И, растерев смертельную желчь по всему лезвию, взмахнул мечом над князем. Радужное сияние окутало фигуру Годомысла, заискрилось, обволакивая князя, а затем и половину одрины. Аваддон шарахнулся в сторону, чтобы сияние, замораживающее само время, ненароком не задело его. Сияние погасло вместе с последними сполохами вечерней зари.
      Глава 15
      ВЫШАТА-МИЛОСТНИК
      Аваддон остался в темноте один. Что-то зашуршало у него за спиной - он обернулся. Кальконис с видом преданной собаки вымученно улыбался:
      - Магистр, мне уже можно не прятаться?..
      Аваддон даже не понял вначале, чего хочет от него этот недоумок. Потом, сообразив, устало ответил:
      - Пойди на двор, возьми двадцать-тридцать воинов и наведи здесь порядок. Закопаете всех в одном месте. Понял?
      - Не совсем, магистр, - вкрадчиво произнес Кальконис, - эти гриди во дворе... они меня не того... Как же я могу им приказать?
      - Не бойтесь, сэр Лионель, - невесело усмехнулся Аваддон, - крепость в наших руках. А все ее защитники - самые преданные нам воины. Идите, они безропотно выполнят любое приказание.
      Кальконис был уже на лестнице, когда его догнал приказ чародея:
      - Вышату у крыльца оставь. Он мне еще пригодится...
      Оставшись один, Аваддон горько вздохнул: такого жестокого поражения он никак не мог предвидеть. Ведь все складывалось замечательно! Если бы не этот таинственный "некто", своим появлением внесший в священный ритуал полную сумятицу, был бы Аваддон сейчас самым могущественным чародеем физического мира! А так... Кто же это мог быть? Аваддон терялся в догадках. Он еще раз внимательно осмотрел гридню. Нашел место, где прятался этот таинственный "некто". В том, что это был именно человек, а не какая-либо другая живая тварь, он не сомневался. Своим особым чутьем он смог уловить даже остаточное тепло тела того, кто скрывался под медвежьей шкурой. Но более подробной информации получить ему не удалось. Дело в том, что, нарушив ритуал, этот "некто" внес дисгармонию в невидимую сферу магических манипуляций, и рамки ее оказались разрушены. Причинно-следственные связи утратили свою логику, и окружающий мир стал непроизвольно развиваться по новым законам. А законов этих Аваддон, увы, не знал...
      Он задумчиво смотрел на спокойное лицо князя Годомысла и думал о том, что еще не известно, кому из них повезло больше. Самому чародею, оставшемуся в живых, но потерявшему почти все магические силы, да еще и запертому в крепости, или Годомыслу, который под завесой остановившегося времени может долгие века возлежать на своем одре, будучи одновременно и живым, и мертвым?..
      За невеселыми думами Аваддон не заметил, как ночь окутала измученную колдовством землю. До него доносились приглушенные звуки из коридора и гридни - бывшие воины князя выполняли поручение чародея. Но он был занят другим. Прикладывая все свои усилия, Аваддон пытался по обрывкам мировых линий, пронизывающих событийную грань видимого и тонкого миров, отыскать след того, кто разрушил чертог его честолюбивых замыслов одним своим появлением.
      Он услышал чье-то вежливое покашливание и на фоне двери в коридор, где мелькали огоньки факелов, увидел знакомую фигуру философа.
      - Все готово?
      - Н-н-не совсем... - неуверенно промычал Кальконис.
      - Говори!
      - Вышата...
      - Что - Вышата? - сразу насторожился Аваддон: имени княжеского милостника он не мог слышать без содрогания.
      - Его нигде нет.
      - Как нет?!
      ... На последний крик боли и отчаяния Вышата истратил всю силу, оставшуюся от многотрудного боя. И теперь спокойно смотрел на надвигающуюся на него тень. Мышцы рук окаменели, силы их не хватило бы даже на слабое движение пальцев. Он просто ждал, когда острые когти найдут его тело и подарят, наконец, покой, в котором он так нуждался.
      Тень все ближе, ближе... От крови, вытекающей из раны на лбу, ресницы слиплись, и Вышата видел лишь смутные очертания того, кто шел, чтобы забрать его жизнь. Да это и к лучшему, что он ничего не видел: не хотелось в последние минуты лицезреть отвратительные рожи Вестников Смерти.
      Тень наклонилась над ним и...
      - Очнись, воин, не смогу я один тебя в подклеть утащить!
      Вышата встрепенулся.
      - Ты кто? - едва слышно спросил он.
      - Кто-кто? Дед Пихто! - передразнил его старческий голос. Подсоблять-то мне будешь?
      - Попробую... - сказал Вышата.
      Да куда там! Все тело было словно в клочья изорвано! И от первого же торопливого движения Вышата потерял сознание.
      - Ой, лихо-то какое! - вздохнул голос. В это время сверху донеслись чьи-то голоса, и дом заходил ходуном. - Ой, грехи наши тяжкие, да что же это деется!
      Шаги зашаркали куда-то в темноту.
      ... Тени колебались, то наваливаясь на Вышату, то отступая. До него, словно сквозь слой пуха лебединого, смутно донеслись слова:
      - Ох, и тяжел милостник!
      - Не скули ты! Лучше тяни ровнее!
      Голова Вышаты с глухим стуком упала на что-то, и сознание вновь ускользнуло от него, словно ящерица по горячим камням. А когда он опять открыл глаза, то услышал только недалекий шум реки, так и задремал, им убаюканный...
      - Нет его нигде, - повторил Кальконис, на всякий случай отступив в коридор. - Я везде проверил, во все комнаты заглянул - нет его!
      Аваддон молча бросился мимо Калькониса вниз, в гридню. Сам осмотрел все до последней подклети - проклятый милостник как сквозь землю провалился! Эх, был бы у него Талисман, он бы сразу отыскал Вышату. Ну вот - еще одна неприятность на голову чародея! Вышата слишком много успел узнать за этот вечер, и если он доберется до тысяцкого... А впрочем, это теперь уже не имело никакого значения. Брать приступом крепость они все равно не решатся - здесь только враги (так, во всяком случае, должен думать Тур Орог).
      Была уже глубокая ночь, когда Аваддон позволил себе лечь спать. К этому времени он в сопровождении Калькониса обошел весь княжеский двор, осмотрел сторожевые башни, проверил надежность ворот и исполнительность бывших гридей князя. Осмотром остался доволен и даже повеселел немного.
      - Как вам новая роль коменданта крепости, сэр Лионель? - спросил Аваддон.
      - Я еще не совсем освоился, - дипломатично ответил Кальконис. - Все это так неожиданно...
      - Пустяки, - бросил небрежно Аваддон, - через недельку вы привыкнете и даже во вкус войдете!
      - Недельку?.. - поперхнулся Кальконис. - Разве мы не покидаем эти негостеприимные для нас края?
      - Конечно нет, любезный "компаньон", у нас здесь - еще очень много дел! Так что спите, сэр Лионель.
      "Терпеть не могу, когда он произносит мое имя таким тоном!" - подумал Кальконис, задувая свечи в комнате, которую они выбрали для себя в обширном доме князя. Уже засыпая, Лионель нащупал на груди амулет кудесника, так удачно им подобранный, и лодка сладких грез закачалась на волнах глубокого сна... Быть может, сон Калькониса не был бы столь радостным и безмятежным, если бы он знал, что в эти самые минуты к стенам крепости приближается отряд Тура Орога.
      Глава 16
      ПАУЧОК-БЕРЕЗНЯЧОК
      - Кто идет? - Голос прозвучал из-за густых зарослей кустарника, и вслед за этим на дорогу выехали несколько всадников.
      Рассвет коснулся только верхушек деревьев, а под сень их еще не заглядывал. Поэтому всадники сторожевого разъезда ничего впереди не видели, но явственно слышали всхрапывание лошадей и скрип седел.
      - Тур Орог с охранной сотней! - донеслось из темноты.
      - Стойте, пусть сам тысяцкий подаст голос!
      Впереди произошла заминка, потом послышался приближающийся голос:
      - Службу справно несете. Молодцы! - Тысяцкий подъехал к сторожевому разъезду. - Как дела на княжеском подворье? - спросил он, продвигаясь по светлеющему лесу стремя в стремя со старшиной разъезда.
      - Страшные дела, воевода!... - печальным голосом отозвался старшина.
      Пока сторожевой разъезд вместе с охранной сотней добрались до места почти рассвело. Тур Орог теперь знал о событиях в крепости во всех подробностях. Плюс его собственные наблюдения за переменами в природе во время погони за татями. В сумме получалась удручающая картина неожиданного нападения черных сил на вотчину Годомысла.
      То, что видел тысяцкий во время многочасовой скачки по следу полоненного Ярила, поколебало его первоначальное мнение о причастности ко всему происходящему обров. Племя это было слишком диким, чтобы использовать столь могущественные силы. Во время набегов они рассчитывали только на свое численное преимущество да на дикую, первобытную ярость. Но тогда кто же?
      - Кто-нибудь выходил из крепости? - спросил воевода, когда по его приказу собрались все сотники и старшины.
      Ему ответил сотник Эдам - это его люди находились наиболее близко к крепости, когда случилось невероятное колдовство.
      - Как только тучи поганые заклубились над княжеским подворьем - ворота сразу же закрылись, а мост поднялся. Мы не могли ничего сделать, - говорил Эдам. - Так и стояли здесь и слушали, как браты наши головы кладут за стенами! И криков этих нам по гроб жизни не забыть! А потом все стихать начало. К этому времени перед мостом поднятым наших сотни три собралось, мы даже о штурме подумывать начали. Но здесь из дома княжеского крик раздался. Уж больно страшный! По голосу мы поняли, что это Вышата, смерть лютую принял. Тут уж мы не выдержали - на штурм кинулись, да пока через реку перебрались, небо-то над крепостью и разверзлось. Нам не до штурма стало, потому как вся природа против нас ополчилась: вода из речки Малахитки, словно живая, на нас бросилась, да земля-матушка враз мачехой обернулась и ну качать нас да в воды студеные окунать. А на берегу деревья, ровно нечисть какая, по дороге гуляют!... Многих братов через то мы потеряли. Потом все вроде утихло, и тишина жуткая на нас с небес пала. Мы подождали немного, а потом я сторожевые разъезды в разные стороны отправил - по дорогам широким да по тропам лесным. А крепость мы сразу в кольцо взяли - к тому времени из острога еще сотни две подошло. Так что с тех пор из крепости никто и не выходил. И слухачи наши лучшие ни звука оттель опознать не могут. Словно нет там ни одной живой души!
      - Быть может, это так и есть... - сказал Тур Орог задумчиво, и со всех сторон послышались тяжелые вздохи (в крепости у многих дети да жены остались).
      Через два часа местность вокруг крепости Годомысла совершенно преобразилась. Повсюду рубили деревья для изготовления временных мостков через речку Малахитку, из длинных тонких лесин готовили лестницы, а на большом костре обжигали торец гигантской лиственницы - будущего тарана для разрушения ворот.
      Гридь князя во главе с тысяцким Туром Орогом готовилась к штурму.
      ... Все тело жгло, словно его сунули в костер да там и забыли на веки вечные. И еще эти голоса! Чего им от меня нужно?.. Мысли путались, перемешивая недалекие воспоминания с обрывками яви. Вышата пытался открыть глаза и не мог, лишь чьи-то слова назойливо текли в его уши и там оставались, дробясь на мелкие осколки...
      - Корни травы-убегуньи принесла?
      - Да вот же они, в чуме настаиваются!
      - А паука-березняка?
      - Забери его, проклятого, он мне все волосы запутал! И на кой он тебе понадобился?!
      - Э-э-э, старая, ничего ты в лечении не смыслишь, - проскрипел старческий голос, и Вышата понял, что может открыть глаза.
      Его веки затрепетали, потом он увидел смутные очертания чего-то невысокого и лохматого. Секунду спустя "фокусировка" улучшилась, и Вышата рассмотрел голого старика, неистово натирающего его тело.
      - Ты кто, дедуля?.. - спросил он слабым голосом. Старик поднял на него глаза, до краев наполненные неистребимым весельем, и ответил:
      - Баенник я княжеский. Аль не узнал?
      - А почему ты голый?.. - продолжил Вышата, не вполне осознавая, что же с ним происходит.
      - Почему-почему - по кочану! - осклабился старик. - Чай, не в гридне княжеской мы с тобою, а в баньке его любимой! Понял наконец?
      - Понял... - отозвался Вышата и закрыл глаза - пусть попривыкнут малость. Не просто это - с того света на этот перепрыгивать!
      Жжение прекратилось. Вышата почувствовал легкую прохладу по всей коже. Было немного щекотно, и он заерзал на полке.
      - Смирно лежи, непоседа княжеский, а то паука-березняка раздавишь! прикрикнул старик строго. - Паучок-то еще не все раны твои лечебной паутинкой оплел.
      Вышата замер, чувствуя, как маленькие паучьи лапки перебирают по его телу. И в том месте, где он замирал для своей работы, почти сразу же расплывалось тепло сладкое и легкость приятная.
      Прошло немного времени, и дремотное состояние Вышаты прервал недовольный вопрос баенника:
      - Ты чего молчишь, как истукан? - Помощницу свою, обдериху, баенник отправил за очередным лекарством, и ему не с кем стало поговорить - вот он и приставал к милостнику.
      - Сам же просил пауку не мешать, - отозвался Вышата.
      - Ну, просил... А ты, между прочим, мог бы и поблагодарить меня!
      - За что?
      - Вот те раз! - баенник даже поперхнулся. - Я, можно сказать, тебя из пасти демона вынул?!
      В бане было темно, и Вышата не боялся, что старик может увидеть хитрую улыбку на его лице. А баенник между тем распалялся все больше:
      - Да это что же получается: я своей жизни драгоценной не жалел, тебя от смертушки выручаючи, а ты мне - ни спасиба короткого, ни поклона в пояс?!
      - Будет тебе, дедуля, и поклон до земли, и благодарность до гробовой доски! - с улыбкой сказал Вышата. - Дай только на ноги подняться!
      - Да я что ж, без понятия, что ли? - сразу смягчился старик. - Ты отдыхай, отдыхай. Это я так...
      Скрипнула дверь, и в баню просочился конус бледного рассвета. Вышата увидел, как через порог прыгнула кошка с букетом какой-то травы, крепко зажатым в зубах.
      - Принесла? - встрепенулся старик, увидев кошку.
      - Принесла, но больше не пойду! - Кошка запрыгнула на полок рядом с Вышатой. - Ты мне во как надоел! - сказала она и провела лапой по шее. Светает уже, вот гриди меня и приметили. Хорошо успела кошкой оборотиться. А то бы порешили они меня, горемычную, как лазутчицу вражескую. Оне сейчас ой какие лютые!
      Старик, не слушая болтовню обдерихи, внимательно разглядывал траву, что она принесла.
      - Ты чего это притащила, старая, - накинулся на обдериху баенник, - я же просил с семью лепестками цветов-то нарвать. А здесь восемь!
      - Да ты в своем ли уме, дед-домосед! - не осталась в долгу обдериха. Я ведь ни читать, ни считать не умею! Ты, что ли, грамоте меня обучал?
      - Ну ладно, подруга, извини уж... - замялся баен-ник. - Я ж совсем забыл про это. Ну да ничего, обойдемся как-нибудь. Последний разок пробегусь своими пальчиками по телу молодому, да и пойдем мы с тобой, обдериха, в кости играть. А ты чего это так пялишься на молодца, а? Он небось не в шальварах заморских здесь разлегся!
      - Тю-ю-ю, понесло тебя кривым боком, болтун несносный, - обиделась обдериха, заканчивая наводить чистоту на своем кошачьем теле. - Да неужто я мужиков голых в бане не видела?! - Рассерженная баенная матушка спрыгнула на пол и грациозной кошачьей походкой направилась к двери. - Не хочу играть с тобой! - И выскочила в открывшуюся дверь.
      Баенник, усердно работая руками над телом Вышаты, лишь головой махнул вслед обдерихе:
      - Ох, и вредная же! Но в молодости была красавица писаная и характером помягче. Я из-за нее здесь, почитай, со всеми лешими да домовыми передрался! Сладкие времена были...
      Где-то недалеко послышались голоса.
      - Все! - заторопился старик. - Поспешать мне нужно - а то как бы не увидели меня!
      Старик направился к двери, но Вышата задержал его вопросом:
      - Дедуля, ты уж поведай, как спас-то меня?
      - Дык случайно, молодец. Был я у овинника в гостях, когда это страшное действо произошло. Там мы все страсти колдовские и пересидели. А как успокоилось все, я к себе в баньку засобирался. В этот момент и услышал, что ты, детушко, с жизнью своей молодой прощаешься. И жалко мне тебя стало. Попросил овинника - он и помог тебя тайной тропкой сюда донести. А здесь я с шишигой-демоницей столкнулся - она по делу важному ко мне приходила. Шибко я ее просил, чтобы силы тебе вернула: она это может, ежели захочет. Ну и мне ей кое-чего пообещать пришлось. Она и помогла. А уж мы с баенной матушкой дело и завершили. Вот!
      Вышата хотел от всего сердца поблагодарить старика, да пока с мыслями собирался - того и след простыл. А на пороге стоят гриди и на него, как на привидение, смотрят.
      - Кажись, Вышата... - пробормотал один из них, на всякий случай доставая меч.
      - Кажись, он! Только чего он голый-то?
      - А может, это и не Вышата вовсе, а морок поганый? - предположил первый. - Давай сначала мечом его опробуем?
      - Я вам дам - мечом! - незлобиво откликнулся Вышата. - Лучше из одежды чего дайте, а то срамота полная!
      Глава 17
      НА ШТУРМ!
      В походном шатре, стоявшем в двух полетах стрелы от подъемного моста, за трапезой сидело несколько знатных воинов из ближайшего окружения Годомысла. Трапеза постепенно переросла в военный совет, на котором все говорили по очереди, после того как Вышата рассказал им о событиях, произошедших во дворе князя прошлой ночью. Самым горячим на совете оказался Эдам, который и минуты не мог посидеть спокойно.
      - Мы должны взять крепость сегодня же! - горячился он, не находя своим рукам места и хватаясь то за рукоять меча, то за посуду на столе.
      - Охолони, - вразумлял молодого непоседу пожилой Сороб, служивший сотником еще у отца нынешнего князя. - Нельзя идти на приступ сейчас.
      - Да почему же?! - не унимался Эдам.
      - Не время! - коротко бросил немногословный Со-роб. - Мы не знаем, что творится в крепости. Пусть сначала слухачи потрудятся, сведения соберут.
      - Какие сведения, если за всю ночь там ни один огонек не загорелся?! Эдам вскочил от возбуждения.
      - Сядь! - приказал Тур Орог. - Прав Сороб: неведомо нам, какая сила за стенами прячется. И пока мы этого не узнаем - штурма не будет.
      - А как же Годомысл? - не вытерпел Эдам.
      Все посмотрели на Вышату. Милостник князя, одетый, как и подобает воину его ранга, отвечать не спешил. Он еще и еще раз пытался вспомнить детали вчерашнего боя - быть может, он упустил что-то очень важное? Да нет вроде..
      - Последний раз я видел князя в его одрине. А потом Аваддон в личине Годомысла попросил, чтобы мы спустились вниз к гридям. Больше я не видел князя. А во время рубки с Вестниками Смерти я уже ничего не слышал...
      - А княжич Дагар? - Вопрос дался тысяцкому с большим напряжением.
      - С половины княгини Ольги не доносилось никаких звуков. Я не видел ни девок дворовых, ни самого княжича. Неведомо, что с ним сталось...
      Некоторое время в шатре висела напряженная тишина.
      - Что княгине Ольге скажем, когда с вопросом к нам обратится: где муж ее, а наш князь, да где княжич, сын ее любимый, а наш наследник? - спросил Тур Орог у задумчивого собрания.
      Отвечать никто не отважился. Да и что было отвечать, коли все воины знатные - вот они, за столом сидят, мед сладкий пьют, а о судьбе князя своего и наследника никто и не знает.
      - Замысел коварного Аваддона нам неведом, - произнес наконец Тур Орог. - Чего он хочет от князя? И добился ли цели своей черной? Не знамо... Поэтому решим так: послать гонца к княгине Ольге - пусть она узнает всю страшную правду. А уж как она с нами поступит - на то ее княжеская воля. Далее - за крепостью следить и днем и ночью, всех подозрительных в округе ко мне, на разговор пристрастный. Особенно искать тех, кто колдовством мечен либо облик меняет. Таких - огнем пытать до правды! Нечисти поганой не место на земле нашей1 Верно ли сказал я, гридь княжеская?
      - Верно, воевода! Истинно твое слово!
      * * *
      Кальконис со страхом смотрел на раскинувшиеся за стенами крепости силы росомонов.
      - Что же теперь будет? - спрашивал он у Аваддона, стоявшего рядом.
      - Ничего, - спокойно ответил чародей.
      - Но они могут захватить крепость?!
      - Не думаю. - Со сторожевой башни, где они сейчас стояли, было как на ладони видно, что собирались предпринять росомоны. - Штурма не будет. Пока, во всяком случае.
      Кальконис замялся, но, пересилив себя, все-таки отважился:
      - Магистр, могу я вас побеспокоить еще одним вопросом?
      - Нет, не можешь!
      Кальконис молча проглотил эту пилюлю и продолжал со страхом смотреть на людской муравейник там, за рекой.
      - Кстати, - сказал Аваддон, когда обиженное сопение за спиной начало его раздражать, - что ты узнал о Вышате?
      - Ничего, магистр, к моему великому сожалению! От вашей темной рати к утру ничего не осталось, а росомоны - кого ни спроси - твердят только одно: "Воля чародея Аваддона - моя воля" и больше ничего. И смотрят пустыми глазами - даже мурашки по коже!
      - Так и должно быть. У них теперь нет собственного сознания. И ни одна мысль не родится в их головах без моего ведома.
      - Конечно, конечно, - затараторил Кальконис, - но говорить с ними бр-р-р!
      - Говорить с ними, я думаю, не очень страшно, а вот оказаться на их месте... - Аваддон внимательно посмотрел на Калькониса. - Надеюсь, вы понимаете, о чем я, уважаемый "компаньон"?
      - Разумеется, магистр Аваддон. - Широкая улыбка едва поместилась на побледневшем лице философа. - Меня уже здесь нет! Я уже все узнал!
      - Вот и славно, - сказал чародей, провожая взглядом неуклюжую фигуру, летящую к земле, словно на крыльях.
      "Тяжело ходить в фаворитах у сумасшедшего мага, - думал в эти мгновения Кальконис, - особенно в то время, когда пятьсот воинов желали бы поговорить с тобой на языке меча и секиры..."
      * * *
      Вечером, когда солнышко уже закатилось за самые высокие деревья, Вышата осторожно открыл дверь и шагнул в темное сырое нутро бани.
      - Дедушка баенник, - тихо позвал он, - отзовись!
      Тихо... Вышата захлопнул дверь и вновь позвал:
      - Дедушка баенник! Это я, Вышата!
      - А то кто же еще сподобится старика бедного пугать! - Голос донесся откуда-то снизу, милостник в темноте ничего не видел. Он шагнул вслепую и замер от визга: - Да что ж ты мне по рукам-то топчешься!...
      Вышата отшатнулся и сконфуженно пробормотал:
      - Ты уж извини меня, дедушка, не приметил я тебя, больно темно здесь!
      - Знамо дело, что ж, я со светом спать буду?! - Баенник взял Вышату за руку и подвел к лавке. - Садись, молодец-удалец.
      Вышата на ощупь опустился на лавку и неуверенно спросил:
      - Можно лучину зажечь?
      - Ни к чему это - у меня от света глаза болят. А глупости болтать и без света можно!
      - То не глупости, дедушка баенник, я к тебе от самого воеводы княжеского - тысяцкого Тура Орога с просьбой великой.
      - Ну, коли так...
      - А просьба такая: проводи меня в крепость ходом тайным, каким этой ночью спас меня. Хочу судьбу князя нашего Годомысла спознать!
      - Эх, гридень ты неугомонный, - старик тяжело вздохнул в темноте, - не могу я сделать этого.
      - Да как же...
      - Не могу, потому как ход этот живому человеку одолеть невозможно! воскликнул баенник.
      - Но ведь ты вынес меня по нему. Разве не так?
      - Так, да не совсем. - Старик в темноте зашагал по бане, иногда задевая колени молчавшего Вышаты. - Ход этот только для нас да духов бестелесных годен. А тебя мы с овинником по нему несли в те минуты, когда ты уже почти и не жилец был. Вот так-то...
      - Да-а-а, - протянул Вышата, - оконфузился я перед воеводой! И как только теперь ему на глаза покажусь?
      Старик сел рядом на лавку. Вышата почувствовал запах хвои и еще чего-то неуловимо знакомого.
      - А ты чего воеводе наобещал-то? - спросил баенник как бы между прочим.
      - Нужно узнать, что там в крепости происходит: кто на стенах на страже стоит, что с Годомыслом и княжичем Дагаром, что с семьями гридей... Не зная этого, Тур Орог не хочет штурмовать крепость.
      - И правильно, что не хочет, - сказал баенник. - В крепости дела темные происходят, это и нам не нравится. Поэтому я помогу тебе: у меня там, почитай, все домовые в родственниках ходят. Так я через них и выведаю, что надо. А ты здесь сиди да меня дожидайся!
      Баенник встал с лавки и пошел к двери. Вышата негромко сказал:
      - Ты, дедушка, там того... береги себя. Ты мне теперь роднее отца будешь...
      Старик хлюпнул носом и растворился в непроницаемой мгле.
      Вышата терпеливо ждал до рассвета. Он покинул свой пост лишь после того, как в проем открытой им двери вместе с туманом просочился и рассвет. Он понял, что ждать дальше бессмысленно: в светлое время дух бани не станет разгуливать на виду у людей. А еще у него появилось тревожное предчувствие, что со стариком что-то случилось. Вышата отправился к тысяцкому с твердым намерением вернуться сюда с приходом ночи.
      И он вернулся. Открыл настежь дверь, сел на лавку напротив. И стал терпеливо ждать. Ему очень хотелось верить, что с баенником ничего страшного не произошло. В конце концов, он же просто дух, привидение, хотя и вполне материальное. Что может с ним случиться?.. Постепенно дверной проем чернел, сливаясь с темнотой внутри бани. Вышата задремал, лишь звук близких шагов заставил его встрепенуться. Он вскочил на ноги и стремительно шагнул к двери. В нескольких шагах от себя он увидел очертания нескольких человек и мгновенно напрягся. Губы, готовые окликнуть баенника, остались плотно сомкнутыми, а меч уже был у него в руках. В это мгновение он услышал смеющийся голос старика-баенника:
      - Ох, и скор же ты, молодец, на расправу!
      - За сутки ожидания чего не передумаешь, - сказал Вышата, убирая меч. - А кто это с тобой?
      - Да, почитай, из-за них я и задержался. Это все девки сенные из окружения княгини Ольги. Я их у этого... у Кальсоны взял.
      - Как это - взял?! Да ты давай рассказывай. Только вот девушек куда-то пристроить надо. На полок их, что ли?
      - Да ты что, молодец, а вдруг обдериха ко мне в гости объявится? А у нас такой малинник! Нет, пускай у порога стоят - им, горемычным, от этого никакого ущемления нету. Потому как от душенек ихних ничего, окромя глаз, не осталось.
      - Как это?.. - не понял Вышата.
      - А ты меня, милостник, не торопи. Я, можно сказать, в тылу вражьем жизни лишался, поэтому и хочу обсказать сей подвиг со всеми тонкостями. Слушать-то будешь?
      - Да хоть до утра!
      - Нет, до утра не сдюжу - поспать малость хочется. Намыкался я с этими девками! Ну так вот...
      Глава 18
      УБОГИЙ РЫК
      В шатре Тура Орога было не протолкнуться. Сам тысяцкий и несколько наиболее знатных гридей сидели в центре на широких лавках, а остальные, в числе которых были старшины и десятские из наиболее отличившихся в последние дни, толпились по стенам. Все со страхом, жалостью и затаенной злобой на тех, кто сотворил такое, смотрели на стайку девушек в центре шатра. Недовольный, глухой ропот медленно клубился над толпой.
      - Тише, гридь княжеская, - поднял руку Тур Орог, - послушаем Вышату.
      Милостник князя поднялся со скамьи и встал так, чтобы его могли видеть все.
      - Слушайте, браты, и не говорите потом, что слова мои прошли мимо ушей ваших! - заговорил он, оглядывая знакомые лица. - Обратился я с поклоном низким и просьбой большою к баеннику, что в баньке княжеской обретается. Некоторые воскликнули: "Знаем мы старика этого, веселый баенник..." - Так вот, - продолжал Вышата. - Старик в просьбе моей не отказал и сам в крепость отправился. А когда вернулся, то поведал мне вещи ужасные. Рассказал он, что колдовством черным поганый колдун Аваддон превратил всех, находящихся в крепости, в кукол безмозглых, которые стали почитать его, как своего господина.
      - Да как же это?
      - Гридь княжеская - на коленях перед колдуном?
      - Да быть того не может?!
      - Может, - сказал Вышата. - И доказательством тому - девушки эти, коих многие из вас лично знают. - Шум голосов несколько поутих, и Вышата продолжал: - Слушайте далее: нет у поганого колдуна своего воинства, и по стенам крепости на его охране стоят лишь други наши да сродственники! А князь наш светлый - Годомысл Удалой - в одрине своей почивает. И не понятно: жив ли князюшка или мертв, ибо ни дыхания слабого, ни стона тихого из груди его не вырывается. А о судьбе наследника - княжича Дагара, ничего не ведомо, ибо девицы, за ним приглядывавшие, сами видите, в каком положении.
      Повисла напряженная тишина. Внимание всех обратилось на девушек, смотревших вокруг пустыми, ничего не понимающими глазами. И скрежет зубовный пролетел по шатру - то гнев свой справедливый пытались обуздать воины. А через мгновение тишина взорвалась криками:
      - На штурм!
      - Покараем поганого колдуна!
      - Отомстим за кровь нашу, иноземцем пролитую!
      Тур Орог поднялся со своего места и призвал всех к тишине:
      - Тише, братья! Не пугайте криком своим девиц обеспамятевших. Послушайте слова мои. Гнев ваш и нетерпение понятны. Но подумайте: на кого штурмом идем? На своих же! А вина их только в том, что маг у них душу отнял да разум помутил. Разве поднимется рука на создание такое?!
      - Что же делать?.. - послышались крики. - Научи, воевода, а мы не подведем!
      - Непростой это вопрос, но скоро вы все узнаете ответ на него. А пока вернитесь к делам своим, службу справно несите. Наш князь с нами! Понятна ли речь, гриди?
      - Верно говоришь, воевода!
      - С нами князь Годомысл!
      - Не уйти Аваддону от кары справедливой!...
      Воины шумной толпой покинули шатер. Остались лишь двое: Тур Орог и Вышата, да девушки, которые по-прежнему безучастно взирали на события, происходившие вокруг них. Тысяцкий подошел к одной из них и взял за руку.
      - Любава, неужто не узнаешь меня?
      Вышата мягко коснулся руки Тура Орога.
      - Она ничего не помнит, - сказал он. - Но я знаю, как помочь им... попробовать помочь.
      Тысяцкий обернулся к нему. Надежда мелькнула в его глазах:
      - Говори!
      - Есть скит в двух днях пути отсюда...
      - Ты о Нагине-чернокнижнике речь ведешь?
      - О нем, воевода, только не спеши запрет вершить. Дедушка баенник говорил, что ведун этот способен память возвращать да бесов из тела изгонять силой молитвы.