Печаль и тоска заполнили собой весь окружающий мир — этот отвратительный мир, полный жизни и мучительного тепла, источаемого чудовищным жарким светилом на болезненно голубом небе. Почему я здесь? Что им от меня надо? Подчиняться? Убивать? Где туманы и холод? Где мрак и трупы? Полусгнившие тела, растлевшая плоть, такая аппетитная под острыми клыками… Где это все? Неужели мой родной мир потерян для меня навсегда! Неужели обречен я на вечную обитель в этом несносном мире, где жизнь заполняет собой все вокруг. Как это тяжело! Как это больно! Как здесь тоскливо…

* * *

      Вульф открыл глаза и огляделся по сторонам. Солнце взошло, и большинство воинов уже проснулись, готовясь к завтраку и заключительному дню пути. В его душе осталось неприятное ощущение после того странного сна, который опять приснился ему в эту ночь. Вульф уже начал забывать несколько снов, которые снились ему много дней назад, но этой ночью переживания чужеродного существа вернулись в его сознание, оставив после себя горький осадок.
      Отряд находился уже недалеко от Уппланда. Все с нетерпением ждали окончания долгого пути. Дружинники Асгейрера, Вульф, Сигурд и остальные жаждали вернуться в главный лагерь в Свергарте, который успел стать для них домом, а гаутам натерпелось поскорее достичь этой цели и отдохнуть после долгого путешествия из Гаутланда, которое волею обстоятельств оказалось гораздо дольше и тяжелее, чем они предполагали. Конечно, требовалось время, чтобы оправиться от потрясения, вызванного недавним сражением с преследующими их великанами и карликами. Это сражение унесло жизни больше пятидесяти воинов, и еще тридцать пять человек лежали тяжело раненные на повозках и телегах. Среди них был и Сиггейрер — князь гаутов, у которого все тело было покрыто ожогами. Альфина также была среди раненых. Она так и не пришла в сознание. Вдобавок ко всем ожогам и ранениям, полученным вовремя перестрелки с ётунами, она потеряла все свои силы и, как сказал Хельги, была сейчас на волосок от смерти. Сам вардлок также лишился почти всех своих сил и выглядел так, будто не ел дней десять-пятнадцать. Кетиль, Ауд и Эйлими выглядели не лучше. Переправить несколько тысяч человек из одного мира в другой — дело не шуточное. Сам Вульф тоже был не в лучшей своей форме. Ему казалось, что он уже привык к многочисленным ранам и ожогам, которые накладывались друг на друга, не оставляя на его теле почти ни одного живого места. Но, несмотря на все это, и у Вульфа и у остальных раненых (которые находились в сознании) было приподнятое настроение, так как они, наконец, вернулись в родной Мидгарт и приближались к цели своего долгого путешествия — Свергарту.
      Вульф встал с расстеленного на земле плаща и побрел к ближайшему ручью, который вытекал из леса и исчезал за стоявшим поблизости холмом. На берегу он встретил старого колдуна и Сигрун, которые сидели у кромки воды, о чем-то беседуя. Неподалеку чуть ниже по течению стояли несколько лошадей, которых привели сюда на водопой. Вульф присел у ручья рядом с женой и принялся жадно пить. От холодной ключевой воды заломило зубы. Вульф побрызгал водой себе на лицо, словно пытался вымыть из памяти неприятные ощущения после сна.
      — С добрым тебя утром! — голос старика звучал как всегда хрипло.
      Вульф сел на траву, облокотившись спиной о небольшой камень.
      — Как самочувствие, Хельги? — спросил он.
      — Лучше, чем вчера, — ответил колдун. — Каждый новый день прибавляет мне сил.
      — Что правда, то правда, — откликнулась Сигрун, поглаживая свою почти зажившую рану на ноге, — сейчас мне тоже гораздо лучше.
      — Мне опять приснился этот сон, — мрачно промолвил Вульф.
      Хельги нахмурил седые брови, глядя в бледно-серые глаза ирмин-конунга.
      — Мне тоже, — сказал он.
      Вульф удрученно покачал головой, а Сигрун приподняла тонкие брови:
      — Разве так бывает?
      — Бывает, — ответил ей Хельги, — Когда в мир проникает зло в своей первичной ипостаси, многое становится возможным.
      Сигрун выглядела озадаченной туманным объяснением вардлока, но Вульф понял, что тот имеет в виду. Испив из Колодца Мудрости, он и Хельги стали восприимчивы ко многому, что раньше было лишь уделом избранных. Теперь они сами стали этими избранными, и черный дракон Нидхёгг говорил с их душами, когда они отправлялись в странствия по таинственному миру сновидений.
      — Некоторое время назад у нас появился еще один могущественный враг, — объяснил Вульф Сигрун, — Это — Черный Дракон, или как его еще называют, дракон Нидхёгг.
      — Люди говорили, что дракон этот обитает на самом дне Нифльхейма, — задумчиво проговорила Сигрун.
      — Это правда, но проклятый Трюм ухитрился каким-то образом приручить его и переправить в Мидгарт. Даже великие боги не знают, как ему это удалось. Но как бы там ни было, Нидхёгг опаснее, чем все великаны вместе взятые, он опаснее даже Трюма, ибо сами Асы и Ваны страшатся его.
      — Тяжко будет совладать с ним, — сказала она, озабоченно вздыхая.
      — Тяжко? — воскликнул Хельги, — Я очень боюсь, что справиться с ним окажется невозможно.
      Все трое погрузились в мрачные раздумья, из которого их вывел зычный голос Асгейрера:
      — Эй, вы еще тут?
      Вульф посмотрел на него снизу вверх и кивнул головой.
      — Нам пора в путь, — сказал Асгейрер, — людям не терпится добраться до Свергарта.
      — Ты прав, дружище Асгейрер, — сказал Вульф и поднялся на ноги. — Нам пора.
      Они вернулись в лагерь и, немного закусив, вскочили на коней и продолжили путь на север.
      На рассвете следующего дня Вульф проснулся от странного ощущения, что кто-то пристально смотрит на него. Он приоткрыл глаза и увидел рядом с собой сокола, который сидел у его лица, аккуратно сложив крылья за спиной, и рассматривал его хищными глазами. Вульф приподнялся на локте и с удивлением обнаружил, что его движение не спугнуло птицу. Сокол продолжал разглядывать его, и Вульфу показалось, что птица плачет. Первые лучи восходящего солнца заискрились в повлажневших глазах сокола.
      — Это ты! — прошептал Вульф, узнав в этой птице своего спасителя и убийцу своего брата.
      Вместо ответа сокол взмахнул крыльями и взмыл в небо. Сделав круг над пробуждающимся лагерем, сокол устремился на север и вскоре скрылся из виду.
      Вульф потряс головой. Он сомневался, видел ли он сон, или это приключилось наяву. С тех пор, как он покинул Свергарт, эта странная птица несколько раз появлялась в его жизни, дважды спасая от верной гибели. Хотя этого сокола Вульф считал виновником гибели Хродгара, он не испытывал к нему ненависть — ведь сокол спасал ему, Вульфу, жизнь. Вновь в его голове возник вопрос, что эта за птица и откуда она взялась. Но это была загадка, которую ему еще предстояло разрешить. Позже, когда отряд продолжил путь, он рассказал об этом происшествии Хельги, на что колдун лишь задумчиво покачал головой и ничего не ответил.

* * *

      Где-то к полудню показался Свергарт. Город обозначился темным пятном на светло-голубом горизонте, когда отряд преодолел очередной пригорок. Вид огромного города, который для гаутов стал уже почти легендарным — столько про него рассказывали дружинники Асгейрера — предвещал долгожданное окончание пути, и воины выразили ликование диковатым улюлюканьем и звоном оружия. Отряд двигался настолько быстро, насколько позволяли повозки с ранеными. Вскоре Вульф смог разглядеть строения поотчетливее.
      Свергарт и выстроенный вокруг него город находились в неглубокой долине и сейчас были видны как на ладони. Вульф увидел, что постройка большинства домов уже завершена. С трех сторон город был обнесен мощной каменной стеной высотой в два человеческих роста. Это немного удивило Вульфа, так как он ожидал, что возведение стены давно уже должно было завершиться. Но этому могло быть много объяснений, и Вульф решил пока не думать об этом.
      Когда расстояние до Свергарта сократилось еще на пару сотен локтей, Вульфу бросились в глаза два здания, которые заметно выделялись величиной среди остальных построек гарта — это были чертог князя Арна Мудрого и капище.
      Когда Вульф и дружина приблизились к гарту, его ворота распахнулись и им навстречу вышли люди — его родные, вожди присоединившихся кланов и прочие, кто был рад возвращению ирмин-конунга. Среди них Вульф узнал Хигелака, чья рыжая копна волос горела в лучах полуденного летнего солнца. Рядом с ним стояли Вальхтеов и Сигни. Возле своей матери Вульф увидел Хильдрун. Ее золотые волосы были заплетены в две косы, достающих кончиками до груди, а лоб стягивала алая лента. «Как же ты прекрасна!» — пронеслось у Вульфа в голове, а сердце заколотилось, словно пойманная птица.
      Вульф соскочил с коня и пошел навстречу родне. Первой он заключил в объятия мать. Он прижал ее к своей широкой груди и погладил по седым волосам. Затем Хигелак и Вальхтеов обняли его, поздравляя с удачным возвращением. Тем временем все, кто вышел встречать своих героев, также обнимались и хлопали друг друга по плечу. Из гарта появлялось все больше людей, присоединяясь к ликующей толпе. Сзади к Вульфу подошли Сигурд и Сигрун. Сигни обняла своего младшего сына, а затем обернулась к Сигрун.
      — Мы рады приветствовать тебя в нашем гарте! — произнесла она, улыбаясь, как показалось Вульфу, слегка натянуто. — Отныне ты член нашего клана.
      — Благодарю, — ответила Сигрун и поклонилась женщине, — Я уверена, что мне понравиться мой новый дом.
      Вальхтеов, Хигелак и Сигни с интересом рассматривали свою новую родственницу, отмечая ее горделивую осанку и многочисленные шрамы на руках и лице, которые в купе с торчащей из-за пояса секирой выдавали в ней женщину-воина.
      — К сожалению, мой отец ранен и не может вас приветствовать, — продолжала Сигрун. Она осмотрела стоящих перед ней ильвингов, и ее взгляд остановился на Хильдрун. Яркие синие глаза девушки смотрели на нее, и в них молодая супруга ирмин-конунга прочла нечто, что заставило сердце забиться быстрее от необъяснимого чувства тревоги, которое зашевелилось в ее душе, словно куча опавших листьев под порывом осеннего ветра. Хильдрун не сводила глаз с худощавой высокой девушки с воинственным выражением лица и чувствовала растущую в ней обиду и ненависть — ненависть к той, что завладела волею обстоятельств человеком, которого она любила всем сердцем. Но Хильдрун быстро взяла себя в руки и, бросив мимолетный взгляд на Вульфа, опустила глаза.
      Вульф, немного смущенный этой безмолвной дуэлью, сказал:
      — Князь Сиггейрер — один из величайших героев Севера! Если бы не его помощь, нас всех могло бы и не быть сейчас здесь.
      — Все герои — желанные гости в нашем гарте! — ответил на это Хигелак.
      — Эля! — крикнула Сигни, — Эля нашим гостям!
      Вальхтеов и Хильдрун, а также другие женщины, встречавшие прибывших воинов, стали наполнять рога и чаши пенящимся напитком и раздавать его гостям. Хильдрун подошла к Вульфу, протягивая ему чашу. Она подняла на него свои небесно-синие глаза, когда кончики его пальцев коснулись ее рук. Он принял чашу и со словами благодарности осушил ее до дна. Вальхтеов поднесла пиво Сигрун. Гаутская дева склонила голову в знак благодарности и искоса посмотрела на Хильдрун. Она не понимала почему, но златовласая девушка ей определенно не нравилась. И еще больше ей не нравилось то, как она смотрела на Вульфа. Но Сигрун не подала виду и выпила предложенный ей напиток.
      — Милости просим! — услышал Вульф голос князя Арна.
      Он обернулся к сверу и обнял его. Покрытое морщинами лицо Арна выражало искреннюю радость. Когда Вульф отпустил его, он шагнул к Сигрун и поднял руку в знак приветствия.
      — Добро пожаловать всем гаутам! — с напускной торжественностью объявил Арн, а потом добавил, — Коли пришли они с миром.
      Сигрун недоверчиво взглянула на представителя рода, с которым ее племя враждовало испокон веков, и невозмутимо ответила:
      — Благодарю за прием. Надеюсь, эта встреча положит конец нашей многовековой вражде.
      — Воистину, это было бы величайшим добром для наших кланов, — отвечал Арн.
      В речах обоих сквозило недоверие, но все же начало сплочению двух могучих родов было положено. Вульф надеялся, что так будет продолжаться и дальше, несмотря на то, что гауты держались немного в стороне от ликующей толпы и выглядели настороженными.
      — Милости просим в наш гарт! — воскликнул Арн, обращаясь ко всем гостям. — Мой чертог готов к пиру в честь славных героев!
      Толпа людей двинулась внутрь гарта, направляясь к чертогу князя. Сердце Вульфа переполнилось радостью, когда он увидел знакомые стены, улицы, дома и сараи. Ему было приятно видеть чертог Арна — после мрачного мира, куда его заслали ётуны, все человеческое казалось чем-то близким и родным. Но голос Хигелака вернул его к суровым реалиям Мидгарта.
      — Уж больно общительным стал этот Арн в последнее время, — шепнул ему рыжеволосый ильвинг, когда они шли к высокому деревянному строению в центре гарта, — хитер свер, не хочет, чтобы люди забывали, кто хозяин Свергарта.
      — Ну и хрен с ним, — ответил Вульф, — Он — хозяин в своем чертоге, но не более того. Я ему об этом напомню.
      Безусловно, столь долгое отсутствие ирмин-конунга не могло не отразиться на целостности его армии. Однако он не сомневался, что быстро вернет все под свой контроль. Он был уверен в своих силах и знал, что необходимо предпринять.
      Чертог Арна Мудрого не мог вместить всех гостей, поэтому под его крышей остались вожди всех племен, а прочие участники торжества пировали на открытом воздухе во дворе. На столах было много всяких яств, что показалось Вульфу неразумным притом, что запасы продовольствия подходили к концу. Однако он не знал точно, насколько тяжело было положение. Быть может, у Сверов были еще какие-то запасы.
      Вульф прошел к столу, находившемуся у дальней стены зала на помосте, и сел за него, заняв место в середине скамьи. Он опередил Арна, который также метил на это место, но которому пришлось сесть справа от него. По левую руку села Сигрун, за ней расположились Хигелак и Сигни. Возле Сигни у самого края стола села Хильдрун. Рядом с Арном сел его сын Хедин и его помолвленная Вальхтеов. Вожди всех присоединившихся кланов западных побережий, а также князья, откликнувшиеся на зов ирмин-конунга, которых Вульф видел впервые и которые пришли лишь недавно из окрестных земель, расселись за остальными столами, тянувшимися вдоль стен чертога в два ряда.
      Арн собрался было встать, но в этот момент Вальхтеов дернула его за рукав и что-то спросила. Вульф не понял, сделала ли она это нарочно, но решил не упускать подходящий момент и встал сам, подняв рог с пивом.
      — Добро пожаловать всем, кто откликнулся на мой зов и пришел сюда, чтобы испытать крепость своих клинков! — воскликнул Вульф, открывая начало пира. Зал ответил радостными воплями. Вульф заметил, что князь сверов сжал свой рог так, что его пальцы побелели. «Молодец, сестренка», — мелькнула у Вульфа в голове.
      Пир начался, люди ели и пили, и для многих в этом зале этот день был настоящим праздником — они, наконец, вернулись домой. Арн сохранял угрюмое молчание, пока Вульф вставал и говорил тосты во славу богов, богинь и усопших родичей. Ирмин-конунг не хотел, чтобы у кого-то возникали какие-либо иллюзии относительно того, кто является вождем этой великой дружины. Но ближе к вечеру князь сверов повеселел и вел себя уже более расслаблено, чему в немалой степени способствовало немереное количество выпитого им пива.
      Гости стали расходиться, когда солнце уже скрылось за кромками деревьев и на Уппланд опустилась короткая летняя ночь. В этих краях летом почти не темнело и это напомнило Вульфу Темный Альфхейм, где ночь никогда не наступала, как впрочем, и день.
      Незадолго до наступления полночи в пиршественном зале князя Арна почти никого не осталось, кроме него самого, Хигелака, Сигурда, Сигни и Хильдрун. Вальхтеов повела Сигрун показывать гарт и дом, где ей с супругом придется жить.
      — Да, пир удался на славу, — умиротворенно вздохнул Вульф, — Давненько мне не приходилось так вкусно есть.
      — Чем богаты, тем и рады, — ответил на это Арн, — Да вот только боюсь я, что это последний наш пир. Запасы наши на исходе.
      — Да, я знаю, Хельги сказал мне. Положение может оказаться очень серьезным, если мы не займемся хозяйством в ближайшее время.
      — Значит, пора выступать против троллей, — заключил Хигелак.
      — Пора, — согласился Вульф, — Завтра я хочу посовещаться с вождями, и решить, как нам быть. Надо будет разработать подробный план действий…
      — Не стоит делать этого завтра, — перебила его Сигни. — Завтра Сомарблот. Мы не можем пропустить этот праздник и потерять расположение богов и духов.
      — Ты права, матушка, — согласился Вульф, — Завтра продолжаем веселиться, а послезавтра соберемся на тинг.
      Удовлетворенная таким решением, женщина принялась расспрашивать Арна, имеется ли у него все необходимое для проведения летнего празднества. Пока они говорили, Вульф склонился к Хигелаку и спросил его, слегка понизив голос:
      — Происходило ли что-либо особенное в мое отсутствие?
      — Нет, ничего из ряда вон, — ответил Хигелак, — Разве что случилась тут парочка потасовок.
      — Потасовок?
      — Подрались мужики… — ответил Хигелак, — Никто не убит, два или три ранены. Одна потасовка — так, ничего особенного, просто выпили чересчур много.
      — А вторая?
      — То же самое, но дрались фисклинги и эоворлинги. Клан на клан.
      — Нехорошо, — проговорил Вульф, задумавшись о возможных последствиях таких с виду невинных драк. Он спросил брата: — Как ты поступил?
      — Разумеется, их разняли, — сказал Хигелак, — Но я не решился кого бы то ни было наказывать, так как в те мгновения совершенно не было понятно, кто прав, а кто нет. Я поговорил с вождями этих кланов и заставил их прилюдно извиниться друг перед другом и заключить мир. После этого все было тихо. Мне даже показалось, что люди из разных кланов стали гораздо осторожнее друг с другом. Во всяком случае, больше ничего подобного не случалось.
      Вульф задумчиво почесал кончик носа, а потом кивнул и сказал:
      — Ты все сделал правильно, Хигелак.
      Они еще сидели так некоторое время, беседуя и рассказывая друг другу все новости. Вульфу и Сигурду пришлось также поведать им о своих приключениях в Темном Альфхейме. Было уже далеко за полночь, когда люди стали отходить ко сну. Сигурд поднялся первым и, сославшись на то, что ему необходимо проведать, как чувствует себя Альфина, покинул чертог. Арн также ушел, сказав, что желает хорошенько выспаться перед Сомарблотом, потому что тогда придется бодрствовать всю ночь. Мать и Хигелак также ушли, и Вульф остался вдвоем с Хильдрун.
      Теперь, когда они были наедине друг с другом, девушка позволила себе расслабиться и обняла своего возлюбленного. Они долго целовали друг друга, а затем Вульф осторожно отстранился и сказал:
      — Теперь нам надо быть очень осторожными, Хильдрун. Будет не хорошо, если меня обвинят в измене… извини…
      Хильдрун тут же помрачнела, хотя и попыталась скрыть это, отвернувшись в сторону. После некоторого молчания она сказала:
      — Ты успел забыть меня, Вульф.
      Ее голос прозвучал тихо, но Вульф безошибочно заметил, что он дрожит.
      — Тебя невозможно забыть.
      Он погладил ее по голове, но она отмахнулась.
      — Прости, — сказала она, — По-моему, я начинаю делать глупости.
      Ее большие синие глаза заискрились в неровном свете факелов. Вульф смотрел на золотые длинные косы и нежную, белую кожу рук, которые льняное платье без рукавов оставляло открытыми, и думал о ней. Забыл ли он ее? Возможно, это правда. Вульф решил оставаться честным хотя бы перед самим собой и понял, что за всей этой беготней, схватками с безумными херулийцами, а затем и с карликами и великанами, образ Хильдрун ушел на задний план. Может быть, у него не было времени думать о ней? А может быть, какой-то другой образ затмил ее — образ сильный, хладнокровный, надежный и верный, хоть и не настолько любвеобильный? Неужели такое было возможно? Возможно, или нет, все это было понапрасну. Его любовь лежит на дне Колодца Мимира, и ее ему никогда не вернуть.
      — А ты? — спросил Вульф после долгого раздумья, — Успела ли ты позабыть меня?
      — Нет, — Хильдрун покачала головой. — Я старалась быть с тобой, особенно тогда, когда была тебе нужна.
      — Быть со мной? — удивился Вульф, — Ты хочешь сказать, что думала обо мне?
      Хильдрун, поколебавшись мгновение, кивнула. Она глотнула пива из своей чаши, а потом улыбнулась.
      — Ты забыл свой свадебный подарок?
      — Я помню его так, как будто это было только вчера, — ответил Вульф. Воспоминания наполнили его желанием. Он прикоснулся к ее обнаженному плечу и провел пальцами вниз по ее руке к кисти. Она схватила его за руку, Вульф обнял ее и притянул поближе к себе. Он почувствовал, что его сердце готово разорваться от всепоглощающей страсти, рвущейся наружу. Вульф заглянул в ясные глаза Хильдрун, в которых ярким пламенем горело желание, и нежно поцеловал ее пухлые розовые губы. Девушка ответила жадным поцелуем, обняв его за плечи, и застонала от удовольствия, когда его горячие руки коснулись ее вздымающейся груди.
      Затянутые в пучину страсти, они дарили друг другу поцелуи и ласки, не замечая того, кто стоял у входа в чертог и хмуро наблюдал за ними, как змей порою наблюдает за своими жертвами, не произнося ни звука, не делая ни единого движения, оставаясь единственным свидетелем жестокого обмана, ответом на который может быть только месть.

      К вечеру следующего дня все было готово к великому летнему празднику. На площади перед капищем был воздвигнут столб, вокруг которого будет разведен костер, а само здание храма было украшено пестрыми лентами и всевозможными полевыми цветами. На его крыше на самой вершине высокого шпиля гордо развевалось черно-красное знамя, на котором был изображен Молот Тонараза, и которое Вульф объявил знаменем своей армии. Это не встретило никаких возражений, и Хельги объяснил, что священный Молот Громовержца — это главное оружие которое хранит Мидгарт, Светлый Альфхейм и Асгарт в мире и порядке, предотвращая проникновение зла в эти светлые миры. И только из-за того, что Молот был похищен ётунами, в Мидгарт удалось проникнуть всей этой нечисти. Поэтому принять Молот, как свой главный символ, будет только во благо.
      Вульф решил совершить обряд присоединения новых дружин к его армии на Сомарблот, дабы придать этому союзу больше значимости. Поэтому все новые вожди пришли к храму на закате. Сюда также сходились князья ранее присоединившихся кланов. Вульф и его родные, а также Хельги и его ученики ждали их, готовясь к совершению обряда. Когда все князья и близкие ирмин-конунгу люди собрались, площадь оказалась заполненной до отказа. Вульф взобрался на заранее приготовленное возвышение и поднял руку, призывая собравшихся к тишине. Черный с красной каймой плащ свисал с его широких плеч до самых пят. Кроме плаща на нем были только черные кожаные штаны и сапоги, а также серебреный амулет в виде Молота, висевший на обнаженной мускулистой груди. Светлые волосы были обильно вымазаны жиром, зачесаны назад и блестели в лучах заходящего солнца. Его голос зазвучал твердо в наступившем безмолвии.
      — Я еще раз приветствую всех, кто откликнулся на мой призыв! Сейчас мы стали гораздо сильнее, чем были раньше, ибо под знамя Молота встали лучшие бойцы Севера — все племена Западных Побережий, а также сверы, гауты и многие другие знатные кланы, которые прибыли сюда в Уппланд, чтобы выполнить свой долг перед богами и нашими предками. Те, кто покинул этот мир, и те, кто создали его, будут с нами в эту священную ночь, чтобы дать нам свое благословление, ибо послезавтра на рассвете мы выступаем в поход! Великий поход против троллей, великанов и прочей нечисти, которая заполонила наш мир в своей безумной жажде уничтожить все живое, все светлое и доброе, что создали сыны Манназа на этой земле. Радовалось Зло, пируя на крови и плоти людей, и знало, что недалек тот день, когда прошагает оно по всему Мидгарту, убивая и сжигая все на своем пути, и встречая лишь слабое сопротивление разрозненных человеческих племен.
      Вульф сделал короткую паузу, чтобы люди могли ясно представить описываемую им картину, а затем заговорил вновь.
      — Но теперь не до смеха будет отродьям Имира! Не думали они, что люди объединятся в одну мощную, непобедимую армию. Однако это все же произошло, ибо поняли люди, что пришла пора забыть старые распри и раздоры. Пришла пора сплотиться в один народ, в одну армию и выступить против заполонившего Мидгарт зла. Только вместе сильны мы. Только в единении сила наша! И Великий Молот приведет нас к победе! Да здравствует победа!!
      Последнюю фразу Вульф выкрикнул, что есть сил, и собравшиеся на площади воины громогласно повторили ее, и почти каждый из них начертил в воздухе знак Молота. Когда крики улеглись, Вульф продолжал:
      — Сегодня, в этот самый длинный в году день, я хочу, чтобы мне дали клятву верности те, кто явился сюда недавно. Поклявшись друг другу, мы станем братьями, связанные клятвой, Верой и кровью Манназа, что течет в наших жилах. Выйдите вперед, могучие воины, покажите себя и пусть услышат все боги и богини ваши слова.