На первой линии новосибирского метро: "Осторожно! Двери закрываются! В следующий раз не будешь высовываться!"

Нам пишут. "Дорогая редакция! Вот уже много лет я регулярно слушаю вашу передачу и наконец решил написать: уж очень она мне надоела!"

Теплые массы холодного воздуха движутся в направлении, противоположном ожидаемому, как и предполагалось. Сегодня вечером и завтра днем в Новосибирске не будет ни холодной, ни горячей воды.

На соревнованиях по биатлону отлично выступил спортсмен Стрелков. Своей отличной стрельбой он оставил позади всех соперников.

Новый мировой рекорд по пребыванию под землей установил йог Сидоров. Его закопали 15 лет назад. Эксперимент продолжается!

При спорткомплексе НГУ создана спортшкола каратэ. При поступлении необходимо иметь: 25 рублей, белое кимоно и белые тапочки.

Из жизни замечательных людей. Однажды, когда Эйнштейн гулял по саду, ему на голову упало яблоко. На что он резонно заметил: "Поздно..."

Происшествие. Американский турист Джонсон попросил политического убежица в медвытрезвителе Советского района.

Один ученый заметил, что в другой системе координат его комната будет в 5 раз шире. И перешел в эту систему.

Благодаря стараниям ученых, науке удалось вписать еще одну страницу в Красную книгу.

Министерство торговли заверяет, что в наступающем году дефицитных товаров станет больше.

За прошедшие 10 лет буржуазная наука сдвинулась вправо, зашла в тупик и скатилась к идеализму. Советская же наука стояла, стоит и стоять будет!

Т Е К С Т Ы П Е С Е Н

Т Е Р Р О Р И С Т

В нашей мирной стране Вот уж 70 лет Все взорвется вот-вот, Только стимула нет.

Я взрывчатку кладу вяло,

У меня мегатонн мало,

И к тому же запал

Я уже потерял.

Я заложницу взял Из хорошей семьи. Мы живем пятый год На доходы мои.

Я под мост заложил мину,

Только поезд прошел мимо.

И решил я: пойдем

Другим путем.

На проспекте парад И народу битком, Пролетают вожди В "Чайках" с бронестеклом.

Не потрачу на них пулю,

Из толпы покажу дулю.

Так истории ход

Изменяет народ.

Ш Н И Ц Е Л Ь

Был бы шницель, Пусть бесконечно пресный, Пусть прозрачный, Но все же был бы шницель, Но повар решил - я дурак И подсунул мне тефтель. Был бы тефтель, Но все же был бы с мясом, Пусть холодный, Но все же был бы тефтель, Но повар решил, что я пьян И подсунул мне пончик. Я вижу плов, Я чую пиццу, Я чувствую гарь, Я знать не хочу ту тварь, Из которой был шницель. Я вижу повар несет Окровавленый фарш, фарш с мясом, Фарш, фарш с мясом! Как книгу читаю меню, Но я вижу лишь фиг, фиг с маслом, Фиг, фиг с маслом!

7-40

В 7-40 он взорвется, В 7-40 он взорвется, Наш мирный бронепоезд, Наш советский паровоз. Взорвут его масоны, Взорвут его масоны, Возглавляет их Пентюшкин, Он же - Левинсон.

Он выйдет из подполья

На русское раздолье,

По всей России загремит его сапог.

Все это напечатал между строк

Масонский орган "Огонек".

Масоны, иудеи Проели пол Расеи, И тихонько к нам внедряют Сатанинский рок и джаз. По радио - стриптизы, А включишь телевизор Там танцует голый Фридрих-Энгельс-Штадт-Палас!

Русскому народу

Мы несем свободу,

А если кто-то станет на пути

Дубинкой, дубинкой,

Дубинкой его,

По башке его дубинкой,

Дубинкой его!

Ф И Н А Л Ь Н А Я

Мы в этот день Опустили бюллетень, Зачеркнув все то, что было в нем. Депутаты страны На все стороны равны, И это не прикроешь бюллетнем.

Встав в 6 часов, Человек на все готов, И даже долг гражданский оплатить. Депутатов наш народ Выбирает каждый год, Но главный выбор все же впереди.

Весь мир театр, А мы актеры, Нам пьесу ставит генеральный режиссер. Прозвенел звонок, Включили микрофон, Но все-таки суфлеров перебор.

Д Е Б А Т Ы

Д: В моей программе пункты разные,

Как в туеске орешков пуд.

Формулировки пусть неясные,

Но суть в них - чистый изумруд.

Чтоб тридцать три богатыря

Не десантировались зря,

Нельзя их больше втихаря

Слать за моря.

Г: Я обращаюсь к вам с платформою

И тезисно - оно верней.

Добьюсь, чтоб трезвость стала нормою,

А не добьюсь - ну и хрен с ней.

Социализма с каждым днем

Нам нужно больше? Дело в чем?

Я место знаю, все пойдем

И наберем.

Д: Мой оппонент рукой мозолистой

Ни разу ручку не держал.

Свою программу он бессовестно

С программы партии списал.

С такой программой, гражданин,

Идти в народ - позор один.

Вы б постыдились, гражданин,

Вы ж не один.

Г: Ты, демократ, не трогай партию!

Кака ни есть, она - одна.

Хоть я стою за демократию,

Но ты дождешься у меня.

ХОР: Пусть наш Герасим неучен,

Пускай в науках не силен,

Зато не дернет за кордон,

Он - гегемон.

В: Друзья, учитесь дискутировать! Г: Ты помолчал бы, идиот! Д: Вы не мешайте агитировать, Г: И дебатировать народ.

Д: А вы могли бы, гражданин,

Нам объяснить нехватку шин?

Г: В четыре раза больше шин,

Чем всех машин.

Г: Послушай, друг, не пудри мозги мне.

Я в туалет тут забегал.

Кто там писал на стенках лозунги? А?

Не ты? Да я же их читал!

В: У нас же здесь прямой эфир,

А вы про шины, про сортир...

А где слова за прочный мир?

Кончай эфир!

К А Р Л - М А Р К С - Ш Т А Д Т

Много, очень много у нас братских стран, Шлют нам мебель, обувь и дезодорант. Много интернациональных долгов, Все их оплатить будь готов.

Едет дивизия наших солдат

В Карл-Маркс-Штадт,

Едет защищать

Карл-Маркс-Штадт.

Если нет долгов у страны, то даем Ей мы интернациональный заем. Каждый нашей дружеской помощи рад, Мы ведь присылаем ребят.

Едут солдаты на БРДМ

В Бирмингем,

Едут занимать

Бирмингем.

Г Е Р А С И М

Товарищ Герасим, В семье пролетарской он рос. Он дворник прекрасный, Он просто метлы виртуоз.

Большой у Герасима авторитет,

И верят собаки ему.

Му-му, ы-ы, му-му. Все ваши наказы Он выполнит, как обещал. Герасим ни разу На ветер слова не бросал.

Когда избиратель с вопросом придет,

Подробно ответит ему:

Му-му, ы-ы, му-му.

Д Е М О К Р А Т

Ничего в стране советской нету, Кроме нефти, газа и балету. Я другой такой страны не знаю, Нас ведь за границу не пускают.

Наш ковер - цветочная поляна, Наши стены - сосны-великаны, Наша крыша - небо голубое, А удобства - под любой сосною. Наше счастье - жить такой судьбою.

Мы - эпохи новая страница, И пускай смеется заграница. Мы свое призванье не забудем, Смех и радость мы приносим людям.

С А Р А Б А Р А Б У

Жила на волжском берегу Графиня Сара Барабу. Дворник жил глухой У нее в дому С собачонкою Муму.

Но та Муму так весело визжала,

Что у графини челюсть дребезжала.

Графиня сильно дворника прижала,

Но оказалось, что Герасим член ВКП(б)

Схватили Сару Барабу, Лопатой стукнули по лбу, Сара Барабу, Сара Барабу В белых тапочках в гробу.

По всей стране Герасимы восстали,

Их за собой повел товарищ Сталин,

А на могиле Сары написали:

"Зарыта в 1917-м году".

Я Б А Л Д Ю

Я балдю с тебя, жизнь, Что само по себе очень клево. Я тащусь с тебя, жизнь, И тащиться с тебя мне кайфово.

В жилу солнце взошло,

Возвращаюсь с тусовки устало.

Я торчу с тебя, жизнь,

И хочу, чтоб с меня ты торчала!

К А П И Т А Н Ы

Не знали наши мамы, Не знали наши папы, Что дети не простые У них в семье растут, Что подойдут их детям Не кепки и не шляпы, Мандаты депутатов Их детям подойдут.

Кандидаты в депутаты,

Мы Верховный переделаем Совет.

В том Совете - две палаты,

Лишь ума палаты нет.

Р А И С А

У Маргарет острый язык, А Нэнси стройней кипариса, Акино умна, как мужик, Но лучше всех Ра-Ра-Раиса.

Ах, Раиса, женщина видная.

Взгляд ее серый, как сталь.

У Раисы должность солидная

И, как заведено встарь,

При ней секретарь.

Посты совмещает она, Работает нощно и денно. Она и генсека жена, Она и жена президента.

Ох, Раиса, знаем прекрасно мы,

Кто под твоим каблуком.

Ах, Раиса, в честь твою названы

Райисполком и райком,

И райвоенком.

О Х Р А Н А

Недаром воздается нам почет, Не может без охраны Горбачев. Мы за советский строй стоим горой, Не может без охраны этот строй.

Ох, клево

У Горбачева. Кормят нас, как на убой: Утка на второе. Если надо, я собой Лидера прикрою.

Куда идет страна - большой секрет, Хотя стране восьмой десяток лет. Мы с ним везде, куда б ни ехал он: Рейкьявик, Дели, Вена, Вашингтон,

Багама,

Багама-мама. На медведя я, друзья, Выйду без испуга, Если с другом буду я, То подставлю друга.

На улице наш лидер не молчит, Мастак с народом лясы поточить. Он с публикой беседует всерьез, Ему не страшен каверзный вопрос.

Не страшен,

В толпе все наши. Это что там за злодей Выступает против? Слово это воробей! Вылетит - воротим!

Н Е С О К Р У Ш И М А Я

Наши вооруженные силы, Нас раздели они до трусов. Мы готовы отдать и трусы им, Пусть знамена сошьют для полков.

Несокрушимая и легендарная,

В боях познавшая радость побед,

Моя любимая родная армия

Ополовинила весь наш бюджет.

От Москвы и до самых окраин, От тайги до британских морей Наш военный идет, как хозяин И морей, и полей, и людей.

Пусть в Европе спят дети спокойно, Пусть в Америке знает народ, Нашей армии пять миллионов Это мира надежный оплот.

Несократимая, тоталитарная,

Твоей громады боится страна.

Мы все поем теперь: You're in the army now,

У-а, у-а, you're in the army now !

С Т А Л И Н

Я что-то гром оваций здесь не слышу, И почему вы до сих пор не встали ? Давайте-ка, друзья, воскликнем трижды: "Товарищ Сталин !"

Хотите вы генштаб оставить с носом, Вы генралов держите за глупых. А что добавит к этому вопросу Товарищ Жуков ?

Мне кажется, что жить вам стало лучше, Или, по крайней мере, веселее, Как говорил один писатель русский, Товарищ Гоголь, а может Гегель, Ну, в общем, русский.

Но если я пройду в Совет Верховный, Я доберусь до тех, кто был не с нами. Ты только всех, пожалуйста, запомни, Товарищ "Память".

И Н Т Е Р Н А Ц И О Н А Л

Восьмой десяток лет мы правим Страной голодных и рабов. Мы уважать себя заставим, Мы обуздаем болтунов.

Им, демагогам просвещенным,

Нас очернять не мудрено.

Кипел наш разум возмущенный,

Да весь уж выкипел давно.

С алкоголем вступили

Мы в решительный бой,

Тот бой мы продули

Воспрянул род мужской!

И мне, и всем моим коллегам (Ведь мы же совесть, ум и честь) Не надо больше привилегий, Вполне хватает тех, что есть.

Прошу потише, объясняю,

Чего же хочет наш народ.

Хорошей жизни он желает,

Но этот номер не пройдет.

Широка страна моя родная,

Все в ней так, как видел это Маркс.

Я другой такой страны не знаю,

Где так "вольно, смирно, шагом марш !"

--------------

Круговая подруга, случайные связи, Дискотека, порнуха, - источник заразы. "Не имей сто рублей, - говорит венеролог,А имей сто постоянных партнеров."

Я теперь не верю в любовь с первого раза, Избегаю при этом всякого риска. Я влюбляюсь только с 20-го взгляда, Да и то, если это взгляд врача-специалиста.

Мне врачи прописали дефицитное средство, До обеда по ложке пью через силу. Помогает, конечно, но уж очень противно, И название странное - презервативы.

Но, смоченные одной ваткой,

Колотые одним шприцем,

Выбритые одной бритвой,

Рожденные одной...

П Р Е С С А

Мы все под стол пешком ходили, Когда в газетах там и тут Писали, что до изобилья Осталось несколько минут.

Теперь совсем другое дело,

Пошла волна критиковать.

Народу сразу много село...

Статейки дерзкие писать.

Я не пропустил единой строчки.

Как-то из "Московских новостей"

Я узнал, что Троцкий был не Троцкий,

Был он Лев Давыдович Бронштейн.

Желтеет пресса на бульварах, Народ от "Правды" очумел, И загремели под фанфары Те, кто на всю страну гремел.

Пивные все позакрывали,

В разлив давали молоко,

И все биндюжники вставали

В ларек за свежим "Огоньком".

Гласности боятся даже власти,

Но остаться можем мы ни с чем.

В нашем алфавите мало гласных,

В основном согласные со всем.

Попугай, зажареный на шкварках, Пареный под шубой бегемот Это в Ленинградском зопарке Перешли на полный хозрасчет.

Д Я Д Я М И Ш А

Гром оваций становится тише, Вот и кончилось время чудес. На трибуне стоит дядя Миша, Секретарь ЦК КПСС.

Он издал всем, всем, всем директиву, Что в 2001-м году Мама с папой получат квартиру, Ну а я - место в детском саду.

Я с недавних времен

Перестраиваюсь тоже.

Не смотрите, что мал,

Я застойный период застал.

Г У С И

Вспоминаю 83-й год. Перестройка была уже на носу, а мы еще и не чухались. В те годы мы все еше руководстовались руководящим призывом "Кто со мной - тот четырежды герой". Застойный период для нашего хозяйства характеризовался крайне неблагоприятными погодными условиями. То метеоритный дождь, то нападение колорадского жука из засады, то какие-то козлы все поля потопчут.

С хлебами нынче у нас труба, Хотя трудился народ на славу. Но кто-то подлый сбывал хлеба, Хлеба налево, хлеба направо.

Пускай остались мы без кормов,

Зато деревня гуляет звонко.

Никулин, Вицин и Моргунов

С экранов учат гнать самогонку.

Рядом, рядом пьянство и беда.

Сжег с похмелья сторож сельсовет.

Пьяным хулиганам - а-та-та!

С ними потолкуют тет-а-тет.

Корова лапу зимой сосет. Ей не предложишь отчетных цифр. К весне коровам скормили все Солому с кровель и даже шифер.

На птицеферме запас иссяк,

И преступленье на той неделе.

Там группа уток и два гуся

Сторожевую собаку съели.

Будут, будут тучными стада,

Будет слышен радостный ответ:

Гуси, гуси, гуси? - Га, га, га!

Гуси, есть хотите? - Нет, нет, нет!

Так сбросим же с воза прогресса бабу торможения, чтобы неслась вскачь кобыла перестройки!

З А К Л Ю Ч И Т Е Л Ь Н А Я

А ну-ка треснем кулаком по краснобайству, По бездорожью и разгильдяйству, Давным-давно пора народное хозяйство Встряхнуть своей мозолистой рукой.

Отречемся от старого мира,

Отряхнем его прах с наших ног,

А бывших командиров

В сияющих мундирах

Не выберем на третий срок!

ДЕЛЬФИНЫ И ПСИХИ

Записки сумасшедшего

Все ниженаписанное мной не подлежит ничему и не принадлежит никому.

Только интересно, бред ли это сумасшедшего или записки сумасшедшего и имеет ли это отношение к сумасшествию?

Утро вечера мудренее, но и в вечере что-то есть. Бедная Россия, что-то с ней будет. Утром...

Давали гречневую кашу с сиропом. Хорошо и безопасно. А Далила блудила с Самсоном. Одна сторожиха доложила, что Самсона спать уложила. Далила его подсторожила, взвалила, поносила, поголосила и убила Дездемону.

Про каннибалов рассказывают такую историю. Будто трое лучших из них (из каннибалов) сидели и ели елки на ели. Захирели, загрустили и решили: Кто кого есть будет. Один говорит: - не меня, другой говорит: - не меня, третий говорит: - не меня. Кто же кого - тогда?! Никто. Потому что у каннибалов свои законы и обычаи: не хочешь - не ешь!

Доктор! Я не хочу этого лекарства, от него развивается импотенция. Нет развивается, нет развивается, нет развивается! Нет, нет, нет! Ну, хорошо, только в последний раз! А можно в руку?! Искололи всего, сволочи, иголки некуда сунуть.

Далее и везде примечания.

А что вы читаете. А! Понятно! А вы знаете, как поп попадью извел? Что значит извел? Убил, то есть. Ну! Развод по-итальянски. Вот. Он ее подкараулил и спустил на нее икону Спасителя. Тройной эффект. Во-первых, если уж Спаситель не спас, а убил, значит, было за что.

На прогулку я не пойду - там психи гуляют и пристают с вопросами. Один спросил вчера, нет, сегодня... вчера... вчера... - вы, - говорит, не знаете, сколько время?

- Не знаю, - говорю, - и вам не советую, потому что время - деньги, и время - пространство. А вы, - говорю, - паразит. И живете, небось, по Гринвичу!

У Эйнштейна второй его постулат гласит: скорость света не зависит от скорости движения источника. Проще говоря, это у него. А на практике у космонавтов все наоборот, и крысы у них мрут даже раньше, чем люди, потому что людям дают по 10 g, а крысам, мышам и преступникам - по 40, проще говоря.

Я стал немного забывать теорию функций. Ну, это восстановится. Врач обещал... врет, наверно. Но если не врет - господи, когда же ужин?

В кабинет профессора Корнеля, или нет, Расина, тогда ладно. В кабинет некоторого профессора лингвиста-ихтиолога развязной походкой вошел немолодой уже дельфин. Сел напротив, заложил ногу на ногу, а так как закладывать было нечего, то он сделал вид, что заложил. И произнес:

- Ну-с?

- Я вас не вызывал, - профессор тоже сделал вид, что ничуть не удивлен, но не так-то легко обмануть умное даже животное, с подозрением на разум.

- Я сказал только "ну-с!" А дальше вот что: сегодня дежурный по океанариуму, фамилию забыл, во время кормления нас, - я имею в виду дельфинов, а также других китообразных и даже китов, во-первых, тухлой рыбой, во-вторых, ругал нецензурно.

- В каких выражениях? - спросил профессор и взял блокнот.

- Я уверяю вас, что в самых-самых. Там были и "дармоеды", и "агенты Тель-Авива", и что самое из самых - "неразумные твари".

- Я сейчас распоряжусь и его строго накажут.

- Не беспокойтесь, он уже наказан, но вы должны были бы попросить извинения за него, ведь вы той же породы и тоже не всегда стесняетесь в выражениях! Население требует! Иначе будут последствия!

Только здесь оскорбленный профессор вспомнил, что дельфины еще не умеют говорить, что работе, конечно, еще далеко до конца и что, как это он сразу не понял, - ведь это сон, переутомление.

- О, господи, - он ткнул себя в подбородок хуком слева и закурил сигару.

- Господь не нуждается в том, чтобы его поминали здесь. Ему достаточно наших вздохов и обид. К тому же он сейчас спит. Вот его трезубец. - Здесь дельфин довольно бесцеремонно вытащил изо рта сраженного профессора сигару и закурил, пуская громадные кольца изо рта в сраженного профессора.

- Фу! Какая гадость! - раздавил сигару, впрочем, нет, давить ему было тоже нечем, но он сделал что-то такое, от чего сигара зашипела и перестала существовать. - А теперь идемте, - пропищал он тоненьким голосом, именно голосом, который так над...

Профессор сплюнул, поиграл трезубцем и встал.

Дельфины вообще любят резвиться. Они от людей отличаются добротой, выпрыгивают из воды, улыбаются и играют с детьми дошкольного возраста.

Но этот дельфин, кажется, вовсе не собирался играть с дошкольниками. Во всяком случае, так показалось профессору, и он покорно встал на шатающиеся ноги.

А сегодня мне нянечка сказала: "Красавчика ты нашего" и еще, что я стал дисциплинированнее самых тихих (помешанных).

Хорошо это или плохо? Вот в чем вопрос. Пишу латынью, потому что английского не знаю, да и не стремился никогда, ведь не на нем разговаривал Ленин, а только Вальтер Скотт и Дарвин, а он был за обезьян.

В 3 часа 30 минут ночи молодой идиот сунул мне локтем в бок и сообщил, что трамваи не ходят, и последний, 47-й прошел 2 часа назад, видимо развозя кондукторов, работников парка и случайных прохожих. Последний троллейбус мчит и т. д. Эх! Все-таки замечательная эта штука жизнь!

Доктор, я не хочу этого лекарства, от него бывает импотенция! Нет бывает! Нет бывает! Да бывает, черт возьми! Ну ладно, в последний раз! Ну зачем опять! Прошу же в руку!

Вчера мне снилась кто-то средняя между Бриджит Бардо и Ив Монтаном. Это, наверное, началась нимфомания. Говорят, что Бриджит не живет со своим мужем, потому что не хочет. Грандиозно! У них все так: не хочет и все! Не живет! А здесь, попробуй! Нет! И думать нечего! Выйду отсюда - заставят! Они все могут заставить. Изверги! Немцы в концлагерях, убийцы в белых халатах, эскулапы, лепилы! Гиппократы, и все! Ах, если бы не судьбы мира! Если бы не это! Если бы...

Шестым чувством своим, всем существом, всем данным господом богом разумом уверен я, что нормален. Но, увы! Убедить в этом невозможно, да и стоит ли?!

И сказал Господь: - да восчешутся руки мои, да возложатся на ребра твои и сокрушу я их! Так и с недугом будет моим - мне врач обещал, что к четвергу так и будет.

Все пророки - и Иоанн, и Исаак, и Соломон, и Моисей, и еще кто-то правы только в одном, что жил Господь, распнули его, воскрес он и ныне здравствует, царство ему небесное. А все другое, насчет возлюбления ближнего, подставления щек под удары оных, а так же - не забижай, не смотри, не слушай, не дыши, когда не просят, и прочая чушь - все это добавили из устного народного творчества. Да, вот еще: "не убий!" - это правильно. Не надо убивать. Убивать жалко, да и не за что.

Сейчас начнутся процедуры, хвойные ванны, кои призваны поднимать бодрость духа нашего тела, а также и достоинства.

Так, что не убий, и все тут. Я ни за что не пойду в столовую. Там психи едят и чавкают. Не уверяйте меня, именно - чавкают и вдобавок хлюпают. Ага, эврика! Несмотря на разницу в болезнях, шизофрения, там, паранойя и всякая другая гадость, - у них есть еще одно, вернее два общих качества. Они все - хлюпики и чавчики. Вот! И я к ним не пойду, я лучше возьму сухим пайком, имею я, в конце концов, право на сухой. У вас здесь и так все сухое: закон и персонал обслуживающий. И я требую сухой паек. Нет? Тогда - голодовка! Только голодовка может убедить вас в том, что личность - это не тлеющая тварь, а нечто даже значительно большее.

Да! Да! Благодарю! Я и буду голодать на здоровье. Читали историю КПСС? Нет, старую! Там многие голодали и, заметьте, с успехом. А один доголодался до самых высоких постов и говорил с грузинским акцентом. Он уже, правда, умер и тут только выяснилось, что голодовки были напрасны. Но ведь это почти через 40 лет. Ничего, лучше жить 40 лет на коне, чем без щита. Я лучше поживу, а потом, уже после смерти, пускай говорят:

- Во, он-де голодал и поэтому умер. Пусть говорят хоть в сумасшедшем доме. Мне хватит этих 40.

Зовут на прогулку. Там опять они, они - это люди, которых зовут не иначе, как "больной" и обращаются ласково, до ужаса ласково. Пойду. От судьбы не уйдешь! Ни от своей, ни от мировой. Тем более, что наши судьбы, как две большие параллели.

Вот лексикон! Надо запомнить и все встанет на место: мы называемся "чума", а есть еще "алкоголики". Вот и все. Надо же как просто.

На улице слякоть, гололед. Где-то ругаются шоферы и матерятся падающие женщины, а мужчины (не падающие) вовсе и не подают им рук, а стараются рассмотреть цвет белья или, того хуже, ничего не стараются, так идут и стремятся, не упасть стремятся. Упадешь, и тебя никто не поднимет сам упал, сам вставай. Закон, вагон, полигон, самогон, ветрогон, алкогон и просто "гон".

- А вы знаете, я ведь начальник Галактики. Это очень, очень много. А вы, ну что вы?

- А я - начальник Вселенной.

- Этого не может быть, Галактика - это и есть Вселенная. А тут не может быть двух начальников одновременно.

- Извините, я позвоню домой. Мария, это я! То же ты? Да? А кефир? Я не могу без кефира, все кругом смеются, что я без кефира. Жду!

- Так вы утверждаете, что Галактика и Вселенная - одно и то же. Позвольте заметить вам, что это не так. Это все равно, что, ну... Галактика - это только завтрак, зато Вселенная это много завтраков, обедов и ужинов в течении неограниченного времени. И я начальник всего этого, так что прошу вас отойти и не мешать. Меня ждут дела.

Каждый человек может делать то, что хочет и не хочет его начальник. Есть такой закон. А если нет начальника, то и закона нет, и человека, следовательно, нет. Ничего нет. Есть дома, окна, машины, а больше ничего. Нуль. Один всемирный нуль, как бублик, который никто не съест, потому что он не бублик вовсе, а нуль. Нуль. Хватит, так нельзя. Врач запретил мыслить такими громадными категориями. Можно сойти с ума и... тогда прощай: гололед, метро и пивные, тогда все время одно это: психи, врачи, телевизор и много завтраков, обедов и ужинов, то есть - Вселенная. Сгинь! Сгинь! Сгинь! Нечистая сила! Нечистая сила - это грязный Жаботинский. Есть такое сравнение. Сгинь, грязный Жаботинский.

Вот еще был такой сарай. Двое пили, пили и все пропили с себя и с окружающих. С окружающих их семей: отцов, матерей, жен, детей. Это с деток-то! Изверги! Дети-то ведь ручонки тянут, зябнут, есть просят, а им и во двор-то похулиганить выйти не в чем. А они пропили все в дым, в лоск, в стельку, в дупель, в усмерть и еще в бабушку твою бога душу (Маяковский). Душегубы! Словом, вопрос возник, как быть, что пить. Нечего пить, потому что не на что купить и грабить боязно - дадут по морде и бутылку на сдачу посуды отберут. Один, который старше и трезвей, говорит: - пошли кровь сдавать, четверной эффект: уважать будут и три сотни дадут, и четыре. Пошли. Одному - р-раз иголку в руку и качают, и качают. Насосом в две руки. Он - хлоп, и в обморок, не вынес равнодушия. Ни тебе уважения и трехсот. Оказалось, откачали на сотню. Они две бутылки купили, пьют и плачут. А друг говорит: - твою кровь пьем, Ваня! Кровь людская не водица, она - водка, Ваня, водка она - кровь, ничего более.

- А ты всегда, Вася, кровь мою, не водицу пил. Пил и не закусывал. Кровопиец ты и есть. Сволочь ты и нет тебе моего снисхождения. Получай, говорит, руку-то поднял, а ударить не может - ослаб. А тот и не слышал ничего - спал. На сосисках спал и кровь даже не допил. Может пожалел! А?

Когда профессор под охраной дельфина двинулся вперед по коридору, ведущему в океанариум, пришедший в себя труженик науки хотел было взять на себя инициативу и уже потянулся даже к кнопке. Вот! Сейчас - одно нажатие и сработают вмонтированные в мозг электроды раздражения, и идущий сзади парламентер ощутит приятное покалывание и уснет. И все уснут и можно будет немного поразмыслить над случившимся, а потом уже бить во все колокола, и запатентовать, и пресс-конференции, а потом - домик с садом, и уйти в работу с головой, и - исследовать, исследовать, резать их милых и смотреть, как они сами вдруг... Мысли эти пронеслись мгновенно, но вдруг голос, именно голос китообразного пропищал:

- Напрасно стараетесь, профессор. Наша медицина шагнула далеко вперед, электроды изъяты. Это ваше наследие вспоминается теперь только из-за многочисленных рубцов на голове и на теле. Идите и не оглядывайтесь.

Они остановились у входа, над которым горела надпись: "Вход воспрещен посторонним и любопытным", ниже еще одна: "Добро пожаловать!", а уж совсем внизу мелко: "Наш лозунг - ласка и только ласка, как первый шаг к взаимопониманию".

Дверь распахнулась и глазам профессора предстало продолжение его страшного сна. Боже, какое это было продолжение! Весь океанариум кипел, бурлил и курлыкал. Можно было даже различить отдельные выкрики, что-то очень агрессивное и на самых высоких нотах. Три полосатых кита - любимцы города, - которые до того, до случившегося, мирно выполняли балетные па, поставленные лучшим балетмейстером и любимцем животных одновременно, эти три кита океанариума, как бы забыв всякие навыки, кувыркались и бились в стены, но все это весело и как-то даже ожесточенно весело.

Все дельфины-белобочки сбились в кучу и, громко жестикулируя, нет, жестикулировать, собственно, им нечем, громко крича, на чистом человеческом языке, ругали его, профессора, страшными словами, обзывали "мучителем людей", то есть дельфинов, а кто-то даже вспомнил Освенцим и крикнул:

- Это не должно повториться!

Один обалдевший от счастья дельфин, прекрасный представитель вида, которому, видимо, только что вынул электрод собрат по... - да! да! - по разуму (теперь в этом можно не сомневаться), этот дельфин делал громадные круги, подобно торпеде, нырял, выпрыгивал вверх, и тогда можно было разобрать: "Долой общение, никаких контактов..." - и еще что-то. Дельфины-лоцманы пели песню "Вихри враждебные" и в такт ныряли на глубину, потом выныривали, подобно мячам, если их утопить и неожиданно отпустить, и затягивали что-то новое, видимо уже сочиненное ими, какой-то дельфиний гам, нет - гимн, разлился вокруг:

Наши первые слова: "Люди, люди, что вы!"

Но они не вняли нам - будьте же готовы!

Вся баскетбольная команда перекидывала мяч через сетку, специально в нее не попадая, и от этого находилась в блаженном идиотизме, что видно было по их смеющимся рожам. Кругом царила картина хаоса и какого-то жуткого напряжения, даже ожидания.

Хорошо, что толстые стены заглушали этот живой треск, писк, доходящий до ультразвука, но что, если вынести наружу? Там ведь акулы и кашалоты, касатки и спруты... бр-р. Профессор даже сжал зубы. Во всем хаосе этом, среди всей этой культурной революции только одно существо было невозмутимо и спокойно. Это был служитель. Он сидел, нет, он стоял, словом, он как-то находился в пространстве и невидящими глазами смотрел вокруг.

- Что с вами? Вы сошли с ума! Идите сейчас же спать. Я побуду с ними вместо вас, я послежу за ни...

Профессор услышал сзади позвякивание трезубца и вспомнил, что следить уже, собственно, не за кем и, если уж кто за кем следит...

- Как вы смели оскорблять животных! Боже! Он опять забылся. Какой-то дельфин юркнул к борту, нажал на датчик и в ту же секунду служитель бросился на профессора, выхватил у него, оторопевшего, челюсть из рук и растоптал ее прямо на глазах на дорожке у бассейна. Это категорически воспрещалось, и профессор все понял. Они сделали с ним то же, что мы до этого сделали с ними. Они вмонтировали в него... какой ужас. Да, и за такой короткий срок исследования, и научились управлять... кошмар!