– Другие активы? – нахмурился Саймон. – Какие?
      – Вы действительно не в курсе? – спросил Плимптон, упиваясь создавшейся ситуацией.
      Саймон нетерпеливо вскинул руку, чтобы он продолжал.
      – Ваш дядя, должно быть, был, ах… как бы это сказать, – Плимптон обвел взглядом убогую комнату, – очень экономный человек. Когда он умер, общая сумма его инвестиций превысила восемьсот тысяч долларов.
      Изумленное молчание было прервано сдавленным смешком Плимптона.
      Саймон выглядел озадаченным. Наконец он подал голос:
      – Вы утверждаете…
      – Да, я утверждаю, мистер Райли. Я утверждаю, что вы единственный правопреемник на востребование восьмисот двадцати двух тысяч долларов.
      – Но каким образом он… – Саймон сглотнул. – Откуда взялись эти деньги?
      – Насколько я понимаю, двадцать шесть лет назад им был сделан взнос в размере иска по страховому полису вашей матери. Ваш дядя никогда не трогал основной капитал и реинвестировал все дивиденды. Он был прозорливый человек, ваш родственник. Рынок понес потери в период экономического спада, иначе сумма изрядно перевалила бы за миллион. Но в конце концов, и это неплохо.
      Саймон оглядел жалкую прокопченную кухню.
      – Господи, зачем? – натужно пробормотал он.
      – Вероятно, ваш дядя хотел сделать вам сюрприз, – сказал Плимптон. Запечатлевшееся на его лице сочувствие выглядело не очень убедительно. – Определенно, ему…
      – Это был риторический вопрос, – оборвал его Саймон. – Спасибо. Не будем строить догадки относительно мотивов моего дяди.
      Плимптон набрал в грудь воздуха. Я не имел в виду…
      – Спасибо за сообщение. Оставьте мне эти бумаги. Я просмотрю их на досуге.
      Плимптон побагровел.
      – Вообще-то я хотел обратить ваше внимание на некоторые детали.
      Саймон выхватил бумаги у него из рук.
      – Оставьте мне вашу карточку. Мы обсудим детали у вас в офисе, когда это будет удобно.
      – Я глубоко сожалею, – Плимптон сверкнул глазами, – что причинил вам столь большое неудобство и отнял у вас время, мистер Райли. Я проделал весь этот длинный путь, чтобы лично информировать вас. Большинство людей были бы сверхрады, если бы они унаследовали подобную сумму.
      Саймон, не скрывая раздражения, со свистом выдул воздух сквозь зубы.
      – Мой дядя проглотил пулю, так что сейчас вряд ли я буду сверхрад вообще чему-либо.
      – Я отнюдь не имел в виду…
      – Вашу карточку, пожалуйста, – повторил Саймон. – Мне нужно подумать надо всем этим. До свидания. Всего хорошего.
      Плимптон достал свою карточку и бросил ее на заваленный хламом стол. Затем обратил взор к Эллен и сказал:
      – На вашем месте я был бы осмотрительнее, мисс. Вам не следовало бы находиться здесь. И я думаю, вы это понимаете.
      Эллен вздрогнула, когда Плимптон захлопнул за собой дверь. Они с Саймоном ждали, когда отъедет его автомобиль.
      – Да, неловко получилось, – резко сказала Эллен. – Даже больше, чем нужно. Ты не должен был так вести себя… Что с тобой, Саймон?
      Он стоял к ней спиной, его широкие плечи точно окаменели. Бумаги Плимптона были скомканы в стиснутой руке.
      Взмахом кулака он смел с прилавка несколько бутылок. От сильного удара стекло вдребезги разбилось об пол.
      – Черт побери, Гас! Старый сукин сын! Упрямый сумасшедший! – Саймон схватил еще одну бутылку.
      – Саймон, прекрати! Немедленно!
      Он остановился. Бутылка выпала из его руки. Он ссутулился и закрыл рукой лицо.
      Эллен хотелось подойти к нему, но еле сдерживаемый гнев, сотрясавший его тело, удержал ее на месте.
      – Тебе нужно… успокоиться, – заикаясь, проговорила она. – Я лучше вернусь к себе…
      – Останься, – жестко сказал Саймон.
      Раздражение в его голосе потрясло ее больше, чем разбившиеся бутылки. Он направился к ней, хрустя ботинками по стеклу. Она съежилась возле сетчатой двери. Саймон внезапно остановился.
      – Не бойся меня! – приказал он.
      Это звучало как издевка. Эллен чуть не засмеялась.
      – Как же! Ты закатываешь истерику, а я должна смотреть? Я этого не одобряю и не желаю видеть!
      В первое мгновение Саймон только удивленно смотрел на нее. Потом вытащил из-под стола расшатанный табурет, поставил его посреди кухни и, глядя на нее, медленно и осторожно сел.
      – Итак, я прекращаю. Видишь? Я знаю, как остановиться. Извини. Не надо меня пугаться. Прошу тебя.
      Эллен видела, что он старается выглядеть не так устрашающе, но его усилия не помогали. Он все равно наводил на нее страх магнетической силой своих глаз.
      – Ты пришла сюда подкормить меня, – продолжал он мягким, гипнотизирующим голосом. – Ты любишь меня утешать. Я знаю, ты любишь, Эл.
      Она попыталась сглотнуть, но у нее слишком пересохло в горле. Она снова прижалась к двери, борясь с притягательной силой его невероятного обаяния.
      – Так утешь меня. Иди сюда… и утешь меня, Эл.
      У нее сдавило горло.
      – Ты знаешь, что я не могу…
      – Я в этом нуждаюсь. Ужасно нуждаюсь. Иди ко мне. Сейчас. Пожалуйста, Эл.
      – Плимптон прав, – сказала она. – Большинство людей после такой новости не нуждалось бы ни в каких утешениях.
      – Я не большинство людей, – сказал Саймон.
      Эллен сделала шаг к нему.
      – Я знаю, – прошептала она.
      Глаза его, хоть и ввалившиеся от горя и бессонницы, по-прежнему завораживающе светились. Он протянул руку, такой уверенный в себе.
      Эллен перевела глаза на его длинную изящную руку с загорелой кожей.
      Время текло мимо – немереное, незамеченное.
      Рука его не опустилась.
      Саймона никогда не отпугивало молчание, и ему никогда не надоедало ждать. Это была одна из его загадочных особенностей, которая всегда вызывала у Эллен глубокий интерес. Однажды он просидел на ветке дуба у ее окна три часа до глубокой ночи, ожидая, когда в доме погаснет свет.
      Ноги сами понесли ее через комнату, и ее протянутая рука исчезла в его большой и сильной руке. Теплые пальцы обвились вокруг ее талии, притягивая ее ближе, пока она не оказалась прямо между его бедрами. Он поднес к губам ее руку и поцеловал.
      – Спасибо.
      – За что? Я еще даже не утешила тебя.
      – Утешила, – сказал Саймон. – Ты утешала меня всю свою жизнь. – Его лицо приняло хмурое выражение, и он спрятал его у нее на груди.
      Эллен не могла дышать. Она даже не знала, где прикоснуться к нему, что делать с его руками. Его макушка упиралась снизу ей в подбородок, его руки были обернуты вокруг ее талии. У нее распирало грудь там, где он прижимался лицом, обжигая ее своим теплом, делая ее сверхчувствительной.
      Он так хорошо ее знал, обольстительный шельмец! Он так умело пользовался ее слабостями. Но она не могла удержаться, чтобы не гладить его спину, пытаясь смягчить напряжение, сковавшее его тело.
      – Помнишь, как ты гладила мои волосы, – сказал Саймон, тычась носом ей в грудь, – когда я спал на полу в твоей комнате?
      Эллен замерла, огорошенная.
      – Но я… я делала это, только когда ты спал! И я едва касалась! Ты не мог это чувствовать!
      – Я никогда не засыпал раньше тебя, – признался Саймон. – Я притворялся спящим, чтобы ты могла меня ласкать. Мне это нравилось.
      – Ты великий обманщик. Значит, все то время ты знал… – Эллен умолкла. У нее началась дрожь в горле. – Ты знал, что я… чувствовала к тебе.
      – Да, знал. Это было так здорово. Так приятно. Я приходил в твою комнату ради этого. Никто не обращался со мной подобным образом.
      – Если ты знал, то почему ты ничего не делал? Почему никогда даже не трогал меня? И не целовал до той ночи, когда ты уехал? Я знаю, что я не была красавицей, которая может свести сума, но я…
      – Я не смел осквернить то единственно хорошее, что у меня было, – чистосердечно признался Саймон. – Ты была моим надежным прибежищем. Я не мог искушать судьбу, чтобы погубить и его тоже. – Он уронил бумаги Плимптона на грязный пол. – Погладь мои волосы, как ты обычно это делала, Эл.
      Она покачала головой.
      Саймон поднес ее руку сначала к губам, потом к щеке и, прижав ладонь к своему виску, провел вниз по блестящему вороху черных волос. Эллен чувствовала это молчаливое повеление. Он хотел подчинить ее себе невидимым потоком флюидов. Затянуть ее, как неразумного пловца, в глубокие, бурные воды.
      Силы покинули ее ноги. Он это уловил и потянул ее к себе на колени. Все резко усугубилось, когда он в молчаливой мольбе прижал ее руки к своим волосам. Его тело было такое гибкое и сильное, волосы – такие блестящие и гладкие. Они легко скользили между ее пальцами, не то что та слипшаяся от сосновой смолы масса, когда он мальчиком проводил ночи в лесных скитаниях.
      Если эта короткая нежная ласка сделает его счастливым, можно уступить ему, подумала Эллен. Потом она проявит волю и удалится прочь. Это будет правильно, ибо каждой крошечной глупостью она все глубже загоняет себя в его ловушку.
      Эллен была готова уйти, но она знала, что стоит ей только подняться, как его бдительные руки тут же сожмутся вокруг нее. Он будет ее уговаривать, умолять и разными уловками заставит ее сделать еще один шаг, потом еще… И так будет продолжаться до тех пор, пока отступление станет невозможным.
      Тогда он сможет взять то, что ему хочется, и винить будет некого, кроме себя самой. Ее мысли отозвались щемящей тоской, такой глубокой и пугающей, что это походило на безумие.
      Поддавшись минутному желанию, Эллен медленно гладила спутанные пряди, пока они не стали совершенно гладкими. Каждое движение втягивало ее все глубже в сети коварного колдовства, где время теряло смысл и мысли растворялись, едва успев зародиться. Все доводы и запреты исчезали в белом шуме, постепенно таяли в успокаивающей фоновой музыке. Эллен оттянула эластичный шнурок, сдерживавший конский хвостик, и расправила его волосы по плечам, убирая пряди с удивительно красивого лица. Саймон прикрыл глаза и вздохнул от удовольствия, когда тяжелый свиток шелка скользнул между ее пальцами. Нет, это было не утешение. Не успокаивающие ласки. Это была услада для ее собственных изголодавшихся рук, собственного истосковавшегося сердца.
      Их лица находились всего в каких-то дюймах друг от друга. Его дыхание доносило запах кофе, который она ему принесла. Запах мыла, которым он пользовался. Запах розмаринового геля, которым она обеспечивала ванные комнаты своих постояльцев.
      Когда Саймон приподнял ее, она отчаянно замахала руками. Но в тот же момент он подцепил ее своей лодыжкой и развернул вокруг своих ног, притянув обратно и посадив ее верхом к себе на колени. Он сцепил руки замком вокруг нее и держал ее, как ему хотелось.
      Как бы то ни было, но все ее оправдания относительно утешений враз испарились. То, что сейчас происходило, было не что иное, как откровенный секс. Лишь несколько слоев одежды отделяли ее лоно, томящееся в сладких муках, от вздыбленной мужской плоти. В стальных тисках его хватки Эллен чувствовала себя беспомощной и распятой. Казалось, будто он и впрямь проникает в ее нагое тело.
      Она попыталась отстраниться, но Саймон крепче сомкнул руки.
      – Тсс, – успокаивал он, – это всего лишь объятия. Я хочу окутать себя тобой целиком. Хочу ощущать, какая ты нежная и приятная. Хочу вкушать тебя подобно кошке, слизывающей сметану. Я не сделаю ничего против твоей воли, Эл.
      Ох, какой коварный! Она собрала все силы, чтобы отодвинуться на пару дюймов от его горячей обнаженной груди.
      – Прекрати, Саймон! Это не просто объятия!
      Дразнящая сексуальная ухмылка преобразила его худощавое лицо.
      – Тогда лучше соединить объятия с поцелуем, – предложил Саймон.
      Эллен с силой толкнула его в плечо.
      – Это не лучше, а хуже!
      – А ты попробуй, и мы посмотрим, насколько это хуже!
      Невысказанные вопросы вибрировали в воздухе, и оба боялись услышать ответы. Оба не хотели позволить себе упустить момент.
      Саймон схватил ее руку и потер ею свою щеку.
      – Я люблю, когда ты трогаешь мои волосы. Поласкай меня вот так снова. Ну пожалуйста, Эл.
      Эллен захватила большую пригоршню его волос и стала их гладить.
      – Не мучай меня, – умоляла она. – Это жестоко, Саймон!
      – Это ты меня мучаешь! – запротестовал он. – Я пытался быть пай-мальчиком, спокойно занимался своим делом, но тут приходишь ты и приносишь мне очень вкусные вещи. Ты прекрасна, сексуальна и добра. Ты говоришь мне приятные вещи, ласкаешь мои волосы, и после этого я не должен целовать тебя? Не должен трогать тебя? Спустись с небес, Эл! Я земной человек!
      – Да, конечно, – резко сказала она, – может, ты и земной человек, но я помолвлена…
      Саймон прервал ее слова жестоким поцелуем и, заставив ее открыть губы, вторгся языком к ней в рот. Она обвила руками его шею и истово ответила на его восхитительный натиск. Их тела сплелись в одно целое, отчаянно извивающееся в обоюдной страсти. Этот поцелуй не был прелюдией секса. Их поцелуй был самим сексом.
      Эллен отняла свое лицо, переводя дух, и обнаружила, что Саймон расстегнул пуговицы на ее блузке. Он забрал ее мятущиеся руки в свои, не давая ей запахнуть блузку, и вперился в налитую грудь, обрамленную спереди атласом цвета слоновой кости. Один ловкий щелчок пальцев – и мелкий бюстгальтер упал, разверзшись на две половинки.
      Дыхание с шумом вырвалось у Саймона из груди.
      – О Боже, Эл! – низким сдавленным голосом произнес он, прижимая свое разгоряченное лицо к ее обнаженной коже. – Да знаешь ли ты, как ты прекрасна! Точно свежий листок, когда он только-только начинает распускаться. Грудь твоя так же нежна и совершенна. Ты сводишь меня с ума, Эл!
      Саймон наклонил голову и принялся ласкать ее грудь своим горячим ртом. Он облизывал каждый ее изгиб, втягивал губами соски, терзая их с вдохновенным искусством. Его рот требовал и умолял в равной мере, не давая ей ни дышать, ни говорить. Эллен выгнула спину и прильнула к нему, откинув голову назад и закрыв глаза.
      То, что Саймон требовал от нее, было далеко от утешения. Чувства плавились в ее сердце, изливаясь перед ним в горячую лаву. Он жадно ласкал ее своим ненасытным ртом, подхватывая круговыми движениями языка. Но, терзая ее с таким жестоким голодом, он столь же щедро дарил ей наслаждение.
      Эллен посмотрела вниз, на его лицо, на свою грудь. Стоны удовольствия срывались с ее губ при каждом движении его языка. Ее грудь увлажнилась от его рта, ее соски напряглись от его ласк. Каждое прикосновение вызывало в ней трепет, распространяющийся по телу и усугубляющий пульсацию внутри. Все ее существо превратилось в накаляющуюся массу. Нестерпимо сладкие ощущения бесконечно струились сквозь тело, приближая ее к апогею.
      Саймон перекатил ее обмякшее тело к себе в объятия.
      – О Боже… – прошептала Эллен. – Что ты делаешь со мной, Саймон?
      – Подвожу тебя к завершению, – услышала она бархатно-мягкий голос. – Сейчас я собираюсь тебя положить и продолжить снова.
      Эллен подняла голову. Ее обнаженная грудь была прижата к его груди, ее лоно терлось о его твердокаменный фаллос. Паника сдавила ей сердце.
      – Нам лучше… остудить себя, Саймон.
      Его напряженное лицо исказила досада.
      – О Господи, опять! Нет! Ты мучаешь меня, Эл. – Он притянул ее ближе.
      – Я? Мучаю тебя? Ха! – Выкарабкавшись из его рук, она пыталась застегнуть свой бюстгальтер. – Ты втягиваешь меня в это, а я позволяю тебе! Соблазнять меня. Тешить мою плоть. Что я, глупая, что ли, чтобы этого не понимать? Только я не знаю, что это значит для тебя. Я вообще перестаю соображать, когда ты около меня.
      – Я расскажу тебе, как это будет, – сказал Саймон. – Если ты позволишь мне соблазнить тебя.
      Черт бы побрал этот ласковый голос! Эллен слишком хорошо знала его силу. Он способен сбить ее с толку и очаровать.
      Она распахнула дверь с рваной москитной сеткой и побежала прочь.

ГЛАВА 7