он на самом деле видел после битвы в Гэллоуэе. Поэтому Мунго и его отец Ангус были уверены, что та девушка была просто очень умелой лекаркой.
      – Что ж, такую искусницу действительно стоит поискать, – согласился Мунго.
      – Тогда – вперед! – Дайрмид пришпорил лошадь и помчался к Перту, где в больнице при монастыре Святого Леонарда нашла прибежище леди Чудо.

2

      «Господи, опять пасмурно», – разочарованно подумала Микаэла, подойдя к дверям монастырской больницы со стопкой чистых простыней в руках. Проведя девять лет в Италии, она успела привыкнуть к ласковому южному солнцу, а суровый климат родины не часто баловал ее хорошей погодой. Вот и сейчас порыв холодного ветра, раздувшего полы ее черной вдовьей накидки и края белого, похожего на монашеский, платка, заставил молодую женщину зябко поежиться.
      – Вы принесли простыни, леди Микаэлмас? Давайте их сюда! – прервал ее раздумья властный женский голос. – Сестрам нужно перестелить четыре постели! – Несу, несу, мать Агнесса, – поспешно ответила Микаэла. Она уже собиралась войти, но, бросив взгляд за невысокую ограду монастыря, остановилась, привлеченная открывшимся зрелищем.
      Довольно далеко, у подножия голубоватых холмов, возвышавшихся над прихотливыми изгибами речной долины, скакали на крепких приземистых лошадях два всадника. Прищурившись, Микаэла разглядела пледы на их торсах и поняла, что это горцы. Они направлялись прямо к стоявшему на холме монастырю Святого Леонарда.
      «Наверное, они тоже из войска короля Роберта», – подумала Микаэла. За последние недели в больнице уже побывало несколько шотландцев, раненных в военных походах против англичан.
      Всадник повыше, на вороной лошади, сидел в седле удивительно ловко, сразу было видно, что это опытный наездник. Микаэла решила, что если из этих двоих кто-то и ранен, то не он, а его низкорослый компаньон, неловко скорчившийся в седле. Но может быть, они всего лишь едут навестить раненых товарищей?
      Микаэла, прекрасно владевшая гэльским языком, с удовольствием помогала шотландцам с переводом – у нее было много свободного времени, ведь, несмотря на ее медицинское образование и немалый опыт, до лечения больных ее старались не допускать. Настоятельница, священник и доктор дружно считали, что это не женское дело, и Микаэле удавалось применять свои знания на практике только тайком.
      – Леди Микаэлмас, мы вас ждем! – теряя терпение, позвала настоятельница.
      – Иду, иду, мать Агнесса! – крикнула Микаэла, переступая через порог.
      – И не забудьте закрыть за собой дверь! – снова послышался сварливый голос настоятельницы. – Доктор Джеймс считает, что холодный воздух вредит нашим пациентам.
      Войдя в душную больничную палату с белеными стенами, Микаэла старательно захлопнула за собой дверь и заторопилась по широкому проходу между кроватями – по двенадцать с каждой стороны. Мать Агнесса, с кислым выражением лица наблюдавшая за Микаэлой из полутемного угла, бросила несколько фраз двум молоденьким послушницам, почтительно стоявшим рядом, и гордо удалилась. Микаэла вздохнула с облегчением – слава богу, на этот раз нотаций не будет.
      – Прошу прощения, сестра Марджори и сестра Алиса, – извинилась она перед девушками, кладя тяжелую стопу простыней на стол. – Надеюсь, мать Агнесса не очень рассердилась на меня за опоздание?
      Покачав покрытой апостольником головой, Марджори взяла из стопы простыню и принялась застилать одну из кроватей.
      – Ах, мать-настоятельницу больше огорчило то, что ей рассказал про вас отец Ансельм! – вздохнула она.
      Микаэла нахмурилась и стала помогать второй послушнице, сестре Алисе, перестилать следующую постель.
      – Что же он такого сказал? – спросила она как бы между прочим.
      – По его словам, вчера вы осматривали миссис Джин и одного шотландца так, как это подобает делать только врачу, – вступила в разговор Алиса. – И еще он сказал, что больные опять называли вас «Чудотворная леди». Мать Агнесса была очень, очень недовольна!
      – Могу себе представить, – сухо заметила Микаэла.
      – Она сказала, что так можно обращаться только к Матери Божьей, а не к простой смертной женщине. – Алиса с постным видом поджала губы, сложила на животе руки и произнесла, забавно подражая голосу матери Агнессы: – «Это богохульство – называть именем Пресвятой Девы какую-то лекарку, вдову сарацина, которая сгорит в аду в наказание за свой грешный союз с язычником!»
      Вышло очень похоже, и Марджори прыснула, Микаэле же было не до шуток. Она с горечью подумала о том, как несправедлива к ней мать Агнесса, и с силой встряхнула очередную простыню, вложив в это движение всю свою досаду.
      Видя, что она расстроилась, Марджори негодующе воскликнула:
      – Но мы прекрасно знаем, леди Микаэла, что вы не просто лекарка, а настоящий врач! И «Чудотворная леди» – вполне подходящее для вас имя. Ведь недаром все больные говорят, что у вас руки ангела!
      – Мать Агнесса вам просто завидует, леди Микаэла, – добавила Алиса. – Она-то никогда не была замужем, да и до вашего образования ей далеко.
      – Правда, правда! – поддержала товарку Марджори. – Вы ведь учились в университете. Стелить постели, купать больных, давать им прописанные доктором Джеймсом лекарства – занятие не для вас. Вы сами должны лечить!
      – Если бы наши пастыри позволили, вы могли бы сделать для больных гораздо больше, чем сейчас, – заметила Алиса, взбивая подушку, и добавила, бросив любопытный взгляд на Микаэлу: – А ваш муж правда был некрещеным грешником? Неужели из-за своего замужества вы никогда не попадете в царствие небесное?
      – Ибрагим был прекрасным врачом и очень добрым человеком, – мягко сказала Микаэла, переходя к следующей постели. – Его отец действительно происходил из сарацинского рода, однако мать принадлежала к знатной христианской семье.
      – Но вы овдовели, – с сочувствием проговорила Марджори, – и теперь вам самой надо заботиться о своем будущем. Почему вы не хотите вступить в гильдию хирургов, как советовал доктор Джеймс?
      Микаэла пожала плечами:
      – Что даст мне вступление в эту гильдию? Разрешение рвать зубы, отворять кровь, лечить небольшие раны – и только! Для того чтобы мне позволили хотя бы принимать роды, я должна буду четыре года проходить в ученицах у какого-нибудь врача-мужчины.
      – Не может быть! – воскликнула потрясенная Марджори. – И это после того, что вы сделали в нашей больнице для несчастных женщин, которые без вашей помощи никак не могли разродиться? Клянусь всеми святыми, вы отличная акушерка!
      – Увы, теперь это уже не важно, – вздохнула Алиса, расправляя очередную простыню. – Ведь отец Ансельм потребовал, чтобы настоятельница запретила леди Микаэле лечить кого бы то ни было.
      – Я уже много месяцев добиваюсь разрешения лечить больных, – с грустью сказала Микаэла, – и уже потеряла надежду. Здешние врачи никогда не допустят меня к работе.
      – Что ж, на них свет клином не сошелся, – попыталась утешить ее Алиса. – Вам, слава богу, не надо зарабатывать себе на хлеб, обойдетесь и без лицензии. Кроме того, такая красивая леди, как вы, без труда найдет себе хорошего мужа. Вы собираетесь вернуться к брату в Кинглэсси?
      – Мне бы не хотелось туда возвращаться, – нахмурилась Микаэла. – Брат прочит меня в жены какому-нибудь шотландскому лэрду, но я не собираюсь замуж. Я врач и хочу помогать людям!
      – Наверняка найдется больница, где врача-женщину примут с распростертыми объятиями, – ободряюще улыбнулась ей Марджори.
      – Только, боюсь, не в Шотландии, – грустно заметила вторая послушница и вдруг спохватилась: – Ой, мы, кажется, совсем заболтались, а больные ждут!
      Девушки засуетились, стали помогать тем пациентам, для которых постели уже были готовы, перелечь в них.
      – Алиса, сходи, пожалуйста, за лекарствами, – попросила Микаэла, – я помогу с раздачей. А ты, Марджори, начинай умывать больных – большой чайник на кухне, должно быть, уже вскипел, горячей воды будет вдоволь. И не забудь дать им мятного отвара для полоскания рта!
      Девушки отправились выполнять распоряжения, а Микаэла подошла к одной из кроватей, на которой под грудой одеял лежала с закрытыми глазами сухонькая старушка в вязаном чепце. Голова ее на тощей морщинистой шее тряслась от старости.
      – Миссис Джин! – негромко позвала Микаэла. – Как вы сегодня себя чувствуете? Старушка открыла выцветшие карие глаза.
      – О, это вы, Чудотворная леди! – проговорила она слабым голосом. – Слава богу, что вы по-прежнему с нами! Я так боялась, что из-за происков матери-настоятельницы вы нас покинете…
      – Как вы могли подумать, милая миссис Джин, что я могу уйти, не попрощавшись? – Микаэла озабоченно взяла старушку за запястье, чтобы посчитать пульс.
      Джин улыбнулась ей дрожащими губами.
      – Боюсь, я уйду первой, дорогая. Я ведь очень, очень стара, – сказала она и устало закрыла глаза.
      Несколько мгновений Микаэла молчала, считая уда-ры сердца. Оно билось совсем слабо, словно пойманный мотылек, тщетно пытавшийся вновь обрести свободу. Покойный Ибрагим научил Микаэлу различать ритм вконец изношенного, слабеющего сердца. «Бедная Джин, ей и впрямь осталось совсем недолго!» – с грустью подумала Микаэла, бережно опуская руку старой женщины на кровать.
      Она уже хотела отойти к другому больному, как вдруг глаза старушки открылись и сразу же округлились от изумления.
      – Ой, кто это?! – ахнула Джин, глядя куда-то за спину Микаэле, и, присмотревшись, добавила: – Кажется, к нам пожаловали двое молодых дикарей!
      Удивленная Микаэла обернулась – на пороге, молча оглядывая просторную палату, стояли двое горцев. Старая Джин выразилась очень верно: в облике обоих мужчин, закутанных в черно-зеленые пледы, с неприбранными гривами волос, свободно падавшими на плечи, и голыми мускулистыми ногами, действительно было что-то дикое. Микаэла их сразу узнала: именно этих двоих она видела недавно на равнине.
      Встретившись глазами с тем, что повыше, она тотчас потупилась, пораженная властной силой его взгляда. Однако любопытство победило, через мгновение Микаэла вновь подняла глаза и стала рассматривать пришельца. Статный, широкоплечий, он был закутан в плед, скрепленный у шеи серебряной брошью. На нем был также кожаный жилет, полотняная сорочка, шотландская юбка с широким кожаным поясом, за который был заткнут кинжал, и высокие сапоги на шнуровке. Худое, обрамленное буйными каштановыми волосами лицо с правильными чертами выдавало в нем человека твердого, даже сурового.
      Отведя взгляд от Микаэлы, он обернулся и что-то сказал стоявшему чуть позади товарищу, по виду тоже настоящему дикарю, но немного постарше и пониже ростом. На грубоватом, с резкими чертами лице второго дикаря появилась усмешка, показавшаяся Микаэле неприятной.
      – Должно быть, это горцы из королевских отрядов, что нападают на англичан на юге, – предположила сестра Алиса, подошедшая с деревянным подносом, который был весь уставлен деревянными чашками с лекарствами. – Наверное, им нужны только ночлег и еда. Какие же они все-таки страшные, эти вояки! Ой, кажется, один из них не сводит с вас глаз, миледи. Вы его знаете?
      – В первый раз вижу, – ответила удивленная Микаэла. Смиренно сложив руки под грудью, она направилась к мужчинам и спросила по-гэльски: – Что вам угодно? Если вы пришли навестить своих товарищей, то они лежат на другом конце палаты.
      – Мы пришли совсем с другой целью, – ответил высокий горец тоже по-гэльски. Микаэлу поразил его голос – глубокий, звучный, но негромкий. – Вы Микейла, сводная сестра Гэвина Фолкенера? Если да, то нам нужны вы! – И незнакомец вежливо поклонился.
      Микаэла на мгновение растерялась. Странно, что горец назвал ее Микейлой… Впрочем, в гэльском языке нет точного эквивалента ее имени. Но почему ей кажется, что она уже слышала свое гэльское имя, произнесенное этим мягким, рокочущим басом? Где, когда? Не зная, что и думать, Микаэла почувствовала смутное волнение.
      – Откуда вам известно мое имя? – спросила она. – Вас прислал Гэвин?
      – Ваш брат рассказал мне, где вас можно найти, – уклонился от прямого ответа незнакомец.
      – Он здоров? Вы привезли от него письмо?
      – Он здоров, но письма нет. Я приехал, чтобы попросить вас оказать медицинскую помощь одному очень нуждающемуся в ней человеку.
      Микаэла с досадой прикусила губу. Брат, должно быть, рассказал ему о ее познаниях в медицине, но Гэвин не знает, с какими трудностями она здесь столкнулась…
      – Мне запрещено заниматься медицинской практикой, – ответила она. – Вам следует обратиться к главному врачу этой больницы, доктору Джеймсу. Он скоро придет, вы можете его подождать.
      Давая понять, что разговор окончен, Микаэла направилась к кровати, на которой лежал раненый шотландец, и пощупала ему лоб. Несчастному явно требовалась помощь хирурга: у него был сильный жар.
      – Мать Агнесса прислала раненым лекарство, – сказала подошедшая сестра Алиса и поднесла к губам мужчины деревянную чашку. – Этот настой трав на вине с сахаром снимет боль. И еще настоятельница просила передать, чтобы вы ни в коем случае не меняли раненым повязки – она хочет сделать это сама.
      – Тем лучше! – ответила Микаэла. – Но подскажи ей, что одному из раненых нужно дать снадобье от жара, потому что его рана воспалилась. Ее надо обязательно очистить от гноя, для этого, возможно, потребуется помощь хирурга.
      – Что нужно раненому, решать не вам, а доктору Джеймсу! – раздался за спиной Микаэлы раздраженный голос настоятельницы. – А он, к вашему сведению, считает нагноение полезным!
      Обернувшись, Микаэла увидела мать Агнессу, которая незаметно вошла в палату через другую дверь и с оскорбленным видом застыла в проходе, сверля Микаэлу злобным взглядом. Из-за ее плеча выглядывал маленький темноволосый и смуглолицый отец Ансельм, его карие глазки источали холод.
      – Итальянские медики настоятельно советуют очищать гнойные раны, – заметила Микаэла. – Мне кажется, эта процедура значительно облегчит состояние нашего пациента и снимет жар.
      Мать Агнесса гневно сверкнула глазами.
      – Леди Микаэла, позвольте напомнить вам, что здесь никому не нужны ваши медицинские советы! Доктор Джеймс – достаточно знающий и опытный врач, чтобы обходиться без ваших рекомендаций. И если вы сейчас же не прекратите вмешиваться в ход лечения, то будете с позором изгнаны из нашей больницы или еще того хуже!
      – Что вы имеете в виду? – нахмурилась Микаэла.
      – Вас отлучат от церкви! – вмешался в разговор отец Ансельм. – Обдумайте свое поведение – и помните, что доктор Джеймс постоянно о вас справляется. Нам стало известно, что вы тайком меряете больным пульс, осматриваете их, как женщин, так и мужчин, и даже исследуете мочу. Это может делать только дипломированный врач, допущенный к работе гильдией, а посему ваше поведение совершенно недопустимо! Занимаясь не своим делом, вы, миледи, ставите под угрозу жизнь других людей, а также рискуете спасением собственной души.
      Это было уже слишком! Микаэла почувствовала, что кровь бросилась ей в голову.
      – Нет, я занимаюсь своим делом, потому что я врач! – воскликнула она, глядя своему обличителю прямо в глаза. – Вы же видели мой диплом, который подписали светила медицины из Болонского университета!
      – Полагаю, вы действительно приобрели в Италии некоторые познания в лечении детских и женских болезней, – поджав тонкие губы, высокомерно заявила настоятельница. – Но вы ничего не понимаете в лечении мужчин, поэтому не имеете права их осматривать и вмешиваться в их лечение.
      – Я в течение нескольких лет помогала вести медицинскую практику своему мужу, известному болонскому врачу и ученому Ибрагиму ибн-Катебу, – возразила Микаэла, из последних сил стараясь сохранить спокойствие. – Он относился ко мне как равной, уважая мое профессиональное мнение. Я надеялась, что и на родине мои знания будут оценены по достоинству!
      – А вы, оказывается, тщеславны, милочка, – прошипела мать Агнесса. – И очень упрямы.
      – Но я приехала в Шотландию для того, чтобы лечить! Не лишайте меня этой возможности! – взмолилась Микаэла.
      – Господь насылает на нас недуги, чтобы наказать за грехи, – наставительным тоном заметил отец Ансельм. – Врач – лишь инструмент в его руках. Если он отпускает больному грехи, то врачу удается исцелить телесный недуг. Но это право господь даровал только самым искусным в деле врачевания мужам. Женщины же, существа слабые, подверженные многочисленным порокам, часто совершают ошибки, поэтому не могут быть допущены к врачеванию.
      – Да-да, – одобрительно кивнула мать Агнесса. – Ухаживайте за больными, согревайте их сердца своим участием, как это делаю я, а лечение предоставьте ученым мужам.
      – До меня дошли слухи, – криво усмехнувшись, продолжал отец Ансельм, – что в Италии вы предприняли дерзкую попытку вылечить больную женщину наложением рук. Кроме того, вы взывали к господу, прося его даровать вам целительную силу, за что вас обвинили в ереси и колдовстве…
      – Это ложное обвинение сняли! – решительно оборвала его Микаэла.
      – А я слышала, что больные, явно по вашему собственному наущению, называют вас «Чудотворной леди», – вновь вмешалась настоятельница. – Разве это не свидетельствует о ваших греховных помыслах? Творить чудеса могут только Всевышний да Святая Дева, все остальное – ужасный грех!
      – Разве может быть греховным желание спасти больного, облегчить его страдания? – возразила Микаэла, содрогаясь в душе от страшных воспоминаний об итальянском суде.
      Тогда, в Болонье, обвинение в ереси и колдовстве могло стать для нее роковым, но, к счастью, все обошлось. Однако с тех пор она совсем перестала пользоваться своим даром. Покойный Ибрагим не раз советовал ей полагаться только на врачебное искусство – таким образом муж надеялся оградить ее от опасности. К тому же природа чудесных способностей Микаэлы была ему непонятна, и это его пугало. Послушавшись мужа, она постаралась навсегда забыть и о своем даре, и о связанной с ним самой мрачной странице своей жизни, поэтому слова отца Ансельма подействовали на нее как удар хлыста. Оказывается, старые душевные раны так легко разбередить…
      – Может, вы святая? – ехидно заметила мать Агнесса.
      – Не более, чем вы! – сердито бросила Микаэла.
      Она развернулась и быстро пошла к выходу. От гнева и обиды у нее дрожали руки. В дверях Микаэла едва не налетела на высокого горца. Их взгляды встретились – его серые глаза, напоминавшие грозовое небо или воды Северного моря перед штормом, смотрели проницательно и сурово. В следующее мгновение он дал ей дорогу, пророкотав:
      – Прошу прощения, миледи!
      Микаэла стремительно пролетела мимо, выскочила из больницы и почти бегом устремилась через двор к веревкам, на которых сушилось больничное белье. Холодный ветер бил ей в лицо, раздувая подол черного платья, она задыхалась, но упрямо продолжала идти вперед – прочь, прочь от враждебности и непонимания завистливых ханжей!
 
      – Слишком уж она дерзка для монахини, – заметил Мунго, обращаясь к Дайрмиду, когда Микаэла промчалась мимо них с видом разгневанной королевы.
      – Ты забыл? Она вовсе не монахиня, – возразил Дайрмид. – А черное носит потому, что вдова – так мне сказал Гэвин Фолкенер.
      – Ну и что? Разве вдова не может уйти в монастырь? Но раз она вольная птица, тогда поскорее поговори с ней, и дело с концом: путь нам предстоит неблизкий. А впрочем, не представляю, как тебе удастся уговорить ее. Сразу видно, миледи – женщина с характером, настоящая фурия! Сказать по правде, от таких, как она, меня прямо в дрожь бросает.
      – Мне ли бояться фурий? – задумчиво произнес Дайрмид, наблюдая, как Микаэла в развевающемся вдовьем одеянии на другом конце двора принялась лихорадочно сдергивать простыни с веревок. Судя по всему, она была вне себя от гнева. Дайрмиду вспомнилась хрупкая девушка, почти девочка – воплощенное совершенство плоти и духа, – которая одиннадцать лет назад опустилась на колени перед раненым среди крови и хаоса только что закончившегося боя. В разгневанной женщине, сердито срывавшей с веревок больничное белье, трудно было узнать кроткую юную Микаэлу, наделенную божественным даром исцеления.
      Но ее глаза… Они были все те же – цвета июльского неба, обрамленные золотистыми ресницами. А белый платок на голове наверняка скрывал светлые пушистые волосы, похожие на струящийся лунный свет… Отогнав непрошеные воспоминания, Дайрмид нахмурился и решительно направился туда, где колыхались на ветру белые полотнища простыней.
 
      Вне себя от обиды и возмущения, Микаэла сдергивала белье с веревок и складывала его в корзину, размышляя о своей несчастной судьбе. Какой же она была дурой, непроходимой дурой, когда решила поехать сюда, в больницу при монастыре Святого Леонарда! Как можно было надеяться, что монастырский врач-англичанин и прочие члены местной гильдии хирургов с должным уважением отнесутся к медицинским познаниям женщины, да еще шотландки, позволив ей заняться врачеванием?!
      Вспомнив пережитые на родине унижения, Микаэла в сердцах пнула ногой корзину с бельем. Интересно, откуда отец Ансельм узнал про то давнее судилище в Италии? Наверное, получил письмо от святых отцов из Болоньи…
      Никому, даже Гэвину, Микаэла не рассказывала о том, что произошло на суде, но с тех пор страх навеки поселился в ее сердце. Где бы она была сейчас, если бы не авторитет Ибрагима? Теперь его нет рядом с ней, и она совершенно беззащитна перед злобными невеждами…

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20