– Прекрати сачковать, сука, не то тебе плохо придется, – хрипло пробормотал он и провел ножом по шее Сильвии вниз, так что острие едва не прокололо кожу. Затем принялся изрыгать непристойности. Сильвия похолодела от ужаса, но вскоре заметила, что по мере того, как ругательства становились все грязнее, давление ножа на ее шею ослабевало. Забыв о покупках, она пустила в ход все свое умение. Наконец тело клиента содрогнулось, а из горла вырвалось удовлетворенное ворчанье.
      – Это было неплохо, – сказал мужчина, застегивая брюки, но все еще держа раскрытый нож в руке.
      Сильвия посмотрела на него с притворным восхищением.
      – Ты лучше, чем большинство тех, с кем мне приходилось иметь дело, – пробормотала она.
      Мужчина поднял руку с ножом на уровень лица. Глаза его возбужденно поблескивали в темноте.
      – Тебе нравятся острые ощущения, верно? – сказал он. – У меня дома есть кое-какие интересные штучки. Поехали, я беру тебя на ночь.
      Мозг Сильвии лихорадочно работал.
      – Через пять минут в аллее меня будет ждать полицейская машина. – Она кокетливо улыбнулась. – Ты не единственный, кому я нравлюсь, а ажаны не любят, когда их «кидают». Полетт – она стояла рядом со мной – скажет им, в какую машину я села. Мы, уличные девчонки, привыкли запоминать такие вещи.
      – Ладно, отвезу тебя назад, – сказал мужчина после некоторого раздумья. – Но мне действительно хотелось бы встретиться с тобой у меня дома… Я хорошо заплачу.
      Сильвия ничего не ответила.
      – Ты иностранка. Откуда ты? – неожиданно спросил незнакомец.
      – Зачем тебе это?
      – Если у тебя какие-нибудь проблемы с бумагами, можем заключить сделку. Я зарабатываю на жизнь тем, что подделываю документы. Давай так: сначала повеселимся как следует, а потом я сделаю все, что тебе нужно.
      Они выехали на ту аллею, где Сильвия села в машину, и незнакомец затормозил. Написав что-то в своем блокноте, он вырвал листок и протянул Сильвии:
      – Вот мой телефон. Меня зовут Пьер. Если буду нужен, позвони.
      Стараясь больше не смотреть на него, Сильвия выбралась из автомобиля. Дождавшись, когда задние габаритные огни машины исчезнут в ночи, она бросила листок в сточную канаву, но тут же наклонилась и подняла.
 
      Ариан и Сильвия завтракали. Роды задерживались уже на две недели относительно предполагаемого срока. Нана ушла за покупками. С тех пор как Ариан перестала выходить из дома, молодые женщины впервые остались одни.
      – В какой больнице ты хочешь рожать? – осведомилась Сильвия, намазывая маслом кусок багета.
      – Я буду рожать здесь, дома.
      – Почему? – удивилась Сильвия. – Все пройдет куда легче и безопаснее, если рядом будут доктора.
      – Не лезь не в свое дело, – отрезала Ариан, но тут же, смягчившись, похлопала подругу по руке. – Извини. Я знаю, ты беспокоишься за меня. Дело в том, что в больнице мне начнут задавать всякие вопросы, и как только выяснится, что я не замужем и зарабатываю на жизнь проституцией, ребенка у меня заберут и отдадут на усыновление.
      Сильвия не была уверена в правоте подруги, но решила не спорить.
      – Не волнуйся, Нана обо всем позаботится, – снова заговорила Ариан. – Она знает все о родах и подобных вещах. Я буду орать как резаная, но уж это вам придется потерпеть.
      Ариан с трудом встала и пошла на кухню, но вдруг застыла на месте и издала громкий крик. По ногам ее, пропитывая юбку, потекли воды. Опершись на стул, Ариан рукой потерла поясницу.
      – Ну вот, началось, дорогая, – сказала она Сильвии. – Боль была будь здоров.
      В это время женщины услышали, как открылась дверь, и Сильвия бросилась навстречу Нане.
      – Слава Богу, что вы пришли. У Ариан отошли воды.
      – Сама вижу, – пробормотала Нана, глядя на лужу посреди комнаты.
      Сильвия бросилась на кухню за ведром и тряпкой и принялась вытирать пол. Покончив с уборкой, она вернулась в спальню.
      Нана сидела рядом с Ариан, держа ее за руку. Сильвия никогда раньше не видела ее настолько сосредоточенной, даже торжественной – у нее был такой вид, будто жизнь наконец-то обрела смысл.
      К семи часам схватки у Ариан стали очень частыми. Она инстинктивно начала тужиться, поднимая колени, но мать посоветовала ей не торопиться.
      – Я чувствую, как он ворочается, Нана… – стонала, сжимая руку матери, Ариан, лоб и верхняя губа которой покрылись бисеринками пота. – Пожалуйста, позволь мне тужиться! Я не могу больше, Нана, я сейчас разорвусь!
      – Уже скоро, дорогая, я уже вижу головку, – ласково говорила Нана. – Теперь тужься! Тужься посильнее!
      Сильвия на цыпочках обошла Нану сзади – ей хотелось видеть, как все произойдет. Глазам ее открылась верхняя часть головки ребенка, покрытая мокрыми, слипшимися волосиками. Медленно, очень медленно наружу появилась вся головка, и Сильвия, чувствуя в горле комок, разглядела крохотное личико с закрытыми глазами, все в крови и слизи.
      Нана быстро взяла с маленького столика, заранее поставленного ею рядом с кроватью, кусок марли и протерла ребенку рот, нос и глаза. Затем наклонилась и, как показалось Сильвии, поцеловала ребенка в нос и в губы. Лишь через некоторое время до нее дошло, что таким образом Нана освобождала ему дыхательные пути.
      Вслед за головкой на свет появилось плечо, потом другое, затем крохотные ручки и худенькое тельце. Нана приподняла голову и плечики младенца так, чтобы мать могла увидеть его. Лицо Ариан просияло.
      По щекам Наны текли слезы.
      – Родная, это девочка, чудесная маленькая девочка, – сказала она.
      Сильвия тоже заплакала, охваченная незнакомым ей ранее желанием защитить такое беспомощное и такое милое маленькое существо.
      Новорожденная тоже заплакала, и Сильвия увидела, как кожа ее прямо на глазах сменила цвет с синеватого на розовый. Положив девочку на мягкое полотенце, Нана быстро перевязала пуповину в двух местах и перерезала заранее простерилизованными ножницами. Затем она завязала остаток пуповины узлом, завернула малышку в полотенце и с улыбкой протянула Ариан.
      Сильвия, стоя рядом с подругой, во все глаза смотрела на младенца, уцепившегося за мизинец матери.
      – Как ты ее назовешь? – спросила она.
      – Глорией, – уверенно ответила Ариан. – Она сделала меня самой счастливой женщиной на свете.
 
      Ариан, стиравшая пеленки, подняла голову и выглянула в окно.
      – Какой чудесный вечер, – сказала она, обращаясь к Сильвии. – Может, выпьем пива перед работой? Я проторчала дома целых три недели и хочу как следует отметить последние моменты моей свободы.
      Сильвия отложила в сторону иллюстрированный журнал, от начала до конца посвященный светской хронике. Она пристрастилась к этому чтиву – перед ней словно приоткрывалась заветная дверь в сказочный мир.
      – Я буду готова через минуту, – откликнулась она.
      Накануне вечером Ариан объявила, что на следующую же ночь выйдет на работу.
      – Я не могу позволить себе продолжать бездельничать, – сказала она. – В полночь покормлю Глорию, а потом мы можем вместе с Сильвией отправиться в Булонский лес. Я уверена, что ты присмотришь за малышкой, Нана.
      – Не волнуйся, я знаю, как управляться с детьми, – успокоила ее мать. – Это единственное, что я умею.
      Сильвия обратила внимание, что перед своим первым выходом после вынужденного перерыва Ариан накрасилась с особенной тщательностью.
      – Кому-то сегодня здорово повезет, – сказала Сильвия подруге. – Ты классно выглядишь.
      – Плевала я на мужиков. Я это для себя. Последние два месяца я выглядела так, что меня можно было перепутать с обезьяной.
      Женщины вышли на улицу.
      – С погодой нам повезло, – сказала Ариан, глядя на небо. – Пройдемся до Пигаль и там выпьем пивка?
      Сильвия и Ариан, двинувшись вперед по бульвару, ненадолго задержались у газетного киоска, чтобы поглазеть на обложки модных женских журналов.
      – Посмотри, какая прелесть. – Ариан указала на обложку, где красовалась дама в элегантном синем пальто. Через всю фотографию тянулась броская надпись: «Баленсиага – зима/осень 1968».
      – Только сумасшедший может думать сейчас о зимней одежде. Ладно, пойдем.
      Взяв подругу под руку, Ариан повела ее прочь от киоска. По мере их приближения к площади Пигаль тротуары становились все более людными, и через некоторое время они уже были вынуждены буквально протискиваться сквозь толпу, состоявшую преимущественно из мужчин.
      – Через год брошу это занятие, – заявила вдруг Ариан. – Меня от него уже тошнит. Ты только посмотри на этих ублюдков – у них же прямо слюни текут, как у собаки, которой показали кусок колбасы.
      Сильвия не стала озираться по сторонам – она видела эту похотливую толпу каждый день. Ей тоже надоело торговать собой. Внезапно в мозгу у нее промелькнула мысль о Пьере. А что, подумала она, если он действительно сумеет раздобыть или сделать ей новые документы?
      – А чем ты хотела бы заниматься? – спросила она Ариан.
      – Накопить побольше денег, а потом арендовать маленькое кафе у моря, где-нибудь на побережье Бискайского залива. Я там никогда не была, но Нана там выросла, и ей хотелось бы туда вернуться. Глории было бы очень хорошо в тех местах – она могла бы играть на пляже и строить замки из песка. Ты тоже могла бы поехать с нами.
      – Я бы с удовольствием, – сказала Сильвия.
      На какой-то момент она представила себе, как они с Ариан и Наной вместе работают в небольшом кафе на берегу моря, но эта чудесная картина показалась ей слишком нереальной.
      Ариан указала рукой на кафе, расположенное на другой стороне бульвара:
      – Давай приземлимся вон в том заведении. – И она шагнула на мостовую.
      В этот момент какой-то прохожий ущипнул ее за ягодицу, после чего гордо глянул на своих приятелей, стоявших поодаль на тротуаре, и ухмыльнулся.
      Ариан обернулась с перекошенным от ненависти лицом.
      – Ах ты, ублюдок! – выкрикнула она, глядя на самодовольного идиота, и сделала шаг назад, чтобы пнуть его в пах. Однако сделать выпад она не успела – черный автомобиль, на огромной скорости мчавшийся вдоль бульвара, сбил ее, подбросив вверх, словно тряпичную куклу. Падая, Ариан ударилась головой о гранитный бордюр, мгновенно сломав шейные позвонки. Все произошло так быстро, что она не успела даже вскрикнуть.
      Сильвия бросилась к подруге и склонилась над распростертым на мостовой телом. Душу ее переполняли ужас и боль, но тут же они сменились яростью. Грязно ругаясь, она обрушила на болвана, по вине которого погибла подруга, град ударов. Толпа зевак наблюдала за происходящим, пока наконец кто-то не крикнул:
      – Вызовите полицию!
      Услышав слово «полиция», Сильвия почувствовала, как сердце похолодело от страха. Ее наверняка отвезут в участок и станут допрашивать, спросят документы, а это означало только одно – через какое-то время она неизбежно окажется в бразильской тюрьме.
      Сделав над собой усилие, Сильвия отошла от неподвижного тела Ариан. При этом ее захлестнуло чувство вины: она предавала подругу, которая сделала для нее так много хорошего. Однако выбора у нее не было. Бормоча себе под нос, что нужно позвонить, она юркнула в какое-то кафе, выскочила через черный ход и бросилась бежать во весь дух. До нее донеслось завывание полицейских сирен, но, оглянувшись через плечо, Сильвия с облегчением убедилась, что ее никто не преследует.
      Стоило немного расслабиться, как на нее снова нахлынуло чувство тяжелой утраты. Она зашагала дальше, словно в забытьи. Только добравшись до дома, Сильвия осознала, что придется рассказать о случившемся Нане. Она подумала о Глории, о том, что теперь малышка останется на попечении бабушки, испытывающей неодолимый страх перед окружающим миром. Единственным человеком, который мог позаботиться о них обеих, была она, Сильвия. Но два этих беспомощных человека, вдруг поняла она, могли стать ее спасением…
      Войдя в квартиру, Сильвия сразу направилась к комнате Наны.
      Та сидела на узкой железной кровати. Она была еще одета, на коленях у нее лежал раскрытый молитвенник.
      – Я вижу, у тебя плохие новости, – сказала Нана, подняв глаза.
      – Да, – ответила Сильвия, собираясь с духом.
      Она рассказала матери Ариан о происшествии, изо всех сил стараясь не плакать.
      – Пойми, Нана, я не могла там остаться. Но поверь, Ариан была мертва, когда я ушла. Ты ведь знаешь, что у меня проблемы с документами. Если я попадусь полиции, меня выставят из Франции, а в Бразилию я возвращаться не могу.
      Нана не стала спрашивать почему – ее в этот момент интересовало только одно:
      – Ты знаешь, куда они ее увезли? Я хочу ее видеть.
      С этими словами Нана встала, готовая идти на улицу. Сильвия глубоко вздохнула. То, что ей предстояло сказать, было единственным выходом для всех – и для нее, и для Глории, и для самой Наны. Но от этого ей было ничуть не легче.
      – Нана, послушай меня. Ариан была твоей дочерью, и я понимаю, каково тебе сейчас. Но мы обязаны думать о будущем, о Глории. Именно это сказала бы Ариан, если бы могла.
      Сильвия ненадолго замолчала. Ей показалось, что Нана хочет ее о чем-то спросить, но та промолчала, опустив глаза, и Сильвия заговорила снова:
      – Ты хочешь увидеть Ариан, проститься и похоронить ее. Это твое право. Но я не знаю, куда ее отвезли. Чтобы выяснить это, надо позвонить в полицию. Сейчас Ариан проходит у них по бумагам как неопознанное тело, но как только они установят ее личность, они разыщут тебя, а потом и меня. – Сильвия закусила губу. Было очевидно, что пути назад нет, поэтому она, сжав кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони, продолжила: – Если меня заберут, о тебе и о маленькой Глории некому будет заботиться. Пройдет какое-то время, и тебе скорее всего придется сдать девочку в приют. Если ты оставишь все как есть и не станешь ничего предпринимать – а это значит, что Ариан так никто и не опознает, – то, клянусь Богом, я буду заботиться о тебе и о малышке до тех пор, пока жива. Глорию я люблю как родную дочь и за тобой буду ухаживать, как за собственной матерью.
      Лицо Наны исказилось от боли.
      – Ты хочешь, чтобы я отказалась от дочери, – проговорила она сдавленным голосом.
      – Нет, Нана, я ни за что не осмелилась бы просить тебя об этом. Я прошу тебя отказаться от ее тела ради ее дочери и твоей внучки. И ради тебя самой.
      Нана молча прошлась по комнате и остановилась перед старой фотографией своего мужа.
      – Я должна подумать. Поговорим завтра утром.
      Впрочем, несчастная, убитая горем женщина уже знала, каким будет ее ответ. Ариан она уже потеряла. Терять и внучку она не хотела.
      Выйдя из комнаты Наны, Сильвия прошла в спальню Ариан. Там она замерла на минутку, глядя на спящего ребенка. Со слезами на глазах она дотронулась до щечки Глории, затем резко повернулась и принялась рыться в ящиках старого комода. Через несколько секунд нужная вещь была у нее в руках.
      Метнувшись в свою комнату, Сильвия сунула карточку с загнутыми уголками в один из журналов. Затем вывалила содержимое своей сумки на кровать и выхватила из кучки предметов смятый клочок бумаги и свои ключи. Проходя мимо комнаты Наны, она прислушалась, но за дверью было тихо. Сильвия собиралась вернуться буквально через несколько минут – уличный телефон-автомат находился в каких-нибудь пятидесяти ярдах от дома.
 
      В конце улицы был виден великолепный купол Пантеона, сверкавший серебром в лунном свете. Но Сильвию не волновали красоты Парижа. Она была полностью погружена в мысли о предстоящей встрече с Пьером.
      Десять дней назад, в тот самый вечер, когда погибла Ариан, она позвонила, потом встретилась с ним, отдала удостоверение личности и объяснила, что ей нужно. Пьер внимательно осмотрел карточку с загнутыми уголками и поднял взгляд на Сильвию.
      – Насколько я понимаю, женщина, которой принадлежит это удостоверение, не станет возражать против того, что на нем заменят фотографию, – сказал он. – Мне не составит труда выполнить твою просьбу, но это будет стоить гораздо дороже, чем ты в состоянии заплатить.
      – Откуда ты знаешь, сколько у меня денег? – злобно спросила Сильвия.
      – Я этого не знаю, но в любом случае цена будет выше той, которую ты можешь себе позволить. – Пьер погладил ее ягодицы. – Зато можешь рассчитаться со мной другим способом – для этого тебе придется провести здесь ночь и делать все, о чем я тебя попрошу.
      В его ледяных глазах мелькнул похотливый огонек. Сильвия поняла, что у нее нет выбора.
      – Я принимаю условия сделки, – заявила она. – Не знаю, что ты задумал, но тебе придется позаботиться о том, чтобы после всего я попала домой живой и здоровой. Я оставлю матери записку, в которой укажу, что провела ночь по этому адресу.
      – Это лишняя предосторожность, – рассмеялся Пьер. – Но я тебя понимаю и не имею ничего против. Мы с тобой профессионалы и должны сами заботиться о себе.
      Черты его лица сложились в привычную маску деловитости.
      – Надо будет тебя сфотографировать, – сказал он, раскатывая белый экран. Нырнув за буфет, он тут же появился снова с осветительными лампами и фотоаппаратом на треноге. Установив камеру и свет, Пьер усадил Сильвию на табуретку и быстро сделал несколько снимков.
      – Приходи через десять дней в это же время, – сказал он. – Удостоверение будет готово.
      И вот теперь Сильвия шла за ключом к своей новой жизни.
      Распахнув перед ней дверь, он улыбнулся и пропустил ее внутрь. Вечер был теплый, но она заметила, что все окна в студии закрыты, белые полотняные занавески плотно задернуты. Комната, в которой она оказалась, была очень большой и обставлена с подчеркнутой простотой, которая как раз в это время вошла в моду. Стены и выложенный кафелем пол были белыми. По потолку от стены к стене шли легкие деревянные балки. В противоположном конце комнаты, вплотную к стене, от края до края задернутой белым занавесом, стоял большой бочонок. Пьер усадил Сильвию на стул и отправился на кухню, вернувшись с бутылкой вина и парой бокалов.
      – Я весьма удовлетворен результатами моей работы и уверен, что ты тоже останешься ими довольна, – заявил он. – Давай это отпразднуем.
      – Мне ничего не нужно, только мои документы, – сказала Сильвия.
      Взгляд Пьера стал жестким.
      – Вот что, не надо все усложнять. Выпей вина и по крайней мере сделай вид, что тебе хорошо и весело. Я не сомневаюсь, ты прекрасно умеешь это делать.
      Пьер разлил по бокалам вино, после чего взял в руки лежавший на столе конверт, открыл и, вынув оттуда удостоверение личности, вручил Сильвии. Она взглянула, и у нее радостно екнуло сердце. На документе была ее фотография с печатью, которую невозможно было отличить от настоящей. Волнуясь, Сильвия прочла знакомые имя и фамилию, которые выглядели очень странно рядом с фото, на котором была изображена она, Сильвия. Мелькнула мысль, что ей придется привыкнуть откликаться на новое имя.
      Пьер поднял свой бокал.
      – Твое здоровье, Ариан Делор, – сказал он и отхлебнул глоток. Сильвия к своему бокалу даже не притронулась. – Есть только одна проблема, – продолжил Пьер после небольшой паузы. – Как ты объяснишь свой акцент? Человек, родившийся в Арлане, не может говорить так, как ты. Я хотел было изменить место твоего рождения на Алжир или Касабланку, но у тебя все равно рано или поздно возникли бы проблемы, когда пришлось бы предъявить и удостоверение личности, и свидетельство о рождении. Советую тебе что-нибудь придумать.
      – Уже придумала. Я могу сказать, что родители увезли меня в Бразилию, когда я была совсем маленькой, и что я выросла там. Потом отец и мать погибли в результате несчастного случая, и я выучила французский только после того, как вернулась на родину, а это произошло не так давно.
      – Неплохо, – заметил Пьер и, взяв Сильвию за руку, повел ее в другой конец комнаты, по направлению к кровати. – Ладно, хватит разговоров. Встань вон там и раздевайся – медленно, очень медленно. У нас масса времени.
      С этими словами он улегся и, закинув руки за голову, принялся наблюдать.
      Наконец на ней не осталось абсолютно ничего. Пьер усмехнулся, затем встал и отдернул белый занавес. Взгляду Сильвии открылась старинная каменная кладка. У самой стены, на специально сделанном стеллаже, она увидела аккуратно разложенные хлысты.
      – А теперь как следует повеселимся, – хрипло пробормотал Пьер, расстегивая рубашку.
 
      Была середина сентября, и в воздухе уже пахло осенью.
      Сильвия ждала ее с нетерпением. Ей страстно хотелось перемен, а смена времени года должна была как бы подчеркнуть, что все то, что случилось весной, осталось позади.
      Она приспособилась к происшедшему. Сама почти поверив, что ее зовут Ариан и что у нее есть маленькая дочь Глория. Ей очень хотелось верить, что и Нана сумела привыкнуть к своему новому положению. Сильвия не раз и не два объяснила Нане, что сможет успешно выдавать себя за француженку, только если будет утверждать, что ее детство и юность прошли в Бразилии. Было очевидно, что, если Нана станет притворяться ее матерью, рано или поздно незнание далекой южноамериканской страны подведет ее и обман раскроется. Получалось, что она была навсегда лишена возможности назвать Глорию своей внучкой. Сильвия также настояла на том, чтобы они немедленно съехали с прежней квартиры и поселились в другом районе, где их никто не знал.
      Нана без лишних слов приняла условия Сильвии, но было видно, чего ей это стоило. Она перестала называть подругу погибшей дочери Сильвией, ей даже удавалось не меняться в лице, когда та представлялась как Ариан. Однако сама Нана этого имени никогда не произносила. Обращаясь к Сильвии, она называла ее либо «дитя мое», либо вообще никак. Сильвия раздражалась, но надеялась, что со временем и это пройдет.
      Главной целью ее жизни теперь были деньги. Жизнь в нищете была кошмаром ее собственного детства, и она обещала себе, что не допустит, чтобы на долю дочери выпал тот же удел. На следующий же день, после того как Пьер снабдил ее новыми документами, она купила номер «Фигаро» и принялась изучать объявления о приеме на работу. Она была готова стать кем угодно – уборщицей, официанткой, прислугой, – лишь бы не торговать собственным телом. Однако снова и снова перед ней непреодолимой преградой становилось одно и то же условие: рекомендации.
      Как-то раз Сильвия, потерпев очередную неудачу, ночью отправилась в Булонский лес. Она находила некоторое утешение в том, что теперь, даже занимаясь проституцией, имела возможность выбирать. До сих пор Булонский лес был единственным местом, где Сильвия могла рассчитывать на заработок, поскольку только там полиция смотрела сквозь пальцы на таких изгоев, как она. Однако теперь она стала француженкой, со всеми правами, дарованными ей конституцией, а значит, могла попытать счастья на центральных улицах. Для этого, правда, нужна была более приличная одежда, которая опять-таки стоила недешево. Это означало, что ей придется провести на аллеях Булонского леса больше времени, чем обычно.
      Мысли ее прервал шум мотора. Увидев свет фар, Сильвия вышла к обочине и остановилась, чуть раздвинув ноги, демонстрируя свое тело, просвечивавшее сквозь крупные петли вязаного коротенького платьица. Машина, судя по всему, была дорогой, и Сильвия решила, что попробует увеличить обычную таксу.
      Автомобиль остановился, и Сильвия зазывно улыбнулась человеку, сидящему за рулем. Тут только она рассмотрела его как следует. Это был мужчина с обесцвеченными волосами, накрашенными глазами, с золотыми браслетами на запястьях и чем-то вроде шелкового платка на плечах. Было непонятно, чем она могла заинтересовать подобного типа.
      Мужчина вышел из машины и, не скрывая улыбки, направился к ней.

Глава 11